Организация мышления

Традиционный взгляд: мышление логично в строгом смысле слова, т.е. мыслительные процессы могут быть смоделированы с помощью системы абстрактных символов, используемых в математической логике.

Новый взгляд: мышление обладает «экологической» структурой. Успех когнитивных процессов, таких, например, как усвоение и память, определяется общей конфигурацией понятийной системы и значениями тех или иных понятий. Таким образом, мышление - это нечто большее, чем механическая манипуляция абстрактными символами.

Так называемый «новый взгляд», характеризующий идейную платформу когнитивизма в целом, определяет и основные теоретические положения КЛ. Становление последней, впрочем, не явилось результатом механического переноса новых идей с более общего (когнитивной науки) на частное (лингвистика). Развитие КЛ как самостоятельного и достаточно целостного направления обусловлено, прежде всего, внутренним развитием языкознания во второй половине XX в.: сменой системоцентричного подхода к языку антропоцентричным [Алпатов 1993], позиции наблюдателя (по отношению к языку) - позицией субъекта [Там же: 18], смещением внимания исследователей от четко выявляемых микроединиц, рассматриваемых в изоляции, к единицам,

отличающимся высокой степенью сложности [Герасимов 1985:214-215].

В более конкретном контексте американского языкознания, зарождение КЛ можно считать реакцией на глубокий кризис, в котором оказалась генеративная теория вследствие растущего противоречия между тенденцией к сохранению во что бы то ни стало автономности синтаксиса и потребностью непрестанного расширения интерпретационного компонента, то есть нарастанием проблем, связанных с содержательным анализом языка. Усложнение алгоритма и правил порождения высказываний все сильнее загоняло генеративизм в тупик, ибо всякий раз получалось, что какие-то фрагменты естественного языка не порождались, зато порождалось нечто такое, чего в языке не существует, так что требовались все новые усовершенствования и так до бесконечности. Именно этот порочный круг спровоцировал однажды мысль о том, что, возможно, человек думает и говорит совсем иначе - не алгоритмически [Рахилина1998b: 276-279].

С изложенной точки зрения, КЛ возникла как принципиальная альтернатива генеративной теории, и потому формулировка ее принципиальных положений всегда строится «от противного» - отталкивается от основных тезисов порождающей грамматики. Вместе с тем, основоположник последней - Н. Хомский - неоднократно высказывал мысль о том, что задача лингвистики состоит в изучении когнитивных способностей человека. Эта идея, однако, никак не была им реализована, но, по остроумному замечанию Е. В. Рахилиной, «может быть, это и было то самое ружье, которое должно было однажды выстрелить» [там же: 279]. Именно идея о том, что языковые способности человека являются частью его когнитивных способностей, и сыграла объединяющую роль в становлении КЛ.

Точку зрения генеративистов в литературе принято называть модульным подходом (modular approach). Согласно этому подходу, языковая способность является автономным компонентом, или «модулем», человеческого знания, а языковые структуры никак не связаны с общей понятийной организацией человеческого сознания. Применительно к процессу понимания человеком высказываний на естественном языке данный взгляд означает фиксированный

порядок обработки информации, а именно: сначала человек анализирует собственно лингвистическую информацию (фонологию, синтаксис и т.д.) и только по завершении этого обращается к рассмотрению контекста, а также к массиву общих знаний.

Альтернативный взгляд, выдвинутый сторонниками когнитивного направления в языкознании, получил название холистского подхода (holistic approach). Приверженцы холизма рассматривают язык не как автономную подсистему, а как способность, обусловленную общими когнитивными механизмами. С их точки зрения, язык - открытая система, и его свойства определяются общими процессами концептуализации, связанными с различными областями человеческого опыта. Что же касается языкового понимания, то КЛ утверждает, что учет контекста и общих знаний происходит в сознании человека параллельно с анализом заключенной в высказывании собственно лингвистической информации и оказывает на последний непосредственное влияние.

Вопрос об автономности распространяется также на проблему взаимодействия различных уровней языка в процессе анализа того или иного высказывания. С точки зрения генеративистов, эти уровни (фонология, морфология, синтаксис, семантика) представляют собой самостоятельные модули, последовательно участвующие в процессе обработки информации. Этот принцип нашел свое отражение в многочисленных моделях автоматической обработки естественного языка, выполненных в рамках данной методологии.

Сторонники когнитивного подхода, напротив, утверждают взаимозависимость и взаимовлияние разных уровней в процессе анализа человеком языковых сообщений, и их точка зрения получает все больше подтверждений со стороны психолингвистов. Результаты многочисленных экспериментов свидетельствуют о том, что семантический и прагматический компоненты высказывания могут существенно влиять на анализ его синтаксической структуры [Gibbs 1996].

В литературе неоднократно отмечалось, что КЯ не представляет собой однородного направления,

объединенного общностью концепции и исследовательских подходов, - скорее, наоборот. Разнообразие используемых теоретических конструктов и терминологии, широчайший спектр попадающих в поле зрения исследователей языковых -явлений, активное использование массивов знаний, относящихся к другим дисциплинам, оригинальность.авторских подходов к анализу материала — все это затрудняет как выявление общей теоретической платформы КЛ, так и определение круга ученых, работающих в этой области (понятно, что эти факторы взаимосвязаны). Что касается последней задачи, сложность заключается еще и в эволюции взглядов тех или иных ученых. Так, например, Дж. Лакофф и Р. Лангакер в свое время начинали с порождающей грамматики, а в настоящее время являются яркими фигурами когнитивного направления. С другой стороны, Дж. Миллер, стоявший у истоков КЛ, со временем отошел от ее проблематики и сосредоточил свои усилия на компьютерной лексикологии (известный проект WordNet).

Если иметь в виду современный этап развития КЛ, то можно упомянуть ряд крупных лингвистов, безоговорочно причисляемых (и декларирующих свою принадлежность!) к когнитивизму, - это Дж. Лакофф, Р. Лангакер, Л. Талми, Ж. Фоконье, Д. Герартс и др. Иногда в этот список включают также Ч. Филлмора, У. Чейфа и А. Вежбицкую [ср.: Паршин 1996; Рахилина 1998b]. Наибольшие споры вызывает позиция Р. Джекендоффа, открыто причисляющего себя к школе Хомского и отстаивающего идеи модульности и автономного синтаксиса, но, в то же время, по многим вопросам сближающегося с позицией КЛ (подробнее о взглядах Р. Джекендоффа в этой связи см.: [Jackendoff 1996; Deane 1996; Goldberg 1996]). Впрочем, по справедливым замечаниям многих представителей КЛ, жесткая постановка вопроса о членстве в «категории когнитивных лингвистов» тем более неуместна, что она воплощает собой тот классический взгляд на категории, которому КЛ активно противостоит [ср. Goldberg 1996: 6; Jackendoff 1996: 93-94].

Аналогичные трудности возникают и при попытке выявления таких фундаментальных положений КЛ, которые разделялись бы всеми ее представителями (это также вызывает ассоциацию с провозглашенным когнитивными лингвистами «новым взглядом» на категоризацию) [Geeraerts

1988а: 653]. Как отмечает В. И. Герасимов, различия в теоретической ориентации разных авторов - явление, достаточно типичное для междисциплинарных исследований вообще, объясняющееся тем, что разные подходы сохраняют некоторое «семейное сходство» со своими источниками - в данном случае, когнитивной психологией, исследованиями в области искусственного интеллекта, психолингвистикой и т.д. [Герасимов 1985: 218]. В то же время, по-видимому, можно говорить о некоторых общих принципах, являющихся - в терминологии «нового взгляда» - центральными для него. Они неоднократно выдвигались в трудах видных представителей КЛ, и их содержание естественным образом обусловлено программными положениями когнитивизма в целом, а также идейной платформой холистского подхода. Это следующие принципы.

1. Знание языка есть не автономный модуль человеческого знания, а неотъемлемая часть этого знания.

2. Язык не поддается алгоритмическому описанию через множество элементов и правила сочетания этих элементов друг с другом, так как языковая способность непосредственно обусловлена психической организацией человека; поэтому язык следует сближать не с формальными науками - логикой и математикой, - а, скорее, с биологией [Langacker 1988b: 4].

3. Язык представляет собой единый организм не набор автономных компонентов, или уровней.

4. Языковое значение является частью общей понятийной системы человека и в качестве таковой составляет основной предмет КЛ, ибо, «если речь идет о каких-то общих с внеязыковыми правилах или хотя бы об общих принципах, на которые эти правила опираются, то это должны быть семантические правила» [Рахилина 1998b: 281]. Это определяет главенство семантики в КЛ, так что словосочетание когнитивная семантика встречается в публикациях не реже, чем собственно когнитивная лингвистика [см.: Johnson 1992; Баранов, Добровольский 1997; Рахилина 1998b]), однако не вполне ясными остаются смысловые отношения этих двух терминов между собой (отношения включения или синонимии?)

· Значение слова определяется не референцией и истиной как соответствием символа объекту внешнего мира (что постулировалось «объективистскими» теориями значения), а особенностями концептуализации мира человеком, которые, в свою очередь, обусловлены опытом его физического взаимодействия со средой (перцепцией, двигательной активностью) и способностью к образному мышлению.

· Значение высказывания определяется не условиями его истинности, а способом «ментального конструирования» говорящим той или иной ситуации.

5. Отказ от «инвариантного» и «списочного» подходов к проблеме полисемии. Взгляд на многозначные единицы как на категории с размытыми границами как вовне (между единицами), так и внутри (между отдельными значениями той или иной единицы) и с разным весом различных признаков внутри категории. Моделирование внутренней структуры многозначной единицы в виде сетевой модели, узлы (значения) которой характеризуются разной степенью центральности и когнитивной выделенности и связаны между собой отношениями различной природы и разной степени близости.

6. Особое внимание уделяется изучению образных средств языка, которые рассматриваются в качестве важного источника сведений об организации человеческого мышления.

7. Постулируется невозможность строгого разделения собственно языковой (словарной) и энциклопедической информации вследствие неавтономности языкового знания, его неотделимости от знаний о мире вообще [Haiman 1980]. Аналогичным образом отвергается деление на семантику и прагматику.

8. На смену лозунгу объективизации семантической теории (выражавшейся в попытке построения формально­логических языковых моделей) выдвигается требование субъективизации лингвистических исследований, подразумевающее учет социальных, культурных и пр. факторов, фоновых знаний и прошлого опыта индивида или социальных групп.

Основополагающие положения КЛ, безусловно, оставляют лингвисту огромную свободу в выборе тематики и методики исследований. Собственно говоря, их смысл, по-видимому, заключается не столько в проведении новых границ, сколько в разрушении старых, установленных в период структурализма и пост-структурализма: границ между языком и когницией, семантикой и психологией, знанием языка и знанием о мире, cловарной и энциклопедической информацией, семантикой и прагматикой, между отдельными значениями лексем и даже между разными лексическими понятиями [Рахилина 1998b: 317]. В этом плане правомерна точка зрения В. Б. Касевича, считающего, что «разработанные подходы и результаты обогащают языкознание, но никак не создают ни нового объекта, ни даже нового метода» "(Касевич 1998: 20]. На отсутствие у КЛ собственных исследовательских методов обращает внимание и П.Б.Паршин [Паршин 1996: 30-31], делая, впрочем, единственное исключение для метафорического анализа в варианте, предложенном Дж. Лакоффом и М. Джонсоном [Lakoff, Johnson 1980]. Согласно его наблюдениям, когнитивисты чаще всего практикуют привычную опору на интроспекцию и суждения информанта, обычно самого исследователя, относительно приемлемости/неприемлемости тех или иных языковых форм, а также используют методы других наук (психологии, нейронауки).

Рассматриваемое направление зарубежной лингвистики сравнительно мало известно в нашей стране. Лишь в последние годы русский читатель получил возможность - благодаря обзорным публикациям [Ченки 1996; 1997; Рахилина 1997; 1998Ь], переводам отдельных работ Р. Лангакера и Л. Талми [Лангаккер 1997; Лангакер 1998; Талми 1999], а также словарю когнитивных терминов [Кубрякова и др. 1996] - составить более или менее целостное впечатление об этом направлении в зарубежном языкознании. Ранее на русском языке были опубликованы отрывки из книг Metaphors We Live By («Метафоры, которыми мы живем») Дж. Лакоффа и М. Джонсона и Mental Models («Ментальные модели»") Ф. Джонсон-Лэрда, а также одна обзорная статья [Герасимов 1985].

Между тем, как справедливо отмечается в литературе, общие принципы КЛ, а также присущее ей внимание к семантической стороне описания языка оказались созвучными отечественной лингвистической традиции [Кобозева 1997; Рахилина 1998Ь]. Неудивительно поэтому, что во многих работах, выполненных в рамках направления, именуемого Московской семантической школой, можно наблюдать известные параллели с трудами зарубежных когнитивных лингвистов [ср. Успенский 1979 и Lakoff, Johnson 1980; также ср. Апресян 1986 и Talmy 1983; 1988]. Очевидна также отмеченная П Б. Паршиным [Паршин 1996: 31] близость исследовательской программы Л. Талми и теории функциональной грамматики [Бондарко 1987 и др.]

В настоящем издании сделана попытка дать общее представление о научных концепциях таких крупных исследователей, как Дж Миллер, Ф. Джонсон-Лэрд, Дж. Лакофф, Р. Лангакер, Ж. Фоконье, Л. Талми, чьи труды в свое время заложили теоретическую и методологическую базу КЛ как самостоятельного направления научной мысли и уже давно признаны классическими. Изложение содержания исследований «классиков» неизбежно влечет за собой упоминание целого ряда других имен - их идейных предшественников, последователей, критиков. Тем самым воссоздается общая картина развития КЛ. Последняя глава посвящена современному состоянию КЛ и рассмотрению возможных перспектив ее дальнейшего развития.

ПРОЦЕДУРНАЯ СЕМАНТИКА ДЖ. МИЛЛЕРА И Ф.ДЖОНСОН-ЛЭРДА

Книга Джорджа Миллера и Филипа Джонсон-Лэрда «Язык и восприятие», призванная, по словам ее авторов, заложить основы психолексикологии как науки, изучающей лексическую систему языка в психологическом аспекте [Miller, Johnson-Laird 1976: vi], знаменовала собой событие гораздо более крупного масштаба. Как уже отмечалось, именно с ней традиционно связывается зарождение когнитивного направления в языкознании, ставшего принципиальной альтернативой генеративному подходу и вышедшего далеко за пределы первоначально намеченного Дж. Миллером и Ф. Джонсон-Лэрдом изучения лексики с позиций психологии. Книге было суждено определить не только предмет будущей дисциплины - проблематику, связанную с языковым знанием и языковым поведением (вопросы усвоения языка, его понимания, использования и т.д.), - но и ее методологию, ориентированную на широкое привлечение экспериментальных данных других наук. Впрочем, принципиальная «открытость», междисциплинарность книги (кстати, отраженная уже в ее заглавии) естественно вытекает из той активной роли, которую играл один из ее авторов, Дж. Миллер, в становлении когнитивной науки; ср. его слова, произнесенные на одном из симпозиумов середины 50-х гг. по теории информации: «экспериментальная психология человека, теоретическая лингвистика и симуляция когнитивных процессов на компьютере, - все это части какого-то общего целого и... будущее увидит дальнейшее развитие и координацию этих дисциплин» [цит.: Кубрякова 1994: 39]).

История проекта, по результатам которого была написана книга, такова. По признанию самих авторов, все началось с семантического анализа группы глаголов

движения в английском языке (около 200 единиц). В результате проведенной классификации было выявлено 12 семантических компонентов, общих для значений глаголов данной группы; при этом обнаружилось, что некоторые из этих компонентов имеют перцептивную природу, в их числе — движение, изменение движения, скорость, путь, направление, инструментальностъ, дейксис. Соответственно, было выдвинуто предположение о том, что «когнитивная структура, связывающая эти глаголы между собой, отражает базовые механизмы, осуществляющие восприятие движения» [Miller, Johnson-Laird 1976: vi]. Для проверки этой гипотезы к рассмотрению были привлечены другие группы глаголов. Вскоре участникам проекта стало очевидно, что корреляции между перцептивными и языковыми структурами, опосредованы сложной концептуальной структурой, включающей в себя, в частности, такие фундаментальные понятия, как пространство, время, причина; что же касается объектов перцепции и слов, они, по отношению к этой структуре, являются не более чем «входом» и «выходом». Таким образом выяснилось, что анализ связей языка с перцепцией невозможен без изучения внутренней организации понятийной системы человека [Там же: vi-vii].

Для американской науки начала 70-х годов такой вывод был не только не очевидным, но и достаточно революционным. Еще сказывалось влияние бихевиоризма, ограничивавшего сферу научных исследований явлениями, доступными непосредственному наблюдению. Как известно, в рамках бихевиористского подхода все многообразие человеческой деятельности было сведено к реакциям на стимулы, ассоциативная связь между которыми получала свое закрепление в индивидуальном сознании в результате повторения. Проблема связи языка с перцепцией, таким образом, фактически переводилась в плоскость «вербального поведения», основанного на неких «вербальных навыках», и ограничивалась вопросом о том, каким образом те или иные звуковые комплексы приобретают ассоциативную связь с объектами восприятия. Ответ на него непосредственно вытекал из общего механизма закрепления в сознании человека пар стимул -реакция. К примеру, человек слышит звуковой комплекс «лампа» и одновременно видит лампу, это повторяется несколько раз, и в результате в его сознании

образуется ассоциация между словом (точнее, его материальной оболочкой) и предметом. Однако очевидно, что таким образом можно усвоить значение и употребление лишь некоторых существительных, и остается проблема сведения всего массива языковых знаний к ассоциативным связям [Там же: 2,691-692].

Позиция Дж. Миллера и Ф. Джонсон-Лэрда характеризуется категорическим неприятием идей ассоцианизма, что определяет и их отношение к указанной проблеме - она, по их мнению, является следствием ошибочной постановки вопроса о связи языка и восприятия. Задача состоит вовсе не в том, чтобы представить объяснение всех ассоциативных связей между словами и объектами восприятия, а в том, чтобы исследовать и описать стоящие за ними глубинные психологические процессы.

Исследование базируется на лексическом уровне - так как именно он, с точки зрения авторов, предоставляет наилучшие возможности для выявления отношений между языком и восприятием, - но им не ограничивается, ибо изучение значений слов невозможно без учета контекста [Там же 4]. Авторы констатируют необходимость учета как внешних связей слов (с миром вещей), так и их отношений внутри лексической системы языка. Эти аспекты лексической семантики тесно взаимосвязаны, и все попытки построить теорию значения на изолированном рассмотрении только одного из них, с точки зрения Миллера и Джонсон-Лэрда, неизбежно оказываются несостоятельными [Там же: 6-8].

В методологическом аспекте работа основана на предложенном Т. Виноградом процедурном подходе к описанию языковых явлений — правда, переосмысленном и наполненном психологическим содержанием (как и сам термин процедурная семантика (procedural semantics), также восходящий к Винограду) [Там же: 706-707].

Взаимоотношения языка и перцепции, как замечают Дж. Миллер и Ф. Джонсон-Лэрд, носят многоплановый характер. Во-первых, сама возможность языкового общения зависит от способности человека воспринимать звуки речи. Далее, существует так называемая гипотеза лингвистической относительности, восходящая к Э. Сэпиру и Б. Л. Уорфу и утверждающая, что язык оказывает воздействие на восприятие мира человеком. Однако, в центре внимания

авторов оказался обратный ее аспект, связанный с влиянием восприятия мира на язык [Там же: 2].

Отправная точка их рассуждений - достаточно очевидный тезис, что многое из того, о чем говорят люди, прямо или опосредованно обусловлено их восприятием соответствующей ситуации. Авторы постулируют относительную независимость перцептивных процессов от собственно языковых процессов, обусловленную, в частности, более ранним развитием у человека перцептивных навыков (по сравнению с языковыми). Перцепция является одним из способов, с помощью которых человек может придавать значение языковым формам [Там же]. Поэтому книга открывается описанием физиологических особенностей человеческого восприятия (главным образом, зрительного и слухового) и их отражения в языке.

Авторы утверждают, что восприятие предметов, их свойств и отношений обусловлено способностью человека посредством концентрации внимания выделять те или иные параметры воспринимаемой ситуации (игнорируя другие) и делать суждения об их характеристиках (длительности, силе и т.д.). Тем самым, отвергается бихевиористский взгляд, согласно которому усвоение слов связано с закреплением в сознании человека механической ассоциации между объектом восприятия и сопровождающим его звуковым комплексом, и выдвигается альтернативный подход, суть которого заключается во включении в сам процесс восприятия актов внимания к различным свойствам и отношениям воспринимаемой ситуации и суждений о них. По мнению авторов, именно результаты этих актов внимания и суждения (acts of attention and judgment), а не сами объекты восприятия обеспечивают основу для усвоения слов. Для их обозначения авторы используют предикатную нотацию - так, например, запись Red (spot) означает, что внимание воспринимающего субъекта сосредоточено на пятне и цвет этого пятна, с его точки зрения, красный. Это так называемые перцептивные предикаты (perceptual predicates).

Перцептивные предикаты служат для описания свойств и отношений, существующих во внешнем мире как объекте человеческого восприятия (perceptual world). Отсутствие формальной теории перцепции вынуждает

авторов самостоятельно решать вопрос о том, какие предикаты считать примитивными, и, следовательно, использовать в качестве отправных точек для описания более сложных понятий. Выбор был сделан в пользу традиционных, аристотелевских, категорий - объект, пространство, время, изменение, движение, причина, В теории Дж. Миллера и Ф. Джонсон-Лэрда они образуют своеобразный костяк, на котором строится описание параметров воспринимаемого мира - формы, цвета, размера и других качеств предметов, их взаимного расположения в пространстве, закрепленности/подвижности, направления перемещения, постоянства свойств, причин изменений и т.д. Вот лишь некоторые из огромного множества перцептивных предикатов, логических выражений и высказываний, используемых Дж. Миллером и Ф. Джонсон-Лэрдом в процессе изложения [Там же: 39-115]:

Obj (х, 3D) - х является трехмерным объектом;

Chng (х) - х находится в процессе изменения;

Line (х) - дс является линией;

Part (х, у) -у является частью лг,

Place (х, у) - х расположен в месте у;

Size (х, у) - х имеет размеру;

Teh (х, у) - х касается у;

Time (e, t) - событие е происходит в момент времени f,

Coir (у, z) = Coir (у’, z') & Simlr (z, z') - объекты у и у'

имеют одинаковый цвет;

Disc (х, у) = [Part (х, z) э notPart (у, z)] - объекты х и у

дискретны;

Travel, (х) в Chng, (Place (х, у)) - объект х в момент времени t находится в состоянии перемещения.

Как видно из приведенных примеров, авторы следуют некой интуитивно очевидной классификации аргументов, обусловленной тем, что не каждый объект восприятия может служить аргументом того или иного предиката; так, е обозначает события, a t - моменты времени. В то же время, х, у, z используются недифференцированно для обозначения объектов, атрибутов и т.д., что объясняется общей неразработанностью проблемы и стремлением авторов Свести к минимуму формальную сторону описания [Там же: 115].

Во избежание недоразумений, авторы спешат оговорить принципиальное различие между перцептивными предикатами типа Red (spot) и предложениями на естественном языке - в данном случае, The spot is red. Предикатная нотация призвана отражать субъективные суждения о тех или иных перцептивных представлениях, сложившихся у человека под воздействием объектов восприятия; предложения же содержат утверждения о самих физических предметах и вовсе не обязательно имеют в качестве своего источника перцепцию Это обусловливает и их неэквивалентность: очевидно, что каждый из них может быть истинным, в то время как другой ложен Что же касается аналога формального выражения Red (spot) на естественном языке, он, по мнению авторов, звучит следующим образом: «Человек воспринимает пятно, и внимание к цвету пятна приводит его к заключению о том, что оно красное» [Там же: 29-31].

В то же время, содержание последней формулировки, очевидно, шире значения предиката Red (spot), так как включает утверждение о процессе, посредством которого у человека образуется перцептивная репрезентация («Человек воспринимает пятно»). Для обозначения этого процесса авторы вводят психологический предикат (psychological predicate) Perceive (x, y, где x - воспринимающий субъект, а у - объект восприятия. Таким образом, в полном виде формальное выражение, соответствующее предложению выше, выглядит так:

Perceive (person, у) & Red (у).

Perceive - предикат принципиально иного характера, чем Red (во избежание смешения психологические и перцептивные предикаты обозначаются разным шрифтом, а контрольные инструкции (см. ниже) заключены в кавычки -как в оригинале, так и в настоящей книге - Т.С.). Предикат Perceive связан с процессами образования внутренней репрезентации внешнего объекта на основе информации, полученной от рецепторов, - в отличие от предикатов типа Red, связанных с формулировкой суждений на базе этой внутренней репрезентации. Perceive подразумевает наличие воспринимающего субъекта, a Red — некое перцептивное

содержание, о котором можно делать те или иные заключения.

Особых комментариев заслуживают аргументы психологических предикатов, Так, Миллер и Джонсон-Лэрд отмечают, что ограничение на тип первого аргумента -person (человек) - может показаться как слишком сильным (психологи могут пожелать расширить его, включив туда животных, а специалисты в области искусственного интеллекта - ЭВМ), так и слишком слабым (в силу того, что непосредственное восприятие для человека ограничено им самим, ego). Использование понятия человек авторы обосновывают двумя соображениями: во-первых, по их мнению, человек является исходным понятием любой психологической теории, а во-вторых, речь идет о связи перцепции и языка, что подразумевает участие именно человека.

Что касается замены spot на у в качестве второго аргумента предиката Perceive, оно объясняется стремлением авторов отделить формирование перцептивной репрезентации от суждений о ней — ведь если бы в качестве второго аргумента фигурировало spot, это означало бы, что соответствующее суждение о форме объекта уже сделано. Таким образом, у служит некой отсылкой к объекту восприятия, что дает возможность использовать его в качестве аргумента других предикатов, не совершая при этом преждевременных суждений о самом объекте восприятия [Там же: 31].

Всего авторы постулируют пять психологических ''предикатов [Там же: 115]:

Perceive (person, x) - человек воспринимает объект перцепции x;

Intend (person, x) - человек намеревается достичь цели х;

Remember (person, x) - человек помнит х, где х представляет

ту или иную часть содержимого индивидуальной памяти

человека;

Know (person, x) - человек знает факт х;

Feel (person, x) - человек испытывает эмоцию х.

Предвосхищая недоумение читателей по поводу качественного и количественного состава списка (в самом

деле, почему бы не добавить в него такие гипотетические предикаты как, например, Attend, Judge, Do, Imagine?), авторы объясняют свою позицию стремлением четко разграничить психологические предикаты и контрольные инструкции (control instructions).

Под контрольными инструкциями Дж. Миллер и Ф. Джонсон-Лэрд понимают произвольные когнитивные операции, которые может выполнять понятийная система человека. В контексте процедурного подхода, при котором человек рассматривается как система переработки информации, контрольные инструкции, по словам авторов, могут быть уподоблены командам, которые могут быть даны «центральному процессору», ср.: "find", "test", "assign", "achieve" и т.д. Эти инструкции используются авторами для моделирования процесса ментального вычисления (mental computation), осуществляемого человеком при решении задач поиска и распознавания объекта, проверки его на наличие тех или иных свойств и т.д.

Дж. Миллер и Ф. Джонсон-Лэрд показывают, что все перечисленные выше кандидаты в предикаты, фактически, являются командами и как таковые имеют свой аналог в списке контрольных инструкций. Так, кандидат в предикаты Attend оказывается ненужным в силу того, что есть инструкция "find", роль Judge выполняет "test", роль Do -"achieve", Imagine дублируется инструкцией "generate". Те же пять предикатов, что составляют список, по сути своей не являются командами; они обозначают связи воспринимающего субъекта с источниками информации.

Поясняя фундаментальное различие между контрольными инструкциями и психологическими предикатами, авторы замечают, что можно посадить человека у окна и попросить его найти ("Jind") дерево и проверить ("test"), зеленые ли у него листья, но нельзя заставить его воспринимать (Perceive) нечто такое, чего там нет - скажем, Наполеона. Человек воспринимает то, что может, и чем бы оно ни было, оно поставляет определенную информацию для обработки. Аналогичным образом, центральному процессору нельзя дать команду помнить (Remember) Наполеона, но он может выполнять поиск ("find") в памяти любой информации, связанной с этим понятием. Намерение (Intend) также не является контрольной инструкцией, ибо человека можно

попросить добиться той или иной цепи, но нельзя просить намереваться ее добиться. Короче говоря, различие между контрольными инструкциями и психологическими предикатами состоит в том, что инструкции могут контролировать, какая информация воспринимается или вспоминается, какие цели замышляются и т.д., но они не властны над самим фактом того, что имеют место перцепция, память, намерение, знание или эмоция [там же: 110-112].

Комбинации контрольных инструкций образуют программы (routines}, ср., напр. [Там же: 44]:

(i) find (область поиска, трехмерный объект) и assign его значение переменной х; если объект не обнаружен — выход

(ii) test (текущий момент, Red (x)); если «да» - выход; если «нет» - возврат в (i)

Это программа поиска красного предмета в некой заданной области. Она может потерпеть неудачу как в случае, когда в заданной области не найден никакой предмет (так называемая пресуппозиционная неудача), так и тогда, когда он найден, но не удовлетворяет указанному описанию (верификационная неудача).

Процесс понимания высказывания, по Миллеру и Джонсон-Лэрду, также может быть описан посредством программ. Для этого авторы развивают далее метафору, уподобляющую человека системе обработки информации, и выделяют в понятийной системе человека следующие два компонента [Там же: 210]:

1) транслятор (аналог компилятора), который преобразует предложения естественного языка в программы;

2) выполняющую программу (executor) как аналог компьютера, выполняющего скомпилированную программу; она получает на вход результат работы транслятора, решает, следует ли его выполнять, и, если «да» - приступает к выполнению.

Таким образом, в процедурной семантике Дж. Миллера и Ф. Джонсон-Лэрда процесс понимания высказывания включает в себя два этапа, причем трансляция отделена от выполнения программ. По ее завершении «система» может

предпринять различные действия: произвести верификацию сказанного; осуществить поиск информации и выразить ее, составив соответствующее предложение; сохранить информацию для будущего использования; построить на ее основе некий образ; использовать полученную программу как подпрограмму в программе более высокого порядка и т.д. Задача же говорящего заключается в том, чтобы построить такую программу, которая (используя принятую терминологию), будучи правильно скомпилирована и выполнена, произвела бы на слушающего ожидаемый эффект [Там же: 694-695].

Авторы отдают себе отчет, что слушающий имеет в своем распоряжении множество ментальных «программ» и «подпрограмм», которые он может вызывать и выполнять. Поэтому свою цель они видят в том, чтобы подробно описать возможные программы, способы их соединения между собой в зависимости от контекста, характер их связи друг с другом и с миром как объектом восприятия [Там же: 118]. Интересный материал для изучения всех этих аспектов перевода предложений в программы, как показывают авторы, дают даже такие достаточно простые примеры, как:

Did Lucy bring the dessert?

Does Lucy bring the dessert?

Is Lucy bringing the dessert^?

What did Lucy bring?

Bring it here — и т.д.

Чтобы не загромождать описание, при анализе указанных предложений авторы намеренно ограничиваются сугубо лингвистическим аспектом их перевода в программы. Между тем, процедурная семантика, по их словам, обязательно предполагает учет и прагматического фактора, ибо рассматривает программы, в которые были переведены высказывания, не изолированно, а как подпрограммы в программах более высокого порядка, определяющих участие человека в социальных взаимодействиях.

Так, очевидно, что при переводе предложений в программы нельзя не учитывать правила речевого этикета - например, большую нейтральность и вероятность употребления вопроса (Would you pass the salt? или Can you

29

reach the salt?) по сравнению с побудительным высказыванием (Pass the salt), хотя последняя формулировка вполне соответствует грамматическим нормам английского языка, согласно которым побуждение выражается побудительным наклонением глагола. Однако наибольшие сложности, по мнению авторов, проистекают не от необходимости учета правил речевого этикета, сравнительно легко поддающихся выявлению и описанию, а от содержащихся в высказываниях различного рода импликатур и общественных конвенций, переводящих проблему уже в область социолингвистики [Там же: 169-170].

Преобразование предложений на естественном языке в программы требует наличия грамматического анализатора, осуществляющего сегментацию высказываний, их синтаксический анализ (parsing), разметку частей речи (tagging) и т.д. И авторы подробно, шаг за шагом, рассматривают работу такого анализатора на примере предложения The person who brought the dessert served it [Там же: 186-197]. В то же время, они подчеркивают, что успешный синтаксический анализ предложения неизбежно предполагает обращение к словарю (lexical lookup) и семантическую интерпретацию лексических единиц. Следуя сформулированной во введении задаче описания лексической системы языка в психологическом аспекте, авторы предпочитают сосредоточить свои усилия не на рассмотрении сложностей синтаксического анализа предложений, а на изучении внутренней организации лексикона [Там же: 695].

Суммируя изложенное, Дж. Миллер и Ф. Джонсон-Лэрд обращают внимание читателя на то, что до сих пор в центре их внимания находился вопрос о том, каким образом тот или иной звуковой комплекс (label) связан с соответствующим предметом. Были введены перцептивные предикаты, которые, будучи объединены в перцептивные парадигмы (perceptual paradigms), представляют собой, фактически, необходимые условия для того, чтобы тот или иной предмет мог обозначаться некоторой фонологической цепочкой (ср. перцептивную парадигму для звукового комплекса table ("стол") [Там же: 224]:

Table (x):

(i) x является объектом: Obj (х, 3d)

(ii) x непрерывный и твердый: Conn (x) & Rigid (x)

(iii) верхняя часть х плоская и горизонтальная: Тор (х, у) &

FIface (у) & Horiz (у)

(iv) верхняя часть поддерживается вертикальными ножками:

Exten (у, z) & Vert (г)

Однако дефиниции толковых словарей свидетельствуют о том, что значение слова table не исчерпывается перцептивными признаками предмета, но заключает в себе еще и функциональный компонент - сведения о назначении стола (работа, еда, игра и т.д.) и столешницы (размещение предметов, необходимых для перечисленных выше видов деятельности). Обобщая данный пример, авторы указывают на то, что для многих артефактов определяющим аспектом является именно их функция, поэтому перцептивные суждения являются недостаточным инструментом для описания процессов идентификации объектов [Там же: 222-231].

С другой стороны, замечают авторы, функциональная информация не может вытеснить собой перцептивную парадигму потому, что, во-первых, многие объекты лишены внутренне присущей им функции (такие природные объекты, как облака, деревья и т.д.), а во-вторых, описание функции многих артефактов невозможно без ссылки на их форму. В силу того, что функция и форма часто оказываются неразрывно переплетенными друг с другом, Миллер и Джонсон-Лэрд констатируют невозможность четкого разграничения сугубо перцептивной информации и той перцептивной информации, что включает в себя и концептуальный компонент. Поэтому предлагается считать, что все перцептивные предикаты имеют концептуальную основу, и перейти на несколько измененную нотацию, в которой Obj (x, 3d) заменяется предикатом THING (x), а все остальные предикаты обозначаются так же, как прежде, но прописными буквами, например, FLFACE (х, у) вместо FIface (x, у). Таким образом, понятие стола может быть описано следующей концептуальной схемой (schema) (Там же: 233]:

TABLE (x):

(i) THING (x)

(ii) MOVABLE (x) & CONN (x) & RIGID (x)

(iii) PPRT (x, WORKTOP (y))

(iv) PPRT (x, SUPPORT (z)) & SUPPORT (z, у)

Замена перцептивных парадигм схемами, в значительной степени функциональными по своей природе, знаменует в книге Миллера и Джонсон-Лэрда переход с перцептивного на концептуальный уровень описания. Одновременно, запись Table (x), превратившись в TABLE (x), перестает обозначать просто звуковой комплекс и наполняется понятийным содержанием, ибо ассоциация фонологической цепочки с тем или иным классом объектов сама по себе не способна придать ей внутреннее содержание. Только понятие, лежащее в основе этой связи и занимающее определенное место в общей понятийной системе человека, наполняет соответствующую звуковую оболочку значением [Там же 231-233].

Развитие у человека представлений о том или ином понятии и его связях с другими понятиями - процесс индивидуальный, но в любом случае знание человека о мире гораздо богаче сведений о перцептивных характеристиках отдельных объектов. Авторы особо подчеркивают, что их интерес как психологов заключается в выявлении и описании знаний среднего индивида (average person), а не специалиста. Предлагаемые ими схемы призваны отразить именно знание и поверхностные стереотипы среднего человека, а не свежие научные данные [Там же: 234-235].

Согласно концепции Дж. Миллера и Ф. Джонсон-Лэрда, каждое слово выражает лексическое понятие. Лексическое понятие, по их словам, - это «все, что способно быть значением слова» [Там же: 696]. В соответствии с этой формулировкой, значением наделяются даже дейктические слова: считается, что процедуры, определяющие их денотацию в том или ином контексте, сообщают им значение Авторы утверждают, что большинство лексических понятий состоит из двух компонентов - дефиниционного, основанного на функционально-перцептивной схеме, обеспечивающей распознавание соответствующих объектов, и коннотативного, заключающего в себе информацию,

связанную со словом, в частности, о связях данного понятия с другими понятиями [Там же].

В соответствии с переходом на концептуальный уровень описания, меняется и вид утверждений, выражающих связи слов с объектами восприятия и обеспечивающих идентификацию последних. Правила (1) заменяются правилами (2) [Там же: 698]:

(1) F (х): некий объект является W тогда и только тогда, когда он удовлетворяет условиям перцептивной парадигмы D (х);

(2) F (х): некий объект является W тогда и только тогда, когда он удовлетворяет условиям концептуальной схемы С (х).

Необходимо заметить, что, если в первой формулировке под F (х) понимается правило, в соответствии с которым объект, отвечающий совокупности перцептивных признаков D, может быть обозначен звуковым комплексом W, то во втором случае F (х) обозначает лексическое понятие, связывающее между собой слово W и схему С. Более наглядно указанные различия видны на примере глагольных понятий, описание которых дополнительно включает в себя фонологическую и синтаксическую информацию, а также пресуппозиционный компонент, служащий для выражения коннотативной информации, ср. [Там же]:

(3) V(x,y): некий объект х «V-m» некий объект у тогда и только тогда, когда пресуппозиции V соблюдены и отношение между x и у удовлетворяет условиям С (х, у)

Утверждения типа (2) и (3) используются Миллером и Джонсон-Лэрдом на протяжении всего дальнейшего изложения для системного формального описания различных лексических понятий. По замыслу авторов, транслятор должен «уметь» преобразовывать подобные утверждения, относящиеся к словам того или иного предложения, в программы, а затем встраивать последние - на правах подпрограмм - в общую программу, соответствующую предложению.

Впрочем, авторы признаются, что интеграция программ, представляющих значения слов, в программы,

осуществляющие построение или интерпретацию предложений, - процесс невероятно сложный и тонкий, и его они оставляют за рамками своего исследования [Там же: 702].

* * *

Как отмечалось в начале главы, психолексикологическая концепция Дж. Миллера и Ф. Джонсон-Лэрда предполагает анализ значения лексических единиц и в аспекте их референциалъных связей, и с точки зрения внутренней организации лексикона. В терминах процедурной семантики это утверждение может быть перефразировано как требование учета как экстенсиональных, так и интенсиональных правил, по которым выражению сообщается его значение [Там же: 290]. До сих пор рассмотрению подвергались исключительно экстенсиональные правила, что обусловлено логикой построения книги: от особенностей человеческого восприятия — к анализу связи звуковых комплексов с объектами восприятия и далее к выявлению недостаточности перцептивных признаков для идентификации объектов, к введению концептуального уровня и к описанию внутреннего содержания лексических единиц через концептуальные схемы. Однако, очевидно, что значения слов не являются изолированными друг от друга - иначе трудно представить себе процесс усвоения языка детьми или поиска нужного слова при словесном описании [Там же: 705]. Тем самым авторы «перебрасывают мостик» к изучению внутренней организации лексикона.

Из всех возможных отношений слов между собой наибольший интерес для Миллера и Джонсон-Лэрда представляют их семантические связи. Вообще, граница между значением и грамматикой, по их мнению, в значительной степени условна и, возможно, проистекает из необходимости выбора лингвистом отправной точки и направления анализа: от синтаксиса к семантике или наоборот. В этом плане, исследовательская стратегия Дж. Миллера и Ф. Джонсон-Лэрда противоположна большинству современных лингвистических теорий, базирующихся на описании синтаксиса и включающих семантическую информацию лишь в той степени, в какой это

диктуется потребностями синтаксического анализа. Миллер и Джонсон-Лэрд, напротив, считают нужным начать с описания семантических отношений, ибо, по их словам, соотношение синтаксиса и семантики, будучи рассмотрено с противоположной, понятийной, стороны границы (conceptual side of the frontier), может предстать в совершенно новом свете.

Следующим шагом - согласно авторскому виденийю перспективного плана исследований - могла бы стать разработка прагматической теории дискурса, объясняющей взаимоотношения высказываний с контекстом; и взгляд на синтаксис и семантику под таким углом зрения мог бы отчетливо выявить иллюзорность границы между ними [Там же: 702-703]. Однако, рассматриваемая книга посвящена преимущественно начальному этапу этого плана, а именно -анализу и описанию семантических связей в лексике. Синтаксические отношения, по признанию авторов оказываются в ней едва затронутыми [Там же].

Материалом для анализа семантических связей служат отдельные группы слов английского языка, характеризующиеся смысловой близостью их членов. В связи с этим, авторы считают нужным сформулировать свое понимание таких терминов, как понятийное поле, понятийное ядро, лексическое поле и семантическое поле.

Итак, Миллер и Джонсон-Лэрд различают понятийные поля, в основе которых лежат иерархические (таксономические и партонимические) отношения между понятиями, и параллельные им лексические поля, образованные лексическими единицами, выражающими соответствующие понятия и организованными в аналогичную (хотя и не тождественную понятийной) структуру. Взятые вместе, понятийное и лексическое поля образуют семантическое поле [Там же: 240-247].

Центральная роль в организации семантического поля принадлежит понятийному ядру, которое представляется авторам в виде некой прототеории (prototheory), выполняющей для среднего человека те же функции, какие научная теория выполняет для специалиста, а именно функции организации знаний, объяснения мира, предсказания событий и т.д. [Там же: 290-292, 300].

Авторы отмечают, что отношения между лексическим полем и понятийным ядром сложны и многоаспектны. Уподобление лексических единиц кусочкам мозаики, наслаивающимся на понятийную основу, по их словам, явно упрощает действительное положение вещей, хотя и отражает существенную черту этих взаимоотношений, а именно^: обусловленность места того или иного лексического понятия в поле понятийным ядром этого поля. Другой аспект отношений между лексичесшм полем и его понятийным ядром касается способности «мозаики» «растягиваться» (stretch}, что выражается в возможности расширения (extension) объема содержания понятий и переносных употреблений слов. Отмечая тот факт, что «мозаика» растягивается в строго определенных направлениях (отсюда удачность одних новых употреблений и неудачность или непонятность других), Дж. Миллер и Ф. Джонсон-Лзрд заявляют, что эти направления растяжения определяются особенностями «прототеории», лежащей в основе «мозаики». Наконец, еще одно важное наблюдение Миллера и Джонсон-Лэрда, касающееся рассматриваемых взаимоотношений, состоит в том, что не все ядерные понятия образует основу для формирования лексического поля (подробнее об этом см. ниже) [Там же].

Носители языка, с точки зрения авторов, имеют единый, общий для всех них, набор ядерных понятий, имплицитно присутствующих в лексиконе этого языка. В то же время, в «прототеориях» разных людей могут наблюдаться некоторые различия, обусловленные, прежде всего, разницей в возрасте и образовании. Однако, эти различия, по словам авторов, носят периферийный характер и не затрагивают ядра [Там же: 292].

Касаясь вопроса о формальном способе описания понятийного ядра семантического поля, Миллер и Джонсон-Лэрд вынуждены констатировать, что эта задача остается нерешенной из-за многообразия полей, каждое из которых определяет свой оптимальный формат представления понятийного ядра [Там же: 300-301].

Столь же разнообразной, соответственно, является и внутренняя структура семантических полей. Заимствуя термин из области этнологии, авторы отмечают, что, в общем, семантическое поле представляет собой контрастивное

36

множество элементов (comrasttve set), связанных иерархическими отношениями (таксономическими или партонимичсскими) с родовым понятием - названном поля -и контрастивными отношениями, или же отношениями несовместимости, взаимного исключения, - между собой [Там же: 237-267].

Классическими примерами контрастивных множеств являются лексика цветообозначений и термины родства, неоднократно подвергавшиеся изучению со стороны антропологов, психологов, лингвистов (в числе других «фаворитов» авторы называют наименования чисел, а также ботаническую и зоологическую терминологию) [ Там же: 373]. Внутренняя организация соответствующих семантических полей, как показывает проведенный авторами анализ, достаточно сложна; она характеризуется наличием нескольких параметров, по которым единицы противопоставлены друг другу (три или четыре - для цветообзначений, шесть или более - для поля терминов родства). Дополнительными осложняющими факторами, с точки зрения авторов, являются: для поля цветообоаначений - размытость границ между его членами, а для поля терминов родства - необходимость введения ориентира (anchoring), или точки отсчета, с тем чтобы совокупность его членов могла предстать в виде конграсчивного множества (Там же; 333— 373).

Однако, по-видимому, полагают авторы, взгляд на семантическое поле как на классическое контрастивное множество является известным упрощением и правильнее было бы в данном случае говорить о частично контрастивном множестве (partial contrastive sei) [ Там же 289]. В пользу такой смягченной формулировки говорят, в частности, результаты анализа семантического поля мебель, выявившие, во-первых, наличие иерархических связей между единицами поля и, во-вторых, лексические лакуны для тех или иных комбинаций признаков, релевантных для всего поля (Там же]. Другой аргумент связан с тем, что не во всех полях их единицы находятся в отношениях строгого взаимного исключения, ср., например, лексику, обозначающую эмоции [Там же. 267]. В целом, по мнению Миллера и Джонсон-Лэрда, нежесткие, частично иерархические, частично контастивные структуры являются более типичными для

лексической системы естественного языка, чем иерархически упорядоченная совокупность минимальных контрастивных множеств [Там же: 289].

Отношение между составляющими поля лексическими понятиями авторы предлагают представлять в виде так называемых таблиц решения (decision tables), в которых, каждому члену поля сопоставлен соответствующий набор значений («Да»/«Нет») релевантных для всего поля признаков. Однако функция таблиц решения не исчерпывается их использованием для обобщения результатов анализа; гораздо более важным является то, что таблицы решения способны обеспечить максимально гибкий доступ к информации о семантических признаках слов, обозначающих понятия - члены поля. По сути дела, «таблица решения» аналогична блок-схеме процедуры идентификации (в которую она может быть автоматически переведена), но выгодно отличается от последней тем, что в ней не задан порядок операций, проверяющих члены поля на наличие у них тех или иных признаков. Таким образом, транслятор может в процессе анализа предложения неоднократно обращаться к таблице с теми или иными запросами, обусловленными программами более высокого порядка, контролирующими его работу. Однако, в работе с таблицей решения есть и неудобство, состоящее в том, что ее размер растет по экспоненте в соответствии с количеством признаков. Поэтому авторы предлагают своеобразный компромисс между блок-схемами и единой таблицей решения - сеть таблиц, связанных между собой (table linkage) [Там же: 281-288, 704].

Традиционный интерес лингвистов к лексике цветообозначения и терминам родства, с точки зрения Миллера и Джонсон-Лэрда, объясняется, прежде всего, возможностью независимого изучения соответствующей предметно-понятийной области с опорой на выявленные в ней отношения — в данном случае, перцептивные и биологические. Но есть и другая причина, связанная с тем, что наименования цвета и термины родства представляют собой ясные примеры того, что такое семантическое поле. Эта ясность, однако, исчезает, когда исследователи пытаются применить данное понятие к другим группам лексики, не

имеющим столь четких границ. В этой связи многие критики выражают сомнения по поводу состоятельности и целесообразности использования понятия семантического поля как средства описания внутренней структуры лексикона [Там же 373-374].

Дж. Миллер и Ф. Джонсон-Лэрд не разделяют этого скепсиса и считают, что, несмотря на неизбежность некоторого произвола при определении состава и границ поля, метод исследования и описания лексики при помощи семантических полей является в настоящее время наиболее обещающим [Там же: 524-526J. Предлагаемый ими способ определения границ семантического поля заключается в том что проблема переводится на уровень конкретных пар слов, т.е. для каждой пары слов (или их значений) в индивидуальном порядке решается, принадлежат ли они к одному и тому же полю. Для этого используются следующие два метода - аналитический (выявление в паре значений общих понятийных компонентов) и интуитивный (опрос информантов о степени близости тех или иных нар слов). Надежность заключения, разумеется, возрастает, если результаты обоих подходов совпадают - как, например, с цветообозначениями и терминами родства. Однако, так бывает не всегда [Там же: 374- 375].

Оказывается, например, что понятие человек (person) входящее в качестве семантического компонента в значения многих слов, интуитивно не связывается с единым лексическим полем, а как бы «пересекает» (culs across) многочисленные семантические поля, группирующие людей по тому или иному признаку (родственные связи, национальность, принадлежность к политическим партиям, умственные способности, профессия, характер, темперамент и т.д.) [Там же: 320-321]. То же самое можно скачать о таких общих, фундаментальных, присутствующих в значениях многих слов понятиях, как пространство, время и причина. А поскольку в случае, если результаты аналитического и интуитивного методов не совпадают, авторы отдают предпочтение интуиции носителя языка, они, таким образом, вынуждены констатировать наличие двух принципиально разных типов понятий, понятий, являющихся ядром соответствующих семантических полей (например, родство,

39

цвет), и понятий, не образующих вокруг себя полей, но пронизывающих структуру других полей [Там же: 375].

В обширной главе, посвященной подробному рассмотрению понятий пространство, время и причина и способов их выражения в английском языке [Там же: 374-523). Дж. Миллер и Ф. Джонсои-Лэрд суммируют многие идеи и наблюдения - как собственные, так и высказанные в работах других авторов, — которые впоследствии получили развитие в трудах виднейших деятелей когнитивной лингвистики, тем самым определив ее существенные черты. Причем речь идет даже не столько об отдельных наблюдениях (хотя и о них тоже, ср., например, замечание о двух способах концептуализации времени в терминах движения, впоследствии использованное в теории метафоры [Lakoff, Johnson 1980]), сколько обо всем комплексе затронутых авторами тем, определивших стабильный интерес когнитивных лингвистов к изучению пространственных отношений. В их числе можно назвать: тезис о первичности пространственных отношений для человеческой когниции; интерпретацию способов языкового выражения темпоральных, причинно-сяедственных и других отношений через значение соответствующих локативных конструкций; особенности двух систем обозначения пространственных и временных отношений - абсолютной и относительной (дейктической); восприятие движения в качестве источника формирования у ребенка представлений о пространстве и времени и пр.

Проведенное Миллером и Джонсон-Лэрдом всестороннее и детальное исследование понятий пространство, время и причина выявило их фундаментальную роль в организации лексической системы языка. Как показывают материалы анализа, каждое из данных понятий пронизывает семантические поля лексики, принадлежащей к разным частям речи: так, в английском языке понятие пространства реализуется в значениях существительных, прилагательных, наречий, предлогов; понятие времени входит а лексическое значение некоторых глаголов (не говоря уже о значении его видо-временных форм), существительных, наречий и предлогов; причинность может быть выражена наречиями и каузативными глаголами (в том числе, образованными от существительных и

прилагательных с помощью аффиксов -ify, -izе, -en, en- и dis-). По словам авторов, эти понятия слишком чнлчичы для лексической системы в целом, чтобы быть ограниченными рамками отдельных полей. Их функция - организующая, упорядочивающая, и в этом они схожи с таксономическими и партонимнческими отношениями. Пытаться строить вокруг них семантические поле, с их точки зрения, столь же нелепо, как объединять слова собака, красный и дядя в одно семантическое поле на том лишь основании, что каждое из них состоит в таксономическом отношении с термином, занимающем более высокое положение в иерархии (собака -животное, красный - цвет, дядя —родственник) Там же, 522-523].

Организующая роль понятий пространства, времени и причины отчетливо проявляется в структуре семантических полей глаголов, о чем свидетельствует анализ четырех глагольных полей: глаголов движения (motion), глаголов обладания (possession)_t глаголов зрительного восприятия (vision) и глаголов речевого общения и сообщения (communication) [Там же: 526—668]. Вообще, свое обращение к анализу глагольной лексики авторы мотивируют стремлением как можно шире охватить те лексические ресурсы английского языка, которые составляют его костяк, являются наиболее частотными в повседневной речи и выражают важные для всех носителей ячыка понятия. На практики это сводится к выбору репрезентативных групп слов и попытке применения к ним собственной методики анализа и формального описании. (В работе Дж. Миллера и Ф. Джонсон-Лэрда такую репрезентативную выборку составляют, наряду с перечисленными глаголами, уже упоминавшиеся семантические поля конкретной лексики (мебель), свойств (цвет), отношений (родство), личных местоимений, а также лексика, связанная с выражением таких фундаментальных понятий, как человек_t пространство, время, причина) При этом наибольший интерес и особую ценность представляют, с точки зрения авторов, анализ встретившихся на этом пути трудностей и поиск способов их преодоления, так как именно это, по их словам, может стать предметом критики, обсуждения, пересмотра и т.д., в конечном счете способствуя дальнейшему развитию психолексикологии [Там же: 525, 668]. Таким образом,

потребность в изучении глагольных полей обусловлена не только соображениями репрезентативности, но и их сложнейшей внутренней организацией, представляющей богатый материал для исследователя.

Согласно Миллеру и Джонсон-Лэрду, центральными для указанных полей являются следующие ядерные понятия: для глаголов движения - TRAVEL, для глаголов обладания - POSSESS, для глаголов зрительного восприятия - SEE, в для глаголов речевого общения и сообщения - два: UTTER и SAY. Некоторые глаголы (омонимичные ядерным понятиям) непосредственно выражают понятийное ядро поля, однако огромное большинство тем или иным образом развивают (refine) его. Среди главных способов модификации значения ядра авторы отмечают следующие (Там же 666-667):

1) введение пресуппозиций и ограничений на тип аргументов;

2) указание на способ действия;

3) введение каузативного отношения; при этом аргумент ядерного понятия может превратиться как в агента, так и в объект данного отношения;

4) введение компонента намеренности действия.

Иллюстрацией сказанному служит таблица, содержащая глаголы трех из четырех рассмотренных авторами семантических полей (см. ниже).

Существуют и другие способы развития значения ядерных понятий, а именно [Там же; 667}:

- введение отрицания;

- включение в значение глагояа компонента, выражающего исходную точку (и шире — источник) иди конечную точку (назначение), ср. enter и rob,

- включение в значение глагола инструментального компонента, ср. walk и hand;

- инкорпорация объекта действия, ср paint и butter_t

- введение реципрокных отношений, как в глаголах обмена;

- сочетание двух ядерных понятий одного и того же поля, как в глаголах речевого общения и сообщения;

- сочетание ядерных понятий разных полей, ср. put (движение и обладание) или find (перцепция и обладание).

Способ paзвития значения ядерного понятия:	Ядерные TRAVEL(x)	понятии: POSSESS (x, у)	SEE Cx, y)
Пресуппозиция или ограничение на тип аргумента	LEAVE (x)	KEEP (x, yj	WITNESS(x, y)
Указание на способ действия	LURCH (x)	OWN (X, y)	GLIMPSE (x, y)
Введение каузального компонента (а) х - агент (b) x - не агент	MOVE (x) PUSH(w.x)	TАКЕ (x, y) RECElVE(x,y,w)	(AT(LOOK)) (x, y) SHOW (w, x, y)
Впеляние компонента намеренности	CHASE (x, у)	SELL (w, y, x)	WATCH (x, y)

Последний из перечисленных способов служит также напоминанием о том, что семантические поля не состоят между собой в отношениях взаимного исключения и многие глаголы находятся на пересечении различных полей [Там же].

Авторы утверждают, что все эти разнообразные способы модификации значения ядерных понятий суть проявление одного общего процесса, а именно, включения этих ядерных понятой в различные матрицы так называемых базовых семантических операторов (basic semantic operators). Общее число таких операторов невелико - по предположению авторов, около десяти-двенадцати, однако комбинаторные возможности их сочетания с ядерными понятиями поистине огромны, и именно они, с точки зрения Миллера и Джонсон-Лэрда, определяют многообразие семантических структур как отдельных глаголов, так и глагольных полей.

Создание п