Ресторан

У Ирвина Уэлша и Чака Паланика есть такая тема – официанты ненавидят богатых заносчивых клиентов и тайно на кухне мочатся им в суп, пока никто не видит. Типа «правда жизни» и классовая месть. Но мои наблюдения ничего такого не подтверждают. Случилось так, что я регулярно обедал одно время на кухне одного очень модного кафе, вместе с работниками, в «людской». Во-первых, все половые, повара и посудомойки там ненавидели друг друга по-национальному признаку (казашка, молдаванин, русская и т.п.) и боялись, что напарник настучит о чем-нибудь начальству. И действительно все стучали. Ни малейшей солидарности, только усталость и агрессия. Начальство своё тоже ненавидели, потому что оно (вчерашняя их напарница, которая вдруг поднялась, подсидев свою предшественницу) их третировало и следило, не слишком ли они много за своим обедом льют в чай молока и едят хлеба (повторюсь, кафе роскошнее и гламурней некуда, ходят туда только «звёзды»). А вот богатых клиентов половые и тарелковые обожали, как богов. «На десять тысяч кушают» — шептали они, забывая дышать и толкая головами друг друга, чтобы увидеть сквозь стеклянную дверь этих сверхлюдей, которые кушают на десять тысяч. Сами половые кушали на сто рублей в день, которые у них вычитались из заработка. Почти каждую неделю они вышвыривали кого-то одного из своей стаи, добившись его увольнения, и им становилось легче, но приходил новичок, фронт ненависти менялся и игра на выживание в этом «раю» продолжалась. Последней на моей памяти была уволена официантка, скрывавшая свою беременность и токсикоз, которая старалась незаметно блевать в раковину под грязную посуду, но «сестры по классу» её моментально рассекретили. Я ел вместе с ними и благодарил судьбу, что работаю всё же в соседнем помещении, а не в самом кафе.

Сартр

Лет 20 мне было. Беседовал с парой активистов питерского РКРП (или РПК?) на разные отвлеченные вопросы и начал рассказывать им о Сартре, точнее, о том, как он ездил на Кубу, как ему там понравилось, как он встретился там с Че и после этого сказал и написал, что Че, возможно, самый реализованный и совершенный человек из всех, кого Сартр встречал в жизни т.е. Че это модель человека будущего века по тогдашнему Сартру. Признаюсь, я расписывал всё это, пребывая в напрасной уверенности, что собеседники мои, люди хоть и честные, неравнодушные, но никакого Сартра слыхом не слыхивали. Отчасти я разделял интеллигентский миф о «советских коммунистах» как о таких весьма отсталых, капсулированных и не компетентных в вопросах современной культуры людях и чувствовал себя просветителем. Каково же было моё изумление, когда один из этих «советских коммунистов» прервал меня таким примерно вопросом: ну хорошо, Че это правильно, но правильно ли было, что Сартр так рьяно Бродского поддерживал, когда его сажали за тунеядство? Я сгруппировался и ответил, что дело Бродского для Сартра было, конечно же, ещё одним делом «государства против еврея» т.е. поддерживая поэта Сартр считал, что протестует против «фашизоидных» и «антисемитских» сторон советского проекта, к которому в целом он относился с уважением и интересом, предпочитая, впрочем, Мао и анархистов. Тогда второй «партиец» спросил меня, согласен ли я со столь высокой оценкой Сартром фильмов Тарковского? Действительно, он писал об «Ивановом детстве», что это некое непревзойденное изображение нового антифашисткого экзистенциального сознания ребенка-партизана. Разговор стал гораздо более для меня интересным. Они знали о Сартре никак не меньше моего, а может и больше, а я знал немало, это был один из моих любимых тогда писателей. Они знали, например, что приезжая в Москву, как «прогрессивный французский интеллигент», Жан-Поль с согласия своей нестрогой жены спал тут с выделенной ему советской властью переводчицей и она, пользуясь этой связью, передавала Сартру списки преследуемых в СССР диссидентов, которые он потом обнародовал в Европе. Так я убедился в очередной раз, что «расхожие представления» о людях могут быть в целом и верны, но в частности могут радикально отличаться от реальности и поставить тебя в неловкое положение.

Семья

«Для меня моя семья – единственные люди, которым я готов доверять и для которых я готов быть полезным без всяких для себя выгод» — признается знакомый издатель в кафе на книжном фестивале. Социологи подтверждают типичность такой установки для нашего общества, но не для других стран, где уровень доверия и солидарности людей гораздо выше маленького семейного космоса. Обычно в семье нет коммерческих отношений или они стремятся к минимуму (общая собственность, взаимопомощь). Большинство семей скорее организованы по Кропоткину, чем по Адаму Смиту, симбиоз в них важнее конкуренции. Конечно, капитализм проникает внутрь и этих молекул общества — выросшие дети начинают делить квартиру, естьавторитаризм старших иэгоизм младших, и всё же внутри большинства семей установлен свой микросоциализм, иначе семьям просто незачем было бы существовать, как «первичным молекулам», смягчающим воздействие рынка на личность. Задача – распространить такую модель отношений на более широкий, чем семья, круг людей. Создать социальную сеть, отношения внутри которой были бы столь же некоммерческими, как в семье. Пару раз в жизни я видел такие общины, где все близко знакомы (обязательное условие), нет формальной иерархии (не путать с естественным авторитетом), каждый участвует в делах насколько хочет и получает столько заботы, сколько другие готовы ему дать. Единственное реальное наказание — изгнание в «большой мир» или угроза такого изгнания.

Но вместо расширения отношений «семейного» типа сейчас происходит нечто обратное – проникновение рыночных принципов во внутрисемейные отношения. Ребенок не есть рентабельное вложение сил/времени/денег, и осознание этого — одна из причин снижения рождаемости при «развитом капитализме».