Проклятие Нарам‑Суэна

Уже при детях Саргона державу Шумера и Аккада сотрясали большие восстания, с неслыханной жестокостью подавленные сыном Саргона Римушем. За страшную резню, учиненную в Уре, Лагаше, Умме и Казалле погромщик в конце концов поплатился: его приближенные, в числе которых, вероятно, были и знатные заложники из «замиренных» городов, убили царя, забросав его каменными печатями.

Брат Римуша Маништушу правил недолго и тоже умер насильственной смертью, после чего на престол вступил внук Саргона Нарам‑Суэн. При этом царе государство достигло своего наивысшего могущества – и подступило к самому краю пропасти.

Отбросив ложную скромность, Нарам‑Суэн мало того что начал именовать себя «царем четырех стран света» – он первым из правителей Месопотамии объявил себя живым богом. Энси теперь обязаны были делать на своих печатях следующую надпись: «Бог Нарам‑Суэн, царь четырех сторон света, бог Аккада, я – такой‑то, энси такого‑то города, твой раб».

Поэтическая легенда говорит о том, что город Аккад при Нарам‑Суэне стал любимым жилищем богов, особенно Инанны, частые праздненства наполняли улицы песнями и музыкой, корабли иноземных торговцев теснились у городских причалов, покоренные народы приносили в столицу богатые дары, у всех жителей было вволю еды и питья.

Но «бог» Нарам‑Суэн совершил страшный грех, позволив своим воинам разграбить храм Энлиля в Ниппуре, и разгневанный Энлиль обрушил на черноголовых ужасную кару. Оскорбленные обидой, нанесенной их главе, Инанна, Нинурта, Уту, Энки и другие божества покинули Аккад, лишив его своей защиты, а разъяренный Энлиль обратил взор на горные вершины и привел оттуда полулюдей‑полуживотных – кутиев, кровожадных дикарей. Кутии спустились с Иранского нагорья и прошлись по аккадской державе, как новый потоп.

Энлиль, за гибель Экура любимого – что ныне он погубит?

Он к стране Глубин направил взоры,

Он бескрайние горы обрыскал взглядом, –

Нелюдей, несметные орды,

Гутиев, что не знают запретов,

Поведением – люди, да разуменьем – собаки, обликом – сущие обезьяны,

Их Энлиль из гор вывел!

Словно полчища саранчи покрыли землю.

Руки, словно сети‑ловушки, по приказу его над полями простерли.

Из‑под руки их ничто не уходит.

Их руки никто не избегнет.

Гонцы по дорогам больше не ходят.

Перевозчики через реку не перевозят.

Коз прекрасных Энлилевых из загонов угнали,

Подпасков вместе с ними погнали.

Коров из хлевов они угнали,

Пастухов вместе с ними погнали.

Колодники ныне несут стражу,

Разбойники засели на дорогах.[85]

Легенда о «проклятии Нарам‑Суэна» была всего лишь легендой, но она пережила века и бытовала как в древнем Вавилоне, так и в Хеттской державе. В те дни, когда между Тигром и Евфратом царили хаос, смерть, разорение и голод, люди искали объяснение постигшей их катастрофе и находили его в гневе мстительного Энлиля. Кто еще мог ввергнуть страну в такой кошмар, как не тот, кто однажды уже пытался истребить человечество, наслав на землю Всемирный потоп?

Теперь же глава богов вновь ополчился на людей – и небо поменялось местами с землей, а оставшиеся в живых позавидовали погибшим!

Картины всеобщей гибели, нарисованные в «Плаче о гибели Аккада», не менее страшны, чем картины Апокалипсиса:

На крыше лежавший – на крыше и умер.

В доме лежавший – землей не засыпан.

Люди себя разрывали от голода.

В Куре, великой священной ограде Энлиля,

Псы бездомные собрались в молчанье.

Двое входили – их всех вместе сжирали.

Трое входили – их всех вместе сжирали.

Лица раскрошены, головы расколоты.

Лица раскрошены, головы размолоты.

Праведник с неправедным перемешались.

Герой повалился на героя.

Кровь лжеца на кровь честного стекает!

…Берега его каналов, где лодки тащили бечевою, травой зарастают,

Пути, что для колесниц предназначены были, «травою плача» зарастают,

И еще раз так – на берегах, на бечевниках, на отложениях ильных каналов

Дикие овцы да горные змеи никому не дают проходу.

В степи, где добрые травы росли, «тростник слез» растет отныне.

Сладкая вода Аккада горькою потекла водою!

«Драконы гор» – кутии разорили и повергли в прах всю страну, за исключением немногих городов, в том числе Лагаша. Тамошний правитель Гудеа ухитрился откупиться от варваров и даже неплохо жил в годы владычества чужаков, но город Аккад и десятки других городов были сметены с лица земли. До сих пор не удается найти хотя бы развалины Аккада, над которым (как еще несколько столетий спустя утверждали всезнающие жрецы) выкликали свои проклятья разъяренные боги:

– О, град! Твои головы да наполнят колодцы!

Пусть никто в том граде да не выберет друга!

Братья друг друга пусть не узнают!

Его девы в женском своем покое воистину да будут зверски убиты!

Пусть старик рыдает в своем собственном доме над убитой супругой!

Пусть, словно голуби, вопят в своих гнездах!

…Пусть твой скотобоец убьет супругу,

Тот, кто режет овец, пусть зарежет сына!

Пусть толпа ребенка, для святости избранного, в реку бросит!

Пусть блудница твоя в воротах постоялого дома повесится!

Пусть жрицы‑матери от детей своих отвернутся!

…Пусть дитя лелеемое, к тонким яствам привыкшее, на траве валяется!

Пусть благороднейший житель твой Покрытие крыши пожирает!

Петлю ременную, что в доме отца его,

Пусть разгрызает своими зубами!

Во дворце, что на радость построен, пусть поселится унынье!

Пусть вопит злой дух степей безмолвных!