Екатерина Михайлова 11 страница

Я не случайно позволил себе это отступление. Власть над детьми обкуренные анашой “авторитеты” и полуграмотные “гуру” получают только в том случае, если семья не дает подростку того, что ему нужно. По-моему, лучше не предоставлять им такой возможности. Это тот самый случай, когда стоит повнимательнее присмотреться к опыту и образу действий неформальных молодежных лидеров.

Поэтому приведенную выше рекомендацию В. Сатир я бы отнес в первую очередь именно ко всем внешним проявлениям родительской власти. Прежде всего давайте безоговорочно признаем, что наш сын или дочь уже достигли того возраста, в котором мы не должны водить их за ручку. В буквальном, а не в переносном смысле. Да-да, я не шучу. Мне приходилось встречать не так уж мало женщин, глубоко и искренне переживающих из-за того, что их дочери категорически и порой агрессивно отказываются от их общества, хотя еще год назад охотно ходили и ездили с мамами по магазинам, в парикмахерскую, в гости и просто в парк. Они по какой-то причине забыли те годы своей жизни, когда фигура идущей рядом мамы воспринималась ими самими не как мама, а как послание миру: “Посмотрите: она еще такая маленькая и никчемная!”.

Другой эпизод из той же серии. Только маленьких детишек нельзя ни на час оставлять дома одних. Именно поэтому очень часто бабушкам и дедушкам, которых приглашают посидеть с двенадцатилетним чадом во время школьных каникул, здорово достается от внуков и внучек. Дело опять-таки не в отсутствии любви к дедушкам и бабушкам. Бурный протест со стороны подростков вызывает отсутствие доверия. Вступая в конфликт по поводу и без повода, они тем самым заявляют: “Я уже достаточно взрослый и не нуждаюсь в няньках!”. И это, как правило, чистая правда. Если у вас нет реальных оснований предполагать, что, оставшись “один дома”, ваш повзрослевший ребенок немедленно начнет испытывать взрывчатые вещества, устраивать потоп соседям или распродавать ценные вещи, не стоит ущемлять его достоинство, снижать самооценку и выставлять его недоумком перед сверстниками, приглашая бабушку, дедушку или еще кого-то из взрослых в качестве няньки-надзирателя. Между нами говоря, любой нормальный двенадцатилетний подросток знает, как разогреть себе обед и не сжечь при этом квартиру, знает, что, уходя на улицу, надо запирать входную дверь, и должен знать, что в наше замечательное время нельзя открывать незнакомым людям, даже если они представляются милиционерами, почтальонами, папиными знакомыми или клянутся всеми святыми, что умирают от жажды.

Другой важный аспект отвержения внешних атрибутов родительского авторитета, естественно, связан с внешностью. Если на предыдущем этапе развития личности дети, идентифицируясь с родителями своего пола, стремились подражать им в одежде, манерах, привычках, стремились выглядеть как взрослые, то подростки в поисках своей индивидуальности, неповторимости, наоборот, стремятся отличаться от взрослых своим внешним видом. Именно в этом стремлении и заключается главный источник специфической подростковой культуры. Именно отсюда идут странновато-чудаковатые, на взгляд взрослых, иногда совершенно непонятные, порой шокирующие и раздражающие стрижки подростков, манера одеваться, музыкальные и литературные пристрастия, сленг и другие способы самовыражения. Причем очень часто любые попытки взрослых повлиять на эти вкусы и привычки вызывают агрессивную реакцию со стороны подростков, приводят к бесконечным конфликтам и, как следствие, к результату, прямо противоположному ожиданиям и желаниям взрослых.

Мне вспоминаются мои школьные годы, пришедшиеся на 70-е — начало 80-х. Не последнее место в формировании устойчивого неприятия пионерской организации и всего, что с ней связано, у многих представителей моего поколения занимало категорическое требование, подкрепленное всевозможными “санкциями”, не приходить в школу без пресловутой “частицы красного знамени” на шее. Причем неприятие “частицы” определяло и отношение к целому. (Помните: “Не стесняйся пьяница носа своего, он ведь с нашим знаменем цвета одного!”)

Я помню, сколько копий переломала школьная администрация в борьбе с джинсами и “неуставными” длинными волосами у нас, мальчишек, росших на музыке “Deep Purple” и “Led Zeppelin”, и серьгами, клипсами и мини-юбками у девчонок. Закономерным результатом этой борьбы за “опрятный и скромный внешний вид” стало то, что в старших классах особым шиком считалось заявиться в школу не просто в джинсах, а непременно в драных джинсах, покрытых множеством бросающихся в глаза кожаных заплат. При этом форменный школьный пиджак тоже должен был быть заношен до дыр. Что же касается причесок, то наиболее стойкие поклонники таланта Джимми Пейджа и Ричи Блекмора в знак протеста против невежества и злокозненности администрации старались не только стричь, но и мыть волосы как можно реже.

Вспоминая все эти “предания старины глубокой”, я не без внутреннего содрогания слышу участившиеся в последнее время в среде чиновников от образования разговоры о необходимости вновь одеть всех российских школьников в пресловутую форму. При этом в качестве обоснования очередной “инновации” выдвигается “гуманная” мысль о том, что-де дети из не очень обеспеченных семей чувствуют себя обделенными и комплексуют, оказавшись за одной партой со сверстником из богатой семьи, одетым гораздо лучше. Любому хоть сколько-нибудь вменяемому человеку совершенно очевидно, что если кому-то неймется продемонстрировать свое благосостояние и “крутизну”, он найдет десятки возможностей сделать это. Даже если обязать всех учащихся ходить на занятия в военных робах на радость вновь появившимся в школах военрукам, равнодушным к “Фиесте”. Но дело даже не в этом. Просто, если в таком-то классе такой-то школы отношение к ребенку (не важно, плохое или хорошее) со стороны сверстников определяется толщиной (опять-таки не важно, большой или маленькой) кошелька его родителей — с чем собираются бороться введением единой формы, — то это диагноз. Диагноз абсолютной профессиональной непригодности администрации и педагогов данного учебного заведения. И никакая форма тут не поможет. Нужны совершенно иные меры.

Но вернемся к переговорам и заключению соглашения о разделе “сфер влияния” с нашими подрастающими детьми. Надеюсь, мне в какой-то степени удалось убедить вас в полезности и даже необходимости начинать их с отказа от наиболее одиозных, с точки зрения наших детей, внешних проявлений родительской власти и опеки. Сделав это, вы окажетесь в глазах подростка не занудным “предком” не понимающим очевидных вещей, а старшим и более опытным партнером, считающимся с ним, прислушивающимся к нему и, следовательно, заслуживающим доверия. Тем самым вы обменяете свой внешний контроль над сыном или дочерью на реальную возможность быть для него или нее подлинным внутренним авторитетом, советником и защитником в тех случаях, когда это реально необходимо. Здесь нет никакого подвоха или хитрости. Это честный договор, отвечающий объективным потребностям жизни и не ущемляющий ни чьего достоинства. И вместе с тем вы, сделав такой шаг, косвенным образом задействуете известный принцип влияния — взаимный обмен. Согласно этому принципу, “человек, который действует по отношению к нам определенным образом, получает право на подобное действие в ответ”4. Иными словами, если в ситуации столкновения интересов мы по доброй воле, без внешнего нажима идем навстречу нашему оппоненту, мы тем самым вовсе не демонстрируем свою слабость, как думают многие, а ловко и незаметно побуждаем его, в свою очередь, проявить уступчивость. Уступка воспринимается как проявление слабости, если она является следствием внешнего давления. Добровольная же уступка на сознательном уровне выглядит скорее как щедрость и великодушие.

Как вести переговоры с подростком

Теперь обратимся непосредственно к тому, как провести переговоры с подростком с максимальными шансами прийти к соглашению. Я предлагаю в качестве возможного варианта достаточно простую процедуру, существенно облегчающую это непростое дело.

Первое и самое главное правило: поскольку очень важно добиться полной ясности и обозначить границы, и вы, и ваш ребенок должны взять на себя обязательство внимательно выслушать друг друга без критики и осуждения, ни в коем случае не перебивая и не возражая. При том условии, что каждый в определенный момент получит возможность высказать свои соображения или несогласие по спорным вопросам. Кроме того, все участники этих переговоров не только имеют право, но и берут на себя обязательство задавать любые уточняющие вопросы и просить разъяснения, если что-то в точке зрения собеседника кажется не очень понятным или не­определенным.

Второе правило, не менее важное: и вы, и подросток должны понимать и признавать то, что наша процедура — не спортивное состязание и тем более не боевые действия. Поэтому ни перед кем из вас не стоит задача победить другого или набрать максимальное количество очков. Просто ваша семья в своей истории подошла к очередному не очень простому рубежу, через который проходят все семьи. Если раньше в семье было двое взрослых (супругов) и ребенок и задачки, которые выдвигала жизнь, решались чаще всего вдвоем, то теперь мы переживаем момент, начиная с которого, многие проблемы семьи могут быть решены только втроем. Выиграть или проиграть могут все члены семьи вместе. Итак...

Первый шаг делают родители. Вы должны ясно и четко объяснить подростку, что видите, как он повзрослел, что вы цените и уважаете это. И так же ясно и четко изложить проблемы, которые, на ваш взгляд, связаны с его взрослением, и то, что вас тревожит в связи с этим в настоящее время или как реальная возможность в будущем.

Как я уже говорил, подростки склонны порой чрезмерно преувеличивать свои возможности и ввязываться в различные авантюры, не думая о последствиях. Поэтому очень важно прямо и откровенно сказать сыну или дочери, чего вы на самом деле опасаетесь в связи с их вступлением в новый этап жизни. Повторюсь: прямо и откровенно обо всем — от непоступления в перспективе в вуз до нежелательной беременности. В этом разговоре не должно быть закрытых тем, недоговоренностей и двусмысленностей. Ответственно заявляю, нравится нам это или нет, но в современном мире к 12—13 годам наши дети, как правило, знают о жизни (и в том числе о ее дне) гораздо больше, чем нам порой кажется и чем хотелось бы. Приведу пример. Как-то осенью, года три тому назад я, вернувшись из отпуска, встретил знакомого мальчишку — семиклассника из очень хорошей семьи и хорошей школы. В глаза мне бросился новый имидж дяди Федора (так звали мальчика), резко контрастировавший с тем, что я помнил по нашей предыдущей встрече. Существенной деталью образа была сережка в ухе. В какой-то момент нашего разговора я поинтересовался:

— Дядя Федор, а зачем ты проткнул себе ухо?

— А что тут такого? — ответил он вопросом на вопрос.

— Да в общем-то ничего, но все-таки, по-моему, стиль “унисекс” — больше женский. Для мужика он как-то не очень...

— Так я же проткнул себе левое ухо, а не правое.

(Если кто-то не в курсе: в среде определенной части молодежи и некоторых взрослых серьга в левом ухе мужчины — это признак мужественно­сти, иногда также символ принадлежности к панкам, а в правом — отличительный знак пассивного гомосексуалиста.)

— Откуда такое глубокое знание жизни в столь юном возрасте? — искренне удивился я.

— Вы малость отстали, Валерий Александрович, — снисходительно усмехнулся подросток, — сейчас об этом все знают еще во втором классе!

Даже если дядя Федор в разговоре со мной ради красного словца слегка подзагнул насчет второго класса, пример этот, по-моему, достаточно красноречив. Поэтому, откровенно разговаривая с нашими повзрослевшими детьми на “скользкие” темы, мы отнюдь не сообщаем им нечто безнравственное (это безнравственное они, как правило, уже не раз слышали из иных источников, причем в самом вульгарном и похабном виде), а еще раз даем им понять, что считаем их достаточно взрослыми, ответственными, заслуживающими доверия.

Кроме того, это отличная возможность дать то, чего подростки наверняка не получают на улице и в школьных туалетах, — внятно объяснить, почему та или иная вещь считается безнравственной, почему она отвергается или порицается обществом. В чем, наконец, ее опасность для здоровья физического или душевного. Откровенно разговаривая с подростком о любых наших страхах и опасениях, связанных с его жизнью, важно не только прямо их назвать, но и объяснить их причину. Важно потому, что без такого объяснения очень многие вещи, бесспорность которых подросток, в общем, признает искренне и безоговорочно, оказываются не воспринятыми на конкретном, ситуативном уровне. Скажем, легко соглашаясь с тем, что наркотики — в принципе зло, многие подростки весьма смутно представляют себе, чем конкретно может обернуться это зло применительно к ним лично. Отсюда печально знаменитое: “Попробую один раз, просто чтобы представлять, что это такое. И больше никогда в жизни...”. Итак, прямо, подробно и откровенно о том, чего вы опасаетесь и почему.

Второй шаг делает подросток. Ты должен прямо и честно рассказать о том, что происходит в твоей жизни, о своих планах, надеждах, стремлениях. О том, чего ты хочешь, в чем сомневаешься, чего опасаешься.

Очень многие вещи, вызывающие протест, недовольство и даже негодование у подростков, взрослые делают вовсе не потому, что они прирожденные тираны и не готовы ни в чем идти навстречу своим детям и считаться с ними. Они просто не имеют ясной информации о том, в чем на самом деле нуждаются подростки, и действуют исходя из своих представлений о том, что нужно сыну или дочери.Поэтому каждый подросток, если, конечно, его родители не умеют читать мысли, может быть уверен: либо он откровенно говорит о своих нуждах и проблемах, либо скорее всего не получит желаемого, даже если он не требует ничего невыполнимого или криминального и родители на самом-то деле вполне готовы удовлетворить его потребность. Я уже не говорю о возможных конфликтах на данной почве — это само собой разумеется. Вот типичная иллюстрация. Девочка-подросток, с которой мне довелось работать, предъявляла обычные претензии к родителям (особенно к маме) за чрезмерную опеку и вмешательство в ее жизнь, жаловалась на полное отсутствие свободы. Я попросил привести конкретный пример того, как это происходит. Оказалось, что в день, когда отмечался четырнадцатый день рождения Марины и, естественно, собрались друзья, мама без конца входила в комнату, где происходило торжество, назойливо предлагала попробовать то или другое блюдо, возилась с грязной посудой, одним словом, испортила весь праздник. Далее последовал диалог примерно следующего содержания:

В.И.: Марина, как, на твой взгляд, должна была бы вести себя мама, чтобы праздник удался?

М.: Ну, она могла бы побыть в другой комнате. Кому вообще нужны все эти разносолы? Вы же понимаете... Главное — общение.

В.И.: Конечно, общение — это главное. Я понимаю — разговоры, танцы и все такое. Взрослые иногда бывают лишними в вашей компании. И все же гостей обычно принято угощать. Если бы мама вообще этим не занималась, ты бы усадила своих друзей вокруг пустого стола и весь вечер играла бы с ними в “бутылочку”?

М. (смеется): Ну, нет, конечно. Тоже мне проблема — угощение. Я бы испекла торт... Мне бы помогли подруги.

В.И.: Насколько я понимаю, на самом деле тебе хотелось бы провести вечер в кругу своих друзей и чтобы родителей вообще не было дома.

М.: Вообще-то это правда.

В.И.: И ты бы сама справилась со всеми хозяйственными делами?

М.: Да.

В.И.: Ты говорила об этом с мамой?

М.: Она бы никогда не согласилась оставить нас на целый вечер!

В.И.: Так ты спрашивала ее или нет?

М.: Нет. Я просто знаю, что это бесполезно!

В.И.: Ты так думаешь. И наверное, у тебя есть определенные основания так думать. Но как ты можешь знать наверняка, если не спрашивала?

М. (подумав): Ну, мне так кажется...

В.И.: Может быть, проверим твое предположение и спросим маму, что она на самом деле думает по этому поводу?

М. (оживленно): Ну, вам-то она, конечно, скажет все что угодно!

В.И.: Ты имеешь в виду, что мне она скажет одно, а в действительности сделает совершенно противоположное? Ей совсем нельзя доверять?

М. (задумчиво): Вообще-то обычно она не обманывает...

(Те же и Маринина мама, Нина Васильевна.)

В.И.: Нина Васильевна, вы хорошо помните день рождения Марины?

Н.В.: Да, это было совсем недавно.

В.И.: И как прошел вечер?

Н.В.: Да как вам сказать... Мне казалось, что все было хорошо. Собрались ее друзья, одноклассники. По-моему, был хороший стол, подарки...

В.И.: Вы говорите это как-то не очень уверенно...

Н.В.: Понимаете, когда разошлись гости, Марина стала мне выговаривать... что я не давала им посидеть спокойно, все время лезла к ним. В общем, ее обычные претензии, что я якобы во все лезу, не даю ей жить своей жизнью!

В.И.: Вы действительно весь вечер провели с Мариной и ее гостями?

Н.В.: Да ничего подобного! Я прекрасно понимаю, что им мое общество не очень интересно, они уже взрослые, хотят повеселиться сами по себе! У них уже свои разговоры, интересы. Я просто подавала на стол да попросила в полдесятого сделать музыку чуть потише. Только и всего.

В.И.: А много было гостей?

Н.В.: Девять человек. Все хорошие Маринины друзья.

В.И.: Наверное, нелегко обслужить такую компанию молодежи?

Н.В.: Ну, что вы Валерий Александрович! Ведь день рождения дочери! Хотя, конечно, готовки и грязной посуды было достаточно. Ну, так не каждый же день!

В.И.: Да, конечно. Это была суббота. Скажите, Нина Васильевна, если бы не день рождения Марины, чем бы вы занимались в ту субботу?

Н.В.: Так трудно сказать. Мало ли чем... Дела всегда найдутся.

В.И.: А все-таки? Что приходит в голову? Вы бы что-то делали по хозяйству? Читали? Смотрели телевизор? Может быть, пошли бы на прогулку или в гости?

Н.В. (подумав, оживленно): А знаете, муж часто работает и по субботам. А в тот день он как раз был свободен. Вообще-то мы давно никуда не выбирались.

В.И.: Правильно я понимаю, что если бы не день рождения дочери, вы с супругом в тот день могли бы пойти в театр или в ресторан?

Н.В.: Да, я думаю, да.

В.И.: И вы бы оставили Марину на целый вечер дома одну?

Н.В.: Мне кажется, в четырнадцать лет это нормально. Я не права?

В.И.: Да нет, разумеется, правы. Но, знаете ли... Сейчас такое время... А если в ваше отсутствие соберется компания... Многие подростки сейчас вовсю курят. И не только табак... Вы меня понимаете? Выпивки, кражи... Скажем, даже из тех, кто был у Марины на дне рождения, все ли заслуживают доверия?

Н.В. (убежденно): Я понимаю, куда вы клоните. Нет, Валерий Александрович! В последнее время мне с дочерью бывает непросто, но она хорошая девочка! Ни на что такое она, тьфу-тьфу, просто не способна. И всех ее друзей я знаю. Это совершенно нормальные ребята из приличных семей!

В.И.: До Марининого пятнадцатилетия осталось меньше года. Может быть, сейчас вы поговорите о том, как отметить эту знаменательную дату таким образом, чтобы всем было по-настоящему хорошо, легко и комфортно? И кое о чем еще?..

Третий шаг. Промежуточный, но очень важный. Взаимное уточнение позиций. Высказывание своего отношения к точке зрения друг друга и возражения по тем пунктам, с которыми вы не согласны.

После этих трех шагов вы, возможно, придете к соглашению по всем важным моментам жизни вашей семьи, связанным со вступлением сына или дочери в подростковый возраст. Если так, поздравляю. Дело практически сделано. Однако, весьма вероятно, что по каким-то вопросам полного взаимопонимания достичь сразу не удастся. В этом случае давайте зафиксируем те пункты, по которым мы договорились, и сделаем следующий шаг.

Четвертый шаг. Совместный поиск хорошего для всех решения обнаруженных проблем. Здесь очень важно придерживаться правила, о котором мы говорили выше, и помнить о том, что выиграть или проиграть вы можете только все вместе. Итак, что мы имеем? За каждой из точек зрения, на первый взгляд взаимоисключающих, стоят чувства, потребности, возможно, страхи, по-настоящему важные для тех, кому они принадлежат. Если каждый из участников нашего семейного совета честно и ответственно подошел к выполнению своей части предыдущей работы, то у нас есть ясное представление о том, чего на самом деле хочет каждый из оппонентов, почему для него так важно именно в этом вопросе настоять на своем. Еще раз хочу напомнить: ни у кого нет задачи во чтобы то ни стало выиграть матч. И никто не должен отказываться от того, что для него по-настоящему важно. Поэтому ни отец, ни мать, ни подросток ни в коем случае не должны ставить вопрос примерно так: что я еще могу сделать, чтобы убедить их в моей правоте и заставить поступить по-моему. Если мы хотим найти хорошее решение для всей семьи, вопрос, который каждый участник переговоров должен задать себе, следует сформулировать примерно следующим образом: что мы можем сделать для того, чтобы каждый из нас получил то, что он на самом деле хочет, и каким может быть мой личный вклад в общее усилие?

Я абсолютно убежден: при таком подходе, затратив некоторое время и силы, можно найти решение практически любого вопроса, удовлетворяющее всех. Именно потому, что благополучие семьи в целом напрямую зависит от благополучия каждого из ее членов. Примеров можно привести много. Ограничусь одним небольшим, но достаточно характерным.

Семья собирается на летний отдых. Родители намерены отправиться в теплые края. Мать категорически настаивает на том, чтобы дочь-подросток ехала с ними или на дачу к бабушке. Девочка противится. Она желает провести каникулы в молодежном лагере. Пламенные речи, которые при этом произносятся каждой из сторон, и испытываемые ими чувства читатель может представить себе сам в соответствии со своими вкусами, фантазией, темпераментом или личным опытом. Если подобная дискуссия завершится убедительной победой одной из сторон, то можете пофантазировать о том, как замечательно будет проходить семейный отдых. Теперь представим другой вариант. Наша семья проделала все то, о чем мы с вами уже сказали. В этом случае, пройдя три первых шага, возможно, они выяснили бы, что мама на самом деле опасается отпустить дочь одну в лагерь. Чтобы спокойно отдыхать, ей очень нужна уверенность в том, что горячо любимый ребенок находится под надежным присмотром, окружен вниманием и заботой и с ним ничего не случится.

Дочь-подросток любит родителей, но очень хочет почувствовать себя свободной и самостоятельной в среде сверстников. Лежать на пляже с мамой ей попросту скучно.

Папа тоже, естественно, хотел бы расслабиться и отдохнуть. Поэтому он не без внутреннего содрогания думает о возможных на отдыхе и уже набивших оскомину дома ежевечерних дебатах между супругой и дочерью о том, в котором часу девушка должна приходить с дискотеки.

Если, выяснив все это, семья решится сделать и четвертый шаг, то, возможно, мама примет на себя ответственность любым удобным для нее способом — через знакомых, коллег по работе, туристические агентства или как-то еще — собрать информацию о лагерях отдыха для школьников и выбрать среди них такой, где ее дочь совершенно точно не поселят в бараке с дырявой крышей, не накормят мясом свиньи, подозреваемой в связи с ящуром, и не отдадут в лапы сексуального маньяка, подрабатывающего главным вожатым. Дочь, в свою очередь, возьмет на себя обязательство принять мамину рекомендацию при выборе лагеря. Папа же возьмется обеспечить раздельный отдых семьи в финансовом отношении. Возможно, они найдут и какое-то иное решение, но найдут обязательно!

Пятый шаг. Оформление соглашения. В своей практике я рекомендую родителям и подросткам не просто договориться по всем вопросам, но и зафиксировать свое соглашение и принятые решения на бумаге и подписаться под этим. Кое-кто считает это ненужной формальностью или просто игрой. В действительности, на мой взгляд, в этом есть вполне определенный смысл. Мы с вами говорили о важности границ для подростка. Именно в четком разграничении взаимных прав и ответственности заключалась квинтэссенция всей нашей процедуры. Будучи официально задокументированы, эти границы приобретают боґльшую четкость, становятся чем-то осязаемым. Кроме того, практика показывает, что и подростки, и взрослые гораздо более серьезно относятся к своим письменным обязательствам такого рода, чем может показаться на первый взгляд, и стараются их выполнять. Наконец, наличие такого документа может сильно облегчить разрешение возможного непонимания или конфликтов в будущем.

Три правила, полезные в экстремальных ситуациях,

связанных с проблемами подростков

Итак, мы заключили новый договор, установили границы. Однако всех сюрпризов невозможно предусмотреть ни в одном контракте. Поэтому лю-
бая семья, в которой есть ребенок-подросток, неизбежно сталкивается с
неожиданными, а порой и экстремальными ситуациями. И то, как разрешится такая ситуация, как в дальнейшем сложится жизнь подростка и всей семьи, во многом определяется реакцией взрослых. И здесь я хочу немного поговорить именно о том, как вести себя родителям в этих нештатных ситуациях — подлинных или мнимых.

Я не случайно заметил, что они могут быть мнимыми. Многие родители, столкнувшись с чем-то новым или неожиданным в поведении сына или дочери, порой бывают склонны искать причину в чем-то ужасном, опасном, криминальном и строить прогнозы апокалиптического характера. Мне не­однократно приходилось слышать нечто вроде: “Мой сын в последнее время стал замкнутый, готов целыми днями лежать на диване, ничем не интересуется, ничего не читает. Уж не начал ли он принимать наркотики?!”. Я понимаю таких родителей. Их настроения и апокалиптические ожидания в значительной степени подогреваются бесчисленными материалами в средствах массовой информации и популярной литературой о детской проституции, наркомании, подростковых суицидах и прочих ужасах. Но порой меня посещает чувство досады. Если бы женщины время от времени перечитывали что-нибудь не очень серьезное, например “Записки о Шерлоке Холмсе”, то, применив знаменитый дедуктивный метод, они легко установили бы, что поведение их детей никак не может быть признаком наркомании, если, конечно, конопля и опиумный мак не растет у них дома в цветочных горшках. Те, кто столкнулся с реальной наркоманией, прекрасно знают, что такие больные, наоборот, периодически проявляют бешеную энергию, связанную с поиском наркотика. Проблема не в том, чтобы поднять их с дивана, а наоборот, удержать на месте. Именно поэтому в наркологических клиниках используются стальные двери с хитрыми замками, решетки на окнах и иные приспособления.

Между прочим, если уж речь зашла о “литературоведческих” проблемах, хочу обратить внимание на очень серьезную, принципиальную вещь. Ни в одной популярной статье, в которой описываются признаки героиновой интоксикации, депрессии или иного расстройства, я не встречал чрезвычайно важной приписочки, обязательной в любом профессиональном диагностическом справочнике: “Диагноз ставится только в том случае, если точно установлено, что перечисленные симптомы не вызваны иным заболеванием или другими причинами”.

Давайте последуем этому мудрому совету и посмотрим, чем можно объяснить это довольно распространенное поведение подростков. Если человек лежит на диване, то самый простой ответ на вопрос, почему он это делает, который приходит мне в голову, действительно прост: он устал. У него нет физических сил. Процесс активного полового созревания очень энергоемкий, и работа, которая проходит внутри организма подростка, сама по себе требует больших затрат именно физической энергии. Поэтому для многих подростков характерны повышенная утомляемость и связанная с ней некоторая апатичность. Это хорошо известно всем, кто изучал основы физиологии, в частности, педагогам. Но почему-то именно в этом возрасте дети получают сегодня в школе по семь, а то и восемь уроков в день, массу дополнительных предметов. Свою лепту вносят и родители. Дополнительный английский, второй иностранный язык, музыка, теннис... Любой, кто так или иначе знаком с жизнью современных детей, может продолжить список самостоятельно. Нужны иные причины так называемой лени и тяги к дивану у подростка, даже если он выраженный экстраверт по Майерс—Бриггс. Отсюда правило:

Столкнувшись с чем-то неожиданным или тревожащим в поведении сына или дочери, давайте прежде всего искать причину в простых и очевидных вещах, которых мы порой не замечаем именно потому, что они лежат на поверхности.

Но ведь не все и не всегда так просто! — вправе заметить вы. Конечно, — соглашусь я. Если мальчишка-экстраверт, да к тому же еще процессуал целыми днями лежит, разглядывая трещину на потолке, дело действительно не только и не столько в чрезмерном преподавательском рвении учительницы математики. Однако не стоит спешить ставить страшный диагноз — эндогенная депрессия с последующим суицидом. Многие подростки действительно подвержены душевным переживаниям, по внешним проявлениям напоминающим депрессивное расстройство. Причем у некоторых это бывает связано как с неудачной, так и со взаимной первой любовью. Поэтому не стоит сразу бежать к психиатру и подмешивать в еду антидепрессанты. Вместе с тем, участие и эмоциональная поддержка со стороны родителей в таких ситуациях бывают не только уместны, но и необходимы. Вопрос в том, каким образом оказать такую поддержку наиболее эффективно. “Но ведь это так просто и очевидно!” — возможно, воскликнет кто-то. Увы, далеко не так просто. Если у вас получается — замечательно. Но, может быть, вам приходилось наблюдать со стороны, а возможно, и испытывать самому, как иной раз, искренне желая помочь близкому человеку, в частности, ребенку, мы не добиваемся желаемого результата, а достигаем прямо противоположного эффекта.