Ноября. Вечер. Ночь

Небо угасало на глазах: из лилового превратилось в тёмно-серое, редкие золотинки у кромки гор пожухли.

Вилор с Ральфом пристроились в неглубокой выемке. Тут, конечно, сыро, зато не достаёт осенний ветер. Наблюдательный пункт что надо! Хотя в стремительно надвинувшихся сумерках надо рассчитывать скорее на слух, нежели на глаза. И, пожалуй, больше всего на чуткий слух Ральфа.

Впрочем, Вилор уверен, что и Ральфу нечего прислушиваться – немцы после шести вечера не воюют. Мальчик и собака прижались друг к другу. Так теплее и спокойнее коротать часы дежурства...

Последняя ночь в районе Алсу. Рано утром отряд уходит на восток. И – прощай, Севастополь, прощайте, знакомые, родные места!

Снова вспомнился город – такой, каким видел его в последний раз: искорёженный, чёрный, пустынный. «Какое счастье, что маму эвакуировали!»

Ральф насторожился.

– Ты что? Учуял живность?

Пальцы успокаивающе погладили собаку. Но Ральф не унимался. Подрагивали уши, ощетинилась холка. Вилор поднёс к глазам бинокль. Всё те же тёмные силуэты деревьев, неразбериха безлистых кустарников.

Он всматривался так напряжённо, что уже стало мерещиться какое-то движение вдали. Это, конечно, колышутся кустарники. Конечно, кустарники. Ведь там, впереди, небольшая просека и, понятно, задувает ветер.

Стоп! Но откуда эти странные силуэты? Тише, Ральф, тише. Я тоже заметил. Что это может быть? Тени от высоких деревьев? Но почему тени... приближаются? Это люди! Они идут прямо на пост. Прямо на него. Откуда они здесь? Кто это? Подожди, не волнуйся, возьми себя в руки.

Вилор оторвал бинокль от глаз – силуэты исчез­ли. Снова посмотрел: солдаты с автоматами наперевес медленно двигались между деревьями. Ещё пять минут назад он был уверен, что в надвигающейся темени ничего ни в какие бинокли не разобрать. Но теперь он ясно видит серо-зелёные немецкие мундиры и чёрный лак автоматов!

– Вперёд, Ральф! В отряд!

Пёс мягким, неслышным прыжком выскочил из укрытия. Рванулся в кустарники...

Автоматная очередь. Визг собаки. Резкий насмешливый выкрик: «Капут!» И – страшная мысль: «Ральфа убили!»

Он почувствовал, как бессильно холодеют руки. Нащупал за поясом ракетницу, ухватил рукоятку.

Оставалось последнее: предупредить отряд об опасности. Но тем самым обнаружить себя.

В почерневшее небо взметнулась сигнальная ракета. И тут же по укрытию ударили автоматы.

Ракета, зависнув в высоте, разгорелась багровым светом.

Вилор напрягся, оттолкнувшись руками и ногами, выбросил тело из укрытия. Откатившись метров пять в сторону, оказался в ложбинке. Затих, прислушался. Немцы продолжали стрелять, продвигаясь всё ближе и ближе.

Новый шквал огня обрушился на укрытие, которое только что покинул Вилор. Он понял, что карателей удалось обхитрить. С силой нажал на спуск. Почувствовал, как доверчиво ткнулся приклад в плечо. Несколько немецких солдат упало, словно споткнувшись.

Его обнаружили. Вилор вновь впрыгнул в укрытие. Легко скатился на мягкое, выстеленное листвой и хвоей дно. Разогнулся, привстал. Всё правильно: фашисты стреляли вправо, откуда он только что вёл огонь.

Сколько же их?! Мальчик попытался пересчитать, но на втором десятке сбился. Много. Нащупал гранаты. Хотел рассовать по карманам, но передумал. Пусть остаются здесь, на посту.

Каратели приблизились настолько, что можно стрелять одиночными, прицельно.

Пули, просвистев над головой, сшибая ветки, врезались в стволы бука и орешника.

Вилор вновь выскочил из засады. На этот раз в другую сторону. И снова сбил с толку врагов.

«Ещё немножко продержаться, и подойдут наши. Они уже спешат на помощь...»

Рядом слышались отрывистые голоса фашистов. И вдруг резкий крик:

– Нихт! Нихт! Сюда нельзя! Мины!

Знакомый голос! Вилор круто повернулся в его сторону.

Очередь. Вторая. Третья. Он ошалело давил и давил на спуск, перестав понимать, что неразумно расходует патроны. Вилор бил по голосу отчаянно, дико, безотчётно.

Пришёл в себя в укрытии. Сам не заметил, как откатился. Расстегнул бушлат – жарко, дышалось тяжело. Неужели почудилось? Гортанный голос... Голос человека в часовне на кладбище! Так, может, это тот самый предатель-снабженец?! Нет, наваждение какое-то... Столько думал сегодня о нём, и, наверно, уже мерещится...

Вилор вскочил на ноги, выставил автомат. И тут в ужасе понял: диск пуст. Патроны кончились. Он выхватил «вальтер».

Немцы приближались. Никакие одиночные выстрелы уже не могли расколоть сжимающийся огненный обруч.

Гранаты! Схватил первую, рванул кольцо. Грохнул взрыв. И в то же мгновение Вилор почувствовал боль в груди.

Ещё не понимая причины этой неожиданной об­жигающей боли, встал во весь рост. Крикнул громко, как только мог:

– За Родину! За Севастополь! – И бросил вторую гранату.

Пошатнулся от острого удара в плечо. Упал. Левая рука не двигалась. Зубами выдернул предохранитель­ную чеку и поднял последнюю гранату над головой.

Швырнуть её уже не было сил. Понимал, не добро­сит. Осторожно Вилор поднял голову. Увидел направленные в него чёрные стволы автоматов. И, теряя сознание, с последними проблесками жизни разжал ладонь и оттолкнул гранату от себя – под ноги фашистам...