К. X. Момджян

"Даже гений не может быть и ученым, и революционером сразу... "

Тема нашей дискуссии сформулирована так, что невольно ощущаешь себя врачом, которого пригласили участвовать в консилиуме. Не убежден, однако, что марксизм можно уподобить больному, относительно которого вполне уместен вопрос: жив он или умер? Я привык думать, что больной не может жить или умирать "по частям", а именно так, как мне кажется, обстоит дело с марксизмом.

Очевидно, что ответ на обсуждаемый сегодня вопрос зависит от того, как мы понимаем марксизм. Представляет ли он собой в действительности теорию, "отлитую из едино- го куска стали", или же гетерогенную совокупность объединенных общим авторством теорий, между которыми существует парадигмальная и концептуальная связь, не отменяющая, однако, их весьма значительной самостоятельности?

Скажу сразу, что я не являюсь сторонником холистской интерпретации марксизма, при которой теорию научного социализма считают прямым продолжением гносеологии и наоборот. Я не считаю, что марксизм представляет собой целостность органического плана (как ее понимал Гегель), когда образующие целое части лишены онтологической самодостаточности и не могут существовать вне и помимо их субстанционального синтеза. Убежден, что явление, именуемое "марксизм", состоит из предметно автономных теорий, весьма неравноценных в научном отношении. Более того, убежден, что. в рамках каждой из этих теорий (философской, социологической, экономической, политологической и пр.) мы сталкиваемся с весьма неравнозначными в научном отношении идеями, о которых никак нельзя судить "чохом".

Мне кажется, что в теоретическом наследии Маркса можно обнаружить идеи, которые были ошибочны уже на момент своего создания; идеи, которые верно отражали современные Марксу реалии, но не смогли предугадать тенденцию их изменения; наконец, идеи, которые сохраняют свою силу и поныне и будут сохранять ее в обозримом будущем.

Последнее обстоятельство не вызывает сомнений у всех сколь-нибудь серьезных критиков Маркса за рубежом, и только в родном отечестве в условиях спровоцированной неучами, именовавшими себя марксистами, идиосинкразии такие сомнения появились. Скажу сразу, что мне значительно ближе позиция Миллса, считавшего работы Маркса одним из инструментов профессионально работающего социолога и заявившего: если в моих трудах находят отголоски некоторых идей Маркса, это свидетельствует лишь о том, что я получил хорошее образование.

Не думаю, что нужно подробно говорить о причинах неравнозначности идей, созданных выдающимся интеллектом. В первую очередь это колоссальная сложность объекта, способного к тому же существенно изменяться на протяжении жизни исследователя. Но есть и другая причина, значение которой становится все более понятным в свете нашего печального опыта. Мне кажется, что опыт Маркса окончательно доказал, что даже гений не в состоянии совмещать в одном лице функции ученого и революционера - так, чтобы это не нанесло ущерба или учености или революционности. Нас долгое время убеждали в том, что ученый-обществовед не может не быть "идеологом", но у него есть шансы стать "научным идеологом", если он встанет на позиции передового класса. Боюсь, что это утверждение опровергнуто жизнью: интервенция политизированного сознания в область гносеологии в любом случае не способна принести пользу. Не пора ли признать это обстоятельство, равно как и признать оскорбительными для чести и достоинства ученого сомнения в его способности осознавать свои политические симпатии и сознательно блокировать их воздействие на поиск и восприятие истины?

Маркс, как известно, не ставил перед собой такой задачи - напротив, считал партийность ученого главным источником научного вдохновения. В результате на многих страницах его трудов мы наблюдаем подспудную или явную борьбу Маркса-ученого с Марксом-идеологом и нередкие случаи, когда первый уступал второму.

Подобное имеет место во всех частях доктрины. Вряд ли мы можем признать свободной от идеологизмов политическую экономию капитализма - так, далеко не все в порядке, как мне кажется, с Марксовой теорией прибавочной стоимости и эксплуатации. В некоторых случаях эта концепция вступает в противоречие с Марксовой же теорией всеобщего производства (когда класс-собственник, ответственный за производство и регуляцию организационных связей и "форм общения" производителей, однозначно противопоставляется "труду", интерпретируется как неспособный на производительный труд класс-паразит).

Идеологемами, как показал ход истории, полна теория научного социализма - хотя я не соглашусь с учеными, считающими, что эта теория целиком идеологична и не содержит никаких элементов научной истины. Лично я убежден, что идея солидаристской экономики, исключающей парцеллярные формы собственности, не столько ошибочна, сколько несвоевременна. Она способна реализоваться в истории еще раз, но на принципиально ином технологическом фундаменте (средствах производства, которые, к примеру, прогнозировал академик Легасов), в принципиально иных условиях разделения труда, способных сделать ненужными обособленность производителей, отношения товарообмена и рыночной регуляции. Ясно, однако, что эта перспектива далеко не ближайшего времени.

К сожалению, не свободна от ошибочных положений и социально-философская теория марксизма, которую традиционно именуют историческим материализмом. Ныне эта теория переживает несомненный кризис, имеющий самые различные аспекты: организационный, педагогический и, главное, концептуальный. Характерным свидетельством последнего является постоянное стремление специальных общественных наук перейти на своеобразное "методологическое самообеспечение", самостоятельно решать методологически значимые для них социально-философские и общесоциологические проблемы, явно выходящие за рамки собственных предметных установок. Делается это главным образом из-за неверия в возможность компетентной помощи со стороны исторического материализма, из убеждения в его очевидной устарелости.

Так, многие современные экономисты решительно оспаривают классическую концепцию "базиса и надстройки", протестуют против лобового столкновения собственности и власти, нехарактерного для современной истории. Гуманитарии обвиняют марксизм в "растворении" человека в безличных социальных структурах, считают невозможной марксистскую философскую антропологию - до тех пор, пока идея родовой природы человека будет лишь декларироваться, подменяясь в действительности релятивистской концепцией сущности человека как совокупности интериоризованных общественных отношений. Историки высказывают сомнения не только в "пятичленной" схеме формационного развития, но и в самой возможности непротиворечивой типологии истории по единственному экономическому основанию. Политологи критикуют марксистскую концепцию классов, делающую, по их убеждению, невозможным научный анализ современной расстановки социально-политических сил, и т. д. и т. п.

Как относиться к подобным возражениям - все принимать или все отвергать? Вряд ли такая постановка вопроса продуктивна. Не могу в этой связи считать правильной позицию ученых, считающих, что кризис переживает не собственно марксизм, а его окарикатуренная версия, выдвигающих лозунг: "Вперед, к Марксу". Маркс, увы, действительно превосходит подавляющее большинство современных "истматчиков", несмотря на наличие у последних вполне достаточной стопятидесятилетней форы. Однако ошибочно считать, что "аутентизация" марксизма способна дать ответы на все вопросы, которые история ныне ставит перед социальной философией. Убежден, что современный общественный процесс характеризуется целым рядом существенных изменений, которые заставляют нас бросить новый взгляд не только на привычные определения капитализма, социализма, но и на фундаментальные принципы материалистического понимания истории, которые считались "работающими" на всем ее протяжении.

Конечно, это не означает обязательной и поголовной "отмены" этих принципов, а всего лишь перевод их из безусловных "символов веры" в объект трезвого научного рассмотрения. При таком подходе мы должны будем признать, что многие из сформулированных Марксом общеисторических законов сохраняют свою силу, хотя современный общественный процесс вносит серьезные коррекции в механизмы их реализации.

Так, я убежден, что современная история вполне подтверждает центральную идею Маркса о естественноисторическом ходе общественного развития, исключающем возможность произвольных изменений социально-экономического строя даже тогда, когда они продиктованы самыми благими намерениями. В одной из публикаций Игорь Золотусский утверждал, что XX век опроверг мысль Маркса о вторичности и производности общественного сознания, поскольку стал веком насилия идеи над реальной жизнью. Что ж, в событийном плане это почти верно, но если брать историю с точки зрения ее сущностных тенденций, мы увидим, что именно XX век показал исторические пределы волюнтаризма - хотя бы объективную невозможность устранения рыночных отношений при общественном разделении труда, которое делает экономическую обособленность производителей и рыночный обмен необходимыми. Ужасно, что за подтверждение этой истины заплачено миллионами человеческих жизней, но сама истина от этого не тускнеет идея действительно посрамляет себя всякий раз, когда отделяется от реальных интересов.

Вместе с тем, признавая центральный тезис материалистического понимания истории, мы безнадежно скомпрометируем его, если не учтем серьезнейших изменений роли общественного сознания в современной истории, которая стала историей "без гарантированных результатов". Нелепо искать в ней материальные детерминанты, генезис и функционирование которых не были бы опосредованы сознанием (что не мешает им сохранять субстанциональную независимость от человеческой воли). Учет этих обстоятельств заставляет как минимум отказаться от механического повторения концепции "материальных и идеологических отношений", находящейся в несомненном противоречии с реалиями сегодняшнего дня.

Точно так же современная история вполне подтверждает мысль о ключевом значении отношений собственности, доказывает всю неспособность политики сколь-нибудь длительный срок доминировать над экономикой, подменяя экономическую целесообразность видимой "политической необходимостью". Однако и этот тезис Маркса нельзя использовать буквально - мы должны уйти от прямого противопоставления собственности и власти, учитывать возможность их взаимопересечения, своеобразный феномен власти-собственности (который Маркс рассматривал как прошлое человечества и ренессанс которого пришелся на современную историю).

В серьезнейших уточнениях нуждается, на мой взгляд, концепция классов. Убежден, что классовая спецификация сохраняется в современной истории, однако доказать эту мысль можно лишь в том случае, если мы учтем серьезнейшие структурные перестройки современного общества прежде всего своеобразный феномен дисперсии экономических структур, их проникновение в сферы общественного производства, отличные от материального, что создает "новые" классы и новую расстановку классовых сил. В этом же вопросе необходима существенная коррекция "классического" марксизма, склонного рассматривать отношения классов не как конфликтное взаимодействие, но как антагонистическое противодействие. Противодействие классов, борьба на уничтожение действительно имеют место в кризисные этапы истории, когда один из классов теряет позитивную деятельностную функцию, но продолжает цепляться за статус в системе отношений распределения. Именно в эти - и только в эти - периоды общечеловеческие интересы, интересы рода совпадают с интересами вида, то есть один из классов становится как бы "исполняющим обязанности" человечества.

В нормальные же периоды истории классы взаимодополняют друг друга, осуществляя способ производства, необходимый для данной эпохи, то есть совместно "работают на человечество", обеспечивая его поступательное развитие. Непонимание этого обстоятельства многими современными обществоведами чрезвычайно затрудняет осмысление ими диалектики общечеловеческих и классовых ценностей - одной из центральных проблем современной истории, существенно меняющей постановку вопроса о классовой борьбе, социальной революции и пр.

В заключение хочу поставить один весьма дискуссионный вопрос. Не является ли лучшим способом защиты Маркса (раз уж он нуждается в защите) отказ от понятия "марксизм" - хотя бы в сфере социально-философской теории? Не только для того чтобы отличить Маркса от тьмы эпигонов, но и для того чтобы защитить Маркса от Маркса, отказавшись от соблазна возводить в ранг научной истины все сказанное им?

Ни у кого нет сомнений в том, что Ньютон великий ученый - но не потерял бы он в весе, если бы мы перешли от дифференцированной фиксации его достижений к интегральному понятию "ньютонизм", попытались бы синтезировать в единое учение физические, философские и теологические воззрения Ньютона? Не возник бы у нас и в этом случае искус рассуждать о "смерти ньютонизма"?

Вы понимаете, что я ставлю проблему, которая касается не только Маркса. Проблема эта такова - обязательно ли социальная философия и обществознание в целом должны строиться по персоналистическому принципу, которого нет в естествознании (насколько я знаю, и в биологии уже говорят не о дарвинизме, а о синтетической теории эволюции)?

Ответ на этот вопрос будет, естественно, отрицательным, если мы понимаем социальную философию как принципиально отличное от науки "софийное" знание, как область мировоззренческой рефлексии о "тайнах" и "смыслах" исторического бытия - ясно, что так понятая философия не может не быть персоналистической. Но если мы не ограничиваем социальную философию сферой аксиологических суждений? Если мы допускаем возможность аналитического социально-философского мышления, претендующего на общезначимость и верифицируемость своих утверждений?

Обязателен ли персоналистический принцип в этом случае?

Не будет ли социальная философия и тем более социология хотя бы в будущем строиться по типу естественных наук как единое проблемное поле с конкурирующими гипотезами и установленными истинами, среди которых найдут свое место и законы Маркса, и законы Дюркгейма или Сорокина?

Очевидно, что это будущее никогда не наступит, если мы и впредь будем практиковать позицию классовой и партийной нетерпимости в науке, квалифицировать выдающихся ученых как "дипломированных лакеев" и пр. Но обязательна ли такая практика в наше время?