Студопедия.Орг Главная | Случайная страница | Контакты | Мы поможем в написании вашей работы!  
 

The Телки. Повесть о ненастоящей любви 4 страница



— Какие конкретно? Интервью? — Он начинает раз­драженно постукивать пальцами по каске.

— Интервью в данный момент находится на подписи у Бухарова. Он должен был прислать мне его сегодня, но почему-то не прислал и…

— Ресторанный рейтинг?

— Оксана Александровна, наш бухгалтер…

— Я в курсе, кто это. И что? Она распорядилась сде­лать налоговую проверку во всех ресторанах города, и они закрылись?

— Нет, ну… почти так. Она выдала мне средства на посещение новых заведений несколько позднее, и теперь я вынужден дописывать рейтинг, основываясь на впечатлениях друзей, посетивших рестораны, которые я… на которые мне…

— …не хватило. «Светская хроника»?

— О, тут уже все красиво. Почти все готово, осталось только…

— Фотосессии?

— Алексей, позвольте, ну что мы как в игре «Кто хочет стать миллионером»? Вы мне задаете все более и более сложные вопросы в каждом туре, а оплата за правильные ответы, заметьте, все время одинаковая. Если бы мы были в телевизоре, я бы уже скопил тысяч шестьдесят в виде несгораемой суммы… Я готов…

— Стоп. Не ты. Я. Я готов уволить тебя тотчас же. И только врожденная интеллигентность не позволяет мне назвать тебя кретином и послать ко всем чертям.

— Sorry?.. Вы хотите сказать, что я…

— Я хочу сказать, Миркин, что слишком хорошо к тебе отношусь и позволяю работать в свободном полете надеясь, что зачатки твоего таланта наконец разовьются и разбудят следом твою совесть. А зря. Тебя надобно заставлять работать, как шахтера в забое…

С этими словами он надевает на голову эту самую строительную каску козырьком назад, что делает его по­ложим на рэпера старой школы.

— …в забое, да. И тогда твои амбиции…

Тут я понимаю, что моя карьера зависит от того, на­сколько грамотно я сейчас отоврусь, а весь дальнейший ход событий, соответственно, — выиграю ли эту сло­весную дуэль.

Я на пару секунд отключаюсь и представляю себе, что мы с ним встретились в Нью-Йорке, за зданием забро­шенной фабрики. Он — старый глава Восточного клана, типа Notorious B.I.G., а я — молодой глава Западного клана, ну, типа, Тупака Шакура, но симпатичней. С каж­дым из нас по пятьдесят черных бойцов. Черные джипы, кожа, бейсболки, рваные джинсы, рваные майки. Все на волынах, помповых и прочих девайсах. И он мне ре­ально предъявляет, что я просрочил оплату за партию товара на сутки, и говорит что-то типа: «Ты в курсе, что час опоздания стоит сто штук, или вы там, на Западе, расплачиваетесь щелчками?» А я, молодой и наглый, слушаю его, глядя себе под ноги, курю план и изредка сплевываю, всем своим видом показывая, что его база­ры мне до фонаря. В какой-то момент я его прерываю улыбаясь и говорю, что, типа, готов платить хоть по мулику за полчаса. Дело не в деньгах. Да-да. Именно так я и говорю: «Не в них сердце, брат. Главное — репутация. Все зависит оттого, как себя позиционировать». Я отки­дываю косяк, и в этот момент на крыше фабрики появ­ляются еще полсотни моих пацанов, наставляющих на него ганы. «Наши пацаны поднимают стволы. Для папы остановилось время — встали котлы». И он, конечно, дает заднего и типа говорит мне: «Релакс, чувак, релакс, мы все уладим», и идет к тачке. А я останавливаю его и предлагаю начать читать. Я говорю: «C'mon Biggy, Let's talk a little!», чтобы словесная дуэль выявила сильнейшего. И мы читаем полчаса, час, и в конце он, показывая указательным пальцем левой руки сначала мои цепи, потом на мои рваные штаны, тату и кольца на пальцах, говорит:

— «Но зачатки признания усилили бесплодные амбиции…»

А я делаю паузу и даю финальную фразу, обводя ру­кой пацанов, стоящих сзади меня и на крыше:

— «Но, уходя за границы стиля, нужно знать, что будет сложно возвратиться».

И тогда мои и его пацаны начинают мне хлопать подпевать «Йоу! Йоу!». И все вокруг начинают братать­ся, смеяться, обнажая белоснежные зубы (от природы, а не от использования суперотбеливающей новомодной пасты «Lacalut Brilliant»), и он подходит ко мне и гово­рит что-то вроде:

— Теперь, когда музыка рассудила наш спор, ты победил. Ты молод и дерзок, и теперь я буду называть тебя Братом…

— …и тогда твои амбиции начинающего гангста-рэпера, возможно, поубавятся, и ты станешь просто хорошим репортером, — заканчивает Алексей.

Я пытаюсь понять, откуда он знает про мою группу, и еще прикидываю, что хорошим репортером быть не хочу, я и так самый лучший. Заодно я понимаю, что нужно срочно что-то сочинить, и начинаю импровизировать:

— Алексей… понимаете… я не хотел говорить об этом, да и не говорил никому. Помните, вы как-то сказали, что хороший журналист должен быть прежде всего хорошим менеджером, чтобы хотя бы научиться правильно администрировать личное время?

— Помню. И что с того? Ты же так и не научился.

— Так вот. Я в прошлом сентябре подал документы, сдал экзамены и поступил на факультет управления СМИ при Кембриджском Университете. Раз в месяц прихо­дится мотаться в Англию, слушать семинары. А тут еще первые экзамены на носу. Хочу МВА получить. Обуче­ние дорогое… занимать я не привык, к папе обращаться гордость не позволяет. Ну я и устроился работать в три компании креативщиком. Слоганы всякие, пресс-рели­зы, про-моакции придумываю. Вот…

— А что это за факультет управления СМИ?

— Открыли недавно, его еще рекламировать не на­чали, а конкурс уже ого-го. Мне друг рассказал, у него там, в Лондоне, девушка учится.

— И когда же ты все успеваешь?

— Да выбора нет, Алексей, нет у меня выбора. Журналистика — это мое. Хочу стать в ней профи. И если сейчас не получу дополнительного образова­ния, потом уже не успею. Приходится вертеться. Вы уж меня простите! У меня с сентября все эти залеты со сдачей материалов и начались. Можете меня уволить, конечно. И будете правы. Жаль, я раньше вам все не рассказал.

Надо представить себе лицо Алексея. Он похож на растаявшее мороженое. Слова мои, как видно, проли­лись на его сердце бальзамом. Весьма неожиданно для меня, признаться.

— Послушай, Андрей! — Он встает, по-отечески об­нимает меня за плечи. — Что же ты раньше молчал? Это же совсем другое дело.

— Да неудобно было, — заставляю я себя покрас­неть.

— Я вот, когда на журфаке учился… Мы ведь еще и коллеги?

— Да… — еще более робко отвечаю я.

— Так я, когда учился, тоже подрабатывал. Бывало, полмесяца проваландаешься на левых приработках, а сессия уже почти провалена. А что делать? Жить-то надо было. Но успевал как-то, старался.

— Я вот тоже стараюсь, очень даже. Только вот…

— А группа и у меня была. Знаешь, такой панк-рок рубили — мама, не горюй! Типа «Clash». Круто играли, круто.

— О! Я как раз хочу рэп с панк-роком скрестить, вы что думаете?

— Думаю жестко должно получиться. В свое вре­мя… Н-да. Ладно, Андрей, это меняет дело. Я, признаться, начал уже в тебе разочаровываться. Даю тебе время до пятницы. В пятницу — будь добр.

— Мне сегодня до вечера хватит!

— Не надо фанатизма. В пятницу. Все, давай, иди творить, брат по перу.

Я закрываю дверь и поднимаю вверх кулак. Yes! Он все-таки назвал меня братом!

Теперь, когда отсрочка получена, стоит заняться делами. Поскольку интервью еще не запланировано, и нe факт, что оно вообще состоится (тьфу-тьфу), поскольку ресторанный рейтинг занимает минут десять (если с кофе), самое время заняться обзором светской хроники. Я решаю написать на работе обзор, свою авторскую колонку для «Пути», а затем съездить к владельцу «Ностальжи» Игорю Бухарову и попутно заняться легким шопингом / разведкой боем в ЦУМе. Да. И еще пойти в солярий. Круто? Главное, как уже говорилось выше, пра­вильно планировать личное время! Осталась одна за­гвоздка — подписи к фотографиям. И урегулирование финансового вопроса с Мариной…

Я выхожу, чтобы налить себе кофе, и слышу голос секретарши Даши:

— Что, Миркин, невеселый такой? Сняли с тебя скальп у главреда?

Мое презрение к Даше в этот момент таково, что я готов ответить ей спиной, и только особенности физио­логии человека мешают мне это сделать. Я разворачи­ваюсь, подхожу к ней и как можно громче говорю:

— Даша, я могу тебя уничтожить прямо на месте. И даже не левым пальцем правой ноги, как ты могла бы подумать. Я раздавлю тебя весом собственного интел­лектуального багажа…

Пока она собирается с мыслями, чтобы сначала осоз­нать услышанное, а потом придумать ответ, я уже сижу в своем кабинете и набираю номер фотографа Мари­ны. С баблом, конечно, неудобно получилось. Что ж ей прогнать-то? Потерял? Ага, точно… Забыл дома? «Твои проблемы»,— скажет это бесчувственное животное. Я представляю себе Марину, вечно одетую в жесткое кожаное мини и рваную джинсовку. Она стоит, перепоя­санная ремнями фотоаппаратов, как Анка-пулеметчица; в одной руке сигарета, в другой телефон. Короткие во­лосы покрашены фиолетово-зеленовато-огненным цве­том. Взгляд отсутствующий. Губы сжаты. Она разлепля­ет их, чтобы сказать: «Твои проблемы, чувак!» — Реально, больше от нее ничего ожидать.

— Да, — хрипло отвечает Марина.

— Как дела, звезда европейской фотографии? — Я стараюсь выглядеть (точнее, звучать) как можно бо­лее учтивым.

— Хреново, — еще более хрипло отвечает она. — Когда приедешь?

— Зачем?

— За фотографиями, — кашляет Марина.

— Постой-постой, а, типа, у меня нет другой возмож­ности их получить? Электронной почтой там или еще чем?

— Без мазы. У меня Интернет не работает. Деньги кончились.

— Марина, ты меня убиваешь. — В этот раз кашляю я. — Какого черта ты круглыми сутками щелкаешь за­твором фотоаппарата, если у тебя даже на оплату Ин­тернета не нащелкивается?

— Послушай, милый мальчик! Не забывай, я фрилансер. Это ты зарплату получаешь за ежедневное без­делье, а я деньги зарабатываю путем сотрудничества с разными изданиями. Я снимала вечеринки, которые ты попросил посетить, чтобы позавчера ты приехал, забрал диск и отдал мне деньги за съемку, которые тебе выдали в редакции. А пока я щелкала камерой, ты, как всегда, все прощелкал и не приехал. Так что выкручивайся те­перь сам. Кстати, что с деньгами?

— Послушай-послушай, ты вот так вот сейчас не можешь меня подставить. Я завтра, до вечера, должен сдать эти «зверинцы», понимаешь? Деньги я тебе, ко­нечно, отдам. Завтра… ну, в смысле послезавтра…

— Опять все просрал по клубам и распродажам?

— Да нет, понимаешь, тут такие неприятности были…

— У тебя каждый раз неприятности, когда речь за­ходит о чужих деньгах. Кошелек украли? Как в прошлый раз? — Марина разражается клокочущим смехом.

— Не смешно, — я начинаю злиться от бестактного напоминания о давно забытой истории. — Я начал сни­мать из банкомата… и он не сработал… ну… короче… не выдал мне ничего.

— Какой банкомат?! Тебе же кэшем выдают в редак­ции для оплаты съемок!

— М-м-м… ну… нуда… кэшем. Вот я и говорю. Мне нужны были деньги, а банкомат меня подставил, и я вы­нужден был отдать твой кэш, а потом у меня еще была одна заморочка и… одним словом, как-то сложно все было…

— Андрей, ты когда-нибудь научишься ответственно тратить деньги? Мне кажется, тебе нужно выдавать за­рплату сразу бухлом, куревом, шмотками и наркотой. Да, и еще купонами на обеды в ресторанах, с четким указа­нием адреса и даты. А то ты у нас мальчик инфантиль­ный, перепутаешь дни недели и умрешь с голоду.

— Слушай, ты, стерва! — Я начинаю заводиться. — Какого черта ты тут начинаешь мораль читать и учить меня, как тратить деньги? Я без твоих соплей знаю, куда и на что тратить свое бабло, ты лучше с фотами подумай чего делать!

— Мое, Андрюша!

— Не называй меня Андрюшей, ты игуана в кожа­ной юбке! Что значит «мое»?

— Мое бабло.

— А… ну… типа да, прости, твое, конечно.

— Бог простит. Или главред. Найдешь бабки, звони. Истерик малолетний.

И она вешает трубку! Представляете? Эта тварь, кото­рая и фотограф-то, признаться, никакой, берет и вешает трубку! И это в то время, когда я стою на краю пропас­ти и deadline до сдачи номера вполне может оказаться deadline'oм до даты моего увольнения! Подстава с ее стороны полнейшая. Делать нечего, придется занимать деньги и тащиться к ней на другой конец Москвы. Иди­отизм. День, так тщательно спланированный, катится ко всем чертям из-за одной алчной неврастенички, вообра­зившей себя Хербом Ритцем. И все из-за каких-то пары сотен долларов! Что поделать, мир несовершенен…

Я проверяю почту. Лихорадочно кликаю мышью, сти­рая спам. С понедельника жду письма от Пашки Алферо­ва, менеджера «Polygram Records», которому еще в про­шлую среду отдал наш диск с надеждой на то, что он по­может с контрактом. Шестьдесят писем. Viagra, Cialis… low prices. Luxury Watches at very low price. Enlarge your penis, снова Luxury Watches, «Сдается помещение в аренду, г. Одесса», еще раз Cialis, опять penis. Такое впечатление, что это мейл какой-то порнозвезды. Судя по заголовкам, я только и делаю, что трахаюсь, а в пе­рерывах увеличиваю член и покупаю дорогие часы. Да, и еще снимаю помещения в Одессе. Ни одного письма по делу. «Тренинг по тайм-менеджменту» — это что еще за херня такая? NEW! Nasty schoolgirls at Rastynat.com! Wild and horny babies/cum shot/ — стоп, стоп, это как раз по делу, только сейчас времени нет. Письма от Ал­ферова тоже нет. Реально, я не понимаю его позиции. К нему в руки попала бомба. Абсолютный хит! Новая вол­на русского гангста-рэпа. Любой продюсер перезвонил бы через десять минут после получения диска. Любой, но только не наши безмозглые лентяи, которые больше недели пребывают в ступоре. Может, уехал? Проверю еще вечером, а завтра позвоню. А сейчас нужно вклю­чить голову и подумать, как расписать свои маршруты в связи с незапланированной поездкой к Марине. Да, и еще: где бы денег найти на оплату ее работы? Планы, планы, одни планы в голове…

Я сворачиваю Outlook и захожу в Интернет по ссылке www.rastynat.com. Tons of absolutely free porn. Members Area — приветливо мигает баннер…


МАСКВА!

Я хотел бы жить и умереть в Париже,

Если б не было проблем с шенгенской визой.

© А. С. Миркин

Утомленный часовым шопингом, совершенно беспонтовым ввиду отсутствия покупок и постоянной ругани с некомпетентными продавцами, сижу на первом эта­же ГУМа в «Bosco Cafe», пью порядком остывший латте, рассматриваю посетителей и вдыхаю витающие вокруг ароматы. От торговых рядов пахнет стеллажами с но­вой одеждой, распродажами и достатком, со стороны Кремля веет кожей, которой обтягивают сиденья пред­ставительских лимузинов, кожаными папками и воен­ной формой, в кафе пахнет парфюмом с цитрусовыми нотками, каким-то похотливым ферментом и алкоголем. И надо всем этим доминирует ГЛАВНЫЙ запах. Он везде: у барной стойки, в складках скатертей на столах, в волосах сидящих здесь девушек, в папках меню. Им пахнут официанты, посетители и праздношатающиеся гости столицы. Это запах свежеотпечатанных стодолларовых купюр. Здесь повсюду пахнет деньгами! Масква! В этот час здесь сидят только иностранные менед­жеры, одетые преимущественно в голубые рубашки c запонками и костюмы блекло-синих тонов и отшопинговавшие телочки на содержании. Менеджеры в основном без галстуков, с легким загаром и в очках в тонких металлических оправах. Пиджаки сняты и висят на спинках кресел. Из их уст слышится: «хорошие перс­пективы», «город невероятно изменился», «рост эконо­мики» и «отличные финансовые результаты». Телочки в основном с легким тюнингом, в босоножках на тонкой подошве и кричащих полупрозрачных нарядах. Крича­щих не о том, что стоимость наряда превышает пятер­ку, а о том, что стоимость пластики под ним давно пре­высила десятку. С губ прелестниц слетают: «хороший промежуточный вариант», «в жестком поиске», «цены неподъемные» и «зато денег стал давать нормально». Персонажи обеих групп изредка переглядываются. Де­вушки, стрельнув глазами в сторону какого-нибудь менеджера, тут же насмешливо переводят взгляд, быстро скалькулировав в уме его годовой доход. Мужчины чуть дольше разглядывают девицу, но затем также отвора­чиваются, пересчитав пакеты с покупками, сваленные у ног, и скалькулировав годовое содержание модницы. И все это происходит на фоне Кремлевской стены, высящейся за окнами кафе. Кажется, она тоже наблюдает за происходящим и усмехается, чуть сдвинув на затылок рубиновую звезду Спасской башни. Вот это я и называю «тоталитарный гламур»…

Я говорю по телефону с Ритой, отказываюсь ехать на «Веранду» по причине встречи с инвесторами клуба (хе-хе), затем с Леной, которой также не удается скло­нить меня к совместному походу на закрытие фестиваля (ссылаюсь на менеджмент-митинг), пару раз звонят из редакции (бухгалтерия и Вера), потом какие-то знако­мые, потом идиотка Жанна все с тем же гребаным рас­сказом про своего братца-наркомана, а корову Катю, не прошедшую кастинг, я просто игнорирую. Должны же у меня быть выходные, правда, девушки? Последний зво­нок делаю Марине с обещанием быть у нее через час, выслушиваю ее едкое «час назад уже было через час», и телефон отключается…

— Молодой человек! — Я подзываю официанта.

— Да? — К моему столу, виляя бедрами, подходит худой бледнолицый юноша с тщательно уложенными ге­лем волосами и, кажется, подведенными глазами. Не в смысле латентный педик, а в смысле «просто пока еще не встретил хорошего парня».

— У вас есть зарядка для телефона? — я небрежно дотрагиваюсь до лежащего передо мной черного Nokia 8800.

— Вы знаете, нет, — вкрадчивым томным голосом отвечает мне эта хабалка.— К сожалению, у нас пока нет зарядки для Nokia Sirocco Edition.

— Это не «Сирокко»,— раздраженно говорю я,— Это 8800.

— Да? — разочарованно вопрошает он, глядя на мой телефон. — 8800? Ща посмотрю.

Удивительно, но томность напрочь исчезает. Послед­нюю фразу он говорит голосом химкинского таксиста, разворачивается и уходит.

«Лох», — читается в складках на его спине.

«Сам-то ты на "Сирокко" когда задницей заработа­ешь?» — посылаю я в спину испепеляющий взгляд. Что характерно, наличие слегка подведенных глаз не делает провинциальную хабалку геем. Так же, как отсутствие «Сирокко эдишн» не превращает утонченного эстета в вульгарного модника. Все зависит оттого, как себя по­зиционировать. Но чувак не знает этого правила, поэто­му и работает официантом. Наверняка еще и с мизерны­ми чаевыми. Скажите, кто будет давать хорошие чаевые хабалке?

Минут через десять он снова подходит к моему сто­лику.

— Зарядиться можно вон там. — Он кивает головой в сторону барной стойки. — Давайте ваш телефон.

— Хорошо, я сейчас туда сам подойду.

— Еще латте? — насмешливо спрашивает эта гнида.

— Спасибо. Посчитайте,— я кидаю ему кредитку, встаю и двигаю в сторону бара. Еще не хватало, чтобы я всякой пятидесятирублевой хабалке свой телефон в руки давал.

Минут пятнадцать читаю «Коммерсантъ». Пробегаю деловые полосы, мажу глазами по политике, вниматель­но читаю культуру и котировки. «Кто владеет информа­цией — владеет миром». Закончив с газетой, подвали­ваю к стойке, забираю телефон и возвращаюсь за сто­лик. Рядом уже топчется хабалка.

— У вас карточка не проходит, — растягивая слова и глубокомысленно глядя на меня, выговаривает официант.

— Не может быть. Это «золотой» MASTER. У вас что-то с системой! — возмущаюсь я.

— Возможно, — соглашается он, — но ничего не по­лучается. Я два раза пробовал.

— Тоже мне, заведение! Находитесь на Красной площади, а карточки не проходят. Интересно, как вы с иностранцами-то работаете?

Официант пожимает плечами, отворачивается к окну и замирает в ожидании.

Как же она не проходит-то? На ней вчера оставалась тысяча рублей. Или даже полторы! Понастроили гламур­ных ресторанов, а банковский сервис как был говном, так и остался. Как-то сложно все… Мне становится жутко неловко. Ладно бы это случилось с другим официантом, но рыться по карманам в поисках мелочи в присутствии этой хабалки мне совсем не комильфо. Я извлекаю из кошелька мятые десятирублевки, один полтинник и… и все. Кажется, я краснею. Хабалка косится на меня с довольным видом. Тварь какая! Я встаю, залезаю в за­дние карманы джинсов и в одном из них обнаруживаю сложенную в несколько раз купюру. Медленно достаю ее, опускаю глаза, и… справедливость торжествует! Это сотенная. Забрав со стола десятирублевки, я встаю и, не прощаясь, иду к выходу. Кажется, официант хмыкает.

Как только я включил телефон, первой позвонила Галина. Секретарша so called ресторатора Исаева, у ко­торого я несколько недель назад, в момент жестокого финансового кризиса, взял триста долларов США, поо­бещав взамен включить его кафе для лохов «Окно» (иди­отское название) в рейтинг «Городские кафе» на сайте «Путь.ру». Просил пятьсот, но моя всегдашняя добро­желательность к людям плюс его торгашеские прихваты свели сделку к тремстам. Правда, я пару раз после этого бухал у него с друзьями на халяву — то на то и получи­лось. Интересно, чего она хочет? Рейтинг вышел еще в понедельник.

— Да, — предельно серьезно начинаю разговор.

— Андрей? Это Галина, помощник Бориса Анатолье­вича.

— Я вас узнал по голосу (помощник, 6у-га-га, в чем ты ему помогаешь-то?).

— Андрей, Борис Анатольевич очень хотел бы с вами встретиться на этой неделе.

— На предмет?

— На предмет э-э-э… нашего сотрудничества.

— А что не так-то? Рейтинг в понедельник вышел, там все есть! (Меня раздражают пустые встречи с иди­отами.)

— Все в порядке, но он хотел бы встретиться. Когда вам удобно?

— Мне не совсем удобно на этой неделе. (Мне вооб­ще с вами неудобно встречаться, как любому воспитан­ному человеку.)

— Может быть, выкроите минутку? — Галина начи­нает отвратительно лебезить.

— Я не уверен. (Хотя… чего б не пообедать у него на пару с Риткой? Место лажовое, правда. Скажу ей, что мне предлагают в этой помойке долю за раскрутку.) А давайте завтра, часа в три! Исаеву удобно?

— Борис Анатольевич все время на месте, — удов­летворенно заключает Галина.

— (Еще бы он был не все время. Чего ему еще-то де­лать, бездарю?) Вот и отлично!

Поговорив с Галей, решаю, куда поехать. К Марине ехать без мазы — денег для нее все равно нет. Стрель­нуть бабла у друзей? Сомнительно. У кого-то на работе? Херово для имиджа. Остается одно — начать дербанить полученную неделю назад в «Citibank> кредитку Master Gold. В конце месяца перекручусь. Жалко, конечно, у меня были на нее другие планы, однако ничего не по­делаешь. К Маринке я сегодня все равно не поеду, настроение уже не то. Да и есть дела поважнее. Например, договориться об интервью с Бухаровым, не опоздать на встречу с друзьями в «Sungate» на Тверской. Выспаться наконец. Впрочем, последнее — лишь фантазия. При моем-то ритме жизни…

В тот момент, когда я тяну на себя входную дверь ресторана «Ностальжи», мое внимание привлекает телка, сидящая в кафе киноцентра «Ролан». Рыжая, в ультракороткой юбке, с хорошими ногами и красиво очерченной грудью. Она сидит вполоборота ко мне так, что лица полностью не видно. Я открываю дверь, смотрю на нее и думаю, чем бы привлечь ее внимание, чтобы она обернулась. Из полуоткрытой двери выплес­кивается наружу «It's a wonderful world» в исполнении Луи Армстронга. Инстинктивно делаю шаг вперед, на звуки музыки, так сказать, и врезаюсь в человека. По­вернув голову, обнаруживаю, что столкнулся с владель­цем «Zeppelin Production» и совладельцем клуба «The Most» Жорой Петрушиным. Под мышкой у него газеты и какие-то бумаги, к уху прижат мобильник, он громко обсуждает какое-то мероприятие, одновременно пыта­ется не глядя открыть дверь и не уронить на пол бумаги. В момент нашего столкновения с его головы срываются и падают темные очки (похоже, «Ray Ban Wraparound»). Очки падают медленно, кажется, целую минуту. Мы оба следим за их движением, а я думаю о том, что две не­дели назад отдал Жоре демоверсию первого альбома моей группы с подробными комментариями, хорошей устной презентацией и даже набросками обложки в надежде на то, что он непременно спродюсирует и из­даст. И сейчас, когда очки стремительно приближаются к полу, мои шансы быть спродюсированным Петрушиным стремительно приближаются к минус 500. Я в ужа­се гляжу на очки, которые уже почти касаются пола, и понимаю, что Жора тоже смотрит на них, ожидая, что стекла очков через секунду разлетятся вдребезги, и все это не предвещает ничего хорошего, а Луи Армстронг, тем не менее продолжает петь «It's a wonderful world». Когда моя так и не начавшаяся музыкальная карьера готовится разлететься к чертям вслед за очками, а па­мять неистово прокручивает фамилии иных влиятель­ных персон шоу-бизнеса, КОТОРЫЕ МОГЛИ БЫ ПОМОЧЬ, Жора восклицает:

— Черт!

— Черт! — вскрикиваю я вслед за ним, складываюсь пополам и каким-то неимоверным движением подхва­тываю его очки (все-таки «Ray Ban Wraparound») у са­мого пола.

— Ну, ты ниндзя! — говорит Жора.

Армстронг заканчивает петь, а рыжая телка повора­чивается, привлеченная нашими вскриками. Лицо у нее абсолютно уродское. Не то что ноги…

— У-у-ф, — выдыхаю я, возвращая очки Жоре.

— Чуть не убил, — усмехается он, водружая их на место.

— Да я на телку засмотрелся, — оправдываюсь я и запинаюсь.

— На эту? — Жора недоуменно смотрит на рыжую, потом на меня.

— Не. — Я зачем-то лезу в сумку, нащупываю свои очки и достаю их. — На блондинку. Она… она в туалет пошла.

— Ясно. Ну, ладно. Как дела-то в целом?

— Да ничего, все хорошо. Дела идут.

— Отлично. Ладно, брат, я побежал, на встречу опаз­дываю. — Жора протягивает мне руку.

— Жор, слушай, — я жму руку. — Дозвониться до тебя не могу. Хотел спросить, как тебе наш диск?

— Не понял,— Жора выдергивает свою руку из моей. — Какой диск?

— Ну, тот альбом, что я тебе давал. Демоверсия. Помнишь, я говорил, что там некоторые шероховатости, но мы уже скоро собираемся на доработку и сведение в Лос-Анджелес, а тексты…

— Ах, да, — обрывает он меня, когда я уже собрался рассказать, кто из американских гангста-рэпперов будет принимать участие в записи. — Вспомнил, с таким еще смешным названием, «Московский номер» или что-то в этом роде…

— «Московский Первый», чувак, «Московский Пер­вый». Чуешь, чем пахнет? — Я надеваю очки. — Назва­ние в десятку, я тебе говорю, мы реально взорвем ауди­торию.

— Именно. Короче говоря, этот ваш первый… Зна­ешь, мне показалось, очень по-детски. Для нашего лей­бла не прокатит. Слишком примитивно, что ли… Рифмы корявые, звук какой-то левый…

— Послушай-послушай, ну я же тебе объяснял, что мы играем в новом стиле. Сейчас это очень актуально… Такой, понимаешь… такой гангста-трэш.

— Гангста кто?

— Трэш. Трэш — это то, что сейчас реально покатит, я кожей чувствую. Врубись, был гламур, но гламур сей­час в полном отстое. Сейчас модно все рваное, грязное, отстойное, мат, подворотни…

— Что-то я путаюсь. Гламур отстоен, а отстой мо­ден. Но если отстой моден, а гламур сам по себе и есть отстой, то получается… Туфталогия какая-то получает­ся. — Жора выходит из ресторана. У него звонит теле­фон. — Я перезвоню, — отвечает он и делает еще один шаг вперед.

— Fuck…— Я двигаюсь вслед за ним.— Ну как ты не понимаешь! Гламур — это когда клубы, дорогое бухло, кокос, ухоженные телки. Это уже демоде. А тут другое. Реально, совсем другое. Немытые патлы, винт, бейсбольные биты, девяностые…

— А тебе в девяностых-то сколько было? Ты же род­ной брат Олимпиады-80, или я на пару лет ошибся?

— На самом деле это не важно. Сердцем я там. Что, обязательно быть неврубным старпером тысяча девять­сот затертого года рождения для того, чтобы писать про ту эпоху? Где отстойные небритые чуваки с улицы, на дорогих тачках, которые по итогу трахают всех этих ухоженных девиц? Это… это как глоток воздуха посре­ди душного мегаполиса. — Я подбираю слова, которые должны бахнуть по его сознанию наотмашь. — Это как незащищенный секс в мире, где свирепствует СПИД, опасный, как бритва, острый, как нож гопника, и все та­кое…

— Андрей, как дорогие тачки у тебя вяжутся с отсто­ем? И потом…

— Ну… это как один из вариантов. Ты не за то хва­таешься, это совсем не главное. Дорогие тачки — один из вариантов. Понимаешь, это напоминает гангста-стили Нью-Йорка и Лос-Анджелеса. Все поют про одно и то же, но с вариациями.

У него снова звонит чертов телефон. «Да-да, уже вы­ехал»,— отвечает Жора и отключается. Теперь он уже не уходит, а напротив, разворачивается ко мне и, при­стально глядя в глаза, говорит:

— Андрюх, я к тебе очень хорошо отношусь, но это напоминает картинку, как собрались бы малолетки, вы­пили водки и в один микрофон, перебивая друг друга, начитали ломающимися голосами кривые тексты про зону, где они никогда не были. Сплошной мат, мусора, мобилы, бэхи и прочие фетиши мира, в который они стремятся. Бред, в общем. Знаешь, если тебе нравится, то читай свой трэшер-рэп…

— Гангста-трэш, Жора, гангста-трэш. Ради всего свято­го, не путайся в терминах, это основа любой идеологии!

— В общем, ты его читай, свой трэш, дома, и не показы­вай никому, кроме друзей. Никто это не издаст. Слишком на­ивно и непрофессионально звучит. Все, побегу дальше…

— Послушай, ты не можешь так со мной разгова­ривать, окей? — Я делаю последнюю попытку вернуть ситуацию под контроль и заставить его послушать еще раз. — Я не какой-нибудь там Тимати, я знаю улицу. Я вырос на улице. Ты просто вдумайся в эти строки, брат:

Четыре утра, Тверская,

Над канализационными люками пар.

Мокрая от крови рубашка.

Я достаю «макар»,

Слабеющей правой

Навожу на мента,

Common, Москва, я не сдался,





Дата публикования: 2014-11-04; Прочитано: 342 | Нарушение авторского права страницы | Мы поможем в написании вашей работы!



studopedia.org - Студопедия.Орг - 2014-2024 год. Студопедия не является автором материалов, которые размещены. Но предоставляет возможность бесплатного использования (0.022 с)...