Проблема экзистенциального диалога (вместо заключения)

Диалог сегодня модное слово, нередко превращающееся в лозунг, в заклинание, а то и в клятву политиков. Он характеризует содержание отношений между субъектами, желающими сохранить свое самобытие. На рациональном уровне, он означает осознанный и целенаправленный способ поведения: формальные коммуникации и взаимообмен информацией по их каналам, синтез и освоение. На внерациональном уровне он является способом существования, в котором проявляется природа субъекта, его принципиальная совместимость или несовместимость с другими.

Как способ существования, диалог становится следствием самоопределения субъекта, утверждения им самобытности и желания «прислушиваться» к партнеру. Вероятно, первая рефлексия диалога принадлежит Ж.-П.Сартру, которому он был необходим для обоснования интерсубъективности.

Экзистенциальный диалог является конкуренцией и взаимным приспособлением, неизбежными в условиях ограниченного, но расширяющегося пространства сосуществования живых и мыслящих партнеров.

Диалог предполагает решимость, самобытность, свободу, действие и ответственность. Однако человек как основной субъект, способный обладать этими качествами, определен биологически, культурно, духовно и эта его определенность концентрируется в его самоидентификации с самим собой, лишь как «Я» он может вести диалог.

При этом во множестве определяющих его факторов, к сфере компетенции человека относится только культура, где он определяет и утверждает свое «Я», где он обладает и решимостью, и свободой и т.д. Следовательно, диалог как экзистенциальная активность развертывается прежде всего в культуре и является культурным процессом, в котором и духовность, и биологическая телесность оказываются только «фоном», почвой, на какой стоит субъект и «открытыми пространствами», куда он устремлен.

Можно провести аналогию. В эпоху географических открытий существовали люди, для кого мир ограничивался их жильем, городком и немногочисленным окружением, и был освоенным и обжитым миром. Но были и такие, у кого этот обжитой мирок являлся не более, чем точкой отсчета и стартовой линией, а мир являлся как безбрежная неизвестность, в какую им хотелось проникнуть. Их путешествия и странствия открывали им новые грани мира, одновременно изменяя их самих и давая им новый опыт.

Экзистенциальный диалог похож на такое путешествие и является освоением мира и трансформацией субъекта, все большим и большим самоопределением его природы. Но это освоение мира как одушевленного Другого и освоение Другого как мира, к которому и самому надо приспособиться, и его приспособить к себе, чтобы сделать возможным сосуществование.

Экзистенциальный диалог становится неизбежным для субъекта, находящего себя в ограниченном пространстве, которому субъект не вполне адекватен, где ему попросту тесно. Он является стремлением вовне, расширением пространства, поиском и достижением новой формы, более адекватной человеческой природе субъекта.

Но это не такое освоение, как обживание физического мира, а взаимное освоение множеством субъектов друг друга, в условиях разного их представления о природе и разных открывшихся перед ними пространств. В таком диалоге трансформация субъекта оказывается не обретением новой формы под влиянием другой, но пассивной среды. Субъект изменяется в следствие направленной на него активности другого субъекта, и его изменение является продуктом встречной активности, т.е., изменяются оба, либо разрушая друг друга, либо интегрируя свои культурные природы и свои взгляды на мир и жизненные перспективы.

Человек – тот, чье «Я» определяет свое бытие в культуре и выбирает тип отношения ко всем своим соучастникам, как культурным, так и внекультурным, в том числе, и к Другому с его собственным бессознательным. Как у существа, определяющего себя в культуре, человеческое бытие устойчиво и изменчиво, и ограничено временем бытия самой культуры. Оно всегда нуждается в продолжении действий и в новых поступках. Однако, как у существа экзистенциального, а следовательно, ойкуменального и в большой степени внекультурного, бытие человека зависит от его выбора и решимости в отношению к тому, что находится за пределами культуры. В создаваемых мифах и утопиях демонстрируется предпочтительный тип бытия, к которому субъекты стремятся, и который воплощают в своих поступках.

Диалог с партнером протекает в культуре, но всегда ведется если не в контексте, то «на фоне» бессознательного и непознанного, предполагает их соучастие, мифотворчество, конфликт или интеграцию мифов и развертывается в истории как в осмысленном процессе созидания своего будущего. Миф и утопия становятся способами придания культурной формы грядущему. Поступок же всегда является поступком как в отношении культуры, так и в отношении непознанного.

Диалог, это – процесс формирования и утверждения интегрированного бытия множества субъектов в культуре, развертывающийся исторически и осуществляющийся с участием присутствующих в нем телесности и духовности.

В плане телесности человек проводит и утверждает свою ойкуменальную границу, в плане духовности он преодолевает эту границу, стирает ее и открывается вовне. Следовательно, диалог требует самобытия партнеров и непрерывного поиска меры их сокрытости и открытости, меры деятельности, поступка и ответственности человека перед собой и непознанным, меры допустимости нашего проникновения в Другого и его проникновения в нас. Эта мера, вероятно, представляет собою основное значение культурного смысла человеческого бытия и его жизни.

В таком случае, представление о смысле жизни становится необходимым условием диалога, если нет смысла в истории и в жизни, то и конфликт, и согласие не имеют никакого значения. Диалог, потерявший смысл, оказывается формальной коммуникацией и не способен ни создавать, ни воспроизводить никакую культуру, и не может придать форму никакой субъективности. Рациональность без диалога рассыпается, а цивилизация превращается в вырожденную игру по внешним бессмысленным правилам, в которую уже неинтересно играть, и в пустую моду как в имиджевую оболочку, в персону, живущую отдельно от одних людей и поглощающую других, в т.н. «виртуальную реальность». Жизнь же усыхает до технологии жизни, фигурирующей в обрядах, ритуалах и театрализованных действиях, имитирующих и жизнь, и самобытие, в симулякр.

От остальных разновидностей диалога экзистенциальный диалог отличается наличием в его структуре представлений о смысле человеческой жизни и о необходимости поиска самобытия с участием Другого.

Исторический и динамический характер диалога в Средние века, вероятно, обозначался термином «Богопознание», сам диалог с его потенциалами согласия и конфликтности определялся как «любовь к Богу, к ближнему и к врагу», а его результат – либо победившая вражда, либо достигнутое согласие - обозначался как «духовная смерть» и как «соборность».

В эпоху Просвещения на передний план выходят познание и цивилизационная игра, еще не утратившие заданную Средневековьем систему смыслов, но трансформирующие эти смыслы в социальные утопии. В наши дни исчезает даже утопичность, приходящие на замену трезвость и безыллюзорность по сути оказываются утратой способности к дальнейшему творчеству культуры и человеческого бытия. Именно это обстоятельство, думается, западная мысль XX века и выражает своей известной похоронной процессией.

Преодоление постмодерна означает возвращение к экзистенциальному диалогу и поиск его новых форм. А следовательно, необходимо вернуться к вопросу о смысле жизни и осознать его как самый важный вопрос современности.

К какому решению может прийти сегодняшний человек, отвечая на вопросы, зачем он живет, чего ему по большому счету надо, зачем ему то, что сегодня происходит в его жизни, и в конечном счете, во всем человеческом мире? Сохраняет ли он еще способность поставить перед собой эти вопросы, осуществить выбор, принять решение и действовать, может ли он за свои действия отвечать? – Таковы, по сути, основные проблемы современности, решение которых мы демонстрируем создаваемыми правовыми, политическими, экономическими институтами и соответствующими отношениями и процессами. Наличие смысла превращают их в институты культуры, а отсутствие смысла делают их пустыми и игнорируемыми требованиями вырожденной цивилизации, исчезающими уже в следствие своей общей необязательности.

Представление об экзистенциальном диалоге не как о беседе, а как о сопереживании, о сосуществовании двух экзистенций и их открытости друг для друга через интенцию и стремление к взаимопониманию можно найти уже у Ф.Шлейермахера. Дальнейший шаг в становлении этого подхода сделан феноменологической и герменевтической традициями, экзистенциализмом и, вероятно, теорией повседневности.

Экзистенциализм, предельно индивидуализируя субъект, тем самым утверждает право каждого на самобытность и тайну. Такой взгляд раскрывает в диалоге две тенденции. Прежде всего, при первом контакте он проявляется как конфликт. Затем, неизбежность конфликта и вызванного этим напряжения контактирующих экзистенций, ведет к со-экзистенциальности и к «сотрудничеству-соперничеству» как сущности диалога. В итоге образуется комплементарность экзистенций и появляется регулирующая диалоговые отношения социокультурная парадигма, а с нею и жизнеспособная цивилизация.

Поскольку экзистенциальный диалог включает в себя биологическую и духовную стороны, то в нем участвуют и научное, и религиозное мышление. Наука дает знание, а религиозность формирует культуру взаимного доверия и открытости вовне. Доверие и открытость, со своей стороны, предполагает взаимоприятие партнеров, признание ими друг за другом права на самобытие. Признание его за Другим, тем самым, предоставляет и нам такое же право быть самими собой.

Субъектом культурно-исторической эпохи оказывается складывающаяся в экзистенциальном диалоге социокультурная парадигма, а субъектом современности – самобытные со-бытийствующие субъекты, пребывающие в непрерывном диалоге друг с другом, с природой и с бессознательным.

Существование в экзистенциальном диалоге означает комплементарность индивидов, культур и цивилизаций в рамках интегрированного жизненного мира. В свою очередь, это значит:

· обладание самобытием;

· открытость вовне;

· предположение правомерности самобытия Другого и своего самобытия;

· признание за другими права на их самобытие;

· утверждение собственного права на самобытие;

· практическая трансформация самобытия партнеров и превращение их в необходимые условия самобытия друг друга;

· взаимоприятия и взаимного доверия, обоюдной ответственности и обязательности.