Ф. Т. МИХАЙЛОВ История все же идет "по Марксу"

Итак, свершилось. Вслед за первыми, торопливыми поисками исторических корней нашей трагедии, видимо, наступило время определения ее теоретических, логических предпосылок. Проще говоря, к ответу привлечены и создатели коммунистической теории, и их верные ученики и последователи в России, увлекшие за собой массы на практическое ее осуществление. При этом все прочие причины и факторы - такие, как неразвитость частной собственности, общинный характер земледельческого производства и соответствующих ему форм общения, феодально-бюрократический деспотизм, а, следовательно, традиционно не правовая, не гражданская зависимость людей друг от друга и т. п., - автоматически получают статус уже не причин, а необходимых и достаточных условий краха коммунистической идеи, коль скоро сама идея на поверку новых теоретиков оказалась утопической. Самый мягкий вариант критического переосмысления теоретического марксизма под этим углом зрения, его испытания на научность, объективность, а посему и на практическую осуществимость, если я правильно понял, звучит приблизительно так.

Марксов анализ классического капитализма, во-первых, не мог выйти за пределы своего предмета. Поэтому практические выводы, сделанные Марксом из него, в лучшем случае могли быть применимы к европейской истории второй половины XIX века, да и то не в полной мере. Последнее обстоятельство понимал, кажется, и сам Маркс. Но уже начало XX века красноречиво свидетельствовало о существенных изменениях в данном способе производства, что и уловили идеологи II Интернационала. Во-вторых, целый ряд идей (причем важнейших в корпусе главных выводов о неизбежности коммунистической революции) определялся не столько доскональным и глубоким анализом классического капитализма, сколько способами рационализации исторических феноменов и процессов, характерных для европейской культуры начала и середины все того же XIX века. В том числе и для выдающегося сына данной эпохи - Карла Маркса.

Не случайно же идея класса-мессии предшествовала его работе над проблемами "анатомии гражданского общества" проблемами политической экономии капитализма. "Критика гегелевской философии права. Введение", целиком еще погруженная в пучину гегелевских категорий, энтелехиально воспроизводящих неумолимую логику истории, - логику, утверждавшую его философию в роли духовного вождя, поднявшего блуждающий в мире Дух до полного торжества Абсолюта, - эта рукопись создана Марксом задолго до другого "Введения", до введения в "Критику политической экономии". А ведь именно в этой первой, ранней рукописи философия находит в пролетариате свое практическое оружие, как и пролетариат в философии - свое духовное оружие. Мессианская роль рабочего (пролетариата) утверждается и в других ранних рукописях - в рукописях 1844 года...

Вот так кардинальная для Марксовой теории социализма (коммунизма) идея неизбежности диктатуры пролетариата, столь самозабвенно и настойчиво проводимая в жизнь Лениным, оказывается умозрительно-спекулятивной, в игре с гегелевскими категориями возникшей, короче - "ахиллесовой пятой" теоретического марксизма. И неумолимые законы истории, не прицеливаясь, точно поразили это ее место, не защищенное объективным анализом действительности. Потому и у нас ничего не вышло. Это - один и, повторяю, самый мягкий образец критики Маркса, ставящей его перед судом истории в положение ответчика за... сталинщину, брежневщину, за весь наш неудавшийся прорыв к светлому коммунистическому будущему.

Другие варианты жестче, беспощаднее по тону, но легковеснее по содержанию. И у меня нет желания втягиваться в спор с их авторами, как, впрочем, и с авторами "мягкого" варианта. И совсем не потому, что я и сам знаю: в самой разнонаучной теории всегда есть тьма необходимых ей до поры допущений, на поверку временем несостоятельных, и ни Маркс, ни Энгельс, никто иной от подобных допущений не гарантированы точно так же, как и от преувеличения их роли в собственной теории. Содержательный спор с искателями уязвимых мест у Маркса затруднен тем обстоятельством, что в большинстве случаев приводимые ими аргументы как раз малосодержательны. На что наши "искатели" просто обречены самой интенцией поиска. Ведь таковой ведется сопоставлением взятых вне концепции, хотя и существенных для нее идей со стихией народной революционной практики, этими идеями отнюдь не вызванной и не определяемой. Складывается даже впечатление, что наши обвинители Маркса очень уж прочно усвоили в свое время министерскую программу изучения "Основ марксизма-ленинизма", перед каждым новым учебным годом конъюнктурно редактируемую, чем, однако, десятилетиями не изменялась ее идейная и историческая основа - "История ВКП (б). Краткий курс", раз они и сегодня всерьез полагают, что большевики, претворяя в жизнь заветы Маркса и Энгельса, внесли-таки их теорию в массы, а массы (в основном крестьянские) именно ее и реализовывали.

Другое дело и другая задача: критически разобраться в теории, в ее логике. Найти слабые места, освободить от "строительных лесов", претендовавших на включение в архитектурный ансамбль завершенного строения, и, выделив осуществившиеся следствия, понять, почему не могли они осуществиться в той именно форме, что самим создателям теории казалась чуть ли не единственно возможной. Правда, такая работа в популистском угаре не делается и на митинговую сенсацию расчета не имеет. Кстати, прежде всего она требует понимания того, что никакая теория в мире в упор ничего не видит в собственном предмете, не выработав, не создав, если хотите, не придумав собственных орудий и инструментов, пригодных к мысленному преобразованию этого предмета для его опознания и осознания.

И в частности, что "пучина гегелевских категорий" и их переосмысление - не оторванный от жизни и лишь по правилам некоторого типа рационализации осуществляемый ритуал логических игр, а труд, вырабатывающий, изобретающий, создающий новые "инструменты", новые "орудия", абсолютно необходимые новому делу теории, противоречиями обстоятельств жизни ей подсказанному.

Но не тем путем идут нашу оппоненты, они идут путем, проторенным в обвальной литературе позднего покаяния.

Публицистической, мемуарной, художественной. Путем поиска и определения степени вины... классиков, изначально что-то напутавших в теории, партий, вожди которых добавили к тому собственные теоретические и практические промахи, масс, наконец, так ведь и не осознавших в силу многовековой своей азиатчины ("общинности", отсталости, темноты и т. п.), куда их ведут, кто ведет. Но играть в такие игры резона нет. Слишком уж они напоминают модные в конце 20 - начале 30-х годов школьные "суды" над литературными героями. Это там ершистые "прокуроры", часто знающие произведение по изложению в учебнике, азартно клеймили того же Онегина за дворянское его происхождение и безразличие к судьбам своих крепостных, а не более начитанные "адвокаты" обвиняли феодализм, убеждая помиловать несчастного Евгения, которого "среда заела".

Так и здесь: принять участие в чужой игре - значит стать "адвокатом" Маркса и Энгельса. Они, мол, дети своего времени, заслуживают снисхождения, к тому же были неправильно поняты. Например, Лениным, Бухариным и Троцким. Но и двух последних, как и многих других, придется тогда защищать, и не столько от почти полувекового шельмования "прокурорами-историками, ангажированными Сталиным и Вышинским, сколько от самой истории, уже вынесшей им свой приговор. Ведь "обвинителями" Маркса не анализируется логика и содержание его анализа "механизмов" производства и воспроизводства человеческой жизни, обеспечивающих ее человеческий характер форм общения, без чего в его же "политической доктрине" и понять-то ничего нельзя. Без чего она автоматически превращается в идеологию, что и случилось с ней, возможно, еще и во времена тактических столкновений разных отрядов европейской и российской социал-демократии, вожди которых все чаще приводили не только философские "постулаты", но и отдельные тексты "Капитала" в качестве на харизму претендующих обоснований своих политических решений. Сохранить этот "стиль"... охаивания ли, оправдания ли, превращающий и в том, и в другом случае теорию в идеологию, действительно и всегда "несущую ответственность" в силу своей непосредственной включенности в творимое людьми, массами, бытие, - это, опять-таки, значит не что иное, как оказаться на точке зрения "Советской" (по аналогии с "Немецкой") идеологии. Идеологии, достаточно эффективно обслуживавшей корыстные интересы власти, в том числе и отождествлением себя с теорией. Именно этот "стиль" помогает искать и легко находить "ахиллесову пяту" марксизма. Марксизма-идеологии, следовало бы только добавить.

Не для спора, лишь для иллюстрации того, как это делается, приведу уже ставший навязчивым пример: распределение при социализме. У Маркса о нем - конечно же в "Критике Готской программы"! Направленный против уравнительных тенденций ее авторов, Марксов эскиз социалистического распределения по труду (естественно, не "неурезанного продукта", а того, что из прибавочной остается после всех "вычетов" на расширенное воспроизводство средств и условий жизни людей) десятилетиями эксплуатировался певцами централизованного и планового распределения в качестве священного завета, якобы осуществленного партией. Им, как дубиной, били (и чуть ли не до смерти) "товарников". И тут уж было не до логики Марксовой теоретической концепции! Тут уж теория объективно на самом деле обернулась идеологией... Поэтому и в сознании некоторых перестроечных апостолов товарного рынка все сказанное Марксом в этом произведении о социалистическом распределении "по труду" накрепко и навсегда срослось с командно-административной идеологией - с идеологией Госплана, Госснаба и Минфина. Тут уж что-то вроде подсознательной установки: раз они с Марксом, мы - против.

И перечитывать Марксов текст нужды нет. Помним, мол, и так: у него там полное отрицание рынка, вместо денег боны со штемпелем, удостоверяющим количество часов, проведенных трудящимся на месте работы. Словом, знакомый нам кошмар! Ведь и наши деньги - те же боны: их и дают как раз за время, проведенное на работе, но отнюдь не за труд, а с рынком мы покончили, задавив нэп. Надо ли напоминать, что получилось! Вот вам и воплощение в жизнь великих предначертаний классика!

Но послушайте! Ведь то, что осуществляли "мы", то, как правильно сказал Вадим Михайлович Межуев, за тысячу лет до нас и Маркса культивировали великие азиатские деспотии. Это их правители и правящие касты не знали и знать не хотели никакого рынка и "распределяли", сохраняя жизнь своим рабам, по мере их пребывания в труде. "Мы" же свою деспотию строили в другое время - время развитого капиталистического, глобализирующего распределения рынка, противопоставляющего друг другу в качестве товаров продукты высокоразвитого промышленного производства. Изолировать себя от него "мы" не смогли бы ни великой китайской стеной, ни железным занавесом, ибо тоже развивали индустрию на современный лад (ничего не поделаешь оборонная промышленность!), а вместе с ней и все современные формы общественного разделения труда, исключающего натуральный обмен, продразверстку и другие докапиталистические формы распределения. Тут нужен был именно рынок, и был рынок. Рынок при одном монопольном владельце средствами производства, "социалистически" (то есть планово, предельно централизованно) все распределяющем, вместо необходимого стихийного перераспределения товаров, фондов, рабочей силы и т. п.

И именно поэтому ни один план у нас не был выполнен, да и планом по существу никогда не был. И "плановое хозяйство" - идеологема, фикция, скрывающая собой азиатские, властные, неэкономические формы хозяйствования с докапиталистической по типу, но "сверхкапиталистической" по мере и интенсивности эксплуатацией труда и трудящихся. И бал правил рынок - рынок перераспределения: черный, подпольный, открытый, стихийный - всякий. И все это на фоне уравнительных практик натуральной продразверстки!

Так до каких же пор мы в наших теоретических исследованиях, в дискуссиях, в поисках причин и оснований будем с головой уходить, буквально топить себя в зыбком море идеологом, в упор не различая социальные, политические и экономические реальности! Тем более что и сами идеологемы - не образы заплутавшегося сознания теоретика, не субъективно искаженное представление о том, чего нет на самом деле. Как и идеология в целом не есть, по Марксу, некое ложное осмысление действительности. Идеология, как и отдельные ее образы и смыслы, есть как раз верное воспроизведение не верной, "превращенной", собой свою суть скрывающей реальности. Госплан - при всей фантасмагории бытия своего - не фантом сознания. Реальность, тем более влиятельная практически, что вместе с Госснабом объективно выполняет роль штаба распределительных отношений при нашем немыслимом, самоедском (съедающем себя) способе производства. Да и основной "продукт" его - объективные мысленные формы идеологии: огосударствивший себя партаппарат, иерархическая система управления и контроля за общественными отношениями, воспроизводящими структуры и практики... аппарата управления и контроля.

Это становится просто комичным: вместо того чтобы пойти вслед за Мих. Жванецким, одной лишь сатирической миниатюрой (помните - о машинисте, о тружениках, производящих холодильники и т. п.?) сдернувшим самозащитную пленку с нашего фантастического бытия - бытия промышленности и сельского хозяйства, задействованных на воспроизводство властных отношений, философы, социологи - ученый мир наш! - продолжают "изучать" ее узоры, серьезно обсуждая степень их соответствия "предначертаниям" Маркса.

Что ж! Давайте вернемся к его "Критике Готской программы". Логика и содержание тщательного анализа современной Марксу действительности капиталистического производства, проведенного с исторических позиций и с помощью новых "инструментов" теоретического преобразования господствовавших в теории идеологических представлений (и Гегель в изобретении этих "инструментов" - категорий самой истории был ему не помеха, а диалогический соавтор), привели, как известно, Маркса к открытию объективной тенденции расширенного воспроизводства промышленности (машин, системы машин и т. д.)- глобального обобществления труда. А затем, как следствие,собственности '. Так называемое постиндустриальное общество во второй половине XX века эту эволюцию покорно осуществило или, что точнее, успешно осуществляет.

Вплоть до кооперирования собственности в самых различных стихийно складывающихся формах.

И именно в логике данного процесса Маркс предполагал необходимость длительного (даже для промышленно развитой Европы) переходного периода - периода, при котором огосударствившийся пролетариат будет способствовать завершению обобществления труда, преодолению, а точнее, снятию всех социальных форм общественного разделения труда - переходу к тем стихийно развиваемым до сих пор условиям производства, что обеспечивают непосредственное выявление общественного характера у каждого "частного" вида труда. Да, категории "насилие - повивальная бабка истории", насильственных революций имели в XIX веке самодовлеющий исторический и логический характер. Да, кроме современного ему пролетариата, насилием способного укоротить собственнический эгоизм класса капиталистов, не умеющих в то время остановиться перед любым, даже самым страшным преступлением, если маячит на горизонте 300%-ная прибыль, Маркс не видел иной революционной силы, иного социального субъекта, идущего в ногу с открытой им тенденцией. И именно всеевропейскую пролетарскую революцию, а затем и диктатуру пролетариата Маркс полагал началом и сутью названного выше длительного переходного периода. Но результат такового Маркс видел не следствием насилия и диктатуры, не следствием введения новых общественных условий производства правительственным декретом и - главное! - не следствием командной реорганизации производства и распределения. И любой, кто хоть раз, пусть даже не очень внимательно, читал Маркса, не мог не увидеть, что для него какой угодно результат саморазвития промышленного производства имеет своей причиной объективные взаимозависимости органов единой органической системы общественных (прежде всего производственных) отношений, сложившихся внутри и на базе самого процесса производства. "Выращивание" этих органов невозможно заменить властным внедрением в производство желаемых структур и функций. Этим их можно только разрушить, отбрасывая само производство и общественные формы его на десятилетия, а то и на сотни лет назад.

Так и непосредственное выражение общественного характера труда в каждом из его частных видов нельзя декретировать. Как раз об этом "Критика Готской программы"! Только развитие (объективный ход его) средств производства, производительных сил, рынка, управления и т. п., только объективация обобществления труда в разных формах его реально необходимой и выгодной кооперации может снять общественное его разделение, в самых грубых формах отчуждающее от человека не только результаты труда, но и сам труд как его деятельность, как самодеятельность.

Только тогда, по Марксу, общественный характер каждого вида труда может получить свое непосредственное (рынком, его стихией не опосредствованное) выражение и человечество вступит в первую фазу коммунистической формации. Ее-то как свою цель записывают в программные документы социалисты. И именно одну из таких программ (Готскую) Маркс и критикует за экономическую, историческую безграмотность, за "волюнтаризм", как сказали бы мы, к нему столь привычные. За оторванность от истории и логики самого производства, за политический романтизм и авантюризм одни из многих иных следствий такой оторванности.

Да, при непосредственном выражении общественного характера каждого "частного" (отдельного) вида труда становится возможным распределение по труду. Но каким образом? Не тем, конечно, что распределяется между всеми "неурезанный" продукт! Ведь и на воспроизводство приходится забирать из совокупного продукта все то, что совершенно необходимо. И на общественные фонды, и на социальные программы, на авансированные трудом средства пенсионного обеспечения... Но только теперь, когда различные виды труда и их продукты не противостоят друг другу как визитные карточки разных социальных общностей, а профессиональные особенности благодаря механизации, автоматизации унифицированы и легко приводятся к одному знаменателю, то мерой самого труда (не путать с мерой труда, необходимого для производства товара определенной категории) окончательно становится его время. Оно-то и может быть учтено при распределении по труду. При определенных исторических обстоятельствах средством меры могут быть изменившие своей природе... "деньги" - магнитные карточки, хранящие информацию о вашем трудовом вкладе в общий "банк" времени, необходимого для расширенного воспроизводства условий жизни людей. Вообще же проблем тут

будет много, и таких, какие Марксу и не снились. Но я - не о них сейчас толкую.

Это - просто напоминание известного, но требующегося для понимания, продумывания исторической развертки исходных категорий конкретного и абстрактного труда. Беда вся лишь в том, что без такой теоретической работы текст "Критики Готской программы" так и останется идеологическим пророчеством великого вестника судьбы. И снова будет проецироваться на наш "социализм". Для искателей популярности и искренних митинговых борцов это еще простительно, но никоим образом для нас с вами, коллеги!

Если бы Маркс мог предположить, что одними из "частных", особенных видов труда станут, развиваясь в условиях нового витка кооперации, управление и индустрия информатики, способная обеспечить глобальный учет и контроль за всеми видами труда и каналами распределения! А ведь сегодня именно Марксово стройное и красивое, но и утопическое (из-за отсутствия в его время предметного, материального воплощения в соответствующих средствах) видение способов распределения по труду перестает быть утопией. Как говорится, в ряде стран. Там, где кооперация труда и распределения, обобществление собственности через ту же кооперацию, акционерные ее формы и т. п" плюс осуществленная на этой основе научно-техническая революция, плюс глобализация рынка со все более продуктивным контролем за его стихией со стороны государств и транснациональных компаний, плюс социалистические, социал-демократические правительства и сильные профсоюзы... Да еще с учетом распределения через общественные фонды, в том числе и по авансированному труду, так строго выписанного Марксом в той же работе. А вы говорите - "ахиллесова пята", справедливо отвергая реальность идеологом нашего бесплатного (от "щедрот" государства-собственника?) нищенского, уравнительного распределения "хлеба и зрелищ", которые идеологи потерпевшей крушение системы именовали социалистическим!

Нет, история состоялась, но не как филиация идей (тем более - утопических), коим завороженно следовали крепко их усвоившие вожди и ведомые ими массы. Она состоялась как обвал событий, практик, дел, осуществленных реальными субъектами социальной активности - общностями, группами, классами, массами, индивидами, преследовавшими свои практические интересы. А то, как сами они сознавали и артикулировали их в обращениях друг к другу и против друг друга, разговор особый. Ясно, что немалую роль тут играли и яркие лозунговые образы будущего равноправия, справедливого распределения (в том числе и "по труду"), распределения земли и доходов, свободы от произвола власти и т. д. Их, эти лозунги, провозглашали с надеждой на Ленина и указавшего ему путь Маркса, с надеждой на Троцкого и мировую революцию неимущих и те, кто еще вчера жил вековой надеждой на заступника - батюшку-царя. Но и те, кто и на царя, да и на весь белый свет озлобился, не видя реальных выходов из войны, разрухи, бедности, зависимости, вдруг поверив пусть не в мировую революцию, но в землю, которую можно будет получить в собственность без выкупа и по справедливости. И идеи, теории, лозунги, выпестованные в теоретических и идеологических битвах партий, оборачивались посулами мира и справедливости, понимаемыми каждый по-своему, в соответствии с собственными интересами, потребностями и надеждами. И в кровь, и до смерти били тех, в ком не без основания подозревали иные, прямо противоположные интересы...

Так, может быть, все-таки искать ответ на вопрос о причинах нашего социального кризиса следует в реальной истории - в истории столкновений и объединений масс, общностей, групп? В сокровенных мотивах их практических действий и дел, отшелушивая зерна бессознательного и подсознательного осознания ими противоречий бытия от произносившихся, писавшихся, игравшихся, изображавшихся, выпевавшихся текстов, в коих сокровенные-то мотивы и интересы масс и индивидов и проговаривались, и... скрывались?

Может быть, только так и можно будет понять, какую действительно роль сыграла теория Маркса в нашей революции и "социалистическом строительстве".

А к самой теории и надо отнестись рефлексивно-теоретически. Серьезно надо отнестись. Может быть, тогда и станет ясно, что она, как и всякая высокая культура мысли и чувств, не умирает. Как не умерли для нас Платон и Фома Аквинат, Декарт и Кант, Гегель и... назовите любого из близких вам до духу и способу рационализации действительности. Что же касается Маркса, то слишком уж близко к открытой им тенденции общественного развития движется сегодняшняя история, чтобы можно было всерьез отнестись к вопросу, на который мы собрались здесь ответить.