Екатерина, мечтающая стать императрицей

Но не только вспыхнувшая на аллеях Павловского парка страсть могла на время соединить Катиш с Багратионом. Многие замечали обычно не свойственную девушкам царской семьи волю, смелость, целеустремленность Катиш, ее раскованность и интерес к вопросам политики. Князь А. Б. Куракин, хорошо ее знавший, писал: «Она обладает умом и духом, соответствующим ее роду, имеет силу воли, она не создана для тесного круга, робость ей совершенно не свойственна, смелость и совершенство, с которыми она ездит верхом, способны возбудить зависть даже в мужчинах».

Как известно, Екатерина Павловна была во власти патриотических и довольно консервативных идей. Ниже, чтобы не нарушать хронологию изложения материала, в главке «Тверские Афины», об этом будет сказано подробнее, но теперь отметим, что идей, которые разделяла Екатерина Павловна, не был чужд и князь Петр Иванович. Так что и поговорить с заядлым русофилом Багратионом Екатерине Павловне было о чем. Важно отметить, что решительные, подчеркнуто «прорусские» настроения великой княжны проявились как раз в 1807–1808 годах, в годы наибольшего сближения с Багратионом. Екатерина Павловна открыто осуждала Тильзитский мир и соглашательство своего брага с «узурпатором Буонопарте», считала наполеоновскую Францию самым опасным врагом России. Летом 1808 года она вместе с матерью пыталась отговорить государя от поездки в Эрфурт на встречу с Наполеоном. В литературе бытует мнение, что в русских верхах существовала некая «русская партия», которая отражала антифранцузские (да и проанглийские и пропрусские) настроения значительной части высшего русского общества. Очень многое дают записные книжки французского посланника при русском дворе А. Коленкура, который внимательно следил за всеми нюансами придворных интриг и настроений при русском дворе и вносил услышанное им в свои записные книжки, а потом и в донесения. Вот что он писал о Екатерине Павловне: «Многие хотят усмотреть в великой княгине Екатерине все такое, что в будущем отзовется громко. Она в переписке с большей частью видных генералов, она показывает вид, что возобновляет отношения с ранеными генералами и офицерами и отличает их, она ласкает русских стариков, переписывается с ними об искусствах, науках или литературе. Говорили, будто бы она старается доказать всем, что способна воскресить все великие воспоминания, на которые указывает ее имя (то есть славные времена императрицы Екатерины Великой. — Е. А.). Она старается быть более русской, чем ее семья, или по вкусам, или по обычаям, со всеми разговаривает, объясняясь легко и с уверенностью сорокалетней женщины. Все это не ускользает от иных наблюдателей, которые видят в ней орудие ее матери, всегда отличавшейся властолюбием. Государь же слишком доверчив. Великой княгине приписывают злословие по отношению к испанским делам, что, по словам приближенных, снова отдалило императрицу-мать и ее дочь от принятой системы (имеется в виду курс Александра на сближение с Францией. — Е.А.)… Это злословие состоит в том, что она предпочла бы лучше стать женою попа, чем государыней в стране, находящейся под влиянием Франции». В этой записи много верного: и честолюбие внучки великой Екатерины, и ее стремление быть «истинной русской», и выражение радости по поводу проблем, с которыми Наполеон столкнулся в Испании. Что же касается того, что Екатерина — орудие в руках ее матери Марии Федоровны, то с этим можно поспорить — Екатерина сама была личностью волевой и активной и если не подчиняла мать себе, то действовала с ней вместе, как видно из истории с австрийским сватовством. Запись Коленкура от 22 февраля 1809 года: «По слухам, у императрицы-матери произошло с государем несколько таких горячих сцен по поводу австрийских дел, что она падала на колени и вся в слезах упрашивала его по крайней мере не принимать участия в войне с этой державой»15. Коленкур добавляет, что она заставляет ходатайствовать об этом и Екатерину. Действительно, известно, что Мария Федоровна резко возражала против войны с Австрией, в которую, на правах союзника, втянул в 1809 году Россию Наполеон. Опять подчеркнем, что антинаполеоновские взгляды матери и дочери разделяли в России многие. Особенно важна для нас запись А. Коленкура от 19 августа 1809 года. Он пишет, что император Александр сидит в Петергофе, «боясь быть свергнутым в городе». «Нужно, говорят, возмутиться, поднять сто тысяч человек и разместить их по полкам. Нужно поставить императрицу-мать во главе правления до совершеннолетия великого князя Николая (ему было 10 лет). Другие говорят, что надо провозгласить императрицею великую княгиню Екатерину (в этом месте публикатор записей Коленкура П. Бартенев замечает, что в 1854 году об этом ему говорила близкая ко двору фрейлина А. И. Васильчикова. — Е.А.). Багратион пусть будет командующий Дунайской армией, так как старый фельдмаршал Прозоровский впал в детство». Кроме того, Коленкур сообщает, что заговорщики замыслили так изменить течение дел: оставить в Валахии генерала Милорадовича с небольшим корпусом для сдерживания турок, остальные войска перебросить в Галицию и на западную границу, помириться с Англией, а главное — изменить отношения с Францией: войны с ней не начинать, но к войне готовиться. Предполагалось арестовать сторонников Франции в руководстве: канцлера Н. П. Румянцева, адмирала Чичагова и М. М. Сперанского16. Хотя сведения, собранные Коленкуром, и кажутся сомнительными, но будем помнить, что в 1762 году осуждаемая обществом внешняя политика Петра III по сближению с Пруссией стала одной из причин дворцового переворота, свергнувшего императора и позволившего прийти к власти его жене Екатерине. Были примеры и совсем свежие. Считается, что резкий поворот России на сближение с Францией и Турцией против Англии, бывшей традиционным союзником России, стал последней каплей, переполнившей чашу терпения противников императора Павла I, совершивших в 1801 году переворот. Так что полностью отбрасывать возможность свержения «нашего ангела» не следует. Слухи о таком заговоре ходили со времен Тильзита. Примечательно, что после заключения там договора общественное мнение было настроено против соглашательства с Наполеоном. Шведский посланник Стединг писал: «Неудовольствие против императора все увеличивается… и императору со всех сторон угрожает опасность. В обществе говорят открыто о перемене правления и необходимости передать престол по женской линии — возвести на престол великую княжну Екатерину»17. Багратион, боевой генерал, преданный дочери вдовствующей императрицы, мог оказать заговорщикам важную услугу. Но этого не произошло.

Александр не был похож на своего упрямого отца. Как раз после 1809 года он под влиянием многих обстоятельств постепенно отошел от края пропасти, куда вела его дружба с Наполеоном. В немалой степени он был обязан этому и своей сестре, которую очень любил и к мнению которой прислушивался. Неслучайно, что он зачастил в Тверь, где тогда жила Екатерина Павловна, вел с ней долгие разговоры и писал ей письма.