Условно-досрочное успокоение

Принял душ. Ужасно устал, несколько часов проторчал в лесу, но результат стоил того, а, Егор? Садист внутри меня думает, как же будет тяжко дочуркам Софьи Николаевны в детском доме, но поразило меня не это. Кожаная тетрадка, исписанная каким-то странным философом. Прочитал многое, ужасные вещи, но то, что я прочитал, объясняло всё, что творилось вокруг, мы к этому еще вернемся потом.

Информацию о Докторе смешно замяли, в итоге – то, я не при делах: он сам пошел в состоянии подпития, между прочим, подучетного спирта, сам оступился, сам сломал себе шею. В общем, совершенно чистые руки и совесть. Миша же, понимая, что при разбирательстве вскроется его соучастность, спешно ретировался в отпуск вместе с показаниями о предшествующих событиях.

Расследование можно закрывать. Совершенно точно. По фактам, изложенным в отчете получалось, что вся эта беда стала простым стечением обстоятельств: пистолет у Антона оказался случайно выменянным у некоего подпольного торговца(барыга этот дал признательные показания, и теперь поедет валить лес под Сперанск). Мотивом оказалось гипертрофированное желание принести справедливость в мир грусти и скорби за поруганные моральные устои «королевы», к развитию даже такой, в общем-то, типичной ситуации привело бездействие ответственных лиц. Следователь Особого отдела по делу застрелился, по сути, опять таки из-за бездействия ответственных лиц. А классный руководитель, Софья Николаевна, пропала без вести, а её тело так и не нашли. Неожиданно, верно? Дело закрыто, счет, пожалуйста.

И даже Трошин – тот снайпер пострадал не от удушения подушкой во время сна неустановленной женщиной в белом халате, а все также из-за бездействия ответственных лиц – охрана не вовремя покинула пост. И даже при всем при том, Трошин не вошел в состав расследования, хотя я его разрабатывал.

Я снова отправился на кладбище. Нет, мне не нужны ответы, успокоение или что-то еще. Я хочу посмотреть, как оно там, спустя столько времени…

Да ничего. Все тот же ряд, но уже с порядком поблекшими цветами, все те же женщины в чёрном, с печалью и грустью в глазах. Они возятся возле новых домов своих детей и близких, плачут навзрыд, проклиная Антона. Они не знают правды, они рады своему неведению и им от этого проще. Возможно. А что бы изменилось, знай они правду? Не приходили бы к своим детям? Не убирали бы их могилы? Не рыдали, вспоминая о том, сколько сил было вложено в этого крошечного человека с момента рождения до гибели?

Мое внимание привлек мужчина, сидевший на скамейке рядом с могилой, точнее могилы было 2 и крошечный памятник между ними. Я смело направился туда, хотя определенная доля сомнения и неуверенности присутствовала.

-Доброго дня – сказал я тихо

- Здравствуйте – ответил мне мужчина. Его прозрачно - голубые глаза были полны скорби и непонятной доброты

- Я коллега Павла Юрьевича, тоже следователь

- Да какое это имеет дело? Зовут-то как?

- Игорь

- Юрий Николаевич

- Юрий Николаевич, вы не ругайте его,- Сказал я, указывая на устланную венками могилу. С фотографии смотрел улыбающийся молодой офицер, полный сил, - он не сам, это болезнь

- Он мне ничего не говорил. Давно не говорил, а тут вот такое случилось, расскажите мне все.

Я сел рядом. Ему чуть больше семидесяти, он все еще полон сил, но, черт, возьми, этот взгляд перевернул все внутри меня. На меня в один момент посмотрел старик: дед, у которого не будет внуков, отец, чей сын страдал, страдал долго и мучился такой болью, которую и описать невозможно, муж, который следом за сыном, похоронил собственную жену, не перенесшую такого потрясения.

Я рассказал ему все, что знал о майоре до штурма, фрагменты его жизни, и, конечно же, все, что было позже.

- Юрий Николаевич, простите.

Он вновь посмотрел на меня. Его глаза были полны слез. Опуская голову, он сказал себе что-то под нос…

Спустя пару часов я вновь сидел в Управлении. Приемная встретила миловидной девушкой, щебечущей по телефону. Увидев мою загруженную, она немедленно перестала болтать и скромно предложила мне кофе.

- Я не кофе пить пришел. На месте?

- Одну секунду

Она набрала номер. Томительное ожидание ответа затягивалось, а она смотрела на меня и смущенно улыбалась, строя глазки. Я же смотрел на нее, точнее сверлил взглядом, представляя, как струйки крови из носа будут смотреться на этом весьма милом личике. Будет ли она кричать? Нет, я не буду разбирать ей лицо, это слишком жестоко по отношению к этому все еще ребенку. И неважно, что еще перетрахало 3 из 4 этажей Управления, и что в свои неполные 25 она уже капитан. Нет, ее смерть ничего не изменит – ни внутри, ни снаружи – мысленный нож исчез из почки секретарши, лицо очистилось от крови, а садист занял выжидательную позицию.

- Ну и дальше что?

- Начальник занят, он не может вас принять.

Я пристально уставился на нее и контролировал ее действия настолько, что ощущал ее пульс.

- Ну и дальше что? – спросил я ее.

- На-на-на-чальник занят.

- Ты совсем тупая? Я тебя спрашиваю – дальше что? Ты переспала со всем Управлением, тебя стелют под все проверки. Не надоело блядью быть?

Ее сердце билось быстрее крошечного сердца котенка. Я давил на нее. Она была обнажена, то есть сейчас она со мной один на один, и она беззащитна. Она дрогнула – всхлип, еще один, и все.

- И запомни, Инна Юрьевна, хочешь остаться человеком, поступай как человек.

- Я взял телефон и громко представился:

- Товарищ генерал-майор, полковник Игорь Витальевич Сирота по Вашему приказанью прибыл.