Активизм?

БОЛЬШЕВИЗМ МЫШЛЕНИЯ

Мои пермские комарадос из тамошнего аналога «Фаланстера» прислали мне приглашение на теоретический семинар, который они назвали: «Почему левые в жопе?». Ожидается участие многих интеллектуалов, не равнодушных к этой теме. И я взялся думать над тезисами своего доклада, ведь ответов на заявленный вопрос слишком много и придется выбирать. В экономике я разбираюсь слабо и ничего про “кондратьевские циклы» не понимаю, пока мне не объяснят их на примере надувных шаров или эволюции телевизоров. О политике знаю чуть больше, но найдутся эксперты и покруче. Пожалуй, стоит сосредоточиться на тормозящих состояниях сознания. И сразу вспомнилась Греция, а точнее Италия.

Первые сообщения о новой волне уличной герильи в Афинах застали меня в крошечном итальянском городке, а точнее в тамошнем отделении партии «Рифондазионе коммуниста». Два моих спутника, узнав из сети о захвате Акрополя, стали бурно радоваться и, перебивая друг друга, объяснять мне, что теперь будет. Большинство греков абсолютно против МВФовской реформы, а значит, левые в ближайшие месяцы возьмут в этой стране власть под лозунгом отказа от «диктатуры МВФ», выведут страну из зоны евро и из ЕС, обратятся с призывом действовать аналогично к своим товарищам в Португалии и Испании, где похожая ситуация. Если и там всё получится, то вполне можно втянуть и Италию с Ирландией, к которым похожие претензии. Через год у нас будет другая, альтернативная, красная Европа из пяти стран, в которую из Европы старой и буржуазной устремятся в массовом порядке люди левых взглядов. «Забастовка – перевыборы – рабочая власть!» — подзадоривали они друг друга. Учитывая связи Испании с «боливарийским» блоком в Латинской Америке, революционная Европа образует единый «красный коридор через глобус», слившись в экстазе с Венесуэлой, Боливией и Кубой. В странах, оставшихся в «буржуазном прошлом» у профсоюзов и левых появляется отличный повод для шантажа своих капиталистических правительств. Постепенно разговор перенесся в ближайшую пиццерию с портретами Ленина и Грамши на стенах, хозяин которой тоже голосует за «рифондазионе», на столе появилось местное вино, разливаемое в кредит, и скоро речь шла уже о мировой революции.

Я сидел между этими шумными южными людьми и спрашивал себя, почему в их словах я слышу столько «фантастики» и даже «бреда», ведь некоторая внутренняя логика в их рассуждениях есть. Что мешает мне им поверить? Потому что левые всех оттенков – реформисты, а не революционеры, они опасаются больших перемен, обрушения системы и социальных экспериментов не меньше, чем их противники. Греческих коммунистов из прикормленной парламентской третьей по величине партии устроит роль несговорчивых обсуждателей: в 67 лет уходить на пенсию или всё же в 66? Греческих более модных, но менее массовых «антиглобалистов» из блока «Сириза» устроит роль разгневанных критиков и разрисовывателей стен. Греческих анархистов, давно ставших местной экзотикой, устроит роль переворачивателей полицейских фургонов и поджигателей мусора. Профсоюзы как всегда ограничатся демонстративными забастовками. Показное несогласие при полном политическом бессилии повлиять на происходящее даже в ситуации, лучше которой для левых вообразить себе просто невозможно — вот главная черта греческих, да и любых других, левых в современном мире. Система гарантировала им интересное место и полезную роль. Каждый из них может представить себе систему без себя, но ни один не в состоянии вообразить себя без системы и потому система для них – ценность, пусть и как «необходимый противник», наподобие боксерской груши, подвешенной тут богом раз и навсегда — меняются боксёры, а не груша. Ни один из них не обладает большевизмом мышления.

Как мыслили большевистские лидеры в отношении системных политиков? «Мы учились с вами в одних и тех же университетах, читали одни и те же книги, слушали одну и ту же музыку и даже, возможно, ухаживали за одними и теми же барышнями, но мы сделали из всего этого совершенно другие выводы, всерьез рассчитываем на совершенно другое и этого другого добиваемся. Мы расторгли контракт с вашей системой, нам не нужно в ней никакого места и мы готовы не просто драться, а побеждать. Даже если кто-то из нас не увидит итогового результата или вообще ничего не выйдет, и мы фатально ошиблись, такой выбор – лучшее, что мы могли сделать для самих себя. Такая ошибка достойнее и важнее, чем ваша тошнотворная бухгалтерская правота». Но откуда этот большевизм мышления сейчас возьмется, какой опыт даёт такой тип сознания? Если бы я знал ответ, то претендовал бы на роль лидера новой организации, но я не знаю и просто задаю вопрос: кто что думает об условиях появления такого типа внутренней логики?

Возможно, профессиональным левым и сочувствующим нужно почувствовать себя междуреченскими шахтерами перед входом в шахту, из которой нет выхода, «преступниками» на рельсах, пролетарскими камнеметателями, учащимися меткости, рабочими, переходящими к классовой войне с системой, альтернативу которой мы теряем каждый день.