Карл Герок

-----

(1) Revue Scientifique. Paris, September 22, 1883.

(2) С впечатляющим стремлением к точности профессор Мортийе говорит: «По крайней мере от 230 000 до 240 000 лет». Morlillet. Le Prehistorique. P. 627. Геккель говорит: «В любом случае больше чем 20 000 лет», «вероятно, больше чем 100 000 лет», «возможно, много сотен тысяч лет». Haeckel. Naturliche Schopfungsgeschichte. P. 595. Джон Фиск, основываясь на мнении Кролла, думает, что «человeческой род покрыл и Восточное, и Западное полушария за тысячи веков» и что период, в течение которого человек обладал достатокными умственными способностями, чтобы оставить традиционные

записи о себе, является «лишь бесконечно малой долей» этого времени. В одном отрывке он останавливается на периоде в «восемьсот тысяч лет», и одно время Лайель и другие одобряли ту же самую продолжительность. J. Fiske. Cosmic Philisophy, II. 320, 295. Ср.: Southall. The Recent Origin of Man. Phila., 1875, and The Epoch

of the Mammoth and the Apparition of Man upon the Earth. Phila., 1878.

(3) «В неясном тумане прошлых веков наши предки жили жизнью диких животных в лесах и пещерах». Elisee Reclus. Ocean, Atmosphere, and Life. Vol. II. P. 190. «Мы должны закрепить за ним положения дикаря, но дикаря, настолько отстоящего от охотника за буйволами, насколько последний отстоит от развитого представителя кавказской расы». Rau. Early Man in Europe. N. Y., 1876. P. 162. «При таком представлении, как у современного натуралиста, сама дикая жизнь — это далеко продвинувшееся состояние». Tylor. Primitive

Culture. Vol. I. P. 37. «Все наши исследования в Европе состояния умений в раннем каменном веке ясно ведут к мнению, что в период, на много тысяч лет предшествующий историческому, человек находился в состоянии великого варварства и невежества, превосходящего варварство и невежество наиболее диких племен нашего

врeмени». Lyell. Principles of Geology. Vol. II. P. 485. The Duke of Argyll's chapter «On the Degradation of Man» in his Unity of Nature. London, 1884. P. 374—447.

(4) «Все живые существа, от человека до растения, имеют общие друг с другом рождение, существование и смерть, И эта общность участи могла возникнуть в далёком детстве наших предшественников и могла так сильно повлиять на ещё неопытное восприятие наших далёких предков, что они не видели различий, которые отделяют друг от друга ступени творения. И хотя для нас, современных, это может звучать крайне неопределенно, на самом деле было такое время, когда не знали никакого осознаваемого различия между растением и человеком». Sammlung gemeinverstandlicher wissenschaftlicher Vortаge, herausgegeben von Rudolf Virchow und Franz von Holtzendorff. № 239. Berlin, 1876.

(5) Имеются некоторые свидетельства скептичности геологов в отношении хронологии, на которую полагается главенствующая школа палеоантропологов. Например: «Существующая скорость ретроцессии Ниагары, отложения ила в Ниле, сталагмита в пещерах, вырастания самих гор и движения ледников была напрасно использована в качестве природных часов при допущении, что они шли с одной и той же скоростью все прошедшее время, никогда не останавливаясь, не требуя завода, они никогда не шли быстрее или медленнее, чем в то время, когда наблюдатель смотрел на них. Такие попытки столь очевидно бесполезны, что нет ничего странного, когда обнаруживается, что их серьёзно делали люди, подобные Уоллису и Мортийе». W. Boyd Dawkins. Early Man in America // North American Review, Oct., 1883. P. 338. См. также: «The Niagara Gorge as a

Chronometer», by G. Frederick Wright, in the Bibliotheca Sacra, and in the Am. Journal of Science for 1884. Более значительна тревожно революционная «Вступительная речь», обращенная прошлым летом в Монреале к Геологическому отделению Британской ассоциации У. Е. Бланфордом: W. Т. Blanford, F. R. S., President, the Geological Sectoin of the British Association. «Opening Address», Montreal, printed in: Nature, Sept. 4, 1884. P. 440 ff.

(6) Уже после того, как эти страницы были отданы в руки печатника, в научных журналах появилось сообщение: «Открытие доктора Линдстрома в силурийских отложениях Готланда достойно особого внимания. В слоях, которые, по сообщениям, эквивалентны нашей ниагарской группе, он обнаружил отлично сохранившегося скорпиона. Доктор Торел, один из ведущих в мире исследователей паукообразных (Arachnida), и доктор Линдстром готовят о нём статью и дали ему название Paleophoneus nuncius. Никаких скорпионов,

а тем более Arachnida прежде не находили ископаемыми в слоях ниже каменноугольных, в которых в нашей стране и в Европе было найдено приблизительно двадцать пять видов; и всё же этот силурийский образец более совершенен, чем любой образец окаменелого скорпиона из любого слоя».

(7) «То, что человек, наравне с монадой, ведёт своё происхождение от протоплазматического зародыша, в котором содержатся все возможности его последующего развития, не является образцом научного романа, но лишь очевидной истиной... Хотя все формы протоплазмы похожи внешне и по составу, наука может объявить, и действительно объявляет, что они не совпадают в своих возможностях. Другими словами, не все они обладают похожими силами, чтобы стать похожими организмами. Крупинка, какой является амеба, не имеет

силы развить из своего вещества более высокую форму жизни. Протоплазматическая спора морской водоросли так и является морской водорослью, несмотря на подобие зародышам других или более высоких форм растений. Зародыш губки также остается обладающим силами, которые могут преобразовывать его только в губку. А о различиях между такими протоплазматическими крупинками и зародышем, предназначенным развить человеческую структуру, можно только сказать, что они огромны и по своей природе равнозначны

широким структурным и функциональным различиям, которые мы проводим между губкой и человеком. О таких различиях в неотъемлемых свойствах протоплазмы при различных условиях мы пока ещё находимся в полном неведении». Andrew Wilson. Chapters on Evolution. London, 1883. P. 74, 75.

(8) The Antiquity of Man. Philadelphia ed. P. 402.

(9) Andrew Wilson. Chapters on Evolution. P. 343. См. с. 342—365. Продвижение вперёд в палеонтологических исследованиях постоянно выносит на свет новые примеры. Revue Scientifique. Paris, 1884. Р. 282. Даже в нашу позднюю эпоху мира «высокоспециализированные формы жизни фактически по числу составляют меньшинство живых существ». Е. D. Cope. On Archaesthetism // American Naturalist. Phila., 1882. Vol. XVI. P. 468. Ср. того же автора: «Catagenesis», in Vol. XVIII (1884). P. 970—984.

(10) Что могло бы быть более поразительным и впечатляющим, чем следующее новое доказательство из этой области: «Растительность всего палеозойского периода... очень сильно отличается от растительности

последующих времен. Однако ведущие семейства Rhizocarpeaе, Aequisetaceae, Lycopodiaceae, Filiceae и Coniferae, утвердившиеся в палеозойские времена, всё ещё остаются, но изменения, которые произошли, состоят главным образом в деградации первых трёх семейств и в появлении новых типов Gymnospenn и Phaenogam. Эти изменения, замедленные и едва заметные в пермский и раннемезозойский периоды, кажется, были очень ускорены в позднем мезозое». Principal Dawson. On the More Ancient Land Floras of the Old and New

Worlds. (Статья прочитана перед Британской ассоциацией.) Montreal, Aug. 1884, Nature. P. 527.

(11) Life-History of the Earth. P. 371, 2.

(12) «Плиоценовый период — это время заката европейской растительности, время, когда климатические условия явно изменились, когда произрастание постепенно становится слабым и растение прекращает

плодоносить. Развитие этого явления происходит медленно, но идёт по наклонной плоскости, на которой никогда не останавливается. Те декоративные растения, те драгоценные деревья, благородные и изящные кусты, которые теперь тщательно выхаживаются искусственной культурой в европейских теплицах, до тех пор заселяли Европу, но покинули её навсегда. Одно за другим уходят изгоняемые растения, придерживаясь тут и там на пути в изгнание. То, что нам пришлось бы описывать, — это массовое бегство, если мы могли бы проследовать шаг за шагом за поступью регресса и указывать вид за видом развитие этого отказа растений от нашей почвы и его результат». G. de Saporta. Le Monde des Plantes avant 1'Apparition de 1'Homme. Noticed in: Am. Journal of Science, 1879. P. 270.

(13) Критий, 120.

(14) Josephus. Antiquities, I. 2, 3. Lenormant. Beginnings of History. P. 445. Полярная «Sippara» и «земля Siriad» являются одним и тем же.

(15) Случаи, описанные в Бытии (11:1—9), возможно, произошли «в Передней стране» (v. 2). См. главу «Зенит Эдема».

(16) «Люди древнего времени... наверняка должны были знать правду о собственных предках... Как мы можем сомневаться в словах... если они заявляют, что говорят о том, что происходило в их семье?» (Платон. Тимей, 40). Достаточно обратить внимание на то, что та недооценка устной традиции, которая неотделима от теории о том, что человек — просто улучшенное животное, и которая, показывая свои естественные плоды через таких щедрых перекройщиков истории, как профессора Куенен и Велльхаузен, дошла до того, что против неё начинают упрямиться даже опровергатели традиционной оценки Пятикнижия и Ветхого Завета. См. Приложения, VII «Новейшие полярные исследования».

(17) Primitive Culture. Vol. I. P. 60.

(18) В своей недавней работе под названием «India: What can it teach us?» (London, 1883) профессор Макс Мюллер оспаривает основные принципы нашей господствующей школы «исследователей культур», а

именно: «Что мы знаем о диких племенах за пределами последней главы их истории? Поймем ли мы когда-либо их предшествующее состояние? Сможем ли мы понять то, что, в конце концов, наиболее важно и поучительно для нас: как они стали тем, чем они являются сейчас? Действительно, существует их язык, и в нём мы видим следы высокого уровня, которые указывают на отдалённые эпохи, так же, как греческий язык Гомера или санскрит Вед... Поскольку мы не признаем отдельного творения этих дикарей, они должны быть столь же древними, как индийцы, греки и римляне; столь же древними, как мы сами. Мы можем принимать, конечно, если захотим, что их жизнь была неизменной и что они сегодня являются тем, чем индийцы были три тысячи лет назад. Но это — простое предположение, и ему противоречат факты их языка. Они, возможно, прошли через множество превратностей, и то, что мы рассматриваем как первобытное, может быть для всего, что мы знаем, возвратом в дикость или искажением чего-то, что было более разумным и осмысленным на прежних этапах. Подумайте хотя бы о правилах, определяющих брак у самых низких диких племен. Их сложность превосходит всякое понимание. Всё кажется хаосом предубеждений, суеверий, гордости, тщеславия и глупости. И всё же мы ловим здесь и проблески того, что имелась некоторая причина в большинстве этой беспричинности; мы видим, как смысл вырождался в бессмыслицу, традиция в церемонию, церемония

в силу. Почему же тогда должна эта поверхностная часть дикой жизни представлять нам самую низкую ступень человеческой жизни, самые начала цивилизации, если мы не можем копнуть глубже этой поверхности?» Сотню лет спустя рассказ о том, как мудрые люди девятнадцатого столетия стремились восстановить начала человеческой истории изучением самых низких современных дикарей, станет одной из из

любленных популярных иллюстраций глупости «донаучных времен».

(19) Гебраистика — наука о древнееврейском языке и памятниках письменности. — Прим. ред.

(20) Moffat. Comparative History of Religions. New York, 1871. Vol. I. P. 99 seq.