Atilde; И.В. Кульганек, 2006 10 страница

(186) 9-го (VII.13). Воскресенье. Дорога наша от станции сперва идет по равнине, зеленеющейся ныне травою, а потом идет через хребет Хонгор, на котором находится обо, из белого кварца сложенный. Оттуда, через небольшие возвышения, – до хребта Буха, с которого спустились мы в овраг глинистый, где прежде было озеро, а за ним на холм поднялись, где приготовлены были для нас юрты, в урочище сего же имени Буха, в 21 версте от ночлега. Почва земли вообще хрящеватая; подножный корм изрядный; но вода нехороша, и потому один колодец получил название Бухайн Му Усу. (Вставка: Колодец дурной воды, отрытый, по мнению монголов, случайно быком.) Кроме него отысканы еще два колодца в окрестностях нашего стана, где вода несколько лучше. На сем же переезде на дороге нашли мы в кожаном мешке, завернутом в тулуп, мертвого младенца. Провожатые монголы не хотели даже и смотреть в ту сторону, и рассказать, почему сие делается. Чернь ничего не знает, говорили они, ламы только знают. (Вставка: Под вечер северный ветер сильный; утих около полуночи.)

10-го. Понедельник. (Вставка: Поутру холодный пронзительный ветер.) Подавшись вперед верст на 20, остановились мы в урочище Могойту, Змеином, получившем сие название от множества змей в оврагах между каменистых гор, окружающих долину, на которой были поставлены для нас юрты. От Бухайн Му Усу сперва мы поднялись на хребет Улан Тологой, за которым вправо тянется лощина, где несколько юрт, а при них и колодец, Улан Худук называемый, откуда вчера для нас воду (мутную) привозили. Далее (187) дорога лежит по возвышениям, с коих мы спускались на долины и опять поднимались на высоты. По сторонам находятся многие отдельно стоящие бугры, простым камнем осыпанные, а местами белым кварцем или мрамором. Наконец, перебравшись через хребет Екэ Хонгор, по отлогостям оного спустились в тесную лощину Элигэн, ведущую на долину Могойту. Почва земли каменистая; но травы приметно уже лучше становятся. Два дня уже, как растения, единственно монгольской степи свойственные, начали реже являться; вместо оных выходят новые, обыкновенные уже до самого Байкала. В 2-х местах видели мы дно иссякших озер, худжиром покрытое. В колодцах при станции нашей вода чиста, несколько вонючая только: она, впрочем, в каменистой здешней степи очень нравилась путешественникам. Единообразие степи более и более нас утомляет. После обширных равнин тесные лощины сжимают душу и воображение.

11-го. Вторник. Вчера вечером начал дуть холодный ЮВ-ветер и продолжался <во> всю ночь и сегодня. Ночью и утром довольно прохладно. Двинулись с места в 7 часов, прибыли мы в полдень в урочище Хододу, проехав около 23 верст. Переезд сей состоит или из каменных высоких гранитных гор, или междугорных долин, покрытых каменьями или хрящом. Проехав сперва каменный хребет Могойн-даба, спустились (188) мы в обширную глубокую долину с торчащими буграми, травы здесь изрядны, кочевья чаще встречались с немалым числом скота. Приятно было смотреть на большие семейства, по 4 и 5 юрт хороших занимающих; платье коих и стенное убранство жилищ ясно доказывали достаток хозяев и удобство места для скотоводства; еще приятнее видеть монголов и монголок, доживающих до 90 лет, при крепости сил телесных, окружаемых детьми и внуками. Чернобровые нежные прелестницы, заменяя престарелую бабку, охотно занимаются хозяйством; трудолюбие их и уважение к старшим заслуживают внимания путешественника, который с неизъяснимым удовольствием в скучной и почти бесплодной степи находит патриархальных времен простоту. Дети здешней дикой природы незастенчивые; без робости приближаются к ино­стран­цу и радушно принимают его под войлочную кровлю своего жили­ща. Угощали нас сушеными сливками, верблюжьим молоком и айраком из кобыльего молока. Мужчины здесь в крайности празднолюбивы, напротив женский пол смотрит за скотом, приготовляет пищу, валяет войлоки, шьет платье и сапоги, делает седла и пр.; мужчина же выедет в степь взглянуть на скотоводство, посетить соседей. Трубка табаку, чашка чаю и кусок мяса – угощение. В другое время торговля или занятия по службе, легкие впрочем, не (189) много труда им стоят. Никакой нет промышленности и никаких к тому побуждений. Если нужен китайцу хороший войлок, то [он] сам приезжает в степь к монголам и, сваляв его, возвращается за Великую стену. У наших бурят гораздо более известны кузнечное, столярное и прочие искусства, чем в Монголии. Они умеют уже построить хороший деревянный дом, сделать выгодный экипаж, ковать железо, делать ножи, огнива, украшать серебром и маржаном свои седла: некоторые охотно даже занимаются земледелием. В Монголии нелегко встретить можно что-либо <тому> подобное.

За упомянутой выше долиной начинается опять каменный хребет, с коего [ведет] спуск на лощины, местами населенные, до самого Хододу, урочища, где мы остановились. (Вставка: Песчаная, камнями покрытая долина сия от З защищается высоким каменным поясом, Хододойн Чоло, на хребте коего возвышаются огромные красного гранита массы.) Из хребта вправе, вдали, на северо-востоке виднеются каменные верхи горы Очул-ула, возвышающейся среди плоской степи. Близ оной кочует дзяньдзюн-бэйлэ, владетель здешних земель, изобилу­ющих изрядной травой, хорошим скотоводством, в особенности же крепкими и красивыми лошадьми.

Переезд сей довольно затруднителен по множеству камней и острым кабанам. Дорога наша сегодня поворотила очень приметно к северу. По приезде на станцию пошел дождь и продолжался до 5 часов. Потом сильный северный ветер развеял дождевые тучи и свирепствовал до полуночи. (190) От колодца Уйдзын (см. 8 августа) дорога наша превратилась почти в тропинку, по которой только табуны лошадей и верблюдов идут из Северной Халхи в Китай.

Недалеко от станции находятся два колодца, их коих один содержит в себе очень хорошую воду. На сей станции простились с нами два чиновника, провожавшие Миссию от 9-го августа. Две станции, которые содержатся [на средства] <от> хошуна Хардал-дзасака [имеют] (вставка: 2 эскадрона.). Нынешняя же [станция содержится на средства] <от> хошуна Хардал-бэйсэ [она имеет] (вставка: 4 эскадрона). Но земли [эти находятся] во владении хошуна дзяндзюн-бэйлэ; для уравнения только повинностей велено было им для Миссии ставить юрты и пр. От межи владений мэргэн-вана начался цэцэнханов аймак, который по нашей дороге клином входит в аймак Тушэту-хана.

12-го (VIII.16). Среда. Утром холодно, потом жар усилился. И сегод­ня, подавшись вперед на 231/2версты, остановились мы в урочище Хабхату. Вначале ехали по вчерашней лощине, хрящеватой, крупными камнями усеянной, а потом через холмы пробирались на высокий хребет, тянущийся с В на З, Нарату называемый. Спускаясь с него на обширную долину, кварцем мелким обсыпанную и местами изрядной травой изобилующую, Оросха называемую, на дороге нашли мы опять в кожаном мешке выброшенного мертвого ребенка. Монголы уверяли меня, что, по обыкновению, мертвых детей бросают на дороге, «тургэн боцахуйн тула»102, т.е. чтобы он [ребенок] скорее возвратился, в новом теле опять явился. (191) Людей же в зрелом возрасте и старцев оставляют на местах, редко посещаемых людьми. На долине сей изредка являлись кочевья, и то крайне бедные: юрты изодранные, не выше 2-х аршин, торчали в низменных местах. Влеве виднеются озера, содержащие дожде­вую воду. Вправе в полном величии Оцул-ула, иначе Бокдо-ула (через день верховой езды отсель), возвышается как гигант, покрытая огромными каменными массами, которую монголы почитают как освященную. У подошвы ее находятся два больших храма: Шарабдзан и Сойран-сумэ, из дерева построенные, возле коих в юртах помещаются многочисленные ламы. Далее к востоку синеются вершины огромной горы Сансар. С долины Оросха поднялись мы на обширную равнину, также усеянную кварцем и разноцветными, кремнистой породы, камнями; наконец, за небольшим холмом прибыли в урочище Хабхату, где находится колодец изрядной воды и озеро. Отсель, через три дня езды к З, проходит почтовая дорога, где учреждены и почтовые станции, при них живут солдаты, находятся казенные юрты под приезд чиновников из Урги и других мест в Пекин, и оттуда в Монголию. К В же, через два дня дороги, есть Дарханская дорога, купеческая, тележная. Следующая станция содержится уже [на средства]<от> хошуна Ахай-гуна[, имеюще­го 3 эскадрона], который по высочайшему повелению заведывает (192) полицией в Урге и вместе с шандзадбою занимается решением дел по ведомству гэгэна и потому имеет дом свой вне монастырской ограды.

Вечер был прекраснейший, и мы с приятностью прогуливались по вершинам гор, окружающих станцию, любовались окрестностями, в особенности же наслаждались видом Оцул-улы и Сансар-улы, позлащаемых последними лучами солнца. Вдруг на западе явилась черная туча, и сильный ветер начал свирепствовать. Весь горизонт покрылся дождевыми облаками; молния беспрестанно сверкала; громовые удары разражались над нами. Пошел проливной дождь; юрты наши едва устояли перед силою северного ветра. Дождь скоро прекратился, но ветер <во> всю ночь не утихал.

13-го (VII.17). Четверток. Северный ветер дул нам навстречу, чрезвычайно пронзительный. В исходе 7-го часа, оставив ночлег, пустились мы в предлежащий путь, сперва по увалам небольшим, а потом по лощине, мимо колодца, где кочевье одного богатого дзалана эскадронного, из 4-х хороших юрт состоящее, окруженное значительным числом скота, особенно же верблюдов. Наконец перевалившись через один отлогий хребет, прибыли в урочище Хашун, где от хошуна Ахай-гуна поставлены были для нас юрты. Близ нашей станции находится один колодец, обвалившийся уже, так что различная нечистота скотская вместе с дождевою водой слилась в колодец, и мы (193) только по необходимости должны были употреблять оную в чай и кушанье. В междугорных лощинах находили мы много озер, но в оных [вода,] смешавшись с глиною, уподоблялась густому кирпичному чаю, забеленному молоком. Почва земли постоянно хрящеватая, изобилует камнями кремни­стой породы. Долины зеленеют степным луком. Сегодня мы подвинулись вперед на 20 верст.

В наш стан заходил один ордоский гэцул, который в 95 дней прибыл в Курень для поклонения гэгэну, поднес ему два конца дабы, а теперь возвращается на родину, неся на себе свою постель, платье, пищеварную чашу и пр., просил у нас чего-либо съестного. По словам его, монголы ордоские занимаются земледелием; сеют просо, пшеницу; в каменном Чингис-хана дворце ныне живет тайджи Тайбо и что в положенное время [монголы] приносят жертвы в честь сего известного в истории завоевателя. Ордоскую землю наш пилигрим называл Богдо Чингис эдзэнэй гадзар 103.

14-го (VII.18). Пятница. От станции дорога наша сначала идет по небольшим увалам до первого возвышения, за которым, в долине, у колодца, ныне находится кочевье в урочище Дзамэйн Улан Худук, где прежняя наша Миссия на обратном пути ночевала. За сею долиной следует подобное возвышение с каменным обо, в виде столба сложенным: спуск с нее [ведет] на лощину Тормус, а далее – опять холм, с коего вправе еще синеются вершины Оцул-улы и Сансар (194)-улы. Переехав холм сей, спустились мы на долину Дабусуту, местами худжиром покрытую, изобилующую хорошей травой, богатыми кочевьями; вправе от нее тянется ряд холмов, а влево возвышается Дзала-ула. Наконец, переехав еще одну высоту, спустились на долину, из коей дорога идет в небольшую лощину, Дзамэйн Шанда называемую, где находится также кочевье. Здесь от хошуна Ахай-гуна были поставлены для Миссии юрты. Но как сегодня на малое слишком расстояние подвинулись вперед, то, отдохнув всего 1/2часа в юрте китайских приставов, которые нас здесь чаем угощали, мы отправились в путь по небольшим и отлогим увалам до обширной долины, со всех сторон холмами окруженной, Олон Обо называемой; ибо действительно на западном кряже холмов сложено много обонов. И так проехав сегодня около 26 верст, остановились в юртах, приготовленных уже от хошуна Джонон-дзасака, содержащего в себе 3 эскадрона. У подошвы холмов с обо стоят две хорошие юрты; в окрестных долинах также видны кочевья. Вода здесь очень мутна в
2-х колодцах, а в озере дождевая с глиной смешана. Почва земли постоянно хрящом посыпанная, местами только камениста. Сердолики в немалом попадались количестве, но некрасивы. Травы приметно становятся лучше. По отлогостям холмов паслись стада овец и рогатого скота. Лошади невелики, но крепкие и жирные. (195) Вечером шел небольшой дождь.

15-го (VII.19). Суббота. Дневка. У подошвы хребта, покрытого многими обонами, из плитняка сложенными, ныне поселилось около
15 юрт монгольских, богатых скотоводством. Хорошая трава, явившаяся после обильных дождей, привлекла жителей в здешние долины. В числе сих жителей находится один серебряных дел мастер, ученик покойного художника, которого г. Тимковский в 1821 году здесь видел. Живет он довольно бедно, ибо монгол скорее купит для себя хорошее седло, огниво, нож или табакерку в Китае, чем прибегнет к своему земляку, по скудости работы не могшему сделать много успеха в своем искусстве.

16-го (VII.20). Воскресенье. Поутру тепла 6 градусов по Реомюру104. Сильный ветер от С. Мы, переехав один хребет, спустились <мы> в долину, где несколько было юрт. И опять, переехав хребет, по отлогости оного спускались до колодца Цапчир, влеве от нашей дороги. Оттуда подъем на высокую гору, с вершины коей можно было еще приметить на ЮЗ-стороне оставшиеся, неоднократно нами упоминаемые горы Оцул и Сансар. За сею горою, на обширной равнине, виднеются многие юрты и немало пасущегося скота. Далее, в левой стороне у подошвы одного холма, при хорошо устроенном колодце Дзулгэту, с чистой водой, стоят юрты одного да-ламы и небольшая войлочная кумирня. На сей же равнине, вправе от дороги, на покатости холмов пасется табун гэгэновых лошадей, около 500 [голов]. Оттуда, поднявшись на некоторое возвышение у южной подошвы горы Бага-ула, остановились мы в урочище Улан Чикиту, проехав сегодня 16 верст. Вправе от Бага-ула стоит гора Баин Хара, на черте (196) цэцэн-хановых и тушету-хановых владений. Юрты для нас поставлены были здесь от хошуна Джонон-дзасака, но весьма ветхие, и потому китайские приставы должны были нам
уступить две своих юрты. Вскоре после нашего прибытия на станцию северный ветер еще более начал свирепствовать, так что юрты едва могли устоять. Пошел дождь. Ужасна и осень в Великой монгольской степи! Вечером был маленький снежок. (Вставка: На сей станции превосходная вода из колодца.)

17-го (VII.21). Понедельник. Северный ветер дул <во> всю ночь и день. Поутру до 3 градусов доходил мороз. В половине 7-го часа мы двинулись вперед; мимо западной стороны горы Баин Хары вышли мы на равнину, а за нею – на увалы, довольно отлогие. Дорога хорошая, травы изрядны. Вправе, у подошвы горы, виднелось красное дно временного озера, называемого Улан-нор или Дугуй-нор, имеющего вид круга, который в дождливое время покрывается водой. Поднявшись на один высокий хребет, увидели мы впереди обширную равнину Боргио, изобильную подножным кормом и скотоводством. Изредка попадались юрты. По сей равнине ехали мы по увалам до урочища Умбэй, или Хая, так названного от близлежащего озера, откуда мы на сей станции получали вонючую воду. (Вставка: Из другого озера привозили соленую воду.) Сегодня мы подвинулись вперед верст на 30. Отсель к СВ возвышаются горы Баин Цокту, вершина коих покрыта красным гранитом, и Маниту. Обе увенчан<ные>[ы] обонами. Почва земли дресвянистая, местами испещренная камнями кремнистой породы. Юрты для нас приготовлены от хошуна амбан-бейсе, находящегося ныне при должности (197) в Урге: но очень ветхие как у нас, так и у китайских приставов. Они имели здесь только две юрты, ибо третью занял станционный дзангин, больной; но молчали, опасаясь силы бэйсэ<я>. Хошун состоит из 4-х эскадронов полных и 1 неполного. На сем переезде, у дороги, мы также видели изорванные войлоки и часть овчины, в которую завернуто было тело мертвого младенца. Близ нашего стана под войлоком спасались от стужи две старухи с 1 ховараком. Они, по своей бедности, прикочевали к дороге, надеясь от проезжих получать милостыню; между тем по наглости станционных смотрителей лишились юрты.

18-го (VII.22). Вторник. Ветер ночью стих. Мороз поутру до 1/2градуса доходил. Заходил в наши юрты один тибетский гелун, который около года находится уже в дороге от столицы своего первосвященника ламы-римбочэ в Курень для поклонения тамошнему гэгэну. Тибет называл он Мунку Чжу 105, а Монголию Сугу […] По обыкновению здешних пилигримов питается подаянием от благотворителей; потому и к нам пришел просить хлебцев и крупы. Знает китайский язык и несколько по-монгольски. Объяснял нам, как[ое] великое уважение имеют тибетцы к ургинскому хутухте. Доказывал [это] тем, что многие из них предпринимают столь дальнее и многотрудное путешествие единственно для того, чтобы поклониться сему обожаемому лицу.

(198) Дорога наша продолжается сперва по равнине, на которой мы ночевали, а потом идет через небольшие увалы, между коими в лощинах приметно дно иссякших озер, покрытых ныне худжиром. Далее вышли мы в долину, между двух хребтов лежащую, из коих один, к В от дороги, тянется в направлении с Ю на С от высокой горы Баин Цокту, иначе Баин Ула называемой, а влеве от горы Маниту – хребет Баин Арик. На долине сей встречали мы много юрт и многочисленное скотоводство, особенно у колодца в урочище Хашату и далее – у подошвы упомянутых хребтов. Толпы любопытных лам, здесь кочующих, выезжали на хороших лошадях посмотреть русских. Почти все они были одеты в русско<м>[е] сукн<е>[о], красного цвета. Спрашивали, нет ли у нас продажных вещей или лошадей променных. На сей же долине, в 3-х местах у дороги, видели мы истлевающие остатки младенцев, по обыкновению выброшенных. Долина с СЗ замыкается горою Хабцалом, от которой выходят небольшие холмики, образующие будто врата, откуда мы спустились на долину, окруженную со всех сторон горами, в урочище Билгихэ, у колодца, содержащего в себе превосходную воду. (Вставка: В ущелье Хабцала находится и другой колодец, также с превосходной водой. Близ нашего стана видны многие юрты.) Мы сегодня подались вперед на 241/2версты. Здесь для китайских приставов были приготовлены три юрты, для Миссии одна только. Одна еще была нанята у соседа караульного монгола, третью уступил битхэши, а 4-я казенная – наша. Собственно монголы для нас приготовили (199) юрты, дале­ко отселе впереди, в урочище Хадайн Худук, на счет ведомства ургинского гэгэна, но по чрезмерному расстоянию, дабы не изнурить лошадей, г. пристав остановился по северную сторону Хабцала, как то было и в 1821 году. Бэйсэ<я> хошун, сберегая свои выгоды, сделал столь глупое распоряжение и столь трудное для Миссии, проезжающей на бессменных лошадях. Это, впрочем, не первое доказательство монгольской глупости и упрямства по маньчжурскому образцу. Здесь придерживаются прежних примеров, невзирая, хороши они или худы. Гордость китайца, соединяясь в монголе с его необразованностью, странна и несносна для путешественника, который привык смотреть более на действие здравого рассудка, нежели на прежние примеры, без сомнения происшедшие от стечения особенных некогда обстоятельств. Tempora mutantur, et nos in illis 106.

Нынешний переход нетруден, по долинам или отлогим увалам. Поч­ва хрящеватая. Травы хорошие. Местами встречается ревень (vheum cospicum) и норы сурков (тарбаганов).

19-го (VII.23). Среда. Поутру пошел небольшой дождь и продолжался <во> весь день.

С Билгихэ спустились мы по Гунджуской дороге прямо к северу, сперва по прежней долине между двумя хребтами, с коей потом спу­стились несколько в ущелье тесное, у восточной стороны хребта Хорту; [и] прибыли, наконец, в урочище Хорту Хадайн Худук, так названное от (200) колодца, у небольшой скалы находящегося, с превосходной водой, у которого Миссия остановилась, проехав сегодня 171/2верст. Поч­ва земли по-прежнему дресвяная, а в одном месте черноземом покрытая. Подножный корм с каждым шагом вперед становится лучше; приятная надежда, что вскоре увидим обильнейшие знакомые долины. Юрты приготовлены были здесь от ведомства ургинского гэгэна, которое содержит и следующую станцию Налайху. Впереди виднеется гора Цасуту (Снежная). Вместо станционных дзангинов явился к нам халгачи.

20-го (VII.24). Четверток. По предварительному извещению со стороны провожатых наших о дальнем расстоянии нынешнего переезда, мы в 6 часов утра двинулись со станции. Миновав тесную лощину, в которой ночевали, вышли мы на пространную долину, Ара Худук, со всех сторон окруженную хребтами гор и имеющую к В колодец, куда и ряд холмов, примыкающий с правой стороны к дороге, подвигается, равно как и хребет Хорту[, который] с левой стороны поворотил к Западу, где опять соединяется с новым хребтом, замыкающим нашу долину Ара Худук. Травы здесь отменны: пырей (кях) и вострец занимают место гобийских растений: но монголы здесь кочуют только зимою, удаляясь из открытых мест в долины, защищаемые от порывистых ветров высокими горами. В густом (201) тумане синеют вершины гор, которые постепенно возвышаются после Великой монгольской степи, где низменные холмы наводят ужасную скуку на путешественника. От С долина наша замыкается рядом холмов, от З приближающихся к огромной горе Ушки, издали приметной. По западную оной сторону, мимо гор Шир и Эрдэни-ула, вошли мы опять в лощину тесную, из коей несколько правее виднеется хребет Кукэ Хадайн-даба, на вершине коего лежит снег. По сей лощине мы неприметно стали подниматься на высокий хребет, Голту-нуру называемый. На вершине оного благоговейные монголы сложили обо, на камнях коего вырезаны тибетские буквы. Отсель впереди открывается великолепный вид на холмистую долину, склонившуюся к берегам быстрой Тулы, на остроконечные знакомые нам горы, на торчащие вершины огромной яшмовой горы Уту-нуру, на изобилие травы и воды, на многочисленные табуны гэгэновых лошадей, покрывающих отлогости гор, предвещающих конец нашему странствию. Влево далее тянется Ширдыкту – хребет, на<д>поминающий страшное замешательство Галдана, который в бегстве перед могуществом Канси<я> растерял даже свои войлоки. Уже видны и вершины величественной Хан-улы, заповедной лиственницей покрытой.

(202) Наконец, спустившись с сего хребта по отлогой лощине, <и> прибыли мы в 21/2[часа] пополудни в урочище Налайху, проехав сего­дня 47 верст. Вода здесь из ключа превосходная, окрестности живописные.

21-го (VII.25). В 6 часов утра поднялись мы на хребет Ширдыкту, довольно отлогий, с коего, спустившись на долину, прилегающую к известной священной горе Хан-уле, дорога поворотила к В и соединяется здесь с Дарханской, по которой мы вперед ехали в Пекин. Приближаясь к Урге, беспрестанно мы встречались с толпами поклонников, притекающих со всех стран Монголии в столицу боготворимого гэгэна. Юрты гораздо чаще попадались, и то – по 10 и более вместе. В них живут или пастухи, или мастеровые, занимающиеся деланием юрт, корзин и пр. для безлесной степи. В 11 часов мы переправились через Толу вброд, на которую после долговременного и трудного путешествия с особенным удовольствием смотрели. [Когда мы ехали] мимо курень­ского Маймайчена (Маймай-хото), встречали нас китайцы и любопытные монголы обоего пола. У главных ворот, когда мы проезжали, стояли несколько солдат с саблями. Били в тазы. Огороды зеленелись. Вершина великана Хан-улы также [зеленела. На ней растут] (вставка: лиственница, березы, кедры и пр. На ней находится еще Маньчжушри<я> храм, куда поклонники с благоговением пробираются по тропинке в лес за гору). Все прельщало нас: [это была] приятная встреча со знакомой природой! (Вставка: Стада буйволов паслись на Ургинской равнине: много палаток, разбитых для поклонников гэгэна.) В час пополудни, наконец, приблизились мы <и> к Русскому подворью, у ворот его (203) выставлено для нас около 30 монголов вооруженных; стекались ламы посмотреть русских. Немедленно явились приставы, тайджи, дзаланы и халгачи: принесены хлеб и соль от ведомства гэгэнова. Сегодня мы подвинулсь на 36 верст. Из новостей сообщено нам, что Намнай Дорджи назначен по высочайшему повелению третьим членом в здешнем ямуне и со временем займет место бэйсэ<я>. Нынче же он отправился на Бэйтэй гору принести жертву духу покровителю, обитающему на сем хребте. (Вставка: Весной и осенью приносят здесь жертву при стечении народа, лам, чиновников монгольского и маньчжурского битхэши<я> из здешнего ямуна.) День был прекрасный, теплый. Вскоре явились из здешнего ямуна два бошка от имени правителей спросить о здоровье г. пристава. Битхэши-фуинь, возвратившись от амбаней, известил Миссию, что бэйсэ по причине болезни не может ее принять. Амбан-гун, по фамилии Хао, назначил 29-е число сей луны для принятия нас. Вечером прибыл знакомый Тар-тусалакчи. Халгачию же я поручил известить шандзадбу, что один из миссионеров имеет к нему письмо от Минджур-гэгэна.

22-го (VII.27). Суббота. Всерадостнейший день коронования нашего государя императора. Монгольские приставы, тусалакчи от имени амбаней известили, что Миссия отселе от Кяхты будет иметь те же выгоды (пособия), какие имела от Цаган-балгасу, что амбани согласны на свидание с шандзадбой, что можно ему вручить письмо гэгэна, поднести подарки и пр.!!? После обеда лошади были присланы для выезда в кумирни, где ныне на время находится шандзадба. По поручению г. пристава я имел предварительное объяснение с тусалакчами, относительно церемониала при встрече с шандзадбой. Тусалакчи утверждали, что, по примеру прежнему, шандзадба примет Миссию, т.е. сидя на своем стуле с поджатыми ногами, на что я возражал; что после дружеского обраще­ния с пекинским гэгэном, которому при нас шандзадба делал земные поклонения, наш г. пристав не согласится на такой прием у шандзадбы и что не иначе сможет с ним видеться, как разве шандзадба вне жилища своего встретит его. Возражение сие до крайности поразило тусалакчиев. Они сознались, что не смеют даже докладывать об этом шандзадбе, столь высокой особе, по воле богдо-хана управляющему делами куреньского гэгэна и потому имеющему особую печать и шарик на шапке. Отправлялись мы верхом к кумирням, в 5 верстах отсель построенным у подошвы гор. Дорогою я еще раз на<д>помнил тусалакчи и сказал халгачию, чтобы они известили шандзадбу, ибо, в противном случае, мой начальник не согласится на свидание с шандзадбою и только осмотрит кумирни. На половине пути с согласия г. пристава я с г.Войцеховским, тусалакчием и халгачием отправился вперед для узнания о намерении шандзадбы и [чтобы] вручить ему письмо от гэгэна. Халгачий скорее поскакал с докладом к шандзадбе. Когда мы приблизились к (205) кумирне, где на время имеет свое пребывание шандзадба, увидели толпу лам в парадном одеянии, поспешно идущих в небольшую кумиренку, вправо от главной лежащую. Мы предполагали, что там начнется молебствие. Между тем перед крыльцом все построились в два ряда, шандзадба в красном кафтане с красной перевязью, с тибетским шарфом на голове явился на крыльц<е>[о] и со всей вежливостью нас встретил, ввел в кумирню, со вкусом отделанную и отличающуюся особенною чистотою, столь редкой в здешних кумирнях; посадил нас напротив себя на стульях, покрытых красивыми коврами. После взаимных приветствий и угощений кирпичным чаем с хлебцами мы вручили ему письмо от гегена. Потом шандзадба расспрашивал нас, каким образом Минчжур-геген познакомился с нашим г. приставом, где видел наши повозки и пр. Наконец [он спросил] о подзорной трубке и повозке, которые он [геген] письменно просил выслать из России, о днях оных и пр. Потом спрашивал у меня, г. пристав будет ли у него? Я отвечал, что он [пристав] едет к кумирням, но увидится ли с ним [шандзадба], не знаю; и потому мы возвратимся узнать от него. Халгачий не смел сам доложить шандзадбе о церемониале предложенном, а пересказал только приближенному его ламе. Сей последний, приползая на коленях, секретно докладывал шандзадбе: какой был ответ, я не смог слышать. Но шандзадба сказал мне: если угодно вашему начальнику меня посетить, я готов его здесь ожидать. Отправились мы назад и нашли (206) г. пристава в первой кумирне. Г. пристав решил ехать к шандзадбе. Наши провожатые советовали нам отсель возвратиться, извещая при сем, что шандзадба уехал уже в другую кумирню. Г. пристав отвечал, что он желает видеть только кумирню. Провожатые не могли ничего сказать, ехали с нами в следующую Даши Чинронгун кумирню. Шандзадба со своим причтом вышел встретить нас, и г. пристав посетил его в той же кумирне, что и мы его видели. Угощал чаем и хлебцами. Разговор вежливый. Оттуда мы пошли в большую кумирню и пр. Шандзадба проводил нас глазами из крыльца. Таким образом, он на сей раз сделался вежливее. Быть может, <что> он нарочно в загородной кумиренке нас принимал, дабы удалиться здесь от множества свидетелей, находящихся в самом Курене.

Кумирни сии наружностью своей и внутренним устройством могут удивлять степного зрителя, не имевшего случая видеть что-либо лучше: но после столичных и окрестных храмов здешние кажутся весьма обыкновенными. У первой кумирни на горах камешками изображены надписи тибетские; обоны на вершинах: толпы поклонников отовсюду притекают поклониться святому месту.

(Вставка: Один из монголов, находившийся прежде в числе […], увидев нас, чрезвычайно обрадовался, повторял некоторые затверженные им русские слова. Монголы, окружающие нас, с любопытством расспрашивали его о России. Он с важностью рассказывал, что наши буряты делали земные поклонения Ургинским […] на дороге; что наши дамы совершенно похожи лицом и платьем [на] монгол<кам>[ок]; что русский царь, потомок Чингис-хана, живет в море, в стеклянных чертогах, где колонны из маржана, и пр.)

(207) 23-го (VII.28). Воскресенье. В полдень вся Миссия с г. приставом с чиновниками, в сопровождении казаков, монгольских и китайских чиновников, простых монголов, в порядке отправилась в присутственное здешнее место (ямунь), где уже находился Хао мэйрэн-дзанчин (вставка: бывший гуном в Шеньцзине, но за противозаконное там распоряжение лишен достоинства гуна и к должности был отправлен в Улясутай, оттуда переведен в Ургу) [–] помощник бейсе<я>. Перед воротами по обыкновению стояли вооруженные монгольские солдаты. За главными воротами (средние затворены были) по обе стороны тротуара [стояли] чиновники. Вошла Миссия в небольшую комнату. Гун сидел по правую сторону столика на кане; поджавши ноги, не сделал ни малейшего движения приветствия. Разговаривал более с нашим битхеши<ем>, нежели с Миссией: не скоро пригласил сесть и то [сказал при этом] не «цин дзо», а «дзо ся» (садитесь) 107. Стулья были далеко поставлены у щита. Словом: стыдно и досадно смотреть на китайскую безрассудную здесь гордыню. Грубиянство несносное! Пробыв здесь около часа, мы тем же порядком возвратились в Русское подворье. Гун вскоре за нами прислал на 4-х столиках разных сортов фрукты.