Глава 106. Иктоми

... все они являются жертвами его бесконечных розыгрышей...

– Ну точно, ангел, – резюмирует, наконец, мой единственный, но благодарный зритель. – Только ангел может так бурно возмущаться человеческой телесностью. На худой конец, идеалист, каких свет не видывал. Фотографии улётные. Но не любишь ты людей, товарищ Максим. Ох, не любишь!

– Ну почему же не люблю? Фотограф смотрит на мир через объектив – чувствуешь, какой корень у этого слова? То‑то же, эту штуку придумали специально для того, чтобы научиться видеть вещи такими, каковы они на самом деле. Все что я могу – это констатировать факты, без комментариев. Ничего личного.

Веня доволен.

– Ага, не хочешь признаваться, что человечество своим неопрятным видом разбивает тебе сердце? Мне, впрочем, тоже разбивает, но не до такой же степени... Бедный, бедный Макс!

– Не забывай, это довольно старые снимки. Последний сделан больше года назад.

– Это имеет значение?

– Огромное.

– То есть, сейчас ты бы не стал делать такие работы?

– Сейчас я вообще не снимаю. Мой фотоаппарат разбился в ту ночь, когда я приехал в Москву. И я подумал, что это правильно, так и надо. Началась какая‑то иная жизнь, отличная от прежней.

– Но теперь у тебя есть этот «Nikon».

– Ага, есть.

– И если ты снова начнешь фотографировать...

– Кстати, наверное, действительно начну. У меня обычно хватает мужества плыть по течению и не делать вид, будто это я сам здесь все решаю.

– Ишь ты какой... Но ты больше не будешь снимать «Едоков»?

– Не знаю. Может и буду. Но подозреваю, что с иным каким‑нибудь результатом. Я очень изменился. Настолько, что автора «Едоков» можно считать покойным...

– Гениально! – орет Веня. – Можно считать покойным? Так и поступим. Макс, мы сделаем ему имя, этому твоему покойнику! Мы его так раскрутим, что живые позавидуют мёртвым! Это будет самый модный русский фотограф следующего сезона, я тебе обещаю!

– Кто – я? – переспрашиваю ошеломленно. Что‑то он намутил с местоимениями...

– Ну да, ты. Но только не ты сам, а этот твой условный покойник.

– Объясни по порядку. Я – тупой, как все гении и ангелы.

– Макс, – проникновенно говорит мой персональный Мефистофель. – Вот послушай, что я придумал. Мы с тобой создадим легенду. Дескать, жил в твоем городе старичок‑фотограф... ну, или не старичок, а вьюнош печальный, этакий молодой Вертер, детали потом домыслим. Жил, жил, да и помер, не то от цирроза печени, не то от наркотиков, не то от несчастной любви. И оставил тебя своим душеприказчиком, поскольку ты был его единственным другом в последние горькие дни...

– Сейчас заплачу, – ухмыляюсь.

– Давай. Так и нужно, чтобы на слезу прошибало... Сечешь, к чему я веду? Твои «Едоки» и есть его наследство. Мы устроим нашему покойничку посмертную выставку и обеспечим ему вечную славу. Снимки шикарные, осталось к ним биографию достойную придумать. Чтобы и жертва тоталитарной системы, и философ‑самоучка, и непризнанный гений, и одинокий волк, и просто красавец‑мужчина. Развлечемся, заодно и заработаем. На этих твоих призраках русизма, что бродят по Европе, свет клином не сошелся. Не перевелись еще богатые коллекционеры на земле нашей...

– Погоди. Я пока не очень понимаю, зачем придумывать этого покойника? Просто для смеху? Или для дела нужно?

– Для дела, конечно. Ты представить себе не можешь, насколько удобнее представлять интересы покойника. Во‑первых, о нем слова худого ни одна сволочь не напишет. Тебя бы распяли за человеконенавистничество, а трупу все позволено, мертвых у нас любят, того гляди сразу в классики запишут, даже на некоторые несовершенства техники и, ты уж не серчай, явные пробелы в образовании глаза закроют охотно... Во‑вторых, живым коллегам не так обидно. Вместо того чтобы интриги плести, еще и помогут от чистого сердца. Ну и продавать снимки вместе с рождественской сказкой о трагической судьбе отвергнутого обществом художника, сам понимаешь, проще.

– Наверное. Тебе виднее. Я ничего не понимаю ни в продажах, ни в выставках, ни в рождественских сказках. В сущности, я обычный провинциальный халтурщик, на досуге кропавший что‑то, как говорится, «для души»...

– Вот! – орет Веня. – И он такой же, покойничек наш! Большой талант, истлевший в безвестности, в повседневной погоне за куском хлеба, высокий класс!

– Ужас какой. Дамы будут сморкаться от умиления.

– Ага, в норковые носовые платки... Ты скажи лучше, как тебе мое предложение? Может быть ты все‑таки предпочитаешь пожинать лавры под собственным именем? Если так, скажи сейчас, тут нечего стесняться. Я, как ты уже, наверное, понял, могу помочь тебе красиво стартовать. А дальше – по обстоятельствам.

– Погоди, – говорю, – не тараторь. Лавров я точно не хочу, я все же не суп какой‑нибудь. И идея твоя мне нравится. Но и пугает немного, честно говоря. Мне надо подумать.

– Думай, – легко соглашается Веня. – Мысли, следовательно, существуй. А пока думаешь, можешь снимки печатать: в любом случае, пригодятся. Негативы‑то при тебе?

Киваю.

– Ну и слава богу. Я тебя сведу с одним пряником, который уже давно ни хера не делает, а сдает в аренду свою лабораторию всем нуждающимся – на день, на два, на неделю, как договоритесь. По крайней мере, новогодние каникулы с пользой проведешь... Или у тебя другие планы?