Starkblast/ ЛЕДОВЕЙ 6 страница

- Уже скоро. И что ты сделал?

- Я побежал. Думал бежать к большому дому, но сай Джефферсон... он... он..

- Что он?

- Он выстрелил в меня! Не думаю, что он это нарочно. Наверное, просто увидел меня уголком глаза и подумал... Я услышал, как пуля просвистела мимо меня. ЩЩЩЩух! - так близко она пролетела. Ну я передумал и побежал к загону. Пока бежал, услышал еще два выстрела, а потом еще крики. Я не повернулся, чтобы посмотреть, но знал, что на этот раз кричал сай Джефферсон.

Эту часть рассказа мы знали по следам и останкам жертв: тварь вырвалась из барака, схватила четырехзарядник Джефферсона и согнула ему дуло. Потом выпустила тому кишки и швырнула в барак, к погонщикам. Выстрел Джефферсона спас юному Биллу жизнь. Если бы не он, мальчик побежал бы прямиком к большому дому и погиб бы вместе с домочадцами сая.

- Ты вбегаешь в седельный сарай, в котором мы тебя и нашли.

- Ага, точно. И прячусь под кучей упряжи. И я слышу, что оно... приближается, - мальчик заново переживал события той ночи. Слова произносил все медленнее. Речь его прервали рыдания. Я знал, что ему больно - так всегда бывает с воспоминаниями о страшном - но продолжал давить. Ничего другого мне не оставалось: то, что произошло в том заброшенном сарае, играло важную роль, а юный Билл был тому единственным свидетелем. Дважды он пытался просто пересказывать события, а не заново переживать их. Это означало, что он старается вырваться из транса, и мне пришлось послать его глубже. В конце концов я узнал все, что хотел.

Узнал об ужасе, который сковал его при звуках рычащей и сопящей твари, которая неумолимо приближалась. О том, как звуки стали меняться и превратились в вой какой-то огромной кошки. Юный Билл рассказал, что от этого воя он не выдержал и обмочился. Просто не смог сдержаться. Он ждал, что кошка войдет в сарай, зная, что она быстро найдет его по запаху мочи, но она все не входила. Потом стало тихо... еще тише... и снова крики.

- Поначалу это крик кошки, но потом он сменяется человеческим. Сперва высокий, словно кричит женщина, потом начинает грубеть и становится мужским. Крики не стихают. Мне самому хочется кричать. Мне показалось...

- Тебе кажется, - сказал я, - тебе кажется, Билл, кажется сейчас, потому что сейчас все и происходит. Но я здесь, чтобы защитить тебя. И со мной револьверы.

- Мне кажется, что у меня расколется голова. И тут крики стихают... и оно входит.

- Оно идет по проходу до другой двери, так?

Мальчик покачал головой.

- Не идет - тащится, еле ноги передвигает. Будто бы оно ранено. Проходит мимо меня. Думаю, можно назвать его "он" - это мужчина. Он почти что падает, но успевает ухватится за дверь стойла и идет дальше. Уже немного лучше.

- Увереннее?

- Да.

- Ты видишь его лицо? - думаю, я уже знал ответ на этот вопрос.

- Нет, только ноги. Через щели в упряжи. Луна взошла, и я вижу их очень хорошо.

Может и так, но не будет же он узнавать оболочника по ногам... Я уже открыл рот, чтобы начать выводить его из транса, но тут он заговорил снова.

- У него кольцо на лодыжке.

Я наклонился впред, словно мальчик мог меня видеть, хотя если он погрузился достаточно глубоко, то, возможно, мог, даже с закрытыми глазами.

- Что за кольцо? Металлическое, как у кандалов?

- Я не знаю, что это.

- Может такое, какое быкам в нос вставляют? Знаешь, о чем я?

- Нет. Такое, как у Элрода на руке, только у Элрода там голыя женщина и ее почти не видно.

- Билл, ты говоришь о татуировке?

Мальчик - все еще в трансе - улыбнулся.

- Ага, о ней. Только там не картинка, а просто синее кольцо вокруг лодыжки. Синее кольцо на коже.

"Теперь ты наш", - подумал я. - "Ты, сай оболочник, об этом еще не знаешь, но ты наш."

- Мистер, могу я уже проснуться? Я хочу проснуться.

- Что нибудь еще вспомнил?

- Белую отметину? - как бы спросил он себя.

- Что за белая отметина?

Мальчик медленно покачал головой, и я решил, что с него хватит.

- Иди на звук моего голоса. А когда пойдешь - оставишь позади все, что случилось прошлой ночью, потому что все кончилось. Иди, Билл. Иди.

- Я иду, - его глаза вращались под сомкнутыми веками.

- Ты в безопасности. Все, что случилось на ранчо, осталось в прошлом. Ясно?

- Да.

- Где мы сейчас?

- На дебарийском тракте. Мы едем в город. Я там был только один раз. Папа купил мне сладостей.

- Я тоже тебе куплю, - сказал я, - ты это заслужил, юный Билл с ранчо Джефферсона. А тепероь открой глаза.
Так он и сделал, но поначалу смотрел как бы сквозь меня. Потом глаза его прояснились, и он неуверенно улыбнулся.

- Я заснул.

- Да. А теперь нам надо попасть в город прежде чем ветер станет слишком сильным. Сдюжишь, юный Билл?

- Ага, - сказал он, а встав, добавил:

- Мне снились сладости.

***

Когда мы пришли в контору шерифа, то обнаружили там двух помощников - тех, что похуже. Один из них - толстяк в высокой черной шляпе с броской лентой из змеиной кожи, - расположился за столом Пиви. Увидев мои револьверы, он мигом поднялся.

-Вы - стрелок, верно ведь? - спросил он. - Добро пожаловать, добро пожаловать, говорим вам мы оба. А где второй?

Не отвечая, я провел Юного Билла через арку в помещение тюрьмы. Мальчик рассматривал камеры с интересом, без страха. Пьяница, Соленый Сэм, давно ушел, но в воздухе еще витал его аромат.

Второй помощник окликнул меня сзади:

-И что это вы там делаете, молодой сай?

- Мое дело, - сказал я. - Вернись в контору и принеси мне связку ключей от камер. И побыстрее, если можно.

В маленьких камерах на нарах не было матрасов, так что я ввел Юного Билла в помещение для пьяных буянов, где мы с Джейми провели предыдущую ночь. Пока я стелил один соломенный тюфяк на другой, чтобы мальчику было поудобнее, - после того, что Билл пережил, он имел право на все возможные удобства, думалось мне, - он разглядывал нарисованную мелом на стене карту.

-Что это, сай?

-Ничего интересного для тебя, - ответил я. - А теперь послушай. Я тебя запру, но ты не бойся, ты ведь ничего плохого не сделал. Это только для твоей же безопасности. У меня есть одно неотложное дело, а как только я с ним покончу, то приду к тебе.

- И запрете дверь. - сказал он. - Лучше нам запереться. А то вдруг оно вернется.

- Ты его вспомнил?

- Кое-что, - ответил он, опустив глаза. - Это был не человек... а потом стал человек. Оно убило моего папу. Он закрыл глаза руками.

- Бедный па...

Помощник в черной шляпе вернулся с ключами. Второй шел за ним следом. Оба пялились на мальчика, как на двухголового козла в ярмарочном балагане.

Я взял ключи.

- Хорошо. А теперь возвращайтесь-ка в контору. Оба.

- Похоже, вы любите распоряжаться, молодой человек, - сказал Черная Шляпа, а второй - коротышка с выступающей нижней челюстью - яростно закивал.

- Идите, - повторил я. - Мальчику надо отдохнуть.

Они осмотрели меня с ног до головы и вышли. И это был правильный поступок. Единственно возможный, собственно. Уж очень у меня было плохое настроение.

Мальчик не отрывал руки от глаз, пока стук их сапогов не затих за аркой.

- Вы его поймаете, сай?

- Да.

- И убьете?

- А ты хочешь, чтобы я его убил?

Он подумал и кивнул.

- Ага. За то, что он сделал с моим па, и с саем Джефферсоном, и с остальными. Даже за Элрода.

Я закрыл дверь в камеру, нашел нужный ключ и повернул его в замке. Связку ключей я надел на запястье, потому что в карман она не помещалась.

- Я даю тебе обещание, Юный Билл, - сказал я. - Клянусь именем моего отца. Я не убью его, но ты увидишь, как его вздернут, и я своей собственной рукой дам тебе хлеб, чтобы ты рассыпал крошки под его ногами.

***

В конторе два помощника похуже уставились на меня недовольно и настороженно. Но мне это было нипочем. Я повесил ключи на гвоздь рядом с джинг-джангом и сказал:

- Я вернусь через час, может, чуть меньше. Пока меня не будет, в тюрьму никто не должен входить. Вас это тоже касается.

- Довольно самоуверенно для безусого юнца, - заметил тот, что с торчащей челюстью.

- Не подведите меня, - сказал я. - Это было бы неразумно. Вы поняли меня?

Черная Шляпа кивнул.

- Но шериф узнает о том, как вы с нами обращались.

- Тогда вам стоит постараться сохранить рот в рабочем состоянии до его возвращения, - сказал я и вышел.

***

Ветер продолжал крепчать, поднимая между домами тучи песка и пыли с привкусом соли. Дебарийский тракт был полностью в моем распоряжении, за исключением нескольких стоящих на привязи лошадей: зады подставлены ветру, головы угрюмо опущены. Свою лошадь и Милли, мула мальчика, я здесь оставлять не собирался и отвел их в платную конюшню, стоящую в дальнем конце улицы. Конюх был безумно рад принять их, особено после того как я отстегнул ему ползолотого из мешочка, который я носил в жилетке.

Нет, - ответил он на мой первый вопрос, - в Дебарии ювелира нет и на его памяти никогда не было. Ответом на второй вопрос было "да", и он указал на мастерскую кузнеца на другой стороне улицы. Сам кузнец стоял на входе, его кожаный, полный инструментов фартук развевался на ветру. Я подошел к нему.

- Привестствую, - сказал кузнец, приложив ко лбу кулак.

Я поприветствовал в ответ и рассказал ему, что мне нужно (о том, что это может мне понадобиться, сказал мне Ванней). Кузнец внимательно слушал, потом взял протянутый ему патрон. Тот самый патрон, с помощью которого я ввел в транс юного Билла. Кузнец поднес его к свету.

- Сколько в нем гранов пороха, сказать можете?

Еще бы я не мог.

- Пятьдесят семь.

- Так много? Боги! Просто чудо, что дуло вашего револьвера не разрывает, когда нажимаете на курок!

Револьверы моего отца, те, котрые когда-нибудь перейдут ко мне, требовали патронов на семьдесят шесть гранов, но этого я не сказал: он, наверное, все равно бы не поверил.

- Сможете выполнить мою просьбу, сай?

- Думаю, да, - кузнец поразмыслил еще немного, потом кивнул. - Точно смогу, но не сегодня. Не люблю растапливать горн на таком ветру. Один уголек - и весь город вспыхнет, как спичка. А пожарной службы у нас не водится с тех пор как мой па был пацаном.

Я вытащил мешочек с золотыми и вытряс на ладонь две штуки. Поразмыслил и прибавил еще один. Кузнец жадно уставился на них, а смотрел он на свой двухгодичный заработок.

- Сегодня, - сказал я.

Кузнец растянул рот в улыбке, в рыжей бороде мелькнули зубы потрясающей белизны.

- Экий вы дьявол-искуситель! Да за такую плату я на все пойду, пусть даже сам Галаад выгорит дотла. К закату закончу.

- Закончите к трем.

- Дык а я о чем? К трем и не минутой позже.

- Хорошо. Теперь скажите, где тут у вас ресторан с лучшей жрачкой?

- У нас их всего два, и ни в одном из них вас не заставят вспомнить мамочкины пироги, хотя и не отравят. Наверное, Кафе Рейси все-таки получше.

Этого мне было достаточно: такой растущий паренек, как Билл Стритер, всегда готов променять качество на количество. Я направился к кафе, идя навстречу ветру. К ночи самум разойдется по полной, сказал мне мальчик, и, судя по всему, он был прав. Ему пришлось пройти через многое, поэтому пусть отдохнет. Теперь, когда я знал про татуировку на лодыжке, Билл мог мне и не понадобиться, но оболочнику об этом не узнать. В камере мальчик будет в безопасности. По крайней мере, я на это надеялся.

***

Я готов был поклясться, что похлебка вместо соли приправлена щелочной пылью, но мальчик выхлебал все до конца и доел мою порцию, как только я ее отставил. Один из помощников похуже сварил кофе, и мы выпили его из жестяных кружек. Трапезничали мы прямо в камере, сидя на полу по-турецки. Я ждал звонка джинг-джанга, но тот молчал. Это меня не удивляло. Даже если Джейми со старшим шерифом и добрались до аппарата, провода скорее всего оборвал ветер.

- Ты, наверно, все знаешь про эти ветра, которые у вас называют самумами, - обратился я к Биллу.

- Ну, да, - ответил он. - Сейчас как раз сезон. Постоянщики их ненавидят, а кнуты - еще больше, потому что когда они на пастбищах, им приходится спать под открытым небом. А костер ночью, понятно, развести нельзя, потому что...

- Из-за угольков, - сказал я, вспомнив кузнеца.

- Из-за них самых. А похлебка уже вся?

- Да, но у нас еще кое-что есть.

Я передал ему маленький мешочек. Он заглянул внутрь и просиял.

-Конфеты! Сосалки и крученки! - он протянул мешочек мне. - Нате. Вы первый.

Я взял одну шоколадную крученку и отодвинул мешочек.

- Остальное можешь доедать. Если, конечно, не боишься, что живот разболится.

- Не-а, не боюсь, - ответил он и принялся за конфеты. Смотреть на него было приятно. Сунув третью крученку в рот и запихнув за щеку, будто белка, мальчик спросил:

- А что со мной дальше будет, сай? Теперь, когда папы не стало...

- Не знаю, но если Бог захочет, то и вода будет.

И я уже знал, где эту воду найти. Если мы покончим с оболочником, некая леди-великанша по имени Эверлинн будет у нас в долгу. Да и сомневаюсь я, что Билл Стритер будет первым беспризорником, которого она приютит.

Я вернулся к самуму.

- Сколько еще он будет крепчать?

- К ночи станет ураганом, может, после полуночи. А завтра днем стихнет.

- Ты знаешь, где живут соляки?

- Ага, я у них даже был. Один раз с папой, когда мы ездили смотреть скачки, которые они иногда проводят и еще раз - с погонщиками, поискать отбившихся от табуна лошадей. Соляки их находят, а мы потом платим им галетами за каждую с клеймом Джефферсонов.

- Мой напарник поехал туда с шерифом Пиви и еще с парой человек. Думаешь, у них есть шанс вернуться до наступления ночи?

Я был уверен, что он скажет "нет", но мальчик меня удивил.

- Ну, учитывая, что от Соляной Деревни дорога идет все время под гору, я бы сказал, что есть. Если поскачут быстро.

Значит, правильно я сделал, что сказал кузнецу поторапливаться, хотя и понятно, что не стоит полностью полагаться на оценку простого паренька.

- Слушай сюда, Юный Билл. Когда они вернутся, то приведут с собой нескольких соляков. Может, дюжину, а может, человек двадцать. Скорее всего нам с Джейми придется провести их через тюрьму мимо твоей камеры, но ты не бойся: дверь камеры будет заперта. И тебе не надо будет ничего говорить - просто смотреть.

- Если вы думаете, что я укажу на того, кто убил моего папу, то зря. Я даже не помню, видел ли я его.

- Возможно, тебе вообще ни придется на них смотреть, - сказал я, искренне в это веря. Мы будем заводить их по трое в контору шерифа и прикажем приподнять штанины. А найдем человека с синим кольцом на лодыжке - сразу повяжем. Да это, наверное, и не человек уже.

- Хотите еще крученку, сай? Осталось три штучки, а я уже не могу.

- Оставь на потом, - сказал я и поднялся.

Лицо мальчика помрачнело.

- Вы вернетесь? Я не хочу оставаться здесь один.

- А как же, - я вышел из камеры, запер дверь и через прутья решетки бросил ему кольцо с ключами. - Впустишь меня, когда вернусь.

***

Толстого помощника в черной шляпе звали Стротер, а того, что с челюстью, - Пикенс. Они смотрели на меня с опаской и недоверием, что я почел за удачное сочетание. Опаска и недоверие - да, с этим я мог работать.

- Если я спрошу вас о человеке с синим кольцом, вытатуированном на щиколотке, это вам о чем-нибудь скажет?
Они переглянулись, и Черная Шляпа - Стротер - сказал:

- Каторга.

- И что же это за каторга? - все это мне сразу не понравилось.

- Бильская каторга, - уточнил Пикенс, глядя на меня как на круглейшего из круглых идиотов. - Ты что, не знаешь ее? А еще стрелок.

- Городок Били - это же на запад отсюда, верно? - спросил я.

- Был когда-то, - сказал Стротер. - Теперь это Били, город-призрак. Пять лет назад через него прошли бандиты. Говорили, будто это люди Джона Фарсона, но я в это не верю. Куда там! Самые обычные бандиты, грош за дюжину. Когда-то там был аванпост ополчения - в те времена, когда у нас еще было ополчение, - и Бильской каторгой тоже заправляли они. Туда мировой судья отправлял воров, убийц и шулеров.

- И еще ведьм с колдунами, - вставил Пикенс. У него было выражение лица человека, вспоминающего старые добрые времена, когда поезда ходили по расписанию, а джинг-джанг, без сомнения, звонил куда чаще и из самых разных мест. - Тех, кто практиковал черную магию.

- А один раз поймали людоеда, - добавил Стротер. - Свою жену съел, - он сопроводил сообщение дурацким смешком, хотя неясно было, что именно его развеселило - сам факт поедания или отношения людоеда с жертвой.

- Этого-то парня повесили, - сказал Пикенс. Он откусил кусок жевательного табака и принялся его перемалывать своей внушительной челюстью. Взгляд его по-прежнему туманили воспоминания о прекрасном прошлом.

- В те дни на Бильской каторге много кого вешали. Мы с папашей и мамашей несколько раз ездили посмотреть. Мамаша всегда брала с собой перекусить, - он неторопливо, задумчиво кивнул. - Да, много их было, много. И народу съезжалось полно. Там были балаганы и разные штукари, которые показывали хитрые штуки, вроде жонглирования. Иногда собачьи бои устраивали. Но главное-то, конечно, была виселица.

Он захихикал.

- Помню одного парня - он такую коммалу там сплясал, когда от падения его шея не...

- И какое отношение это имеет к татуировкам?

- А, - сказал Строттер, вспомнив, с чего начался разговор. - Их делали всем, кто трубил срок в Били, вот в чем тут дело. Я уж позабыл, то ли это делалось в наказание, то ли как опознавательный знак, на случай, если кто сбежит из рабочего отряда. Десять лет назад все это закончилось, и каторга закрылась. Вот почему бандиты смогли разгуляться там как следует: потому что ополчения-то там уже не было и каторга закрылась. Теперь нам приходится со всей этой швалью разбираться самим. - Он смерил меня с ног до головы вызывающим взглядом. - Теперь Галаад не больно-то нам помогает. От Джона Фарсона толку было бы больше, и кое-кто уже готов отправить к нему на запад посланцев.

Наверно, он что-то увидел в моих глазах, потому что подобрался в кресле и добавил:

- Не я, само собой. Это уж нет. Я верю в честный закон и династию Эльда.

- Как и мы все, - присоединился к нему Пикенс, яростно кивая.

- А можете вы сказать, не отсидел ли кто из шахтеров на Бильской каторге до того, как та закрылась? - спросил я.

Стротер задумался ненадолго и сказал:

- Да есть такие. Не больше четверых из каждого десятка, так я скажу.

Позже я научился держать лицо, но то было в давние годы, и он, наверно, увидел мое уныние. И оно вызвало у него улыбку. Сомневаюсь, понимал ли он, чего ему могла стоить эта улыбочка. Последние два дня выдались для меня нелегкими, и мысль о мальчике грузом давила мне на душу.

- А кто, по-твоему, согласится за гроши вырубать соль из этой вшивой дырки в земле? Образцовые граждане? - спросил Стротер.

Похоже было на то, что Юному Биллу придется-таки взглянуть на нескольких соляков. Оставалось надеяться, что тот, кого мы ищем, не в курсе, что мальчик видел только его татуировку в виде кольца.

***

Когда я вернулся к камере, юный Билл лежал на тюфяках. Я подумал, что он спит, но при звуке моих шагов он сразу привстал. Глаза его покраснели, а щеки были влажными. Он не спал - скорбел. Я вошел, сел подле него и приобнял за плечи. Далось это мне нелегко - сострадание мне не чуждо, но выказывать его я никогда не умел. И я знал, каково это, потерять родных - в этом у юного Билл и юного Роланда было много общего.

- Доел конфеты? - спросил я.

- Нет, не хочу больше, - вздохнув, сказал он. Снаружи ветер взвыл так, что от его порывов задрожало все здание. Потом слегка поутих.

- Ненавижу этот звук, - сказал мальчик. Джейми Декарри говорил то же самое, и это заставило меня улыбнуться. - И это место. Из-за него мне кажется, что я сделал что-то плохое.

- Это не так, - сказал я.

- Может и нет, но мне уже кажется, что пробыл здесь всю жизнь. В заперти. А если они не вернутся к ночи, сидеть мне придется дольше, так ведь?

- Я побуду с тобой. Если у кого-нибудь из помощников есть колода карт, мы можем поиграть в Быстрого Джека.

- Это для мелюзги, - мрачно ответил он.

- Ну тогда в Будь Начеку или в покер. Знаешь эти игры?

Мальчик покачал головой и стал тереть щеки, по которым опять катились слезы.

- Я тебя научу. Будем играть на спички.

- Я лучше послушаю ту историю, о которой вы говорили в хижине пастуха. Не помню уже, как она называется.

- " Ветер сквозь замочную скважину", - сказал я, - но она длинная, Билл.

- Время у нас есть, так ведь?

С этим не поспоришь.

- И в ней есть страшные моменты. Мне это было в самый раз, когда мальчиком я лежал в кровати, а возле меня сидела мама, но тебе-то пришлось пройти через многое...

- Плевать, - сказал он, - истории заставляют людей забыться. Конечно, если это хорошие истории. А эта хорошая?

- Да. По крайней мере, я всегда так думал.

- Тогда рассказывайте, - он слабо улыбнулся, - я вам даже отдам две из трех крученок.

- Они все твои, но себе я сверну папиросу.

Я думал, с чего начать.

- Знаешь такие истории, которые начинаются со слов "Однажды, когда дед твоего деда еще не появился на свет..."?

- Они все так начинаются. По крайней мере те, которые рассказывал мой па. До того, как сказал, что я уже слишком взрослый для историй.

- Человек никога не бывает слишком взрослым для историй, Билл. Мужчина, мальчик, девочка, женщина - никогда. Ради них мы живем.

- Правда?

- Да.

Я вытащил табак и папиросную бумагу. Скручивал медленно, потому что в те дни для меня это еще было в новинку. Когда результат меня удовлетворил (то есть, отверстие для затяжек стало не больше игольного ушка), я зажег спичку о стену. Билл сидел, скрестив ноги, на соломенных тюфяках. Взял одну из шоколадок, покрутил между пальцами - точь-в-точь как я, когда скручвал папиросу - и засунул ее за щеку.

Начал я медленно и неуклюже, потому что в те дни истории тоже пока не стали для меня обычным делом... хотя со временем я в них поднаторел. Пришлось, как приходится всем стрелкам. И чем дальше, тем легче и естественнее давались мне слова, потому что я начал слышать голос своей матери. Он изливался через меня, со всеми его подъемами, падениями и паузами.

Я видел как мальчик погружается все глубже и глубже, и меня это порадовало. Я будто бы снова вводил его в транс, но уже другим, лучшим способом. Более честным. Но больше всего меня радовал голос матери - я как бы снова обрел ее внутри себя. Конечно, голос причинял и боль тоже. Со временем я понял, что все лучшее зачастую сопряжено с болью. На первый взгляд, это странно, но, как говорили старики, мир - странное место и всему когда-нибудь приходит конец.

- Однажды, когда дед твоего деда еще не появился на свет, у края неведомой глуши, называемой Бескрайним Лесом, жил мальчик Тим со своей мамой, Нелл, и папой, Большим Россом. Были они бедны, но до поры до времени жили счастливо втроем...