У ОЧАГА

С гор возвратившийся сквозь проседь

Зимы, когда летят снега,

Любил отец мой бурку сбросить,

Потом присесть у очага.

И, цветом схожий с пастью волчьей,

Огонь то злился, то смирнел.

И на него отец мой молча,

О чем‑то думая, смотрел.

О том ли думал он с тревогой,

Что снег метет, – спаси аллах,

Не разминулись бы с дорогой

Охотившиеся в горах.

Иль думал, как и все крестьяне,

Он, возвратясь под отчий кров:

Здоровы ль овцы на кутане?

Кормов ли хватит для коров?

Металось пламя и сникало,

Зардев на черной головне.

Но черных дум не возникало

В отцовской доброй голове.

Мели снега жестокой доли,

И помню, что огонь зачах.

Но вот он вновь в балкарском доме

Венчает каменный очаг.

Горит очаг. Огнем объяты

Дрова чинаровые в нем.

Сижу, как мой отец когда‑то.

Задумавшись, перед огнем.

Со мной отцовские тревоги

И горы в дымчатых снегах.

Я думаю о людях многих,

О подвигах и о стихах.

И кажется: ущельем горным

Летит гнедой гривастый конь.

Не предаваясь мыслям черным.

Смотрю я молча на огонь.

Перевел Я. Козловский

* * *

Тучи клубятся, по склонам кочуя.

Белые горы, вы дороги мне.

Белое утро, проснувшись, хочу я

Белые горы видеть в окне.

Чувству сердечному я покоряюсь,

В Мекку ходивших понять не могу.

Любящий родину, я поклоняюсь

Горным вершинам в белом снегу.

Перевел Я. Козловский

КИНЖАЛ

Ты, выкованный мастерами,

Добру служил и злу служил,

За что в аулах матерями

Благословен и проклят был.

Сражал врага земли родимой,

Но и героя наповал

Рукой злодейской иль ревнивой

Ты, выхваченный, убивал.

Кружился ворон над убитым,

На весь аул рыдала мать,–

Картинам этим незабытым

Причастен ты по рукоять.

И не тебя ль, когда был молод,

Носил отец мой на ремне.

Тобой в горах мой брат заколот,

Два чувства будишь ты во мне.

Двух этих чувств пойми причину

И за нее не обессудь,–

Тебя вонзала храбрость в грудь,

А трусость всаживала в спину.

Сталь боевая обнажалась,

Холодная, была пряма,

А в ней то солнце отражалось,

То кровью запекалась тьма.

То был ты славен, то ничтожен,

В зависимости от того,

Кто вырывал тебя из ножен

И убивал тобой кого.

Порой ты беден был, но страшен

Своей чеканной простотой,

Порой насечкой был украшен

И рукоятью золотой.

Но там, где рек кипят истоки,

Тебя ковавший уповал

На то, чтоб ты, судья жестокий,

Безвинного не убивал.

Но самому тебе учесть ли,

Сколь раз в минувшие века

Неволила, защитник чести,

Тебя бесчестная рука.

Я к равнодушным не причислен,

Иную славу я стяжал.

Ты дорог мне и ненавистен,

Кавказский кованый кинжал.

Перевел Я. Козловский