Глава 8. Буржуазия, которой не было

Представление о том, что русский средний класс был малочисленен иимел немного веса, относится к числу общих мест исторической литературы. Внеспособности России произвести большую и энергичную буржуазию обычно видятосновную причину того, что она пошла по иному политическому пути, чемЗападная Европа, как и того, что либеральные идеи не оказали значительноговлияния на ее политические институты и политическую практику. Уделяемоеэтому факту внимание делается более понятным в свете той историческойфункции, которую выполняла буржуазия на Западе. Западная буржуазия была невсегда последовательна в своих приемах. Во Франции, к примеру, она поначалувошла в союз с монархией, чтобы способствовать подрыву властиземлевладельческой аристократии, затем круто изменила курс и возглавилаборьбу против монархии, закончившуюся уничтожением последней. В Англии онавыступила против короны на стороне аристократии и вместе с нею добиласьограничения королевской власти. В Нидерландах она изгнала правивших странойиноземцев и сама стала к кормилу власти. В Испании, Италии и СвященнойРимской Империи ей не удалось изменить системы управления по своему вкусу,однако там она по крайней мере сумела вырвать у монархии и феодальной знатикорпоративные права, которые использовала для создания в отдельных местахочагов капитализма в виде суверенных городов-государств. Но какую бы тактикуни применял средний класс Запада, дух и цели его были везде одинаковы. Онстоял за свои деловые интересы, а поскольку интересы эти требовализаконоправия и защиты прав личности, он боролся за общественное устройство,соответствующее идеалам, которые впоследствии стали называться либеральными.Коли дело обстояло так, есть смысл полагать, что между ставшей притчей воязыцах неразвитостью законности и свободы личности в России и бессилием илиапатией ее среднего класса существует отнюдь не поверхностная взаимосвязь. Чем же объясняется незначительность русского среднего класса? Сразуже напрашивается ответ, связанный с состоянием экономики страны. Буржуазияпо определению есть класс, имеющий деньги, а, как известно, в России вобращении денег никогда много не было. Страна была расположена слишкомдалеко от главнейших путей мировой торговли, чтобы зарабатывать драгоценныеметаллы коммерцией, а своего золота и серебра у нее не было, посколькудобывать их стали только в XVIII в. Нехватка денег была достаточной причинойдля задержки появления в России богатого класса, сравнимого с западнойбуржуазией эпохи классического капитализма. Однако это объяснение отнюдь неисчерпывает вопроса, ибо жители России всегда отличались незауряднойсклонностью к торговле и промышленной деятельности, да и природная скудостьпочвы понуждала их к предпринимательству. Не следует идти на поводу устатистических данных, показывающих, что при старом режиме почти всенаселение Европейской России состояло из дворян и крестьян. Социальныекатегории старой России носили чисто юридический характер и предназначалисьдля разграничения тех, кто платил подати, от тех, кто находился напостоянной службе, и обеих этих групп от духовенства, которое не "делало нитого, ни другого; эти категории использовались совсем не для обозначенияхозяйственной функции данного лица. В действительности гораздо большая частьнаселения России всегда занималась торговлей и промышленностью, чем можнобыло заключить из данных официальных переписей. По всей видимости, не будетошибкой сказать, что в период становления русского государства (XVI-XVIIIвв.) пропорция населения страны, постоянно или часть времени занимавшегосяне сельскохозяйственной деятельностью, была выше, чем в любой из европейскихстран. Посещавшие Московию западноевропейские путешественники неизменноприходили в изумление от деловой хватки ее обитателей. Шведский торговыйагент Йохан де Родес отмечал в 1653 г., что в России "всякий, даже от самоговысшего до самого низшего, занимается [торговлей]... и вполне несомненно,что эта нация в этом деле почти усерднее, чем все другие нации...".*1Побывавший там двадцать лет спустя немец Йохан Кильбургер наблюдал сходнуюкартину: никто не был лучше русских приспособлен к коммерции в силу их к нейстрасти, удобного географического нахождения и весьма скромных личныхпотребностей. Он полагал, что со временем россияне сделаются великимторговым народом.*2 На иноземцев производило особенно глубокое впечатлението, что, в отличие от Запада, где занятие торговлей считалось нижедворянского достоинства, в России никто не смотрел на него с презрением:"Все Бояре без исключения, даже и сами Великокняжеские Послы у иностранныхГосударей, везде открыто занимаются торговлей. Продают, покупают,променивают без личины и прикрытия...".*3 *1 Б. Г. Курц, Состояние России в 1650-1655 гг. по донесениям Podeca,M., 1914, стр. 148. *2 Б. Г. Курц. Сочинение Кильбургера о русской торговле вцарствование Алексея Михайловича. Киев, 1915, стр. 87-8. *3 "Путешествие в Московню Барона Августина Майерсберга", Чтения вИмператорском Обществе Истории и Древностей Российских, кн. 3, 1873, ч. 4.стр. 92. Промышленное развитие России было менее бурным, чем бившая в нейключом торговая деятельность. Однако и оно было куда значительней, чемпринято полагать. В XVIII в. литейные предприятия Урала, обслуживавшиеглавным образом английский рынок, по выплавке железа занимали первое место вЕвропе. Хлопкопрядильная промышленность, которую механизировали в Россиираньше других отраслей, в 1850-х гг. производила больше пряжи, чемгерманская. На всем протяжении XVIII и XIX вв. в России процветала надомнаяпромышленность, чьи застрельщики по своей энергичности мало чем отличалисьот американских предпринимателей-самородков. Начавшийся в 1890 г. подъемвсех отраслей тяжелой промышленности достиг таких темпов, каких России с техпор добиться не удавалось. Благодаря ему накануне Первой мировой войныРоссия заняла пятое место в мире по объему промышленного производства. Во всем этом нет цели навести на мысль, что при старом режиме Россиябыла когда-нибудь по преимуществу торговой или промышленной страной.Несомненно, что до середины XX в. основу народного хозяйства и главныйисточник богатства России составляло земледелие. Доход отнесельскохозяйственной деятельности на душу населения оставался низким дажепосле того как значительно выросли общие показатели промышленногопроизводства. Однако с первого взгляда может явно сложиться впечатление, чтострана, которая в 1913 г. по объему промышленного производства уступала лишьАмерике, Германии, Англии и Франции, обладала достаточной экономическойбазой для кое-какого среднего класса, - быть может, не слишкомпроцветающего; но все же вполне весомого для того, чтоб с ним считались. СXVII до. начала XX в. в России и в самом деле создавались огромные торговыеи промышленные состояния. В связи с этим возникает ряд любопытных вопросов:почему эти состояния имели тенденцию к распылению, а не к росту? почемубогатым купцам и промышленникам очень редко удавалось создать буржуазныединастии? и, самое важное, почему у русских богачей так и не. появилосьполитических амбиций? Ответа на эти вопросы лучше всего искать в томполитическом климате, в котором приходилось действовать деловым людямРоссии. Как отмечалось выше, со времени самых ранних лесных поселений скудныеи ненадежные доходы от земледелия понуждали россиян искать добавочныхзаработков. Они дополняли получаемый с земли доход всевозможнейшимипромыслами: рыболовством, охотой, звероловством, бортничеством,солеварением, дублением кож и ткачеством. Необходимость сочетатьсельскохозяйственные и несельскохозяйственные занятия, навязанная населениюэкономическими обстоятельствами, привела, среди прочего, к отсутствию четкоочерченного разделения труда и высоко квалифицированных (то естьпрофессиональных) торговцев и ремесленников. Она также долго тормозиларазвитие торговой и промышленной культуры, ибо там, где на коммерцию ипромышленность смотрели всего-навсего как на естественный источник побочногозаработка для всего населения, они не могли выделиться в самостоятельныепоприща. Иноземные описания Московии не упоминают о купцах как об особомсословии и смешивают их с мужицкой массой. Уже в удельный период князья,бояре, монастыри и крестьяне хватаются в погоне за побочным доходом за любойдоступный им промысел. В духовных грамотах великих князей промыслырассматриваются как неотъемлемая часть княжеской вотчины и заботливо делятсямежду наследниками наряду с городами, деревнями и ценностями. С ростом могущества и амбиций московской династии она приняласьприбирать к рукам главные отрасли торговли и почти все производство. Этотпроцесс шел параллельно с централизацией политической власти и захватоммонархией земельных владений. Исходя из лежащей в корне вотчинного строяпосылки о том, что царь является собственником своего государства московскиегосудари стремились наряду со всей властью и всей землей завладеть и всемипромыслами. Достаточно хорошо известно, каким образом политическая власть иземельные владения перешли в полную собственность царя в XV и XVI вв. Этогонельзя сказать о приобретении контроля над торговлей и промышленностью,поскольку историки не уделили данному предмету почти никакого внимания.Здесь процесс экспроприации, по всей видимости, имел место в XVI и тем болеев XVII в. и немало походил на процесс присвоения земельных владений впредшествующий период. Издав серию указов по конкретным промыслам, монархияввела на них царскую монополию и таким образом устранила угрозу конкуренциисо стороны частных лиц. В конце концов, точно так же, как он ранее сделалсякрупнейшим землевладельцем страны и, де юре, собственником всех поместий,царь стал теперь единоличным собственником всех отраслей промышленности ишахт и (как де юре, так и де факто) монополистом во всех областях коммерции,не считая самых мелких. В своей предпринимательской деятельности онпользовался услугами специалистов; набранных из рядов служилого сословия,богатейших купцов и иноземцев. Торговый и ремесленный класс в строгом смыслеэтого слова, то есть члены посадских общин, был от соответствующейдеятельности в большой степени отстранен. Это обстоятельство имеет первостепенное значение для понимания судьбысреднего класса в России. Как и всем прочим, торговлей и промышленностью вМосковии надо было заниматься в рамках вотчинного государства, чьи правителисчитали монополию на производительное богатство страны естественнымдополнением самодержавия. В цитируемом выше (стр. #107) письме к королевеЕлизавете Иван IV язвительно отмечал, что английские купцы - очевидно, вотличие от его собственных - "ищут своих торговых прибытков", какдоказательство того, что ее нельзя считать настоящей государыней. ПосколькуМосковское государство имело такой взгляд на назначение торгового класса,трудно было бы ожидать,. что оно станет печься о его благополучии.Богатейшие купцы были запряжены в казенную службу, а к прочим государствоотносилось как к разновидности крестьян и скручивало их податями. И бедным ибогатым купцам оно предоставляло самим заботиться о себе. В своей коммерческой ипостаси царь распоряжался богатым ассортиментомтоваров, которые получал из трех источников: 1. излишков, произведенных вего личных владениях; 2. дани от управителей и подданных; 3. закупок,сделанных для перепродажи. Как правило, любой товар, которым всерьезначинала заниматься монархия, объявлялся царской монополией и исключался изчастного коммерческого оборота. В категории излишков царского хозяйства важнейшим товаром являлисьзерновые, монополией на торговлю которыми монархия обладала до 1762 г. Наводку также существовала царская монополия, продержавшаяся до XVIII в.,когда ее передали дворянам. Водкой торговали в специальных магазинах,имевших на то особую лицензию. Среди товаров, получаемых в виде дани, почетное место занималидорогие меха. Они поступали к царю из ясака, наложенного на жителей Сибири,из податей сибирских купцов, обязанных отдавать в казну лучшую из каждыхдесяти заготовленных ими шкурок, и от воевод, которым полагалось продаватьказне по твердым ценам меха, полученные ими от населения в виде кормлений.Эти горы пушнины либо продавались живущим в России западным купцам, либоотправлялись на Ближний Восток и в Китай. Едущие за границу русские купцыбрали с собою полные сундуки мехов, которые преподносили в дар и продавалидля покрытия своих расходов. Частным лицам разрешалось торговать лишьмалоценными мехами, негодными для экспорта. Многие из товаров, использовавшихся в царской коммерции, ввозилисьиз-за границы. Царь имел право первого выбора в отношении всех привозимых встрану товаров, которые полагалось сначала представить на инспекцию Царскимагентам, закупавшим все, что им приглянется, по твердой цене. Лишь послеэтого товар предлагался частным купцам. Иноземец, отклонивший предложеннуюцарем цену, не мог продать соответствующий товар больше никому в России.Приобретенные таким образом товары Использовались в личном царском хозяйствеили перепродавались на внутреннем рынке. Такой подход позволил монархииприбрать к рукам торговлю предметами роскоши. Она также обладала монополиейна экспорт ряда товаров, пользовавшихся большим спросом за границей, такихкак икра, льняные ткани, смола, поташ и кожи. И, наконец, монархия широко использовала свои привилегии, предъявляяисключительные права на торговлю всяким товаром, пришедшимся ей по вкусу.Редко случалось, чтобы правительство не поспешило ввести царскую монополию,как только частная инициатива выявляла существование рынка на какой-нибудьпрежде неизвестный или неходовой товар. Так, например, в 1650 г. онообнаружило, что астраханцы вовсю торгуют с Персией мареной - растением,используемым для приготовления красителей. Оно незамедлительно объявиломарену государственной монополией и приказало, чтобы отныне ее продавалитолько казне, и по твердым ценам. Казна, в свою очередь, перепродавала ееперсам по рыночной цене. Двенадцать лет спустя, стоило царским агентамобнаружить, что частные торговцы с большой прибылью продают на Западнекоторые товары (юфть, лен, пеньку и говяжье сало), как на них былиналожены такие же ограничения. Предметом государственной монополии делалсяпрактически любой товар, попадавший в коммерческий оборот. Труднопредставить себе практику, более губительную для предпринимательского духа. Итак, монархия прочно контролировала торговлю, а о промышленности жеможно сказать, что она находилась в исключительной собственностисамодержавия. Помимо производства железа, соли и грубых тканей,изготовлявшихся примитивными домашними способами, в Московской Руси не былосвоей промышленности. Первые промышленные предприятия в России были основаныв XVII в. чужеземцами, которые приехали туда с царского разрешения иполучили лицензии от правительства. Так, литейные цеха Тулы и Каширы, скоторых пошла русская железоплавильная промышленность, были созданиемголландца Андреаса Виниуса (Andreas Winius, или Vinius) и немца ПетераМарселиса (Peter Marselis), специалистов по горному делу, взявшихся в 1632г. обеспечить русское правительство оружием. Марселис также заложил основырусской медеплавильной промышленности. Производство бумаги и стекла былоосновано шведами. Голландцы построили в Москве первый суконный двор Эти идругие предприятия, которым русская промышленность была обязана своимподъемом, находились под попечительством монархии, финансировались совместноцарским и иностранным капиталом и управлялись иноземными специалистами. Ониработали исключительно на монархию, которой продавали по себестоимости тучасть своей продукции, в которой она испытывала нужду, а прибыль получали отпродажи излишков на свободном рынке. Хотя московское правительствотребовало, чтобы иноземные держатели лицензий обучали россиян своемуремеслу, администраторы и квалифицированные рабочие, занятые на этих раннихпредприятиях, набирались почти исключительно из-за границы. Отсутствиеместного капитала и административного персонала било в глаза точно так же,как в любой из западных колоний. У монархии не хватало управителей для руководства ее торговойдеятельностью и разбросанными по всей империи промыслами, такими каксолеварение и рыболовство. Поэтому она часто отдавала свои монопольныепредприятия в пользование частным лицам на условии, что те будут ежегодновыплачивать казне определенную сумму из полученной прибыли. В МосковскойРуси самым надежным способом разбогатеть было заручиться подобнойконцессией. Строгановы, крестьяне, сделавшиеся богатейшей купеческой семьейМосковского государства, вели свое состояние от лицензии, полученной ими напроизводство соли в покоренном Новгороде. Начав с соли, они постепеннораспространили свою деятельность и на другие прибыльные предприятия, но всевремя либо держали государственную лицензию, либо состояли с государством впартнерстве. Для руководства деловыми предприятиями, в которых монархия принималапрямое участие, она полагалась на специалистов, набранных из рядов местногои иноземного купечества. Высший слой состоявших в Московии нагосударственной службе деловых людей назывался "гостями"; в середине XVII в.он насчитывал около тридцати человек. Древнее слово "гость" первоначальнообозначало всех иноземных купцов, однако, как и термин "боярин", с конца XVIв. оно сделалось почетным титулом, который жаловался государем. Чтобызаслужить его, купец должен был обладать изрядным капиталом, поскольку царьчасто брал у "гостей" залог, чтобы в случае чего покрыть их недоимки. Посвоему богатству московские "гости" стояли близко к городской знати Запада,и в исторической литературе их часто сравнивают с нею, однако аналогия этане слишком убедительна. "Гости" не были самостоятельными предпринимателями,а лишь доверенными лицами царя, им назначенными и на него работающими. Малокто из них искал, такой чести, и чаще всего купцов загоняли в "гости"силком. Стоило правительству узнать, что кто-то из провинциальных купцовсколотил себе состояние, как его вызывали в Москву и назначали "гостем".Звание это было скорее тяжким бременем, нежели честью, поскольку,замораживание части купеческого капитала в виде обеспечения было не лишеноизвестных неудобств. Далее, "гости" конкурировали друг с другом не из-затоваров и покупателей, а из-за монарших милостей, и получаемый ими доход былвознаграждением за предоставленные царю услуги. С точки зрения общественногоположения и богатства, чуть ниже "гостей" стояли члены торговых организаций,называвшихся "гостиной" и "суконной сотнями". "Гости" и члены этих двух сотен выполняли самые разнообразныефункции: собирали таможенную пошлину и налоги с продажи спиртных напитков,оценивали товары, которые собирался купить царь, продавали их за него,руководили некоторыми производствами и чеканили монету. Они представлялисобою что-то вроде резерва деловых людей, членам которого монархия, в своемобычном духе, не давала специализироваться, поскольку не желала попасть от,них в слишком большую зависимость. Они зарабатывали на купле-продажеказенных товаров, а также на своих частных деловых предприятиях. С точкизрения правовой теории, они принадлежали к тягловому населению, но благодарязаписанным в их личных грамотах привилегиям были ровней знатнейшим служилымлюдям. Среди этих привилегий ценнее всего были освобождение от пошлин иподатей и иммунитет от ненавистных воеводских судов; иноземных "гостей"судил Посольский Приказ, а местных - специально назначенный царем боярин.Они имели право приобретать вотчины, а на определенных условиях - и ездитьза границу. Члены гостиной и суконной сотен вознаграждались несколько менеещедро. Несмотря на все свое богатство и привилегии, "гость" сильно отличалсяот западного буржуа. Он раболепствовал перед начальством и был кровнозаинтересован в сохранении его абсолютной власти. Государство требовало отнего очень многого. Он был врагом свободной торговли. Его связи с монархиейи поддержка, которую он оказывал ее монополиям, вызывали к нему ненависть состороны массы простых торговых людей. Богатейшие дельцы Московскогогосударства так и не сделались выразителями интересов торгового класса вцелом. Звание "гостя" не было наследственным, и текучесть среди них былавесьма велика. Подсчитано, что "лишь одна семья из четырех смогла удержатьсвое положение дольше одного поколения и лишь одна из пятнадцати - дольшедвух поколений"*4. Естественно, что в таких условиях в России никак не могловозникнуть торгово-промышленного патрициата. Помимо гостей и членов двухсотен, монархия жаловала из купцов единственно иноземцев. В 1553 г.английский корабль, вышедший на поиск северного пути в Китай, пристал крусскому берегу неподалеку от того места, где впоследствии выросАрхангельск. Команда его была препровождена в Москву, где тепло встретившийангличан Иван IV пообещал им ряд привилегий, если они откроют постоянныйторговый путь между двумя странами. Два года спустя в Лондоне была основанадля этой цели Московская Компания, первая из созданных предприимчивымианглийскими купцами великих торговых компаний, получившая королевскуюхартию. Иван IV предоставил ей исключительные права на проложенный еечленами северный путь, освобождение от пошлин и податей и право держать внескольких городах собственные склады. Хотя Компании запрещалось заниматьсярозничной торговлей, она все равно вела ее, нанимая для этой цели подставныхлиц из числа россиян. Позднее несколько менее щедрые привилегии былипожалованы голландцам, шведам, немцам и прочим западноевропейцам. Московскаяверхушка была резко настроена против царской политики, отдававшейпредпочтение иноземцам, но поделать тут ничего не могла, ибо монархияизвлекала из торговли западными товарами изрядную прибыль. *4 Samuel H. Baron в Cahiers du Monde Russe et Sovetique, т. XIV, Э 4(1973), стр. 494. Московское государство настолько подмяло под себя торговлю ипромышленность, что даже и без дополнительных доказательств должно бытьочевидно, в каких тяжелых условиях приходилось действовать простому русскомуКупцу. Монархия практически навсегда запретила ему торговать наиболееприбыльными товарами. Стоило ему самостоятельно наткнуться на какоето новоедело, как корона тут же отбирала его у него, объявляя это делогосударственной монополией. Торгующие беспошлинно "гости", члены купеческихсотен и иноземцы конкурировали с ним совсем не на равных. Промышленность игорное дело, для которых у него не было ни капитала, ни уменья,контролировались монархией и ее управителями из иностранцев. Вследствиеэтого торговому и ремесленному классу перепадали лишь крошки с обеденногоcтола государя и служилого сословия, но даже этой малостью, как мы увидим,ему не давали насладиться спокойно. Когда в разговоре о средневековье упоминаются "торговля" и"промышленность", западному читателю автоматически приходит на ум образгорода: крепостные стены, под защитой которых коммерческий и промышленныйклассы занимаются своим делом свободно, в безопасности от капризов власти.Имея дело с Россией, следует сразу же отбросить подобные ассоциации. Здесьцентр промышленности и торговли лежал не в городе, а в сельской местности,коммерческий и промышленный классы не составляли большинства городскогонаселения, и проживание в городе не гарантировало ни свободы, нибезопасности даже в том узком смысле, в каком эти термины были применимы кМосковской Руси. Макс Вебер отмечал, что в своей зрелой форме город представляет собоюпять вещей: 1. крепость с гарнизоном, 2. рыночную площадь, 3. резиденциюавтономного суда, 4. корпорацию с юридическим статусом и 5. центрсамоуправления.*5 Населенные центры, представлявшие первые два элемента этойформулы, можно обнаружить в любом районе земного шара, начиная с самыхотдаленных исторических времен; везде, где существует какая-тоорганизованная человеческая жизнь, имеются рынки, и везде, где естьполитическая власть, имеются укрепленные сооружения. Однако только вЗападной Европе и в областях, колонизированных ее эмигрантами, можновстретить города, которые еще и обслуживают своих обитателей юридически иадминистративно. Город как общность людей, обладающих правами, которых нет усельского населения, есть явление, характерное лишь для западноевропейскойцивилизации. Как и многое другое, он появился в средние века как побочныйпродукт феодализма. Первоначально город сложился в самостоятельную общностьблагодаря пожалованию феодального властелина, выделившего специальное местодля торговли и ремесел. Затем, в результате того, что жители его вступали всовместные деловые предприятия, у бюргеров появился корпоративный статус. Помере увеличения своего богатства и могущества они выступали против своихфеодальных властителей и превращали свой корпоративный статус всамоуправление, добиваясь особых городских судов и законов, отдельнойсистемы налогообложения и учреждений, делавших их город государством. Посути дела, городское население континентальной Западной Европы завоевалосебе права и превратилось в буржуазию в процессе конфликта с феодальнойзнатью и за ее счет. *5 Max Weber, Wirtschajt und Gesellschaft, 3-е изд. (Tubingen 1947),II, стр 523 В XII-XV вв. город западноевропейского типа появился и всеверо-западной России; наиболее значительными примерами были Новгород иПсков; которые поддерживали тесные связи с немецкими городами и воссоздали усебя тамошние институты. Такие же города можно было встретить и на земляхРечи Посполитой, чье городское население пользовалось автономией, основаннойна законах ганзейского Магдебурга. Однако все они составляли исключение ипросуществовали недолго. Москва не могла смириться с существованием такихпривилегированных очагов автономии, из которых могла бы вырасти настоящаягородская цивилизация, ибо они шли вразрез с вотчинными порядками царства.После покорения Новгорода и Пскова она сразу же отобрала у них вольностей, акак только под русское господство попали территории Польши-Литвы, она быстроурезала права тамошних бюргеров. Задолго до разрушений, нанесенных Второймировой войной, такие некогда горделивые города как Новгород, Псков иСмоленск выродились в заштатные деревушки, а Москва всем своим величиемобязана не умелой торговой деятельности, потому, что была средоточениемсамодержавия и аристократии. Хотя русский город мало походил на своих западных собратьев, он всеже представлял собою достаточно сложный организм, в истории которого самымголовокружительным образом переплетаются административное, налоговое ихозяйственное начала. С точки зрения монархии, городом считался любой населенный пункт, внезависимости от его размера и хозяйственной функции, в котором сидел воевода.Исходя из этого, город был par excellence военно-административной единицей.В Московской Руси, а тем более при императорах, было много центров, которыепо своему размеру, населению и даже по своему хозяйственному значениюпревосходили населенные пункты, официально признанные городами, однако самигородами не считались, поскольку в них не было воеводы или равнозначногоуправителя, и посему они не могли нести функций, которые государствоназначило городам страны. По своей внутренней структуре города Московской Руси ничем неотличались от сельских населенных пунктов. И те и другие были собственностьюмонархии, поскольку частная собственность на города была ликвидированавместе с аллодиальным землевладением. В городах не было частной земли; всяземля находилась в условном владении, и поэтому в городах не было торговлинедвижимостью. В каждом городе большие участки отдавались в пользованиесоставлявшим его гарнизон служилым людям; эти участки держались на тех жеусловиях, что, и поместья в деревне. Рядом с ними лежали владения царя иземля, населенная черносошными крестьянами. Точно так же, как и в деревне,податное население объединялось в общины, связанные круговой порукой ипосему ответственные за подати каждого своего члена. Города Московской Руси были немногочисленны, редко населены иотстояли далеко друг от друга. Если воспользоваться весьма формальнымкритерием и посчитать за города лишь те населенные пункты, где сиделивоеводы, то при Иване III их было 63, при Иване IV - 68, и в 1610 г.- 138.Если расширить дефиницию города и посчитать за таковой любой укрепленныйпункт, содержащийся за правительственный счет, то в середине XVII в. вРоссии было 226 городов. Подсчитано, что в них было 107.400 дворов, илиоколо 537 тысяч жителей. Население Москвы в то время составляло от 100 до200 тысяч человек, Новгорода и Пскова - по 30 тысяч, а прочих городов - неболее десяти тысяч. Многие так называемые города, особенно по границам,являли собою мелкие укрепленные пункты, охраняемые несколькими сотнямисолдат. Типичный русский город середины XVII в. насчитывал 430 дворов,каждый из которых состоял в среднем из 5 человек*6. Он был беспорядочнымскопищем приземистых деревянных домиков, церквей, монастырей и рынков,окруженных огородами и выпасами. Улицы были широки и немощены. Набережных небыло. На расстоянии города всегда имели более внушительный вид, чем вблизи,ибо в силу низкой плотности населения были непропорционально велики. Олеарий(Olearius) писал, что со стороны русский город выглядит Иерусалимом, ноизнутри больше походит на Вифлеем. *6 Павел Смирнов, Города московского государства в первой половинеXVII веха. т I, ч. 2, Киев, 1919, стр. 351-2, и А. М. Сахаров, Образование иразвитие российского государства в XIV-XVII в., М., 1969, стр. 77 Ремесленники и торговцы составляли меньшинство крошечного городскогонаселения Московской Руси. Термины "городской" и "торгово-ремесленный" наРуси были отнюдь не однозначны. Поскольку города имели прежде всегоадминистративное и военное назначение, основная часть их жителей состояла изслужилых людей с семьями, родней, приживалами и крепостными, а также издуховенства. Подсчитано, что в середине XVII в. тяглые люди составляли всего31,7% населения русских городов, тогда как 60,1% были служилыми людьми и8,2% - помещичьими крепостными. В центральных губерниях тяглое населениебыло в большинстве, однако в пограничных городах на западе, востоке и юге ихдоля в городском населении равнялась 8,5-23,5%*7. 7 Смирнов, Города. 1/2, таб. XXVIII, стр. 346-7, 352 Торговцы и ремесленники объединялись в общины наподобие тех, вкоторых тогда состояло большинство земледельцев. Эти общины называлисьпосадскими, в отличие от сельских, или крестьянских. В ранний период посадчасто представлял собою отдельный городской квартал, прилегающий к кремлю,или "городу". Но правительство раздавало людям, освобожденным от податей ипоэтому не входящим в посадскую общину, владения на территории торговыхкварталов и таким образом запутывало картину. В конце московского и началеимператорского периода посад был скорее юридической, нежели территориальнойединицей. У него не было с городом органической связи. Почти каждый третийгород в России не имел посада, и, напротив, они существовали в сельскойместности, особенно поблизости от монастырей. В конце XVI в. лишь вшестнадцати городах было пятьсот и более посадских дворов. В глазах закона посадская община была юридической единицей по тойпричине, что члены ее, подобно членам сельской общины, несли коллективнуюответственность за свои тягловые повинности. Однако, в отличие от городскихобщин на Западе, она ни в коей мере не представляла собою привилегированнойкорпорации. На посадах лежали тяжелейшие повинности, и доля посадника былаопределенно горше доли крепостного крестьянина. Эти повинности включали всебя обычные и чрезвычайные подати, работу на строительстве укреплений и(для более зажиточных посадников) помощь правительству в сборе податей итаможенных пошлин. А. А. Кизеветтер, изучавший посад XVIII в., перечисляетего всевозможные повинности на трех страницах и предупреждает, что списокего еще неполон*8. Состояние посадника было наследственным, и потомкам егозапрещалось уходить из посадской общины. Как уже отмечалось, земля, накоторой сидели горожане, принадлежала царю и поэтому не подлежала продаже.Горожане и черносошные крестьяне были едва отличимы друг от друга, не считаятого, что если для первых торговля и ремесло были основным занятием, аземледелие - побочным, то у вторых дело обстояло наоборот. *8 А. А. Кизеветтер, Посадская община в России XVIII ст., М., 1903,стр. 171-4. С 1649 г. посадники (наряду с "гостями" и членами гостиной и суконнойсотен) пользовались исключительным правом производить товары на продажу идержать лавки, однако толку от этого права было немного, поскольку всесословия, которые им обладали, не несли своей доли тягла. Некоторым группамнаселения, например стрельцам и казакам, это право предоставлялось законом.Но посад также сталкивался с конкуренцией со стороны крепостных,принадлежавших служилым людям и духовенству. Крестьяне, сидевшие на белыхземлях светских и церковных владельцев, устраивали в большинстве городов иво многих сельских населенных пунктах постоянные рынки, называвшиесяслободами (искаженное "свобода"), где торговали, но не несли своей долитягла. В иных местах посад был всего-навсего островком, окруженнымслободами, и зажиточная слобода подчас превращалась в большой торговыйгород. О том, каких размеров достигала такая конкуренция, можно судить поположению в Туле, где в конце XV в. посадники владели лишь одной пятой всехлотков и прилавков, а остальные принадлежали солдатам и крестьянам*9.Соперничество с этой стороны вызывало острое недовольство и приводило кпостоянным столкновениям в городах Московии. Время от времени правительствопринимало меры к утешению посадского населения, но успеха не имело. Посадутак и не удалось избавиться от губительной конкуренции со стороныосвобожденных от тягла общественных групп. *9 И. М. Кулишер, Очерки истории русской торговли, Петроград, 1923,стр. 154-5. При таких условиях членство в посаде приносило мало выгоды, ипосадники, несмотря на запреты, массами бежали из своих общин. Лучшимвыходом для беглеца было найти помещика или монастырь, которые взяли бы егопод крылышко и позволили ему торговать, не неся тягла. Насколько отчаяннымбыло положение посадской общины, можно понять из того, что члены ее нередкосами шли в холопы. Очевидно, участь холопа (который по своему состояниюосвобождался от всех государственных повинностей) была предпочтительней долилавочника или ремесленника, что является красноречивым комментарием кположению среднего класса в Московской Руси. Правительству приходилосьпринимать решительные меры к остановке массового бегства посадников, и оноввело тяжелые наказания за самовольный уход из посада. Чтобы помочьпосадским общинам нести податную повинность, оно вталкивало в их скудеющиеряды бродяг, обедневших дворян и вообще всех, кого ему удавалось выловить запределами служебно-тягловой структуры. Однако эффект получался минимальный,и бегство продолжалось по-прежнему. Кое-какое увеличение числа городов вXVII в. объяснялось экспансией России и постройкой военно-административныхфорпостов вдоль восточной и южной границы. Русский город являлся точным отражением тройственного составарусского общества: в нем были служилые люди, тяглое население и духовенство;он был микрокосмом, а не самостоятельным миром. Корни служилого сословия,крестьян и духовенства, составлявших более двух третей населения городовМосковской Руси, лежали вне города, а торгово-ремесленный класс былзакрепощен. Разнородные социальные группы, из которых складывалось городскоенаселение, не только не пользовались какой-либо административной илиюридической автономией, но не имели и никакого юридического статуса, которыйбы объединил их друг с другом. Город в Московии никогда не принадлежал самсебе, он вечно был чужой собственностью (поначалу нередко собственностьючастных владельцев, а позднее - государства), и всего население зависело оттого, на чьей земле он стоял. Столетие тому назад знаток истории русского города сделал замечание,которое не было опровергнуто последующими исследованиями: "В сущностиистория нашего города есть ничто иное, как история регламентации,преобразований торгово-промышленного городского населения со стороныверховной власти. Ход этих преобразований определяется воззрениями, какиеверховная власть имела на государственные интересы"*10. Эти интересысосредоточивались на внутренней и внешней безопасности и сборе податей.Поскольку русский город не был самостоятелен, история его не могла сильноотличаться от истории остального общества. Попытки позднейших русскихисториков возвеличить его историческую роль есть попытки с негоднымисредствами. Мало доказать (как они это сделали), что в Московской Руси былобольше населенных пунктов городского типа, чем показывают официальные спискигородов, и что там существовало множество разбросанных по всей странеоживленных торговых центров. С исторической точки зрения, значение городазаключается не в числе жителей и не в интенсивности хозяйственнойдеятельности (которые, в любом случае, были в Московии до абсурдногоневелики), а в том, что его граждане приобретают юридическую, финансовую иадминистративную автономию. А в русском городе этого не было и следа. *10 И. Дитятин, Устройство и управление городов России, СПб., 1875,I, стр. 109. Московским купцам приходилось приспосабливаться к нелегким жизненнымобстоятельствам, поэтому их деловые операции обычно были невелики по объему,рассчитаны на быструю прибыль и производились чаще всего на основетоварообмена. Центральная область России (междуречье Волги-Оки, где зародилосьМосковское государство) впервые втянулась в международную торговлю, по всейвидимости, в начале XIV в., когда страна находилась под монгольскимвладычеством. Золотая Орда требовала, чтоб дань ей платили серебром.Поскольку россияне тогда не добывали ценных металлов, им пришлось изыскиватьих за границей. Около 1300 г. русские купцы основали в ордынской столицеСарае торговую колонию, из которой вели под монгольской защитой торг сКрымом и севером Ирана. Таким образом, в отличие от новгородской и псковскойторговли, связанной с Германией, московская коммерция была большеориентирована на Азию. Наиболее ярким свидетельством того, насколько русскаяторговля обязана монголам и их тюркско-татарским союзникам, является большоечисло слов русского языка, относящихся к финансам, товару, хранению итранспортировке и почерпнутых из языков этих народов. Выше уже отмечалосьмонгольское происхождение русских слов, обозначающих деньги, таможню и казну(стр. #104). Русское слово "товар" происходит от тюркско-татарского термина,обозначающего скот или имущество вообще; от этого же корня происходят"товарищ", что первоначально значило "деловой партнер", и "товарищество" (всмысле компании предпринимателей). "Пай" тоже имеет татарское происхождение,равно как и "чемодан", "сундук", "торба"; то же самое можно сказать отерминах, относящихся к одежде ("карман", "штаны", "шапка"), к связи итранспорту (например "ямщик", "телега", тарантас"). "Книга пришла откитайского kuen ("свиток") через тюркскотатарское kuinig*11 Такая этимологияприобретает особое значение, если принять во внимание, что. в словарерусского земледелия практически нет и следа монгольского илитюркско-татарского влияния. *11 Этимология здесь основывается на Max Vasmer Russischesetymotogisckes Worterbuch. в 3 т (Heidelberg 1950-8) Ориентация русской торговли на Восток сохранялась и после распадаЗолотой Орды и входа Москвы в постоянные коммерческие отношения с ЗападнойЕвропой. Захват в 1550-х гг. Казани и Астрахани, бывших важнейшими пунктамиввоза восточных и ближневосточных товаров, еще больше расширил связи Россиис соответствующими рынками. До XVIII в. внешняя торговля Россииориентировалась в основном на Средний Восток, в особенности Иран; во второйполовине XVII в. один из трех московских базаров торговал исключительноперсидскими товарами Через армянских, татарских, бухарских, китайских ииндийских посредников коммерческие связи поддерживались также и с другимирайонами Азии. Россияне продавали за границу сырье и полуфабрикаты (напримермеха и кожи) и ввозили оружие и предметы роскоши. Долгая традиция левантийской торговли наложила на русское купечествоглубокий отпечаток, который не могли стереть завязавшиеся впоследствииотношения с Западом Дело в том, что в Азии россияне торговали более илименее напрямую и на равных, тогда как на Западе, где они имели дело свысокоразвитым, изощренным рынком, им пришлось полагаться на посредников.Русские купцы почти никогда не ездили торговать в Западную Европу; это сЗапада приезжали в Россию покупать и продавать. Из-за своих связей сВостоком купечество сделалось главным проводником левантийского влияния вРоссии, примерно так же, как служилое сословие (после Петра Великого)распространяло западные веяния, духовенство - греко-византийские, акрестьянство сохраняло верность родной славянской культуре. Восточная ориентация русского купечества ярче всего проступала в егообличье и бытовых привычках*12. Облаченные в роскошные кафтаны из заморскойпарчи, высокие отороченные мехом шапки и остроносые сапожки, "гости"напоминали богатых персов. Купчихи облюбовали румяна экзотических красныхтонов. Как правило, знатных московских дам держали в отдельных теремах (отгреческого teremnon). Еще в середине XIX в. купчихи никогда не работали влавках своих супругов. В XVIII в. бояре и дворяне пошли на поводу у западныхвеяний и к началу XIX в. утратили все следы восточного наследия, кроме, бытьможет, известной слабости к бахвальству. Купечество оказалось в этом смыслеболее косным и до начала нашего столетия сохраняло типично восточный внешнийвид: борода (теперь обычно подстриженная), сюртук, являвший собоювидоизмененный кафтан и застегиваемый обыкновенно на левую сторону, высокаяшапка, мешковатые штаны и сапоги. *12 Поскольку бояре тоже активно занимались торговлей, эти замечанияв какой-то степени относятся и к ним Особенно отчетливо проявилось восточное влияние в организации русскойторговли. Повторяя монгольский обычай, правительство собирало торговуюпошлину ("тамгу") со всех находящихся в коммерческом обращении товаров. Дляудобства сборщика этой пошлины требовалось, чтоб лавки находились в одномместе, поэтому правительство дозволяло вести торговлю лишь на особоотведенных базарных площадях, где за ней могли надзирать чиновники иличастные лица, взявшие на откуп взыскание торговой пошлины. Местные купцырасставляли торговые ряды в соответствии с предлагаемыми товарами, аиногородние и иноземные торговцы выставляли свое добро в гостином дворе(типично восточном сочетании постоялого двора для людей и животных ибазара), которых в каждом городе было по меньшей мере по одному. Общаястоимость товаров в каждой лавке была весьма незначительна. Многие лавочники(а в крупнейших городах и в посадах и большинство из них) сами изготовлялитовары, выставленные на продажу. Русские торговцы, в отличие от западных, нежили в своих лавках. Рынки Московской Руси, состоявшие из множества торговыхрядов, представляли собою нечто вроде базара - "сука", который можно увидетьв любом ближневосточном городе и по сей день. Гостиный двор, обслуживавшийприезжих купцов, был разновидностью караван-сарая; он тоже располагалсяпосреди рыночной площади и предоставлял кров, но не еду и постельныепринадлежности. Еще в середине XIX в., путешествуя по русской провинции,надобно было возить с собою провизию и постельное белье, поскольку, заисключением нескольких гостиниц в Москве и Петербурге, которые иностранцыдержали для иностранцев, местные постоялые дворы не предоставляли ни того,ни другого. Деловая психология русского купца сохраняла глубокий левантийскийотпечаток. Здесь мы находим мало капиталистической этики с ее упором начестность, предприимчивость и бережливость. На покупателя и на продавцасмотрят как на соперников, озабоченных тем, как бы перехитрить другого;всякая сделка - это отдельное состязание, в котором каждая сторона рветсявзять верх и забрать себе все призы. Нечестность московского купца былапритчей во языцах, и ее постоянно подчеркивают не только иноземныепутешественники, которых можно было бы заподозрить в предвзятости, но иместные авторы, включая первого русского экономиста и рьяного патриота ИванаПосошкова. Caveat emptor ("Покупатель, будь бдителен") в Московской Русивыражалось пословицей: "На то щука в, море, чтоб карась не дремал".Очевидно, пословица эта была в большом ходу, поскольку ее могли цитироватьдаже иноземцы. В конце XIX в. Макензи Уолес (Mackenzie Wallace) справедливоуподобил русских купцов, как крупных, так и самых мелких, лошадинымбарышникам. Насколько высоко ценилась меж ними хитрость, можно заключить изистории, поведанной иностранцем, посетившим Россию в XVII в. Речь шла ободном голландце, который так поразил местных купцов своим умением надуватьпокупателей, что они попросили его обучить их своему искусству. Нетоснований полагать, что жажда коммерческих знаний побудила ихполюбопытствовать также и насчет действительно творческих сторон Голландскойторговли. За исключением двадцати-тридцати "гостей" и их собратьев в обеихсотнях русские купцы вечно пребывали в большой тревоге, поскольку не виделизащиты от служилого сословия, которое командовало ими, судило их и собиралос них подати, а заодно безжалостно ими помыкало. Джайлз Флетчер был потрясензабитостью встреченных им в России торговцев: Если же у кого и есть какая собственность, то старается он скрыть ее,сколько может, иногда отдавая в монастырь, а иногда зарывая в землю и влесу, как обыкновенно делают при нашествии неприятельском... Я нередковидал, как они, разложа товар свой (как то: меха и т. п.), все оглядывалисьи смотрели на двери, как люди, которые боятся, чтоб их не настиг и незахватил какой-нибудь неприятель. Когда я спросил их, для чего они этоделали, то узнал, что они сомневались, не было ли в числе посетителейкого-нибудь из царских дворян, или какого сына боярского, и чтоб они непришли с своими сообщниками и не взяли у них насильно весь товар*13 *13 Giles Fletcher,- Of the Russe Commonwealth (London, 1591), pp.46v-47 В таких условиях капитализм вряд ли мог пустить корни. Идействительно, русская коммерция тяготела к натуральному товарообмену. Сточки зрения денег и кредита она оставалась до середины XIX в. на томуровне, который Западная Европа преодолела еще в позднее средневековье. ВМосковской Руси и в немалой степени при императорах преобладала меноваяторговля; наличные использовались главным образом в мелочной торговле. Товарбыл основной формой капитала. Россияне нередко покупали у иностранцев вкредит какой-нибудь товар, а потом предлагали им купить его обратно соскидкой. Такая практика приводила иноземцев в полное изумление, однако в нейбыл свой смысл, если принять во внимание острую нехватку наличности. Беря умонастырей или у богатых сограждан ссуду для совершения быстролетныхспекулятивных сделок, россияне выставляли в качестве обеспечения товары.Положив прибыль в карман, они не нуждались больше в этих товарах и принеобходимости сбывали их с убытком. Сообщают, что еще в XIX в. купцы-евреи вОдессе продавали зерно дешевле, чем сами заплатили поставщикам, - и всеравно оставались с прибылью. Примитивный, докапиталистический характер русской коммерции отразилсяхотя бы в том, что важнейшее место в ней занимали ярмарки. Они имели широкоераспространение в средневековой Европе, однако исчезли там вслед запоявлением векселей, акционерных обществ, фондовых бирж и всех прочих чудессовременной коммерции. В России же ярмарки были в ходу вплоть до конца XIXв. Крупнейшая из них летняя Нижегородская ярмарка ежегодно собирала четвертьмиллиона купцов. В числе прочего, на продажу выставлялись колониальныетовары, прежде всего чай, на который здесь устанавливались международныецены, ткани, металлы и изделия русского ремесленного производства.Нижегородская ярмарка была крупнейшей в мире, но помимо ее в середине XIX в.существовали тысячи средних и мелких ярмарок, разбросанных по всемупространству России. В упадок они стали приходить лишь в 1880-х гг. в связис развитием железных дорог. В виду острой нехватки денег в обращении неудивительно, что до новейшего времени в России практически не былокоммерческого кредита и банковского дела. Ничто так не разрушает обманчивойкартины процветающего русского капитализма, рисуемой коммунистическимиисториками (отчасти из патриотизма, достойного лучшего применения, отчастииз стремления обосновать торжество "социализма" в отсталой стране), как тотфакт, что первые успешные коммерческие банки были основаны в России лишь в1860-х гг., а до этого страна вынуждена была обходиться двумя банками,принадлежащими государству. Капитализм без кредита есть логическаянесообразность, и коммерция, не знающая кредита, является капиталистическойне больше, чем горожане без самоуправления являются буржуазией. Русский купец понятия не имел о всей той изощренной коммерческойсистеме, на базе которой создавалось богатство Западной Европы. Он, какправило, не знал грамоты, даже если и ворочал миллионами. И даже умея читатьи писать, он все равно не знал, как вести бухгалтерские книги, и предпочиталполагаться на память. Невежество по части бухгалтерии служило главнойпричиной провала деловых предприятий и сильно сдерживало рост русскихкомпаний. Многие успешные предприятия разваливались после смерти своегооснователя, поскольку наследники не могли продолжать их из-за отсутствиябухгалтерских книг. Страхового капитала, являющегося основойкапиталистического развития, почти не было, и лишь незначительное количествоего поступало из казны или от иностранных инвеститоров. Еще в начале XX в.русское купечество считало вкладчика капитала дельцом самого низшегоразряда, сильно уступающим в престиже промышленнику и купцу*14. *14 В. П. Рябушннский, цит в книге П А. Бурышкина, Москва купеческая,Нью-Йорк. 1954, стр 110. Русское правительство впервые начало заботиться о благосостояниисвоего делового класса в середине XVII в. и с тех пор неустанно поощрялочастное предпринимательство и пестовало местную буржуазию. В свете огромногомогущества русского государства такая политика могла бы со временем привестик созданию некоего подобия среднего класса, если бы ее не ослабляли меры,отдающие предпочтение дворянству. Монархия по сути дела жаловалаземледельческому сословию все экономические привилегии, включая монополию накрепостную рабочую силу, одновременно открыв широкий доступ к торговле ипромышленности всем другим сословиям. В результате она подрезала крыльяболее стесненному среднему классу В 1648 г. посадники в нескольких городахвзбунтовались. По восстановлении порядка правительство приняло меры кустранению худших из причиненных им ущемлений. Уложение 1649 г. официальнодаровало посадским общинам исключительное право на занятие торговлей ипромышленностью, которого они давно добивались. Оно также отняло у слободналоговые иммунитеты и отменило в городах "белые" (то есть избавленные оттягла) районы. Однако провести эти меры в жизнь не оказалось возможности, очем свидетельствует долгая череда подтверждающих их указов. Экономическаянеобходимость заставляла русских крестьян продавать на рынках и ярмаркахизлишки сельскохозяйственного производства и товары ремесленногоизготовления, что они делали с молчаливого согласия помещиков. Меры противиностранцев провести было легче. В том же 1649 г., используя тот предлог,что английский народ, казнив своего короля, утратил право на особое к себеотношение, Москва упразднила привилегии, столетием раньше пожалованныеМосковской компании. Изданный в 1667 г. "Новоторговый Устав" сильно урезалвольности всех иноземных купцов и вновь запретил им под страхом конфискациитоваров заниматься розничной торговлей. На сей раз эти меры проводили вжизнь с большой строгостью, и от иностранной коммерческой конкуренциипостепенно избавились. С вступлением на царствование Петра I правительство стало относитьсяк деловым людям еще более благосклонно. На Петра произвел глубокоевпечатление уровень благосостояния, увиденный им в поездках на Запад. Быстроусвоив принципы меркантилизма, на котором, как тогда считали, основываетсянациональное богатство, он вознамерился сделать Россию страной,самостоятельной в хозяйственном отношении. Петр изрядно потрудился над тем,чтобы оградить интересы русской торговли и промышленности, и учредил в 1724г. первый всеобъемлющий покровительственный тариф. Заставляя всех купцов ипромышленников обзавестись лицензиями, он старался превратитьсоответствующие занятия в исключительный удел городских сословий. Хотя егопопытка создать буржуазию успехом не увенчалась, от усилий в этомнаправлении теперь уже полностью не отказывались. С тех пор правительствоуже не смотрело на торговцев и ремесленников как на дойных коров и сделалосьих покровителем. Чтобы стимулировать частное предпринимательство, Петр отменил в 1711г. царскую коммерческую монополию на все товары, за исключением зерна,водки, соли и табака. Какое-то время в России существовала почти полнаясвобода внутренней торговли. Однако наученные опытом купцы не спешиливоспользоваться предоставленными им возможностями, опасаясь, повидимому, чтопетровские меры носят временный характер и что по восстановлении монополииим придется понести убытки. И в самом деле, вскоре после смерти Петрамонархия снова ввела прежние коммерческие монополии, и все пошло по-старому. Петр добился большего успеха в своих промышленных предприятиях,поскольку тут речь шла о жизненно важных военных соображениях. Созданной имрегулярной армии форма и оружие требовались в количествах, которые былиникак не по плечу производительным силам страны. Изза границы ввозить их неполучалось по нехватке денег, да и будь у него средства, Петр вряд лисогласился бы попасть в руки иностранных поставщиков в деле, касающемсягосударственной безопасности. Единственный выход лежал в постройкесобственной оборонной промышленности. По расчетам современных историков, вовремя его правления число промышленных и горнодобывающих предприятий вырослов четыре раза. Почти все новые отрасли промышленности работали на армию.Правительство, как правило, основывало отрасли промышленности за свой счет,а потом управляло ими через Мануфактур-Коллегию и Берг-Коллегию, либоперепоручало их частным предпринимателям из рядов дворянства и купечества. Впоследнем случае правительство оставляло за собой право собственности напредприятия точно так же, как оно поступало с поместьями. Частныепредприниматели пользовались лишь правом владения, которое предоставлялосьим и их наследникам, покуда они управляли предприятиями к удовлетворениюправительства, в противном же случае монархия снова забирала их себе*15. Каки в XVII в., при Петре промышленность и шахты работали исключительно нагосударство. На свободном рынке можно было продавать лишь ту часть ихпродукции, которая была не нужна государству. Правительство покупалопродукцию частных промышленных и горнодобывающих предприятий по твердойцене, обычно по себестоимости. Прибыль можно было получить лишь с продажиизлишков. Государство давало указания о качестве и количестве изготовляемойпродукции; невыполнение их грозило наказанием, а в повторном случае иштрафом В награду за работу управляющие предприятиями и шахтамиосвобождались от государственной службы и податей. Так иногда сколачивалисьогромные частные состояния, например, богатство семьи Демидовых, которые понизкой цене снабжали государство оружием, сделанным в их тульских литейныхцехах. *15 По этой причине утверждения многих историков, в том числе,например, Е. И. Заозерской (Вопросы истории, Э 12, 1947 стр 68), о том, чтонемалая часть основанных при Петре мануфактур "принадлежала" купцам идворянам, далеки от истины. Даже предприятия, созданные частично илиполностью частным капиталом, не были частной собственностью в строгом смыслеслова, ибо правительство могло в любой момент отобрать их у "собственников"Понятно, что советским историкам сложно разобраться в том чем владениеотличается от собственности. Энергия, с которой Петр взялся за развитие промышленности, и успехи,достигнутые им в подъеме производительности труда, не должны затемнять тогофакта, что он действовал в традиционном московском духе Он обходился спредпринимателями точно так же, как с простыми дворянами, то есть безовсякого внимания к их личным интересам и желаниям. Это обстоятельство можнопроиллюстрировать историей Московского Суконного двора Предприятие это былосоздано голландцами в 1684 г и служило крупнейшим поставщиком материи дляармии. Петр был недоволен высокой себестоимостью и низким качеством егопродукции и решил, по совету своего друга-шотландца Я. В. Брюса, передатьего управление в частные руки. Для этой цели он создал "Купеческуюкомпанию", первую мануфактуру в России, организованную на основанииправительственной концессии. Зная, насколько тяжелы на подъем русскиеторговые люди, он выбрал ряд имен из списков ведущих купцов империи иназначил этих лиц членами компании. По совершении этого он послал солдатотыскать своих жертв и привезти их в Москву "на срочную высылку". Им выданбыл из казны капитал без процентов и было приказано доставлять государствупо себестоимости необходимое ему количество сукна, остаток которого онимогли продавать себе в прибыль без налога с оборота. Пока они управлялипредприятием как следует, оно считалось их наследственной собственностью(!), но если бы дело пошло плохо, государство забрало бы Суконный Двор себеда еще и наказало бы их впридачу*16. Таким образом, в первую русскуюкомпанию государство буквально тащило предпринимателей за уши. Образцом длятакого подхода явно служил не западный капитализм, а государственная службаМосковской Руси. Стоит ли удивляться, что при Петре частные лица крайнередко просили разрешения открыть завод или шахту: риск был велик, а прибыльне очевидна. И лишь когда ближайшие его преемницы, Анна и Елизавета, создалиболее благоприятные условия для купцов и промышленников, те стали проявлятьбольше инициативы. Во время этих двух царствований (1730-1761 гг.) наивысшеераспространение нашел обычай устанавливать правительственную монополию натовары и промышленные изделия, а затем отдавать их на откуп частным лицам.Поначалу Петр силком набирал рабочую силу для предприятий и шахт из числаподданных, не принадлежавших ни к какому сословию, таких как заключенные,бродяги, военнопленные, солдатские жены и проститутки. Когда этого источникаоказалось недостаточно, он переселил целые деревни государственных крестьяниз центральной России на Урал. Под конец ему ничего не оставалось, какнарушить обычай, по которому крепостными могли владеть лишь государство,служилое сословие и духовенство, и издать в 1721 г. указ, жалующий купцамправо покупать деревни, чтобы обзавестись крепостными для своихпромышленных, и горнодобывающих предприятий. Указом 1736 г. "посессионныекрепостные", как стали называть подъяремную рабочую силу в промышленности,вместе со своими семьями и потомством были "навечно" прикреплены к фабриками шахтам, на которых работали. Эти промышленные собратья деревенскихкрепостных сделались ядром русского рабочего класса. *16 Московский суконный двор, Л., 1934, стр XXVI - XXVII и passim. Хотя затеянное Петром развитие промышленности было новшеством посвоему духу, по воплощению оно было совершенно традиционно. Государство былособственником всех средств производства, диктовало цены и потребляло почтивсю промышленную продукцию, предприниматели могли быть уволены за проступок,а рабочая сила была закрепощена. У назначаемых государством илилицензируемых им предпринимателей, которым был гарантирован рынок сбыта иподневольная рабочая сила, не было стимулов для модернизации производства.Короче говоря, хотя при Петре существовала промышленность, промышленногокапитализма при нем не было. Наиболее значительный перелом в экономической политике России допромышленного подъема 1880-1890-х гг. произошел в 1762 г. в недолгоецарствование Петра III и в первые месяцы после воцарения Екатерины. Новоеправительство, находившееся под влиянием физиократических идей, избавилосьот сложной старой системы государственной промышленности и торговли ссопутствующим ей сплетением концессий и лицензий и широко открыло двери дляпроникновения общественности в эти области. Первый шаг в этом направлениибыл сделан. десятилетием раньше, в 1753 г., когда отменили все внутренниепошлины и тарифы в России. 23 марта 1762 г. Петр III упразднил многиецарские монополии и пустил товары, за малым исключением, в широкийкоммерческий оборот; к числу товаров, которыми было разрешено свободноторговать, относилось зерно, по традиции бывшее монополией монархии.Екатерина, которая как-то назвала коммерцию своим "дитем", по вступлении напрестол подтвердила этот указ. Благодаря всему этому законодательству, закупцами осталось исключительное право на торговлю и промышленность,пожалованное им Уложением 1649 г.; дворянам и крестьянству было позволеноторговать лишь тем, что они сами произвели в своих деревнях. Однако, в связи с тем, что сельскохозяйственные продукты иремесленные изделия всегда составляли большинство обращавшихся в Россиитоваров, практическое значение такого разграничения было невелико. По сутисвоей оно означало введение в России свободной торговли. В конечном итогееще большую важность имели выпущенные в том же году два указа, касавшиесяпромышленности. 29 марта 1762 г. Петр III отменил указ своего деда ПетраВеликого, предоставлявший купцам право покупки крепостных для использованияв качестве рабочих. С тех пор они могли лишь нанимать работников зазаработную плату. Теперь крепостными могли владеть одни дворяне*17. 23октября 1762 г. Екатерина разрешила всем сословиям создавать мануфактурыповсеместно, кроме Москвы и Петербурга. Манифест от 17 марта 1775 г.предоставил всем россиянам право устраивать любые промышленные предприятия. *17 В 1798 г. Павел I временно вернул купцам право на покупкукрепостных, но сын его Александр I отменил его навсегда. Совокупным результатом этого законодательства, рассчитанного настимулирование экономики, было нанесение coup de grace чахлому среднемуклассу России. Одной рукой правительство лишило купечество права владетькрепостными, бывшими главным (и определенно самым дешевым) источникомрабочей силы в России, а другой оно предоставило прочим сословиямвозможность открыто и законно делать то, что они до сей поры делали тайно, аименно конкурировать с купечеством в торговле и промышленности. Этозаконодательство было рассчитано так, чтобы наибольшую пользу из негоизвлекли дворяне и крестьянство. Торговля и промышленность были сновасоединены с сельским хозяйством, и центр экономической деятельностипереместился в деревню. Уход монархии, от прямого участия в хозяйственнойдеятельности (она сохраняла контроль лишь над главными отраслями военнойпромышленности) не только не помог ничем среднему классу, но и поставил егоперед лицом конкуренции со стороны крестьян и дворянства, которая была ещенеотвязней, чем царские монополии, и потому представляла собою еще худшуюопасность. Последствия всего этого дали себя знать достаточно скоро. Крестьянепо всей России повели теперь невиданно активную торговлю и забрали в своируки большую часть рынка на продовольственные товары (зерно, фрукты, овощи искот), домашнюю утварь и сельскохозяйственные орудия. Уже в екатерининскойкомиссии по разработке нового уложения (1767-1768 гг.) купцы громко сетовалина конкуренцию со стороны крестьянства. К началу XIX в. основная частьрусской торговли контролировалась крестьянами, которые могли заниматьсякоммерцией открыто, не платя обременительной гильдейской пошлины, налагаемойправительством на купцов, принадлежащих к городским гильдиям, и не несявсяческих государственных повинностей, лежащих на купеческих плечах. Новыезаконы также коренным образом изменили положение в промышленности. Теперьдворяне принялись отбирать у купечества некоторые из наиболее доходныхотраслей промышленности и горного дела, в которых последнее укрепилось быломежду 1730 и 1762 гг. В XVIII в. перегонка спирта сделалась дворянскоймонополией: эта привилегия позволяла дворянству с прибылью использоватьизлишки зерна. После 1762 г. многие уральских шахты и металлургическиепредприятия попали в руки богатых землевладельческих семей вроде Строгановых(купцов по происхождению, возведенных в дворянское звание в начале XVIII в.)и Воронцовых, имевших в своем распоряжении неограниченный резерв крепостнойрабочей силы. В XVIII в. эти промышленники-дворяне выжили купцов из целогоряда промышленных отраслей. Уже в 1773 г. одна пятая часть всех заводовпринадлежала дворянам, а оборот их составлял почти треть оборота всехрусских предприятий*18. В последующие десятилетия дворяне все большезабирали промышленность в свои руки. Собранные в 1813-1814 гг статистическиеданные показывают, что, помимо спиртоводочных заводов, они владели 64% всехшахт, 78% суконных дворов, 60% бумагоделательных предприятий, 66% стекольныхи хрустальных производств и 80% поташных производств*19. Теперь купцамоставалось беспомощно смотреть, как сословия, живущие в деревне итрадиционно занимавшиеся земледелием, забирают себе наиболее доходныеотрасли промышленности. Число посадских людей на протяжении XVIII в.оставалось более или менее неизменным и едва превышало 3-4% населения. Почтиполовина их проживала в Москве и в соседних с нею областях к северу исеверо-востоку. *18 М. Туган-Барановский, Русская фабрика в прошлом и настоящем. 7изд., М., 1938. I, стр. 29. *19 М. Ф Злотников, "К вопросу об изучении истории рабочего класса ипромышленности" Каторга и ссылка, Э 1/116, 1935, стр 59 Соперничество со стороны крестьянства носило не менее серьезныйхарактер. Интересным побочным продуктом екатерининского хозяйственногозако