The Телки. Повесть о ненастоящей любви 6 страница

— У него их две, — кивает Антон. — Бизнесвумен и рекламщица-модель. Пробует себя в разных областях… и все такое.

— И давно? — Вова пытается налить вина в мой виски.

— Полгода уже. Две постоянных, не считая случай­ных контактов. А до этого было три, но никакой разницы. Две, или три, или четыре, — я перехватываю его руку с бутылкой и отставляю свой стакан.

— Гонишь, — неуверенно говорит Вова.

— Да, конечно. Гоню, понтуюсь, прогоняю левые те­леги, или как там это у вас называется?

— Вы все еще трете за любовь? — осведомляется возвернувшийся Ваня.

— Прикинь, он полгода живет с двумя телками одно­временно, — хлопает его по плечу Вова.

— Я в курсе. И до сих пор не спалился? Фантастика! Антоха, ты в курсе, что я его пару раз встречал в «Гудмане» с этой, как ее?..

— Леной, — смеюсь я.

— Точно. Сидит на костюме, на запонках, пьет вино, строит из себя менеджера, трет с ней за бизнес. Я как раз на ужин с коллегами приехал, а тут — он. Даже вначале не понял, что это наш Дрончик. Ты ей меня как предста­вил? Для какой сети гипермаркетов я строю объекты?

— Для WalMart, брат. Я рассказываю ей, что работаю в WalMart.

— Так он же еще не вышел на рынок!

— Вот-вот выйдет. Об этом все газеты пишут. Раз в месяц. И так уже два года.

— Чистый жулик, — замечает Ваня.

— А я с ним в прошлые выходные висел на «Крыше» вместе с этой сексуально озабоченной нимфоманкой Решетниковой, — отзывается Антон, не отрываясь от своих эсэмэсок.

— А откуда ты знаешь, что она нимфоманка? — за­ливаюсь я хохотом. — Ты спал с ее собакой, и она тебе рассказала?

— Я так думаю. Скажи, пожалуйста, а зачем вы на любой вечеринке стараетесь трахнуться в туалете? Она думает, все топ-модели так себя ведут? Или это ты ей внушил, что в мире гламура все крутые промоутеры ве­дут себя именно так? Кстати, про какой клуб ты ей плел в тот раз? Тебя берут в долю в «Рай» или куда?

— В «Нефть», Антоша, в «Нефть». Я сказал ей, что открываю клуб «Нефть». При случае поддакни, если еще раз встретимся. — Ситуация забавляет меня до колик. Парни тоже от души ржут. Один Вова сидит с глупым ли­цом, глядя то на меня, то на Антона, то на Ваню. Но все-таки больше на меня.

— А… как тебе это удается? — Он икает.

— В нем умер актер, — замечает Антон.

— Просто девушки доверчивы по своей природе и не допускают, что все жаркие признания этого клоуна давно заучены им наизусть. Если что, он и гаишнику мо­жет прогнать неслабую телегу.

— Все зависит от того, как себя позиционировать, — резюмирую я. — И прекрати оскорблять моих девушек. У Лены, между прочим, высшее экономическое образо­вание, а у Риты… у Риты хорошее портфолио, — ржу я.

— А ты не боишься, что они это… пробьют тебя? — вопросительно изгибает бровь Вова. Он близок к тоталь­ной потере контроля. — Одна узнает, что никакой ты не бизнесмен, а вторая наведет справки и поймет, что твой клуб — полная лажа. А на самом деле ты обыкновенный журналист…

— Пробьют! — Я прикрываю лицо рукой. — Они чего, менты что ли? Вова, твоя ошибка в том, что ты пы­таешься соответствовать стандарту менеджера среднего звена, однажды навязанному тебе непонятно кем. Телки любят фантазировать. Им не нужна правда, им нужна красивая история. Нужно больше фантазировать, по­нимаешь? Лена хочет выйти замуж за молодого симпа­тичного менеджера и уехать с ним в Америку — я дарю ей мечту. Рита хочет спать с известным промоутером — welcome! Все хотят игры и страсти. Я страстно играю, чувак. Страстно играю. А у страстного любовника могут быть любые хобби — своя хип-хоп-банда, суперпопу­лярная колонка в «Одиозном журнале». Я тот, кем люди хотят меня видеть, но кто я — знаю только я сам! — От этого пассажа я чуть слюной не подавился (красиво вы­шло, надо запомнить). — И потом, я не обыкновенный журналист, а талантливый! — Я поднимаю вверх указа­тельный палец. — Твоя бывшая подруга ушла к журна­листу, поэтому я прощаю тебе агрессию к нашему цеху.

— Невеста, а не подруга, — бычит Вова.

— Какая разница? Поиграл бы с ней. Начал бы книгу писать, увлек бы ее этой идеей. Ты не просто менеджер, ты еще и писатель, понимаешь? А там, глядишь, и правда книгу бы написал. Пишут же другие, чем ты хуже? — Я хлопаю его по плечу. Все хохочут. Краем глаза замечаю, как за столик у входа садятся две мои знакомые — Настя из «Conde Nast» и еще какая-то телка, «не помню, откуда помню». Судя по тому, как они осматривают ресторан, обе в жестком поиске.

— Поиграть! — Вова закуривает. — Тебе хорошо говорить. — Он поочередно обводит глазами Ваню и Антона. — Ему хорошо говорить, да? Он ведь не живет с двумя телками под одной крышей!

— Ты теперь тоже не живешь ни с кем под одной крышей. Так что попробуй, — заключаю я и встаю, что­бы двинуть в туалет.

— А если одна из них встретит тебя с другой? — де­лает Вова последнюю попытку расколоть меня. Видимо, он не верит рассказанному и считает, что его разводят.

— Главное, Вован, правильно выбирать локации. Например, ходить с одной девушкой только в рестора­ны, а с другой — только в клубы и кафе. И потом, «По­стоянное чувство опасности» — мой псевдоним, чувак. Андрей «Постоянное чувство опасности» Миркин.

Вернувшись, я обнаруживаю, что вечеринка посте­пенно умирает. Вова сидит, обхватив голову руками, и канючит, Ванька откинулся на стуле и говорит по теле­фону.

— Не ты первый, не ты последний, дружище, — из­лагает Антон. — Не надо так концентрироваться на про­блеме. Расслабься. В кино сходи. Или в клуб.

— Да не хочу я никуда ходить… тварь какая. Не… ты понимаешь, я, главное, уже родителям сказал… ы-ы-ы… кольца там… — Вова уже почти невменяем. Антон поднимает на меня молящие глаза… и я врубаюсь, что если сейчас Вову не отцепить, остаток вечера мы про­ведем в транспортировке тела домой и выслушивании по десятому кругу про кольца, родителей, тварей и так далее.

— Вован, а правда, что у сотрудников отдела про­даж твоей компании есть штатная инструкция, согласно которой все, кто имеет дело с клиентами, обязаны де­ржать на своих рабочих столах надкушенные шоколад­ные батончики? — стараюсь я сменить тему. — Или не правда?

— Надкушенные? Ну, я слышал, раньше такое было. Теперь-то, конечно, нет. — В глазах Вовы появляется что-то человеческое. Если вы хотите привести в чувство пьяного клерка, спросите его про работу. Только назва­ние родной компании способно вернуть его к жизни, из любого состояния. — Вообще-то на этапе выхода на ры­нок такое вполне могло быть. Для формирования ува­жения к собственному бренду. Или типа того. — Взгляд Вовы снова плывет.

— Уважение, лояльность, да? Это круто, чувак! Это реально круто! Вы же еще и собачьими кормами торгу­ете, так?

— И собачьими, и кошачьими… а вино еще есть! Да чем мы только не торгуем! — Вовин локоть соскальзы­вает со стола, опрокидывая бокал с вином.

«Relax, take it ea-a-a-sy», — поет из колонок Mika. Ваня продолжает говорить по телефону.

— А на столах у сотрудников, продающих эти корма, тоже должны находиться образцы продукции? Просто распечатанные или все-таки надкушенные?

— Да кто знает, что там у них стояло! — Моя шутка оказалась слишком тонкой для Вовы. — Вань, в натуре, хорош по телефону трещать, поговори с пацанами,

«Вот и до пацанов договорились, — думаю я, — ин­тересно, когда? Минут через десять или позже?»

— Ну что, будем разъезжаться, — включается закон­чивший разговор Ваня. — Считаемся?

И тут Вова выдает. Ему даже десяти минут не потре­бовалось.

— А поедем в караоке, а? В «Кафку». Ща столик возьмем, попоем часик, а?

— Последний раз предложение «поехать в караоке» вкупе с «пацанами» я слышал полгода назад в «Гале­рее», — шепотом говорю я Антону. — С тех пор я туда не хожу. Спасибо тебе за вечер, брат.

— Я, что ли, его напоил? — шипит Антон,

— Ты сделал гораздо хуже. Ты пригласил сюда меня.

— Иди к черту, я сам не знаю, как мне отсюда сва­лить! Если ты такой умный, отцепи его.

— Э, в натуре, хорош шептаться! — разворачивается к нам Вован. — Короче, поехали, я проставляюсь. За на­чало холостой жизни. — Он закатывается пьяным сме­хом и поднимает правую руку. — Посчитайте нас!

— Вов, давай не сегодня, — пробует приструнить его купеческую удаль Антон.

— У меня завтра встреча в девять, я не могу, — кате­горично выступает Ванька.

Я понимаю, что никто из этих слюнтяев не способен разрешить ситуацию, и принимаю отчаянное, но верное решение. Отваливаю к столику со знакомыми девицами. Они пьют шампанское, едят сашими и глазеют по сторо­нам. Картина, в целом, типична.

— Здравствуйте, девушки, как складывается вечер? Давно не виделись! — Я целую обеих в щеки. — Настя, у тебя грустные глаза, ты меня расстраиваешь!

— Скучно, Андрюша, очень скучно, — откликается Настя. — Вот сидим с Машкой, допиваем шампанское и отчаливаем.

— Как-то безрадостно все у вас, — мажу я глазами по Маше. — Как-то сложно все.

— А у тебя есть предложения? — Настя делает гло­ток и прищуривается. — Это твоя компания, да? — ука­зывает она на наш столик.

— Ага. Ничего интересного. Выгуливаем сына одно­го угольного олигарха (только между нами, окей?). Он желает в караоке ехать, а мы хотим домой, спать. — Я делаю унылые глаза. — Завтра нас снова ждут пыльные офисы столицы.

— У вас тоже ничего веселого, как я посмотрю. Го­род умер, если даже ты, Андрюшечка, едешь домой в столь ранний час.

— А что за сын? — оживляется Маша.

— Сын? — Я ухмыляюсь. — Сын на самом деле спит и видит, как очутиться за вашим столиком.

— Он же пьяный в хлам, — кривится Настя. — Сей­час начнутся слюнявые приставания.

— Я тебя умоляю, зайка! Я тебя умоляю! — Я обни­маю ее за плечи. — Какие приставания?! Скрасит ваше тоскливое одиночество, и все!

— В смысле? — не врубается Маша.

— В смысле счет оплатит. Или дальше куда пригла­сит.

— Я дальше никуда не поеду. Я поеду домой, — мо­тает головой Настя.

— Ну, и не поедем, так… потрещим. — Маша стучит пальчиками по бокалу. — Андрюш, он вообще нормаль­ный? Ты его давно знаешь?

— Господи, да десять лет уже. Какой он нормальный? В пятницу развелся и собирается оставить бывшей жене папину квартиру на Комсомольском, а сам съехать в дом на Истру. Нормальные люди так поступают?! На черта нормальному человеку жить на Истре, я вас умоляю!

Глаза Маши загораются. Настя переводит взгляд на Вована, затем на меня.

— Маш, в принципе, можно еще по бокалу. Как ду­маешь?

— В принципе… — Она делает паузу. — А сколько сейчас времени?

— Какая разница, зайка? — Я беру в руки щипцы для льда и кидаю в Машкин бокал пару кубиков. — Relax, take it e-e-e-e-a-a-a-sy-y, para durirum daram dara…

— Ну ладно. Веди своего холостяка, — уголками губ улыбается Настя.

— Ты точно уверен, что тебе нужно домой? — инте­ресуется Маша, поправляя под платьем бретельку бюст­гальтера.

— К сожалению, зайка. К огромному сожалению, — я прикладываю руку к груди, картинно кланяюсь и ски­паю обратно к нашему столику.

Там продолжается жаркая дискуссия по поводу ско­ропалительного расчета. Вова настаивает на продолже­нии праздника.

— Брат, — я встаю у него за спиной и кладу руки ему на плечи, — брат, я только что разговаривал с двумя телками. Не оборачивайся. Он все равно делает попытку обернуться, но я удерживаю его обеими ру­ками.

— А… чо за телки-то? — мычит Вован. Антон и Ваня с надеждой смотрят на меня.

— Хорошие, Вова, хорошие. Одна из них на тебя за­пала. Вторая, в принципе, тоже не прочь. Пошли, позна­комлю.

— Я не знаю. — Вова обмякает на стуле. — Неудоб­но как-то… Ты гонишь или серьезно говоришь?

— Вова, чего ты менжуешься, а? Ты человек, а не офисная мебель! Пошли со мной! — командным голо­сом говорю я ему прямо в ухо.

— Вован, телки нереальные, мне отсюда хорошо видно, — кивает Ваня.

— А одна из них работает в финансах «Nestle», я ее знаю, — подзуживает Антон.

— Вова, это шанс, который судьба посылает тебе в ответ на недостойное поведение твоей бывшей. Я тебя умоляю, не упусти его. Сделай это ради своей страны, чувак!

— Почему ради страны-то? — Вова все-таки обора­чивается. — Страна-то тут причем?

— Присказка такая. — Я не даю ему опомниться, хватаю за плечи и тяну вверх. Вова встает, надевает пиджак и неуверенно тащится за мной.

Мы подходим к девушкам:

— А вот и мой грустный, но прекрасный друг, суда­рыни. Это Владимир. Тоже скучает. Девушки смеются.

— Володя, а вы о чем скучаете? — спрашивает его Маша.

— А давайте выпьем за скуку! — перехватывает инициативу Настя.

— А потом в караоке поедем, — выдавливает из себя этот пьяный баран. Кажется, все мои усилия пошли прахом, но неожиданно меня выручает Маша:

— А что? Я, например, очень люблю петь, — похоже, она готова отправиться даже в зал игровых автоматов.

— У вас еще, оказывается, и общие интересы! Маша, ты никогда не говорила мне, что любишь петь!

— Ты никогда не спрашивал, — хмыкает она и пе­реключается на Вову. — А куда поедем? В «Крик»? В «Чипполино»?

— Браво! — Я хлопаю в ладоши. — Ладно, друзья, я, пожалуй, пойду. Не буду вам мешать, не хочу отсвечи­вать, и все такое. — А может, с нами, а? — интересуется Вовка.

— Нет, нет, нет. Наин, ноу вей, но пасаран и так да­лее.

— Бывай, брат. — Вова встает, обнимает меня и целует в обе щеки. — Завтра увидимся! Счет за стол пусть сюда пришлют!

— Нет проблем, старичок! — Я выскальзываю из его объятий, незаметно посылаю девушкам воздушные по­целуи и возвращаюсь к ребятам.

— Как тебе это удалось? — выпаливает Антон. — Я думал, мы сегодня попали, — кривится Ваня.

— Все зависит от того, как себя позициониро­вать. — Я допиваю свой виски. — Ваня, позови офици­антку, пусть она счет за наши посиделки этому кретину отнесет.

Ваня беззвучно, но картинно аплодирует. Антон под­нимает два пальца, салютуя. Откуда-то сверху начинает играть «Smalltown Bоу»:

Run away,

Turn away,

Run away,

Run away.

Я ставлю пустой бокал на стол:

— Пора валить, они могут передумать…

ОРГАНАЙЗЕР

Кроме всех перечисленных приемов рекомендуем взять на воору­жение важнейший принцип тайм-менеджмента: «Все может быть усовершенствовано».

Из какого-то тренинга

Я купил себе новый «Moleskine». Не в том дело, что старый закончился, а просто надоел. Кучи непонятных имен, телефонов, какие-то пометки, цифры, расчеты… Замусоленные страницы, и все такое. Когда-то я его ку­пил, чтобы начать, наконец, писать книгу о ночной Моск­ве. Ну, знаете, списывать портреты с живых людей, под­мечать сцены, переносить увиденное на бумагу. Даже первые записи успел сделать. Однажды, сидя в кафе с какой-то компанией, достал эту записную книжку, и тут одна телка говорит: «Ты знаешь, что в таком же блокно­те делал записи Хемингуэй?» Представляете? Эта глупая сука так и сказала, причем с таким видом, словно сооб­щила одной ей ведомое тайное знание, ибо никто, кроме нее, не читал рекламной брошюры, валяющейся на каж­дом стенде с элитными канцтоварами. «"Moleskine"» — такие блокноты вели Хемингуэй, Набоков и Сент-Экзюпери». Это все равно что сказать человеку с банкой «Пепси» в руках: «Ты знаешь, что это вкус победы?» Не люди, а билборды! С тех пор я при посторонних ничего не записываю в «Moleskine», чтобы не давать идиотам поводов продемонстрировать свою информирован­ность. Эта мысль во мне еще более укрепилась, когда с такими блокнотами стали ходить не только правильные люди типа медийщиков, журналистов, пиарщиков, но и вся колхозная тусовка — от студенток педагогического до содержанок, от менеджеров среднего звена до до­мохозяек. Полный отстой! А новый блокнот я купил для того, чтобы записывать свои тексты. Писать на дикто­фон — попсово, а в блокнот — оригинально. Во всяком случае, мне кажется, так оно и есть.

Я открыл первую страницу и под титлом «In case of loss, please, return to» написал: «Рукописи горят!». Блокнот Андрея Миркина. Указал телефон, почту, ICQ. Подумав, дописал запасное мыло и адрес блога в ЖЖ — www.mirkin.livejournal.com. Оценил написанное — вро­де все, на строчке as a reward $ _______ хотел написать 1000, но передумал и один ноль не дописал. Признаться, мне и сотки-то жалко. И потом, я никогда ничего не те­ряю. Вот только свитер… черт! Не будем об этом.

А утром следующего дня я сижу в кресле, скреcтив ноги по-турецки, пью растворимый кофе и пишу в «Moleskine» план действий на сегодня:

11:00 (?) — написать ресторанный рейтинг/ звонить по поводу корпоратива Шитикову.

12:00 — забрать фотографии у Марины («мастеркард» — кэш).

13:00 — Рита/ звонить Антону по поводу субботы.

15:00 — Встреча с Исаевым в «Окне»/ совместить Рита, обед.

16:30 — Редакция. Сдать фотографии, «зверинцы» подписать/ звонить уроду из «Полиграм»/ разобрать приглосы, понять, что с вечером/ звонить Лене/ звонить Кате (???)/ авансовый отчет бухгалт (??).

17:30 — Интервью Бухаров.

19:00 — Подъехать к Петрушину (??)/ заехать в «Боско» / Савинская/солярий (?).

— или

19:00 —Ужин (кто?).

Вечер: Какая-то туса (см. разобрать приглосы в редакции).

Многовато дел получается, и, главное, все в один день. Вообще, я заметил, в последнее время количество звон­ков, встреч, обедов и ужинов, идиотских посиделок и де­ловых переговоров превысило все возможные пределы. Это следствие моей сверхвовлеченности в проекты? И, самое главное, все вечно переносится, откладывается, перезванивается, согласуется попозже, сдвигается на неделю, «подвешивается на hold», не успевается в срок, замораживается — и вообще непонятно когда делается. Москва — город менеджеров на hold-e. Такое впечатле­ние, что в этом городе все занимаются только тем, что перезабивают стрелки, переносят сроки, меняют гра­фики и уходят от ответственности. Как-то сложно все, понимаете? Будь ты хоть тысячу раз организованным челом, эти упыри-клерки все равно не позволят тебе ни­чего сделать в срок. Вообще работать получается только с творческими людьми. Мы как-то по-другому чувствуем ритм, врубаетесь? Дышим в унисон, скользим по поверх­ности, одним словом, понимаем друг друга с полуслова. Э… какая-то левая рифма получилась. Все из-за того, что нервничаю перед этим звонком. Надо тормознуть.

Я иду на кухню, наливаю себе еще кофе, достаю мо­бильник и начинаю раскладывать пасьянс «Солитер». Я всегда так делаю перед важными делами. Типа, на удачу. Разложу — выгорит, не разложу — выгорит позже. Частенько совпадает. А уж если устанавли­ваю рекорд по времени, значит, точно поперло. Неразложенные пасьянсы тоже полезны — успокаивают нервы.

Не успеваю загрузить игру, как мобильник начинает конвульсивно дергаться в припадке режима вибрации. «Маринафото» высвечивается на экране. Сколько сей­час времени-то? Уже больше одиннадцати?!

— Марин, ты меня в дверях поймала, — вру я на­угад, — хватаю такси и лечу к тебе. Соскучилась?

— Миркин, ты придурок? Время без пятнадцати две­надцать, в каких ты дверях?!! Мне нужно уезжать в по­ловине первого, я не собираюсь тебя ждать, понял?

— Что? Тебе нужно уезжать? — говорю я голосом идиота, не понимающего, о чем идет речь. — А куда? Ты мне ничего не говорила.

— Миркин, какая разница, куда? Ты обещал при­ехать в двенадцать. Сейчас уже без пятнадцати, а ты еще дома.

— Марин, тут так вышло… мне еще нужно было де­ньги на трубку положить. — Я соображаю, как бы дого­вориться, фотографии-то нужнее мне, а не ей. — Может, перенесем на обед или на вечер? Как тебе удобно?

— Набери меня часа в три, там посмотрим, — отве­чает Марина недовольно.

— Круто! Я тебя тотально обожаю! — кричу я в трубку. — Какой же ты раздолбай! — Марина отключается.

…Без десяти двенадцать, надо же! Как время то быст­ро идет, а? Чувствуете ритм? Так… Марина переносится на три, значит забрать у нее фото и приехать с ними в редакцию к полпятому не выйдет. А позже без мазы — интервью с Бухаровым. Ехать в офис без фотографий ради авансового отчета и разбора пригласительных беспонтово. Я зачеркиваю Марину в 12:00 и редакцию в 16:30. Стало попросторней. Знаете это чувство? Когда зачеркнешь в ежедневнике какое-нибудь дело, возни­кает ощущение, словно уже сделал его, правда?

Что ж, остается набросать ресторанный рейтинг, вы­пить еще кофе — и вперед, к Ритке. Первая половина дня фактически сложилась. Что мне нравится в моей профессии — так это мобильность. Да честно говоря, мне моя профессия вообще нравится.

Начнем с определения. Кто такой журналист? Если на визитке у меня написано «гламур-менеджер», то в определении я пошел бы еще дальше — «провайдер духовности». Для нашей аудитории мы — носители сак­рального знания. Мы развиваем и доносим до людей тренды и правильные понятия, сокращая время, кото­рое они потратили бы на решение вопросов, что купить, куда сходить и где поесть. Мы обогащаем их лексикон и интеллектуальный багаж фразеологизмами и речевыми оборотами: большинство славных представителей мос­ковской тусовки, несмотря на проживание в окрестнос­тях Рублевского шоссе, не умеют внятно излагать свои мысли. В силу образования/воспитания либо в силу отмирания данного навыка, за ненадобностью. Посему говорить за них приходится нам, светским хроникерам эпохи первичного накопления капитала. Они говорят фразами из наших статей, спорят нашими едкими комментариями к светской хронике, оперируют крадены­ми у нас шутками. Мы для них круче толкового словаря Даля для русской интеллигенции. Если общественный регресс продолжится, многим нашим персонажам, дабы отстаивать собственную позицию, придется либо но­сить с собой коробки с глянцевыми изданиями, либо научиться пользоваться ноутбуком и демонстрировать доказательства своей правоты с экрана монитора. Они почитают нас сильнее, чем язычники — своих деревян­ных богов.

Мы похожи на странствующих по пыльным дорогам средневековой Европы пилигримов, несущих на своих устах новости, предания и откровения. Реально, мы вы­литые пилигримы. Мы также странствуем из издания в издание — платят унизительно мало. Даже пилигримам, я уверен, подавали больше. А какие о наших доходах слагают легенды! «Песнь о Роланде» отдыхает в сравне­нии с душераздирающей сагой об уходе Шахри Амирхановой из «Bazar».

Вдобавок мы торчим первыми на линии шквального огня критиков нашего порочного мира. Почему-то все хотят сделать ответственными нас (еще, может быть, рекламщиков и политтехнологов). Главный аргумент со­стоит в том, что глянцевые медиа отупляют аудиторию. Ха-ха-ха. Кого тут отуплять — все и так давно отупели до предела. Иначе как вы объясните, что население страны сделало своими гуру персонажей с сомнительной репу­тацией, страдающих алкогольной и прочими зависимос­тями, и с зарплатой в полторы тысячи долларов?

Мы, светские журналисты, одновременно и солдаты на первой линии гламурного фронта, и интеллектуаль­ные боги современности. Не будет нас — система лишится связки между миром производителей и миром покупателей. Так-то вот. Ладно, чего-то я увлекся.

Я включаю ноутбук и открываю файл с ресторанным рейтингом прошлой недели. Так, кто там у нас? Ага. «GQ», «Cantinetta Antinori», «Турандот» и т. д. В общем, будем считать, что пятерка лидеров на этой неделе изменений ни претерпела. Новиков, Делос и «Ресторанный трест» пока ничего нового не открыли, пусть старые повисят. В середину пару летних площадок — «Хаятт» и «Веран­ду». С серединой все окей. Так, что дальше? Рекламных пауз нет, остаются малоприметные новички. Надо еще «Пушкин» из рейтинга убрать, десятую неделю висит, неудобно. И городское кафе «Окно» — я обещал им не­делю, она прошла. А замыкает таблицу ресторан «Кана­пе» (нечего было со скидкой выпендриваться! «Мы мод­ное место, мы модное место!» В следующий раз вообще выкину к черту. А сейчас еще в комментариях подгажу). Вот и все вроде? Главное — указать, что рейтинг состав­лен на основе пожеланий посетителей. Перейдем к на­писанию комментариев…

Про рестораны писать просто. Начнем с того, что положение ресторанного критика в Москве весьма за­бавное. С одной стороны, сами критики не выдержи­вают никакой критики (надо будет потом начитать рэп, посвященный этим людям, в сопровождении жестких гитарных рифов. Или жесткого бита. В любом случае, первая строчка уже есть, и она удивительно хороша). Так вот. Если почитать этих критиков, создается впечат­ление, что у нас в городе что ни ресторан — то облада­тель трех звезд по «Мишлену», что ни повар — то Алан Дюкас. И любые, даже самые простые блюда начинают играть в руках российских шеф-поваров новыми, невиданными доселе красками. И винные карты составлены такими сомелье, что западные коллеги не годятся даже на то, чтобы уносить пробки, когда российский гуру от­кроет бутылку. А уж про создателей интерьеров россий­ских ресторанов вообще можно не говорить. Эти люди настолько креативны и гениальны, что по ходу не най­мут Филипа Старка даже маляром, предпочтя ему безы­мянного молдаванина. Реально, не каждый удостоится чести малевать стены по эскизам САМОГО (дальше сонм мало чего говорящих в архитектурном мире фамилий). В действительности дело обстоит несколько иначе. Гид «Мишлен» пока не оценил ни один российский ресторан ввиду того, что Россия, по мнению составителей, нахо­дится на кулинарной карте Европы где-то рядом с Ан­тарктидой. Безусловно, в Москве есть несколько талан­тливых и даже гениальных поваров. Проблемка в том, что эти светочи РУССКОЙ ГАСТРОНОМИИ… итальянцы, испанцы и японцы. А в руках иных российских столпов самые простые блюда подчас взыгрывают такими крас­ками, что диву даешься, каким образом можно умуд­риться испортить обычные продукты. Семгу на гриле, например…

С другой стороны, аудитория читает ресторанные обзо­ры только с двумя целями: узнать адрес ресторана и его ценовую политику. Поверьте, никому не интересно, каким образом шеф-повар ресторана «X» готовит оленину да какие новые вина ввел в винную карту сомелье рестора­на «Z». Да-да, все эти названия вроде «конкассе», «вели­колепных креветок-темпура», «воздушного супа-биск» и «искрящегося десерта с дикой грушей» никому нафиг не интересны. Парадоксально, но факт. Московская публика ходит в рестораны не есть, она ходит тусовать…

И любому начинающему ресторанному критику это нужно запомнить, как «Отче наш». Тогда все становится на свои места, а гастрономические очерки оказываются делом легким и приятным. К примеру, нужно написать обзор ресторанов, посещенных за неделю. Заметки, со­чиненные в качестве рекламы, понятное дело, стоят на первом месте, ибо оне есмь хлеб твой насущный (и виски тоже, не менее насущный). Затем пишем про заведения, в каковых на этой неделе ты получил/планируешь полу­чить дисконт. Как правило, к данной категории можно отнести все рестораны, лежащие в пределах Садового кольца и Рублевки, потому что если ты не ужинал там вчера, то непременно придешь послезавтра. А хороший обзор — отличный повод для знакомства!

Итак, для начала нужно похвалить кухню в обозрева­емых заведениях, жонглируя эпитетами, перечисленны­ми выше. Ими пользуются все ресторанные критики, и в плагиате никто не обвинит, ведь они стали такой же не­отъемлемой частью ресторанной критики, как словосочетания «провокационный Готье» или «хулиганы Дольче и Габбана» в обзорах фешн-показов. Хотите прослыть оригинальным? Не бойтесь экспериментов. Просто под­ставляйте определения к блюдам, указанным в меню. Не бойтесь ошибиться! Флорентийский стейк так же может быть воздушным, а «темпура» — искрящейся. В конце концов, это зависит от вашего авторского взгляда и сте­пени дружеских отношений с хозяином заведения.

Если еда настолько дерьмова, что это ее качество не замажешь определениями «фьюжн», «авторская кух­ня» или «эклектичное меню», стоит сразу переходить к дизайну. В ресторане вполне может подаваться «неплохое» (читай, омерзительное) ризотто, но зато лаунж-зона, выдержанная в традициях парижского «Costes», или барная стойка, представляющая собой «кусок ледя­ного восторга», выполнены на уровне, который не часто встретишь в европейских столицах. Бывает, что и еда, и дизайн «неплохие»… Не проблема, зато в данном «на­стоящем городском кафе» каждый уикенд публика на­слаждается сетами лучших мировых диджеев — рези­дентов клубов Лондона, Нью-Йорка или Ибицы (имена и названия клубов можно не уточнять. Слов «лучшие» и «резиденты» в сочетании с Ибицей вполне достаточно). Бывает, что заведение не отличается ни едой, ни интерь­ером, ни наличием диджеев. В таком случае рекомен­дую сконцентрироваться на красоте персонала. Что-что, а уж девушки в Москве реально красивы, и ошибиться тут сложно. Если все-таки описываемое вами заведение настолько ужасно, что и девушки не помогут, стоит на­писать про «великолепный вид из окна, напоминающий панораму, что открывается из парижского «Georges». Иногда это выручает. Помните, плохих ресторанов в Москве нет, что доказывается счетами в них. Ужин в лю­бом заштатном кафе-шапито в центре города обойдется вам минимум долларов в пятьдесят вне зависимости от кухни, уровня шефа и отсутствия парковки.

И, наконец, основное, базовое определение. Глав­ное — оставаться со всеми в хороших отношениях. Это по твоему сраному мнению ресторатор открыл помойку, чтобы травить своих клиентов. А может, он об этом всю жизнь мечтал? А может, он его для своей любовницы от­крыл? А может, он завтра откроет лучше? А может, ему просто деньги девать некуда? ТЕБЕ-ТО, КОЗЕЛ, КАКОЕ ДЕЛО? Ты чо, типа реальный критик? Типа разбираешь­ся? Типа не знаешь, что владелец этого рая для гурманов вчера рулил бригадой пацанов? Типа у тебя два здоро­вья? Типа самый крутой критик с самой большой ауди­торией? Типа она тебя читает? Типа разбирается? Типа делает выводы? Нет? А чо ж ты тогда написал-то, урод? Может, еще раз придешь, продегустируешь? Понрави­лось? Пятьдесят процентов скидки понравились, гнида, или настоящие японские суши? Суши? Так-то… Одним словом, любите московских рестораторов! Не пишите о них плохо, они кормят как умеют. Некоторые — по-на­стоящему великолепно, остальные — просто хорошо…