От автора 11 страница. Мне самому в жизни выпало счастье услышать о Рихтере из уст его самой близкой подруги, отношения музыканта с которой начались в 1937 году и завершились в

Мне самому в жизни выпало счастье услышать о Рихтере из уст его самой близкой подруги, отношения музыканта с которой начались в 1937 году и завершились в августе 1997 года, в день смерти пианиста.

Мою собеседницу звали Вера Прохорова, я не раз во время нашей прогулки цитировал ее слова. Так получилось, что Вера Ивановна знала много великих, и неизменно подчеркивала, что этими знакомствами была обязана дружбе со Светиком, так она называла Рихтера.

Настоящей страстью музыканта было кино. Не случайно одними из самых близких его подруг были две самые большие кинозвезды – Любовь Орлова и Марлен Дитрих.

С Любовью Петровной Рихтера познакомил отец, который давал Орловой частные уроки во время ее гастролей в Одессе. Спустя годы именно Любовь Орлова сыграет важную роль в том, чтобы Рихтера выпустили на его первые зарубежные гастроли. А в 1952 году с ее легкой руки музыкант даже снялся в кино. В картине Григория Александрова «Композитор Глинка» Рихтер сыграл Ференца Листа.

Знакомство с Марлен Дитрих состоялось в Париже. Актриса пришла на концерт пианиста и была под таким впечатлением от его игры, что отправила музыканту записку, в которой на нескольких языках объяснилась в любви и пригласила в гости.

Рихтер приглашение принял и преподнес Дитрих алую розу. Потом он с улыбкой рассказывал, с каким разочарованием его встретила кинодива. Очевидно, вспоминал Рихтер, она ждала что‑то большее, чем розу.

Потом между ними завязались дружеские отношения. Дитрих даже обсуждала с пианистом сценарий собственных похорон и интересовалась, есть ли такой же сценарий у самого Рихтера. Когда Марлен умерла, уже через несколько дней после ее смерти Рихтер играл в Мюнхене концерт памяти Дитрих.

И, конечно, он обожал книги. По словам Веры Прохоровой, последней книгой, которую перечитывал Рихтер перед смертью, была «Отцы и дети» Тургенева. Поначалу роман ему читали вслух. Но когда дошли до эпизода смерти Базарова, чтение решили прервать. Тогда Рихтер сам взял книгу и дочитал ее до конца…

Вера Ивановна была рядом с Рихтером и в его последние дни:

«Мы с ним сидели у него на даче на Николиной Горе за шесть дней до его кончины. Он верил в будущее, говорил, что через год начнет играть… Неожиданно Светик поднял голову и проследил взглядом за взлетевшей с ветки птицей. “Знаешь, почему она так встрепенулась? – спросил он у меня. – Она заметила кошку. Вон, видишь, та крадется по забору? Но уже поздно, птица вне опасности. Молодец! Я за нее очень рад!”

По дороге в дом мы увидели мертвого голубя. “Випа, давай его похороним”, – предложил Светик. Мы вырыли ямку, закопали голубя и только после этого пошли домой…

Да, я его видела за шесть дней до смерти.

Он вспоминал третью ночь фашистской бомбежки, когда мы на крыше нейгаузовского дома тушили немецкие зажигалки. Рихтера тогда очень потрясли перекрещивающиеся в небе лучи прожекторов, выискивающих самолеты. «Это как Вагнер, – говорил он. – „Гибель Богов“».

Вспоминал Звенигород, в котором придумал проводить свой фестиваль. Говорил: “Знаешь, Випа, меня, наверное, опять повезут на море. Мне нужен еще один год, прежде чем я начну играть. Я понемножку уже играю”.

А потом у Светика случился приступ, и его отвезли в больницу.

Я знала об этом. Конечно, ничего хорошего то, что он в больнице, не предвещало. За несколько минут до смерти Рихтер сказал: “Я очень устал”. Мне потом это передал сам врач, к которому обратился Светик.

Любая смерть всегда неожиданна. Но уход Рихтера стал для меня большим ударом. Утром мне позвонила Наташа Журавлева и сказала: “Все кончено!”

У меня огромная признательность Наташе Гутман, которая сумела Нину Дорлиак отвлечь выбором места для могилы. А мне позвонила: “Вера, полтора часа в вашем распоряжении, идите и прощайтесь”.

Мы с моей племянницей Олей, Светик был ее крестным, пошли на Бронную, где жил Рихтер. Поднимались пешком на 16‑й этаж, лифт не работал. В квартире уже находилось много людей, но меня сразу пропустили к Светику. И я была с ним наедине.

Из окон комнаты, где он лежал, был виден Кремль. Светик лежал и, казалось, спал. И чуть‑чуть улыбался.

У меня было абсолютное оцепенение и огромное удивление перед тем, что произошло. До этого одна мысль, что я могу пережить Светика, была мне страшна.

Я стояла, смотрела на него и не могла понять, как это возможно. Говорила с ним: “Светик, что ж ты сделал? Как ты мог, деточка?” Было ощущение Зазеркалья: я перешла в другую страну, где все было иначе.

А сами похороны…

На них случилось то, чего он сторонился всю свою жизнь – приобщение к элите. Он этого терпеть не мог».

* * *

На Новодевичьем – разные памятники. Бывает, громадная бронзовая фигура человека, чье имя сегодня ни о чем уже не говорит. А случается, наоборот.

Перед нами – черный мраморный постамент, на котором, если приглядеться, мы увидим улыбающееся лицо Людмилы ЦЕЛИКОВСКОЙ (1919–1992).

Кроме замечательных фильмов, в которых она снялась, Людмила Васильевна оставила после себя еще один важный памятник – во многом именно ей мы обязаны появлением театра на Таганке.

Целиковская была тогда женой Юрия Любимова. Когда на выпускном экзамене в Щукинском театральном училище руководимый Любимовым курс блистательно сыграл спектакль «Добрый человек из Сезуана», стало ясно: это готовая труппа. При том, что создать новый театр было совсем непросто, Людмиле Васильевне власти отказать не смогли.

Целиковская родилась в 1915 году, хотя говорили, что на самом деле год ее рождения – 1917, и актриса просто «омолодила» себя на два года. В 1939 году Людмила Васильевна снялась в фильме «Сердца четырех», это был ее первый успех. Затем, уже во время войны, работала с великим Эйзенштейном, тот пригласил ее на роль царицы Анастасии в свой фильм «Иван Грозный». На съемочной площадке собралась выдающаяся компания: Николай Черкасов, Михаил Жаров, Серафима Бирман.

Фильм снимали два года. Рассказывали, что Эйзенштейн заставил актеров прочитать много исторической литературы о периоде Ивана Горозного. В группе у Людмилы Васильевны было прозвище – Цариха. Именно так при знакомстве ее назвал Николай Черкасов.

Фильм удостоился похвалы вождя и получил Сталинскую премию. Единственной, кому награда не досталась, стала Людмила Васильевна. Из списка представленных к премии ее вычеркнул сам Сталин, сказав, что такими царицы не бывают.

Несколько лет мужем актрисы был популярный актер Михаил Жаров. Когда пара шла по улице, останавливалось движение – все хотели разглядеть своих любимцев.

Но самой большой любовью Целиковской стал архитектор Каро АЛАБЯН (1897–1959). Он был старше жены на 22 года. Известный архитектор дружил с Анастасом Микояном, влиятельным членом правительства. Говорили, что во время войны Алабян спас Анастасу Микояну жизнь, и тот об этом никогда не забывал.

Встреча Алабяна с Целиковской состоялась на даче режиссера Рубена Симонова в 1948 году. Архитектор внимательно рассмотрел руку актрисы, изучил линию жизни и произнес: «Знаете, вы будете моей женой». Так и случилось. Отношения с Михаилом Жаровым на тот момент уже себя исчерпали.

В 1949 году у Каро Алабяна и Людмилы Целиковской родился сын, которого Людмила Васильевна называла самым главным мужчиной своей жизни.

А затем Алабян попал в сложную ситуацию – в присутствии Берии высказал несогласие с идеей возведения в Москве высотных зданий. На его взгляд, важнее было строительство жилья для москвичей. В считаные дни после этого Алабян лишился всех своих постов. Рассказывали, что он пришел домой, встал перед Целиковской на колени и сказал: «Прости меня! Если бы я знал, что так случится, то никогда не посмел жениться на тебе».

Дом сразу опустел. До этого шумные компании каждый день приходили к популярной актрисе и известному архитектору. А теперь все ждали, что последует арест. Спас Микоян: посоветовал Каро уехать из Москвы. Жили на зарплату Целиковской – 120 рублей. Лишь в 1953 году, когда не стало Сталина, Алабяну позволили вернуться в столицу, где он снова получил и квартиру, и работу.

Правда, в двери постучалось новая беда – у сына Саши обнаружили полиомиелит. И вновь Людмила Васильевна все взяла на себя и смогла спасти жизнь сына. Потом она призналась, что если бы знала, как будет тяжело, то покончила бы с собой, выбросившись с балкона. К счастью, у Саши оказалась редкая форма болезни, которая подлежала лечению, он поправился.

А в 1959 году Каро Алабяна не стало, он скончался от рака легких.

Людмилу Васильевну поддержал коллега по театру имени Вахтангова, его звали Юрий Петрович Любимов. Их отношения начались во время репетиций спектакля «Ромео и Джульетта». Все было как в классическом сценарии: и Любимов, и Целиковская играли главные роли. Спустя три года Любимов стал пятым мужем актрисы, а она – его четвертой женой.

Когда в 1963 году Юрий Петрович поставил со студентами спектакль «Добрый человек из Сезуана» по пьесе Брехта, Целиковская уговорила прийти на постановку Анастаса Микояна. Тот пришел, а затем рассказал о спектакле министру культуры СССР Екатерине Фурцевой. В итоге в феврале 1964 года Юрий Петрович Любимов был назначен главным режиссером Театра драмы и комедии на Таганке.

Любимов ценил помощь жены, называл ее Циолковской и генералом. При этом самого Юрия Петровича в театре называли полковником. Целиковская как могла – своим именем, связями – прикрывала Любимова. Если надо – звонила в самые высокие кабинеты. Говорили, могла позвонить самому Брежневу.

Правда, у нее самой теперь было мало ролей, она занималась мужем и его театром. При этом, по воспоминаниям друзей, Людмила Васильевна никогда не упрекала Юрия Петровича. Ну а затем наступил 1978 год: на гастролях в Венгрии у режиссера начались отношения с переводчицей‑венгеркой Каталиной Конц. Целиковской конечно же доложили о том, что случилось. И супруги расстались.

Людмила Васильевна осталась одна и потом ни разу даже не упомянула имени Любимова. Опять‑таки, по рассказам общих друзей бывшей пары, как‑то Юрий Петрович, проезжая мимо дома Целиковской, спросил: «Меня там сильно ругают?» А ему ответили: «Тебя там даже не вспоминают». Говорят, Любимова такой ответ обидел.

Людмиле Васильевне было уже за шестьдесят. До конца жизни она оставалась одна и говорила, что главное, что сделала в своей жизни, – родила сына и построила для него и внуков дачу. Последний фильм с ее участием вышел на экраны в 1979 году. Режиссер Владимир Мотыль снимал «Лес» и пригласил Целиковскую на роль Гурмыжской.

В последние годы она играла вместе с актерами театра имени Вахтангова инсценировку «Синей книги» Михаила Зощенко. Объездила, наверное, весь Советский Союз. В конце 80‑х годов Людмила Васильевна тяжело заболела, у нее обнаружили рак. Поначалу диагноз ей не говорили, но потом она обо всем узнала. Четыре месяца провела в постели, и 6 июля 1992 года скончалась.

Похоронили ее рядом с Каро Алабяном.

* * *

Когда я только начал заниматься историей Новодевичьего некрополя, мне удалось познакомиться здесь с человеком, чья профессия звучит достаточно литературно – могильщик. Звали его дядя Коля. Я приходил по субботам, когда было время, и дядя Коля рассказывал мне всевозможные истории, связанные с его работой. Из воспоминаний дяди Коли могла бы получиться отдельная книга, а, возможно, и киносценарий.

В 1975 году он хоронил Наталью Денисовну БРЕЖНЕВУ (1886–1975), мать Леонида Ильича. Так совпало, что накануне у дяди Коли тоже умерла мать. И вот наступает день похорон Натальи Денисовны. На Новодевичье приезжает Брежнев, а в 1975 году Леонид Ильич был вполне адекватный человек, и видит – рядом с вырытой могилой стоит незнакомый человек с лопатой и буквально рыдает. Брежнев поинтересовался, почему он плачет. Причем спросил с раздражением, решив, что могильщик оплакивает незнакомую ему женщину из якобы горячей любви к ее сыну. И вдруг мужчина отвечает: «А у меня мама умерла, Леонид Ильич». Брежнева настолько тронули эти слова, что и он заплакал: «У меня тоже». А потом опустил руку в карман, достал 100 рублей и передал дяде Коле: «На, помяни наших мам».

Я до сих пор пытаюсь понять, что меня в этой истории потрясло больше – то, что у Брежнева в кармане лежали 100 рублей (интересно, для чего), или щедрость генерального секретаря?

Теперь рядом с бабушкой похоронена и Галина БРЕЖНЕВА (1929–1998). О Галине Леонидовне, дочери Брежнева, написано столько книг и снято столько фильмов, что пересказывать ее драматическую судьбу, думаю, нужды нет.

Мне хочется вспомнить ее мать. Виктория Петровна (1907–1995) похоронена здесь же. Первой леди она стала после заговора 1964 года, когда своего поста был лишен Никита Хрущев. Так получилось, что пока в Москве готовился судьбоносный Пленум ЦК, Виктория Петровна отдыхала в Карловых Варах вместе с женой Хрущева. Некоторые даже считали, что Виктория Петровна и Нина Петровна были родными сестрами.

Для Нины Кухарчук не сразу стало ясно, что произошло в Москве. А когда она все поняла, ее разбил приступ радикулита, Нина Петровна едва смогла добраться до дома. Но все равно, по воспоминаниям близких, нашла в себе силы пошутить: «Вот, Виктория Петровна, раньше я вас приглашала на 8 марта в Кремль, а теперь вы меня будете приглашать». Стоит ли говорить, что никакого приглашения и даже элементарного общения между бывшими теперь уже подругами не было и быть не могло.

После смерти Брежнева его вдова осталась жить в том же самом доме на Кутузовском проспекте, где висела, и теперь снова висит, мемориальная доска в память о Леониде Ильиче. Когда по телевидению и в газетах стали появляться разгромные материалы о деятельности Брежнева, всевозможные грехи приписывали и Виктории Петровне. Она вздыхала: «Конечно, во всем я виновата». Даже когда в доме отключали свет, она говорила: «И в этом сейчас тоже обвинят меня и моего мужа».

* * *

Напротив могилы Натальи Брежневой – черная стела из мрамора, на которой выбито: Павел МАЛЬКОВ (1887–1965), чуть ниже имени указана должность: «Комендант Московского Кремля». Возможно, сегодня это имя никому ни о чем не скажет. А между тем Павел Дмитриевич сыграл свою роль в нашей истории. Именно он 3 сентября 1918 года привел в исполнение смертный приговор в отношении Фанни Каплан, которая, согласно официальной версии, покушалась на жизнь Ленина.

Мальков с гордостью вспоминал события тех лет: «Уже в день покушения на Владимира Ильича Ленина, 30 августа 1918 года, было опубликовано знаменитое воззвание Всероссийского центрального исполнительного комитета «Всем, всем, всем”, подписанное Я. М. Свердловым, в котором объявлялся беспощадный массовый террор всем врагам революции.

Через день или два меня вызвал Варлам Александрович Аванесов.

– Немедленно поезжай в ЧК и забери Каплан. Поместишь ее здесь, в Кремле, под надежной охраной.

Я вызвал машину и поехал на Лубянку. Забрав Каплан, привез ее в Кремль и посадил в полуподвальную комнату под Детской половиной Большого дворца. Комната была просторная, высокая. Забранное решеткой окно находилось метрах в трех‑четырех от пола. Возле двери и против окна я установил посты, строго наказав часовым не спускать глаз с заключенной. Часовых я отобрал лично, только коммунистов, и каждого сам лично проинструктировал. Мне и в голову не приходило, что латышские стрелки могут не усмотреть за Каплан, надо было опасаться другого: как бы кто из часовых не всадил в нее пулю из своего карабина.

Прошел еще день‑два, вновь вызвал меня Аванесов и предъявил постановление ВЧК: Каплан – расстрелять, приговор привести в исполнение коменданту Кремля Малькову.

– Когда? – коротко спросил я Аванесова.

У Варлама Александровича, всегда такого доброго, отзывчивого, не дрогнул на лице ни один мускул.

– Сегодня. Немедленно.

– Есть!

Да, подумалось в тот момент, красный террор не пустые слова, не только угроза. Врагам революции пощады не будет!

Круто повернувшись, я вышел от Аванесова и отправился к себе в комендатуру. Вызвав несколько человек латышей‑коммунистов, которых лично хорошо знал, я обстоятельно проинструктировал их, и мы отправились за Каплан.

По моему приказу часовой вывел Каплан из помещения, в котором она находилась, и мы приказали ей сесть в заранее подготовленную машину.

Было 4 часа дня 3 сентября 1918 года. Возмездие свершилось. Приговор был исполнен. Исполнил его я, член партии большевиков, матрос Балтийского флота, комендант Московского Кремля Павел Дмитриевич Мальков, – собственноручно. И если бы история повторилась, если бы вновь перед дулом моего пистолета оказалась тварь, поднявшая руку на Ильича, моя рука не дрогнула бы, спуская курок, как не дрогнула она тогда…»

Тело Каплан затем поместили в бочку, залили бензином и подожгли. При этом присутствовал поэт Демьян Бедный, заявивший, что должен непременно наблюдать за происходящим «для вдохновения».

Павел Мальков в 1948 году был репрессирован и приговорен к восьми годам лишения свободы. Возвратиться из лагеря раньше позволила смерть Сталина. В 1954 году Мальков был реабилитрован, а спустя три года даже награжден орденом Ленина.

* * *

И вот мы, проделав своего рода круговой обход некрополя, оказались на центральной площади Новодевичьего. Раньше здесь проходили церемонии прощания – был мраморный постамент, на который устанавливался гроб, звучали речи. Потом всё демонтировали, с площадки сняли асфальт и засеяли травой. Говорят, эти места уже распределены. Правда или нет – утверждать не берусь. Но разговоры о том, где будут хоронить великих россиян спустя несколько лет, когда земля на Новодевичьем закончится, ведутся давно.

* * *

В истории некрополя было всего два случая, когда родственникам позволили самим выбрать место для могилы. Первый раз это случилось в 1999 году, когда не стало Раисы ГОРБАЧЕВОЙ (1932–1999).

Раиса Максимовна стала первой “Первой леди” Советского Союза, на которую с восхищением смотрел весь мир. На родине отношение к жене генерального секретаря было неоднозначным, многие считали Горбачеву излишне самоуверенной и активной. Судачили, что она оказывает влияние на решения мужа.

Масла в огонь подливали слова самого Горбачева: «Став генсеком, я принял решение: мы с Раисой Максимовной не будем менять наши отношения. Мы были близки не только как мужчина и женщина, мы были и остаемся друзьями. У нас нет закрытых тем для обсуждений. Кроме тех, которые ей неинтересны и которых ей не нужно знать. В поездках я был больше с официальными лицами, а она больше общалась с простыми людьми и потом много интересного мне рассказывала. Это был очень важный для меня канал информации. Однажды одна очень известная женщина мне даже сказала: “Послушайте, президент Горбачев! Рядом с вами – ангел!” Я тогда отшутился: “А кто же должен быть рядом с апостолом?”»

Все изменилось, когда стало известно о смертельной болезни бывшей Первой леди. Говорят, Раиса Максимовна даже сказала: «Неужели нужно умереть, чтобы тебя поняли?»

Церемония прощания с Горбачевой проходила в здании Фонда культуры, одним из создателей которого она являлась. Похоронили Раису Максимовну, как и пожелал ее супруг, в центре Новодевичьего, возле стены.

На ее могиле установлена бронзовая фигура молодой скорбящей женщины, возле которой всегда живые цветы.

* * *

Работая над этой книгой и проводя прогулки, я довольно часто бывал на Новодевичьем. И несколько раз становился свидетелем, как в ворота некрополя проезжает черный лимузин и направляется на центральную площадь. Из машины с букетом цветов выходила невысокая женщина, в которой все посетители узнавали Наину Ельцину.

Весной 2007 года похороны Бориса ЕЛЬЦИНА (1931–2007) превратились в главное событие не только российской истории. Я запомнил мгновение, когда узнал о том, что Бориса Николаевича не стало. В редакционной комнате раздался удивленный возглас: «Ребята, Ельцин умер!»

Все ночи, пока гроб с телом первого президента был установлен в Храме Христа Спасителя, московские власти укладывали новый асфальт на Пречистенку: именно по этой улице похоронная процессия из Храма направлялась в сторону Новодевичьего.

Сегодня на могиле Ельцина установлен памятник в виде российского триколора – работа скульптора Георгия Франгуляна. Рядом с памятником в брусчатке выложен православный крест. Таково было пожелание самой Наины Иосифовны.

Помню, как оказался в гостях у вдовы первого президента. Конечно же не говорить о Борисе Николаевиче мы не могли. Для Наины Иосифовны он, кажется, по‑прежнему оставался где‑то рядом, несколько раз она говорила о нем в настоящем времени. Я спросил, каково ей было, когда муж перестал быть президентом и стал все время проводить дома. Наина Ельцина ответила, не задумываясь: «Для меня это было счастьем!»

* * *

Великий музыкант Мстислав РОСТРОПОВИЧ (1927–2007) всего на три дня пережил Бориса Ельцина, с которым его связывали годы дружбы.

Мстислав Леопольдович был серьезно болен, но в Кремле успели отметить его 80‑летний юбилей и вручить орден «За заслуги перед Отечеством» Первой степени.

Мне не довелось лично познакомиться с Ростроповичем, мы лишь немного общались по телефону, когда я звонил Галине Павловне, его жене. Музыкант вечно куда‑то спешил – с одних гастролей на другие, из одной части земного шара – на противоположную. Как в шутку говорила Вишневская, они потому и поссориться толком не успевали. Вроде случилась какая‑то размолвка, но тут же подоспело время уезжать с концертом. А спустя пару дней раздавался телефонный звонок: «Ну как ты? Я скучаю».

Помню, сколь непривычно и даже как‑то неловко было встречаться с Вишневской после смерти Ростроповича, ведь теперь о нем предстояло говорить в прошедшем времени. Но Галина Павловна, словно опережая вопросы о муже, начинала рассказывать, что когда приезжает к Славе на могилу, то, задумавшись о чем‑то своем, проходит по аллее мимо его надгробия. Ростропович оставался для нее живым.

Когда я спустя какое‑то время рассказал эту историю Наине Иосифовне, вдова Ельцина, как мне показалось, даже обиделась: «А я когда к Борису Николаевичу приезжаю, никогда мимо его могилы не прохожу!»

Я уже рассказывал о том, как Ростропович любил Сергея Прокофьева. В мемуарах Вишневской об отношениях двух гениев немало трогательных строк: «В течение нескольких лет Слава, еще юношей, был дружен и близок с Прокофьевым, который имел на него огромное влияние – и не только как великий композитор, но и как человек. Часто бывая у него в доме, a летом живя вместе с ним на даче на Николиной Горе, он увидел для себя в Прокофьеве идеал человека и старался во всем быть похожим на него, даже в мелочах. Прокофьев любил духи – и у Славы появилась эта страсть. Любовь к галстукам – тоже от Сергея Сергеевича. Если ему говорили, что он внешне похож на Прокофьева, это было для него огромным комплиментом. Да и самому Сергею Сергеевичу это нравилось, и он любил обращаться к Славе с вопросом (это у них превратилось как бы в игру):

– Сэр, вы хотите, чтобы я сказал вам гадость?

– Скажите, если вы считаете нужным, – в тон ему отвечал Слава.

– Вы на меня ужасно похожи!

И оба, счастливые, смеялись, как дети».

Несколько лет назад на продажу была выставлена дача Прокофьева, та самая, на Николиной Горе. Дочь Ростроповича, не представляясь, выразила интерес. Риэлтор, не догадываясь, с кем разговаривает по телефону, объяснила потенциальному покупателю, где лежат ключи от дачи, а сама за город ехать отказалась. Мол, уже столько раз ездила, и все без результата. Так что, если интересно, езжайте и осматривайте «объект» сами.

Дочь музыканта съездила – дача, сменившая к этому времени несколько хозяев, находилась в довольно печальном состоянии. Но зато на ее территории продолжали расти цикломены – любимые цветы Прокофьева. Дочь Ростроповича откопала отросток и высадила на Новодевичьем возле могилы отца.

Галина Павловна еще была жива и, кажется, осталась этим поступком довольна. Я виделся с ней за несколько месяцев до ее ухода. Обычно строгая, в этот раз Галина Павловна вела себя иначе. Я даже не удержался от вопроса: «Галина Павловна, а мне кажется, вы стали мягче». Вишневская засмеялась: «Вам не кажется. Я и сама это замечаю».

Галины ВИШНЕВСКОЙ (1926–2012) не стало зимой 2012 года. Складывалось впечатление, что в Кремле тоже следили за состоянием здоровья великой певицы – орденом «За заслуги перед Отечеством» Первой степени ее, как и гениального Ростроповича, успели наградить за несколько дней до смерти.

Теперь цикламены цветут и на ее могиле. Галина Павловна и Мстислав Леопольдович уже навсегда рядом.

* * *

Прямо за могилой первого российского президента – надгробие Евгения УРБАНСКОГО (1932–1965).

В свои тридцать три он сумел сыграть несколько киноролей, первая из которых – в «Чистом небе» Григория Чухрая. Урбанского узнавали на улицах, просили автограф, благодарили. Впереди, казалось, была полная надежды и света жизнь.

В 1965 году актера утвердили на главную роль в фильме «Директор». Картина рассказы вала о директоре крупного автомобильного завода. Натурные съемки проходили в Средней Азии, куда и была от правлена экспедиция. «Я была беременная нашей дочерью, – рассказывала в одном из интервью вдова актера. – В тридцать семь лет это непросто. Поэтому мы и изменили нашей традиции – всегда быть вместе. Из‑за тяжелого климата я не поехала с Женей в Среднюю Азию. Самое удивительное, что и он совсем не рвался к работе в этом фильме. Может быть, поэтому и возникло какое‑то недоброе предчувствие, ощущение надвигающейся беды. Помню, незадолго до отъезда я вернулась с репетиции домой. Женя лежал на диване с совершенно непривычным, испуганно озабоченным лицом. Он произнес фразу, от которой мне стало просто дурно: “Мне показалось сейчас, будто я умер. Такая пустота кругом!” Я начала его успокаивать: “Ну бог с ней, с этой ролью, с деньгами”. Но, видимо, такова уж наша актерская натура – каждую роль воспринимаешь как последнюю. И Женя поехал. А я отправилась в Ригу навестить родных. И однажды раздался телефонный звонок. Поднял трубку мой брат. Выслушал и с совершенно белым лицом сказал: “Сейчас к тебе придут друзья. Они все расскажут”».

Из воспоминаний спортсмена Юрия Маркова, находившегося в одной машине с Урбанским: «На съемочную площадку, в сорока километрах от Бухары, мы выехали рано утром… Снимали проезд автоколонны по пескам. Согласно сценарию машина героя должна промчаться прямо через барханы, обогнать колонну и возглавить ее. Наиболее сложный кадр в этой сцене – прыжок машины с одного из барханов. Опасного в этом не было ничего, но мы все же предложили, чтобы снимался дублер. Женя подошел к кинокамере, посмотрел в глазок и сказал, что получится отличный крупный план и он его ни за что не уступит. Первый дубль прошел нормально. Но второй режиссер, который вел в этот день съемку, предложил сделать еще один дубль… Машина легко рванула с места, промчалась по настилу, на миг повисла в воздухе и вдруг накренилась и стукнулась передними колесами о песок. В следующее мгновение меня оглушила тупая боль… Чьи‑то руки тащили меня по песку. Когда я открыл глаза, увидел перевернутый “газик”, а под ним – Женю…»

Близкий друг Урбанского Юрий Никулин рассказывал, что подобный исход был вероятен в одном из тысячи случаев. Надо было, чтобы определенным образом совпали скорость движения, сила ветра, угол наклона, угол поворота, вес машины. 5 ноября 1965 г. все совпало.

* * *

Тут же, рядом, могила знаменитого иллюзиониста Игоря КИО (1944–2006).

Вообще, настоящая фамилия артиста – Гиршфельд. Псевдоним для звездной семьи придумала Ирина Бугримова, знаменитая дрессировщица. Во время очередных гастролей Ирина Николаевна возвращалась после выступления в гостиницу. Компанию ей составлял иллюзионист Эмиль Теодорович. На местном кинотеатре неоновыми огнями светилась вывеска «КИНО», не хватало только одной буквы – в «Н» лампочка перегорела.

«Смотри, какая чудная фамилия для фокусника – КИО», – обратила внимание своего друга Бугримова. Тот прислушался, и на всех последующих афишах просил объявлять себя, как Кио. Впоследствии под этой фамилией Эмиль Теодрович вывел на арену и своих сыновей.