ГЛАВА 8 1 страница

Кельтское христианство и его литература

Принятие христианства Галлией было медленным и постепенным процессом. Мы не располагаем никакими сведениями о начальных эта­пах обращения, но уже во II веке нам известны свидетельства совре­менников о христианах в Лионе и Вьенне. Общиной Лиона руководил епископ Потин и священник Ириней, в конце концов унаследовавший его кафедру. В 177 г. на маленькую общину обрушились невероятно суровые преследования, многие верующие были брошены в темницу и обречены на жестокие пытки и смерть. Среди мучеников был и епископ Потин. Так как в это время ему было 90 лет, вряд ли он мог вступить на епископскую кафедру незадолго до этих событий, и, таким образом, мы имеем право предположить, что христианская община в Лионе к тому времени существовала уже достаточно давно, несмотря на отсыл­ку Евсевия (Церковная история V, 13) к «тем, через кого были установ­лены наши дела», и утверждение Сульпиция Севера, что Евангелие за­держалось на пути в Галлию, пересекая Альпы.

Наши сведения об этих преследованиях и их последстиях происхо­дят из Послания, написанного галликанскими церквами церквам Азии и Фригии, извлечения из которого приводятся Евсевием, епископом Кесарийским (около 260 — около 340), и из какого-то числа рассказов о галликанских мучениках и их писем. Это Послание является «первым документом галльской церкви и в сущности достоверно»¹. Оно было включено Евсевием в его Собрание о Мучениках. Ныне оно утеряно, но некоторые выдержки из него сохранились в Церковной истории (V. 1-3)², являющейся нашим самым полным и самым надежным источником информации об общей ситуации в Лионе и об отдельных мучениках и их страстях. Дополнительная информация приводится Григорием Турским [195] (около 540-594), имевшим доступ к некоторым не дошедшим дс нас источникам, возможно лионским, и записавшим их главным обра­зом в своем труде «О славе мучеников» (De Gloria Martyrum, сар. 48' Само послание было написано «слугами Христа в Вьенне и Лионе братьям в Азии и Фригии», а также Элевтерию, епископу Рима. Евсевий, по-видимому, имевший перед глазами их письмо, говорит (V. 3, 4) что оно было отвезено в Рим священником Иринеем:

«Мы попросили доставить тебе это письмо нашего брата и сообщ­ника Иринея,— писали они папе,— и мы просим тебя, будь к нему рас­положен: он ревностен к завету Христову». (V. 4)

Согласно свидетельству св. Иеронима³, Ириней выполнил свок миссию, и у нас нет оснований сомневаться в этом. Его отсутствие в Лионе является достаточной причиной того, что он не подвергся пре­следованиям. Позднее свидетельство говорит о его мученичестве, не оно довольно туманно, а время и причина его смерти неизвестны.

Согласно Григорию Турскому⁴, Потин был, вероятно, первым епис­копом Лиона. О судьбе самого Иринея (около 130 — около 200) извест­но немногое. Григорий Турский утверждает, что он был «направлен» (directus) в Лион св. Поликарпом, епископом Смирны. Евсевий цитирует письмо, якобы написанное Иринеем другу, в котором Ириней гово­рит, что мальчиком слушал в Смирне св. Поликарпа (около 69 — око­ло 155), епископа-мученика, и внимал его рассказам о его общении ее св. Иоанном и другими учениками, видевшими Господа⁵. Ириней вполне возможно, находился в Риме, когда св. Поликарп прибыл туда для обсуждения с Аникетом вопроса о Пасхе, и Евсевий сообщает о дружеских отношениях между двумя епископами⁶.

У нас нет оснований сомневаться в том, что Ириней действительно учился у греческих учителей в Малой Азии и Риме, и в самом деле его высокая репутация ученого человека полностью согласуется с такой подготовкой. Очевидно, он много писал, и хотя многое из его трудов исчезло, сохранилось достаточно латинских, сирийских и армянских переводов, чтобы показать, что он сделал многое для придания лион­ской церкви характера важного связующего звена между церквами Во­стока и Запада. Он был в действительности первым великим право­славным теологом, и, за исключением недавно открытого армянского перевода «Демонстрации Апостольского Учения», его теологические труды посвящены апологетике христианства и защите православие. Главной его работой была книга Adversus Omnes Haereses, представляв­шая собой прямую атаку на гностицизм и сохранившаяся целиком г раннем латинском переводе, хотя и была написана и частично дошла [197] до нас на греческом. Греческий все еще оставался основным языком церкви, но Лион был латинским городом, и Ириней извиняется за осо­знаваемые им недостатки своего греческого стиля на основании того, что он живет среди кельтов и по большей части говорит на «варвар­ском диалекте»⁷.

Самым интересным достоверным фактом, известным о его деятель­ности в качестве епископа, является его вмешательство около 190 г. в знаменитую дискуссию о Пасхе, столь популярную в следующие века. Между различными европейскими и азиатскими церквами с апостоль­ских времен существовали расхождения как относительно даты, так и способов празднования Пасхи. Азиаты, полагаясь на древнюю мест­ную традицию, рассматривали Пасху как годовщину смерти Спасителя и соблюдали строгий пост, на какой бы день недели она ни выпала, даже на воскресенье; и даже в Риме они продолжали следовать своим традиционным обычаям, заявляя, что они не могут отречься от обы­чая, происходящего от великих светил церкви, умерших в Азии, в осо­бенности от апостола Иоанна. В 189 г. папа Виктор был склонен ис­ключить азиатов из общения; однако епископы настаивали на мире, а среди них был и Ириней. От имени братьев, руководимых им в Галлии, он написал послание, подчеркивая, что спорным вопросом является не только вопрос о дате, но и о том, как поститься, и что эти различия возникали постепенно в течение долгого периода времени; он напом­нил Виктору о более миролюбивом отношении к азиатским братьям его предшественника Аникета и его преемников. Виктор благоразумно согласился с советом Иринея примириться.

Ириней упоминает церкви в Германии⁸ и в кельтских странах, и, по-видимому, к тому времени христианство уже получило достаточно широкое распространение в Галлии, возможно, с Лионом в качестве материнской церкви, центра⁹. Во II веке в Галлии больше неизвестно ни одной другой епископской кафедры. После смерти Иринея первым упомянутым в документах галльским епископом был Сатурнин Тулузский, на основании текста «Страстей» которого начало его епископ­ского служения можно отнести к 250 г.; а современные документы по­казывают, что к этому времени Галлия имела признанную епископ­скую организацию, особенно на юге, в городских районах. Прогресс христианизации в Северной Галлии был менее заметен, так как здесь древние галльские пахотные земли, в отличие от долины Роны, предо­ставляли меньше естественных возможностей для развития организа­ции новой религии.

Четвертый век стал новой эпохой для галльского и в целом за­падного христианства, которая наступила с правлением Константина Великого (274-337), ставшего верховным Августом в 313 г. и в тот же год вместе со своим зятем Лицинием выпустившего знаменитый Милан­ский эдикт, который давал христианам большие преимущества. В 323 г он стал единственным императором Запада и Востока, и, хотя Констан­тин официально не принадлежал к христианскому вероисповеданию до своего крещения на смертном одре, он помогал церкви, поощряя ее как в правовом, так и в политическом отношении. Преследования ушли в прошлое. По всей империи установилась полная свобода совести.

Поставив христианство на место официального культа императора в качестве государственной религии, Константин создал объединяю­щий принцип управления, руководствующегося в своих действиях под­держкой народной религии. В надежде содействовать единству церкви, он с особой ревностью стремился к подавлению схизмы и ереси. Его внимание привлекла донатистская схизма, особенно сильная в афри­канской церкви, и в 314 г. он созвал в Арле собор епископов западных провинций, на котором присутствовали епископы Испании, Италии. Африки и даже Британии¹⁰, чтобы обсудить различные вопросы хрис­тианского учения, среди них вопрос Пасхи.

Донатистская схизма в рамках западной церкви имела местное, ле­кальное значение. Гораздо более важным был арианский вопрос, раз­деливший весь христианский мир. Конфликт начался в Александрии в начале IV века. Его непосредственным инициатором стал священник Арий, который, следуя учению Лукиана Антиохийского, отрицал истин­ную божественность Христа. Поднятый вопрос был, конечно, фун­даментальным и возбудил яростные споры по всей ойкумене. В надеж­де поддержать единство между двумя частями своей империи, а также церквами Востока и Запада Константин созвал в 325 г. Никейский собор. На соборе присутствовало более трехсот епископов, большинство из них представляло церкви, связанные с Александрией и Антиохией; Британия представлена не была, а Галлия насчитывает одну скромную подпись

В самой Галлии самой выдающейся церковной силой и протагони­стом в арианском споре был св. Иларий, ставший епископом Пуатье вскоре после 350 г. Его блестящие писания явились главным вкладе у Галлии в вопросы, разрывавшие в то время церковь, и вместе с произ­ведениями св. Афанасия заложили основу православия западной церк­ви. В течение изгнания во Фригию примерно с 356 по 360 г., куда Ила­рий был сослан вследствие своей несгибаемой позиции по отношению к арианству, он стал мощнейшим столпом Западной Церкви, тем более влиятельным из-за своего близкого знакомства с Восточной Церковью, к которому его вынудило изгнание. В свободное время, появившееся y него в результате запрета на епископское служение, он написал свое [198] величайшее произведение, «О Троице» (De Trinitate). Между тем вскоре после возвращения Илария в Галлию в 360 г. галльские епископы по­слали письмо, в котором они свидетельствовали ему свое почтение и подтвердили свою приверженность Никейскому Символу Веры. Это письмо является знаком окончания арианского кризиса в галльской церкви, и Сульпиций Север утверждает, что Илария повсюду призна­вали человеком, вернувшим церковь к ее прежнему состоянию¹¹. И его красноречие, и его ученость были высоко оценены его современника­ми ¹². Он умер около 367 г. В истории галльской церкви его имя являет­ся первым великим именем, которое мы встречаем среди мыслителей после Иринея. Его главным достижением была консолидация западно­го православия. На фундаменте, заложенном в течение IV века, христи­анство постепенно укрепилось в качестве национальной галльской цер­кви и создало систему церковной организации, естественно образовав­шей составную часть римской гражданской администрации, внутри которой она и появилась и благодаря которой она приобрела финан­совую стабильность.

В течение правления Константина многие церкви получили широ­кие полномочия для обустройства в городских пределах. Епископ, те­перь ставший должностным лицом, естественно, сам обосновался в городе, а церковная организация повсюду следовала моделям граж­данских служб империи. К концу IV века почти в каждом городе был свой епископ. К моменту смерти Феодосия в 395 г. церковь Галлии была уже организована в структуру диоцезов с четкой епископской иерархией. На протяжении этого периода христианство широко рас­пространилось в Галлии. Знать присоединялась к церкви не только в городах, но и пригородах (vici), которые сформировали ядро «прихода» с церковью и священником, такие как церковь вблизи Бордо, упомяну­тая св. Паулином Ноланским¹³. Такие городские приходы посещались епископом во время его епископских поездок и описаны Сульпицием Севером в его «Житии св. Мартина», гл. 11 и cл. С распространением зеры среди христианской землевладельческой аристократии возникли частные церкви, строившиеся на средства землевладельцев на их соб­ственных землях. Одним из самых интересных мест в личной переписке между Сульпицием Севером и св. Паулином является повторяющаяся тема гордости и удовольствия от строительства и украшения их соб­ственных церквей.

Термин «Галльская Церковь» носит слишком общий характер и точ­нее обозначает церкви галльских провинций. Не существовало единого церковного центра, галльского архиепископства. Церковь была орга­низована в соответствии с границами провинций, которые обладали [199] преимуществом перед епископами в решении важных дел, таких как назначение епископов и возведение новых церквей. Постепенно воз­никли провинциальные соборы, на которых председательствовал епис­коп гражданской метрополии. В 392 г. св. Амвросий говорит о мно­гочисленных соборах галльских епископов. Уже в 404 г. папа Инно­кентий I в письме Витрицию, епископу Руана, запретил епископам выносить свои разногласия на суд епископов из других провинций, при­зывая их устраивать свои дела, прибегая разве только к помощи Апо­столического Престола ¹⁴.

Традиционная римская политическая система, в рамках которой развивалась церковь, оказала определенное влияние на природу хрис­тианского богослужения. Поэт Авсоний из Бордо, сам исповедовав­ший христианство, очевидно, рассматривал свое присутствие на утрен­ней молитве в своей личной церкви как обязанность; но религиозные обязанности занимают в его «ежедневных делах» определенное место. и когда ему кажется, что, как он наивно говорит, «Богу было принесе­но достаточно молитв», он как ни в чем не бывало начинает отдавать рутинные приказания повару Сосии. Даже в конце V века письма и поэмы Сидония Аполлинария, епископа Оверни, будучи и изящными. и личными, и интимными, производят скорее впечатление произведе­ний церковного служащего, чем человека с внутренней глубоко рели­гиозной жизнью и представлениями. Однако мы не должны вслед за Сальвианом считать, что галльские епископы не заботились о своей пастве должным образом. Во время голода епископы щедро выдавали зерно из своих собственных амбаров, отправляя свои запасы за свой счет в самые нуждающиеся районы, выходя далеко за рамки своих должностных обязанностей. В действительности наши данные говорят о тщании, с которым они выполняли свой долг.

В этот период становления официальной христианской организа­ции, гражданского мира и православия в Галлию из Восточного Сре­диземноморья проник новый свет, вдохнувший в новую религию стрем­ление к более интенсивной духовной жизни. С III века н. э. среди хри­стианских общин в Сирии и Месопотамии распространился египетский аскетизм, побуждавший верующих оставить суету мира и удалиться в пустыню, где они могли бы посвятить себя жизни в одиночестве и ду­ховному созерцанию. В Египте начиная с III века ревностным претво­рением в жизнь религиозных принципов отличались два района. В пу­стынях Нитрии, Скета и Климакса на запад от дельты Нила жило мно­жество христианских аскетов, некоторые из них пребывали в полном одиночестве и вели простую и строгую жизнь, соблюдая свои собствен­ные правила, без общей дисциплины, и только по субботам и воскресеньям [200] собираясь вместе на евхаристию. В Верхнем Египте принципы общежития были разработаны в начале IV века Пахомием, военная выучка которого в прежней светской жизни, вероятно, отчасти помог­ла ему успешно организовать киновийную жизнь и установить общие правила в его монастыре Табеннеси.

Обе эти формы аскетизма в IV веке проникли в Западную Европу и, можно сказать, трансформировали официальную религию. Известия об интенсивной религиозной жизни отцов-пустынников впервые, дол­жно быть, достигли Галлии через св. Афанасия, изгнанного из Алек­сандрии, где он был епископом, и проведшего 336 г. в Трире. Между 356 и 362 гг. он написал «Житие св. Антония», который прожил 35 лет в одиночестве в заброшенном римском форте в горах Писпира между Нилом и Мертвым морем, и эта блестяще написанная биография не могла не оказать своего воздействия на религиозное рвение западных христиан. Постепенно идеал отшельничества, исходящий от отшель­ников Нижнего Египта, распространился и достиг Галлии, отчасти благодаря рассказам путешественников, побывавших там, как мы уз­наем из «Диалогов» Сульпиция Севера; отчасти из сведений о неболь­ших общинах, подобных тем, что существовали на островах неподале­ку от итальянского побережья, о которых мы читаем в поэме «О своем возвращении» (De Redito Suo) Рутилия Намациана, описывающей воз­вращение автора из Италии в Галлию и мимоходом упоминающей о маленьких общинах на островах Горгон и Капрария.

В начале V века идеал отшельничества вдохновил св. Онората, по­лучившего образование в Греции, основать монашескую общину на острове Лерин у берегов Прованса. Ученость и усердие в вере ее мона­хов быстро завоевали этой маленькой общине престиж, почти равный авторитету западного университета поздних эпох. Вскоре после осно­вания островной общины в Южном Провансе возникли киновийные монастыри, из них самым известным был монастырь Сен-Виктор под Марселем. Влияние этих двух монастырей было обширным, в первую очередь благодаря их интеллектуальной активности. Из будущих епис­копов, воспитанных в Лерине, сам Онорат, Евхерий Лионский, Фауст Ризский, Цезарий Арльский входят в список самых знаменитых цер­ковных имен V века в Галлии, а «Уложения» (Institutes) и «Собеседова­ния» (Conferences), написанные Иоанном Кассианом, аббатом соседне­го киновийного монастыря Сен-Виктор под Марселем, являются важ­нейшими произведениями, посвященными монашеской дисциплине в Западной Церкви до введения Устава св. Бенедикта.

Одновременно с этими знаменитыми монастырскими организаци­ями в Галлии успешно развивались и более скромные, не столь строгие [201] монашеские общины, возможно, возникшие в результате распростра­нения практики частных церквей. Св. Иероним говорит о домашнем монастыре, «Хоре благословенных»¹⁵ в Аквилее, в котором он встре­чался с Руфином. Св. Августин сообщает об общине за городскими стенами Милана во главе со св. Амвросием и о другой общине в Трире, в которой он нашел книгу с «Житием св. Антония»¹⁶, и, вероятно, сле­дует добавить сюда общину, описанную св. Витрицием, епископом Руана, в его «О восхвалении святых» (De Laude Sanctorum) ¹⁷. Мы виде­ли, как Сульпиций Север в Галлии, а его старый друг и корреспондент св. Паулин в Ноле, в Италии, соперничали друг с другом в строитель­стве и украшении своих частных церквей, предназначенных для исполь­зования их общиной. Сульпиций Север говорит, что он был окружен «толпой монахов» (turba monachorum), а в своих «Диалогах» он изо­бражает сцену, в которой его друг Постуманий, недавно вернувшийся после своей жизни с одним отшельником в североафриканской пустыне, рассказывает о своих впечатлених внимательным слушателям. Новое видение христианства, порожденное восточным мистицизмом и аске­тизмом, пришло к св. Паулину как откровение ослепительной сла­вы, властный зов оставить мир и передать свое достояние и все свое имущество — свои regпа, как называет их Августин,— Христу. Следуя этому зову, Паулин основал частный монастырь в Ноле, в Кампании, где он жил со своей женой-испанкой Тсрасией отныне как брат и сест­ра. Он называет свою общину топаsterium ¹⁸, а о его немногих избран­ных насельниках говорит как о «монашеском братстве» (fraternitas monacha)¹⁹. Его переписка со старым другом и наставником Авсонием является красноречивеишим свидетельством той непреодолимой силы, с которой новый аскетический идеал взорвал спокойную официаль­ность галльского христианства.

Великим зачинателем монашеского движения на Западе был св. Мар­тин, епископ Тура²⁰. Он родился скрее всего в 316 г., а умер в 397-м. В прежней жизни он был солдатом римской армии в Паннонии — со­временной Венгрии — вблизи Дуная, однако, обратившись в христиан­ство, он искал и обрел освобождение от военных властей, когда войско находилось в Вормсе; но точная дата неизвестна. Он провел некоторое время в отшельнической келье в Милане; однако все это происходило именно в тот период, когда достиг своей кульминации арианский спор, и Мартин, очевидно, уже тогда глубоко восхищался Иларием Пуатьеским, духовная жизнь которого, как и его собственная, большей частью сформировалась под влиянием греческой церкви. После возвращения Илария в Рим из изгнания Мартин искал встречи с ним, а затем по­следовал за ним в Галлию. Там он поселился под покровительством [202] Илария, начав жизнь аскета с несколькими монахами в пещерах и дере­вянных кельях в Лигюже, а позднее основав свой magnum monasterium, «большой монастырь», Мармутье в окрестностях Тура. Лигюже был первым монастырем в Галлии, а Мартин — первым епископом-мона­хом. Эта фигура была характерна исключительно для «кельтской цер­кви», что стало ее отличительной чертой на протяжении нескольких последующих столетий.

В своей деятельности Мартин предстает перед нами одновремен­но организатором и мистиком, и эти качества в соединении с епископ­ским патронажем великого Илария дали ему возможность стать осно­вателем традиционного западного монашества. Иларий, конечно же, оказал на его жизнь огромное влияние, и не подлежит сомнению, что труды Мартина на протяжении всей его жизни вдохновлялись и на­правлялись самим Иларием. Сложно сказать, до какой степени Мар­тин обязан столь быстрым ростом своего авторитета, сначала в Гал­лии, а затем и в Британии, своему ученику Сульпицию Северу, посвя­тившему значительную часть своей жизни и литературной деятельности созданию образа учителя. Мартин не оставил после себя собственных произведений, но привлекательность сочинений Севера и непосред­ственность нарисованной им картины неотделимы от вдохновлявшего их святого.

Примечательно, что западное монашество, вдохновляемое и под­держиваемое Иларием, столпом западного православия, стало предме­том активного осуждения со стороны галльских епископов. Это может показаться странным, но таковы факты. Об этом постоянно говорится в переписке между Сульпицием Севером и св. Паулином Ноланским. Демократическая система, всегда преобладавшая в монашеских общи­нах, была совершенно чужда церковной иерархии, основанной на сис­теме римской гражданской администрации. Растущая вражда между епископами и монахами в Галлии стала особенно очевидной в начале V века, а епископское осуждение в особенности относилось к назначе­ниям монахов на вакантные епископские кафедры. Недовольство этой практикой недвусмысленно выражалось и папским престолом и было озвучено в знаменитом письме Cuperemus quidem, обращенном в 428 г. Целестином, епископом Римским, к епископам Вьенна и Нарбонна по случаю епископских выборов на Арльскую кафедру. Папа протестует против избрания «странников и чужестранцев» (peregrini et extranei) на епископские кресла через голову местного клира, известного своей па­стве и имеющему право на продвижение по службе в тех районах, где они трудились. Он открыто выражает свою неприязнь к епископам-монахам. [203]

Те, кто не возрос в Церкви, поступают противоположно обычаям Церкви,...придя от других обычаев, они принесли с собой свои тради­ционные способы... одетые в плащи и препоясав чресла... Такое обык­новение, может быть, и могут соблюдать... те, кто обитает в отдаленных местах и ведут свою жизнь вдали от других людей. Но почему должны они одеваться так в церквах Божиих, изменяя обыкновения стольких лет, таких великих прелатов, на другие обычаи?»²¹

Мы остановились на раннем христианстве Галлии, поскольку со­временные тексты являются относительно полными и аутентичными. У нас нет современных местных свидетельств об истории ранней церк­ви в Британии, за исключением нескольких надписей на камнях, най­денных в западной части острова²². Местные литературные тексты в Британии появляются не ранее VI века, а в Ирландии, где письмен­ность была введена, по всей вероятности, в V веке, во времена св. Пат­рика, нашими единственными подлинными документами столь ранне­го времени являются его собственные произведения. Поэтому в наших сведениях о начальном этапе христианства в Британии мы главным образом основываемся на современных континентальных авторах, а наши самые полные источники информации по этому вопросу про­исходят из Галлии.

Наши первые непосредственные данные о христианстве в Британии тем не менее исходят из двух африканских источников. Тертуллиан. писавший около 200 г., говорит, что Евангелие уже достигло нерома­низированных областей Британии (недоступные римлянам земли брит­тов подчинились Христу — Britannorum inaccessa Romanis loca Christo vero subdita)²³; а Ориген, писавший около 240 г., говорит о христиан­стве как о силе, объединяющей бриттов (quando enim terra Britanniae ante adventum Christi in unius dei concensit religionem?)²⁴. Широко из­вестное предание говорит о трех первых мучениках в Британии — св. Альбане в Веруланиуме²⁵ и Аароне и Юлии в Карлайле или Честере, или, возможно, в Карлионе. Акростих, нацарапанный на красной шту­катурке римского дома в Сирениестере, который с высокой степенью достоверности может быть интерпретирован как крест, составленный из слов Раter noster вместе с аlрhа и оmеgа, и в целом представляет собой христианскую криптограмму, что предполагает использование креста в качестве христианского символа в Британии еще до Церков­ного Мира при Константине в 312 г.

У нас нет сведений об обращении Британии или об источнике вве­дения христианства; но очевидно, оно уже было достаточно распро­странено в ранний период римского владычества, а судя по присутствию трех британских епископов на Арльском соборе в 314 г.²⁶ и в Римини²⁷ [204] в 359 г., можно сделать вывод, что Британия уже имела церковную организацию²⁸. Очевидно, в IV веке она находилась в мире и согласии с галльской церковью, так как св. Афанасий говорит, что британская церковь приняла определения, утвержденные Никейским собором в 325 г.²⁹, а Иларий Пуатьеский³⁰, как и Афанасий³¹, упоминают бри­танских епископов, как и епископов Галлии, в числе своих последо­вателей. В циркуляре Константина, обращенном ко всем провинциям империи и имевшим своей целью введение единого образца празднова­ния Пасхи, в число стран, к которым было отослано это письмо, вклю­чены британцы³². Письма св. Иеронима постоянно причисляют бри­танцев к народам, чтящим Христа.

За последние годы к нашим знаниям о христианстве в Британии римского периода многое добавила археология. Небольшое здание, раскопанное в Силчестере, с 1893 г. считается христианской церковью на основании своей планировки, однако, хотя недавно оно было иссле­довано вновь, результаты исследования еще не были опубликованы и христианское назначение этого здания не вполне доказано. В римском городе Кервенте в развалины римских публичных бань было встроено небольшое здание, план и ориентация которого позволяют с уверенно­стью говорить о христианской церкви³³. Это строение может служить свидетельством континуитета римско-британского христианства в пост­римский период; однако и в данном случае мы не располагаем не­опровержимыми доказательствами. Беда, рассказывая о мученичестве св. Альбана, говорит о церкви в Веруланиуме как все еще существую­щей в его дни и о других церквах в Кентербери, восстановленных сак­сонским королем Этельбертом Кентским, из которых одна, располо­женная непосредственно за чертой города, была предназначена для его королевы Берты и ее франкского капеллана Лиудхарда, а остальные использовались Августином, его монахами и новообращенными.

Самыми важными раскопками материальных свидетельств римско­го христианства в Британии являются раскопки виллы Лаллинстоун в Кенте в 1949 г.³⁴ Между 364 и 370 гг. владелец этой виллы и его семья стали христианами. По меньшей мере две из ее верхних комнат, по всей видимости, были переоборудованы для использования в качестве хри­стианской часовни, а на одной из стен были восстановлены фрагменты крашеной штукатурки, представляющие шесть человеческих фигур, простерших руки в стороны, в соответствии с обрядом ранней христиан­ской молитвы; и вдобавок к этому на стене передней комнаты была нарисована большая монограмма Сhi-Pho, заключенная в венок. Оче­видно, на этой вилле в течение второй половины IV века жили христи­ане, и вполне вероятно, хотя опять же не доказано, что они обустроили [205] эту часть дома как домашнюю часовню или домашнюю церковь, на­подобие тех, что предшествовали независимым базиликам, и христиан­ские богослужения здесь продолжались, очевидно, и в V веке. Уже перед самым окончанием римского владычества и, несомненно, в результате Церковного Мира при Константине христианство стало официальной религией в Британии.

Сообщение между британской и континентальными церквами не прерывалось даже после ухода римлян. Варвары-пираты, уже сделав­шие опасными и труднопроходимыми Северное море и Ла-Манш, не устрашали церковных и даже частных путешественников в их поездках на континент и обратно. Довольно странно, что это происходило имен­но в тот период, когда Рим впервые начал выказывать активный инте­рес к британским делам. В это время некий Пелагий, монах кельтского происхождения, вероятно, бритт, сыграл важную роль в распростра­нении на континенте определенных взглядов, сочтенных еретическими, и мы узнаем от Проспера Аквитанского, авторитет которого по это­му вопросу несомненен, что Британия рассматривалась как цитадель этой ереси³⁵.

Взгляды Пелагия³⁶ нигде не выражены им самим развернуто, и мы вынуждены по большей части опираться на сообщения его противни­ков. Ересь, приписываемая ему, отрицала первородный грех и считала, что человек способен избежать греха своими собственными усилиями, не прибегая к помощи божьей милости. Придерживался ли Пелагий таких взглядов еще до того, как он покинул Британию и уехал в Гал­лию, неизвестно, но последовавшие за этим длительные и жаркие спо­ры, известные под названием «Милость и Свободная Воля», в резуль­тате привели Британию, вероятно, в более тесное соприкосновение с континентальной церковью, чем когда-либо.