ГЛАВА 10 Путешествие в старый Катай 2 страница

Второго марта, в жестокий холод, Кроули покинули Юньнаньфу и направились в Тонкий, ныне расположенный на территории Северного Вьетнама, а в то время бывший французской колонией. Перед отъездом Кроули Уилкин-сон предупредил его, чтобы он не бил никого из кули, по­скольку в свете антиевропейских настроений,царивших тогда в Китае, последствия могли быть самыми нежела­тельными: несомненно, молва о поведении Кроули до­шла до Уилкинсона раньше, чем появился сам Кроули. Кроули дал слово, что будет держать себя в руках.

Отряд шёл быстро, и через восемь дней Кроули до­стигли французской концессии Мэнцзе. Здесь они про­были три дня, остановившись у британского инспектора китайской таможни Брюитта Тейлора, который, увидев. Кроули, с трудом поверил, что перед ним англичанин. Кроули писал: «Путешествие превратило мою одежду в лохмотья: за всё время пути у меня не было возможно­сти помыться или подстричь бороду; кожа на моём лице шелушилась от ветра». Нечего и говорить о состоянии Роуз и ребёнка.

Следующий этап путешествия привёл их на берега реки Юаньцзян, куда они попали, двигаясь по дороге, соединяющей Пинбянь и Маньхао. Здесь Кроули нанял лодку, которая должна была доставить отряд в Хешу, на границу с Тонкином. Кроули не остановило даже то, что на реке были пороги. Прежде чем отправиться в плавание, Кроули решил дать расчёт команде кули, которые несли весь багаж, а также его семью от самого Тенгюэ. Кроме того, Кроули решил отомстить носильщикам, один из ко­торых, как он утверждал, ударил его ребёнка.

Когда все отплывающие сели в лодку, Кроули выпла­тил заработную плату носильщиков главному кули, но удержал некоторое количество денег в качестве штрафа, не объяснив причин. Кули, разумеется, пришли в ярость. Разыгралась отвратительная сцена. Кроули достал из футляра своё охотничье ружьё, приказав Саламе Тантре вброд дойти до берега и отдать швартовы. Индиец не имел ни малейшего желания возвращаться на берег, по­этому Кроули велел своей «верной и преданной старой собаке» делать как приказано или стать первым среди убитых. Зная нрав своего хозяина, индиец повиновался, затем пробился обратно к лодке, и через минуту или две лодка с пассажирами уже стремительно неслась вниз по течению, чтобы 18 марта прибыть в Хекоу, где Кроули вместе со случайно встреченным им английским коммер­сантом «крепко напились, празднуя успешно завершён­ное путешествие, которое, с точки зрения людей разум­ных, представляло собой безумную выходку, с самого начала обречённую на печальный конец...Приключение, при одной мысли о нём повергающее в трепет, оказа­лось таким же безопасным, как автобусная поездка из Бэнка в Баттерси».

Тот факт, что они избежали несчастного случая, ско­рее можно счесть везением, чем следствием проница­тельности Кроули. В течение четырёх зимних месяцев они путешествовали по Китаю, климат которого в это время даже в субтропической, южной части страны характери­зуется резким холодом. У них не было украдено ничего ценного, на них не пытались напасть, им не угрожали. Они счастливо отделались от разгневанных кули, и единствен­ными болезнями, которые они перенесли в пути, были расстройство желудка у Кроули, слегка поднявшаяся тем­пература у Роуз, а также недолгая простуда и несварение, случившиеся у ребёнка во время остановки в Юньнаньфу. Хотя в описании самого путешествия Кроули уделя­ет Роуз мало внимания, в конце этого отрывка она удо­стоилась большой похвалы от своего мужа. Она показа­ла себя,—писал он,—

идеальной спутницей. После побега няньки некому было помочь Роуз в уходе за ребёнком. Кроме того, многие обязанности по ведению лагерного хозяйства были возложены на неё. Нередко мы проводили в пути более двенадцати часов в день, и условия были по-настоящему тяжёлыми. Мы сталкивались с множе­ством трудностей — усталостью, холодом, нехваткой еды и общим отсутствием комфорта. Роуз никогда не сдавалась, не жаловалась, никогда не отказывалась от работы, превышающей её собственные обязанно­сти, и не допустила ни одной ошибки. Она была пре­красным, незаменимым товарищем. Даже Экенштайн не проявлял такой потрясающей осведомлённости обо всём на свете и таких превосходных качеств в любом деле. Более четырёх месяцев мы находились вдали. от цивилизации, и она не просто стойко выдержала это испытание, но даже расцвела от него. Когда мы начали жить вместе, она была довольно легкомыслен­ной, ветреной женщиной, но, несмотря на хорошее здоровье, физически крепкой всё же не была. Теперь же её душа пробудилась благодаря близкому контак­ту с живой природой. Её фигура выглядела прямой и гибкой безо всяких корсетов. У неё были гибкие руки и стройные ноги; её глаза блестели жаждой жизни; её лицо светилось радостью и здоровьем, а сердце её ликовало, ожидая появления нового знака нашей неж­ности друг к другу уже в конце года.

Позднее он добавлял, что Роуз представляла собой «совершенство как Поэтический Идеал, Любовница, Жена, Мать, Хозяйка, Няня, Друг и Товарищ». Это большая по­хвала. Однако Кроули написал и о том, что Роуз не цени­ла, а возможно, не была способна понять его магические занятия. По дороге в Юньнаньфу он отметил в своём днев­нике: «Р. — мой постоянный оппонент во всех духовных делах. Стоит мне подумать о чём-нибудь подобном, она устраивает скандал». Вполне вероятно, что Роуз была рас­сержена не столько на его занятия магией, сколько на тот факт, что ей приходилось одной ухаживать за ребёнком где-то в китайской глубинке. Она считала, что Кроули мог бы и отложить на время поклонение своим идолам, а вме­сто этого помочь ей чем-нибудь как муж.

Из Хекоу семья Кроули на поезде добралась до Ха­ноя, затем до Хайфона, где поселилась в «Отель дю Коммерс». Кроули купил билеты на «грязный грузовой паро­ход», нагруженный крупным рогатым скотом и идущий в Гонконг. Дорога была не из приятных. На море шторми­ло, капитан оказался алкоголиком, двигатели корабля вышли из строя, и он дрейфовал до первого порта захо­да под названием Хоухай, что на полуострове Лэйчжоу. На этом корабле Салама Тантра подвергался расистским нападкам, а от свиней и домашней птицы исходило зло­воние.

После суровых условий последних месяцев Гонконг казался уголком роскоши. Кроули поселились в престиж­ном «Гонконг-отеле» на углу Куин-роуд и Де-Вёроуд и на­чали строить планы. Было решено, что Роуз с ребёнком вернётся в Англию через Калькутту, где заодно заберёт багаж, не взятый с собой в путешествие по Китаю. Вместе с ней в Индию вернётся Салама Тантра. Тем временем Кро­ули пересечёт Тихий океан и прибудете Калифорнию, от­куда поездом доберётся до Нью-Йорка, В Нью-Йорке же он надеялся получить денежную ссуду для ещё одной попытки восхождения на Канченджангу. Гора была, как он считал, «у него в кармане. Средней силы отряд альпини­стов настолько же легко может дойти до вершины, как прогуляться по берегу моря». Он рассуждал так, как буд­то его прошлой неудачи и временной утраты уверенно­сти, отразившейся в письме к Джеральду Келли, не было и в помине.

Когда 3 апреля Кроули снова сел на корабль (на этот раз это было судно «Ниппон-Мару», идущее в Шанхай), у него был тайный план. В Шанхае теперь жила Элен Симп-сон. По прошествии месяцев астральных встреч он хотел увидеть её во плоти.

На протяжении всего путешествия по Китаю Кроули обдумывал совет Беннета по поводу приобретения маги­ческой памяти. Кроме того, он был занят переоценкой своего отношения к тем религиозно-философским на­правлениям, которые изучал. Чем больше он читал, тем больше приходил к убеждению, что любая цепь доводов или аргументов представляет собой замкнутый круг. Днев­никовая запись за 19 ноября предыдущего года, которая отражает скорее события магической жизни, чем повсе­дневные события, выдаёт его растерянность:

Я ощущаю в себе полную неспособность разумно рас­суждать и жестоко страдаю от этого. Я похож на того, кто годами гордился силой и скоростью своей люби­мой лошади и вдруг обнаружил, что не только её ско­рость и сила были иллюзией, но и сама лошадь была игрушечной. Нет никакого выхода — никакого мыс­лимого выхода из того страшного отчаяния, в кото­рое повергает меня эта ужасная проблема, отчаяния, которое можно вытерпеть лишь потому, что всё, что было до него, — это Тьма Перехода. Однако сейчас дела обстоят хуже, чем когда-либо раньше; я хочу пе­реместиться из А в В, но при этом не только я представляю собой калеку, но и самого пространства не существует. Я должен в полночь явиться на встречу, но не только часы мои остановились: отсутствует самое время... Но несомненно, в свои тридцать лет я ещё не мёртв!

Позднее он так подвёл итог своему растерянному со­стоянию: «Я проехал вокруг света за восемьдесят дней и, подобно Финеасу Фоггу и Омару Хайяму, вернулся че­рез ту же дверь, из которой вышел. Решение должно быть практическим, а не теоретическим, реальным, а не умо­зрительным».

Отчасти растерянное состояние Кроули было след­ствием всего того, что произошло в его жизни со времени неудачной попытки покорения Канченджанги. Эти события повлияли не только на самолюбие Кроули, но и на его философию. Он по-прежнему волновался из-за того, что Тайные Учителя избрали его своим представи­телем, его беспокоили поиски смысла жизни и необходимость понять, в чём же заключается его судьба. Един­ственным якорем в этом бушующем море мыслей был для него Айвасс.

Примерно в то же самое время, когда Кроули купил трубку для курения опиума, по дороге из Тали в Юньнань, он пришёл к некоторому разрешению своей ситуации, возможно, благодаря наркотику и, уж без сомнения, под влиянием чтения «Египетских мистерий» Ямвлиха, философа-неоплатоника, жившего в III веке н. э. Достигнутому им состоянию духа он дал название «Аугоэйдес», что по-гречески означает «рассвет». Это состояние он превратил в некую разновидность заклинания, проделываемого им в уме по нескольку раз в день в надежде достичь про­светления. Когда это удавалось, Кроули ощущал нечто оде внутреннего освобождения, напоминающего катар­сис. Личность Кроули как будто обновилась. Он писал:

Я обнаружил себя в китайской глубинке вместе с же­ной и ребёнком. Я больше не испытывал любви к ним, мне больше не было интересно заботиться о них так, как я это делал прежде; однако существовал чело­век, Алистер Кроули, муж и отец, определённого рода-племени, с определённым опытом путешествий по отдалённым уголкам мира; и это была его обязан­ность дать женщине и ребёнку максимальное коли­чество любви, заботы и защиты. Теперь, когда я осо­знавал, что он делает, он мог делать это гораздо бо­лее эффективно, чем прежде, вследствие чего у него появилась склонность переигрывать, исполняя свою роль.

Начиная с этого момента Кроули посвятит себя той работе, которая была ему поручена: его существование расколется на две части, человеческую и духовную, кото­рую можно также назвать магической.

С несколько прояснившимся умом Кроули принял воз­ложенную на него ответственность распространять уче­ние, полученное им через своего Ангела-хранителя, и всю вторую половину путешествия по Китаю он готовился уединиться для магических занятий. В то же самое время, он снова начал совершать приготовления к проведению. Операции Абрамелина.

Было и ещё одно событие, которое оказало влияние на Кроули. Неизвестно, когда именно это произошло. Возможно, это случилось в конце экспедиции на Канчен­джангу, сразу, как только он спустился с горы, или во вре­мя путешествия по Китаю. Событие заключалось в полу­чении им сообщения от Тайных Учителей посредством Саламы Тантры. Сообщением был сон, который Салама Тантра увидел и пересказал Кроули. В этом сне Кроули принимал меч из рук прекрасной женщины, плывущей в лодке по озеру. Кроули истолковал этот сон в том смысле, что это Айвасс говорит через Саламу, признавая Кро­ули избранным выполнять приказы Тайных Учителей.

В Шанхае Кроули встретился с Элен Симпсон и посвя­тил её во все произошедшие с ним события. В первый раз он рассказал ей о том, что случилось с ним в Каире, об Айвассе и о «Книге Закона». Элен, чей интерес к по­добным вопросам, судя по всему, возродился, выразила убеждение, что всё это правда, отчасти, к огорчению Кро­ули, который втайне надеялся, что она отнесётся ко всему скептически и тем самым освободит его от чувства от­ветственности. В течение двенадцати дней они разгова­ривали и вместе занимались магией, вызывая Айвасса и разговаривая с ним. Айвасс велел Кроули возвращать­ся в Египет, но не брать с собой Элен Симпсон, которую он называл Сестрой Фиделис. Точные слова Айвасса, как Кроули записал их, были следующими: «Мне не нравятся ваши отношения; прекратите их! Если вы не сделаете это­го, вам придётся служить другим богам. Однако я посо­ветовал бы вам предаться физической любви, чтобы ваш союз обрёл совершенную форму. Фиделис не станет это­го делать, поэтому она бесполезна. Если бы она согласи­лась, то смогла бы принести пользу». Они решили рас­статься, поскольку Элен была влюблена в своего мужа, а Кроули такие же отношения связывали с Роуз.

С чувством некоторого облегчения Кроули покинул Шанхай 21 апреля на борту лайнера «Царица Индии», иду­щего в Ванкувер через Японию. Путешествие было ничем не примечательно, и Кроули провёл много времени в сво­ей каюте, занимаясь магией. Ванкувер, когда Кроули при­был туда, не впечатлил его. Скалистые горы показались ему бесформенными; еда оказалась несъедобной; по­ведение канадцев было «грубым и оскорбительным», а город Торонто представлял собой «преднамеренное преступление против устремлений души и волнений сер­дца». Во время посещения Ниагары толпа журналистов по ошибке приняла Кроули за кого-то другого, но он всё же насладился красотой и величием водопада. Затем он провёл десять дней в Нью-Йорке, покутив на славу перед отплытием в Ливерпуль на судне «Кампания». Судя по все­му, он мало сделал для того, чтобы раздобыть деньги на новую альпинистскую экспедицию или заинтересовать кого-нибудь этим замыслом. 2 июня он достиг берегов Англии, проведя значительную часть трансатлантическо­го путешествия за написанием поэмы под названием «Rosa Coeli» (Роза небес).

Как только корабль причалил, Кроули передали два письма. Одно извещало его, что Нюи Ма Ахатхор Геката Сапфо Иезавель Лилит мертва. Она умерла от брюшного тифа в Рангуне. (Данкомб Джуэл, который был невысоко­го мнения об отцовских качествах Кроули, сардонически заявлял, что ребёнок умер от «острой заботы».)

В своём дневнике Кроули писал: «Прибыл в Ливерпуль. Узнал о смерти малышки из писем матери и дяди Тома. Почему никто не телеграфировал мне об этом? Приехал в Лондон абсолютно оглушённый». Позже в этот же день он добавляет: «Совершенно не могу думать об этом в по­дробностях или поверить в реальность произошедшего». Несмотря на всё его бесстрастное отношение к смерти,' на его мнение, что смерть есть немногим более, чем обык­новенный сон, на его твёрдое намерение больше не под­падать под воздействие собственной любви к своей се­мье, на его решение впредь посвящать себя магии бо­лее, чем чему-либо другому, смерть ребёнка сильно повлияла на него. Тремя днями позже в его дневнике уны­лая запись: «Со мной чуть не случился срыв, когда я играл в бильярд. Накачался наркотиками». Когда 8 июня Кроули сел на поезд до Плимута, чтобы встретить Роуз, которая должна была прибыть на лайнере «Гималайя» из Калькут­ты, его состояние было всё ещё не близко к безумию. Дневниковая запись следующего дня гласит: «Временами по-прежнему бывают срывы, и нервы так слабы, что меня шатает». Вероятно, он не испытывал раскаяния по поводу того, что оставил Роуз и ребёнка, предоставив им самим добираться до Шанхая, впрочем, для раскаяния не было достаточно серьёзных причин. Хотя можно спорить о том, что более хороший и более внимательный муж пожелал бы сопроводить свою жену на долгом пути домой. Одна­ко и Роуз, и ребёнок находились в прекрасном состоя­нии, когда он покинул их. Это был просто жестокий пово­рот судьбы.

Гораздо позже, диктуя свою автобиографию, Кроули возложил всю вину за смерть ребёнка на Роуз, которая якобы «не позаботилась продезинфицировать соску на бутылочке с детским питанием, в результате чего ребёнок подвергся воздействию микробов тифа». Он пошёл ещё дальше, упрекая её в том, что она пыталась утопить своё горе в вине, когда ребёнок лежал при смерти. Однако все эти соображения были высказаны задним числом, много времени спустя после того, как Роуз и Кроули расстались. Нет никаких оснований полагать, что он в чём-либо обви­нял Роуз сразу после смерти ребёнка.

В словах Кроули есть только одна крупица правды. Роуз на самом деле превращалась в алкоголичку. А смерть ребёнка вкупе с отсутствием мужа и непредсказуемостью жизни, судя по всему, ускорили процесс, который начал­ся ещё до их встречи в Калькутте. Как бы то ни было, сле­дует признать, что в письмах Кроули к Джеральду Келли мелькают свидетельства того, что с первого дня его же­нитьбы на Роуз она проявляла качества, которые точнее всего можно было бы назвать душевной неуравновешен­ностью. Кроме того, во время путешествия по Китаю она снова забеременела.

Начавшийся алкоголизм Роуз отчасти может быть с уверенностью отнесён на счёт того, что она была заму­жем за таким человеком, как Кроули, который не был склонен выражать истинную привязанность. Это неудиви­тельно при том детстве, которое ему довелось пережить, и при его малой способности к любви. Позднее Кроули возложит всю вину на Роуз, которая якобы пила, не скры­ваясь, ещё в доме собственной матери. Он сильно — и это неудивительно, имея в виду профессию его тестя — не любил родителей Роуз: он даже написал пьесу, в кото­рой изобразил свою тёщу ведьмой, а тестя — бабуином.

Зимой 1906 года у Роуз родилась ещё одна дочь, ко­торую назвали Лола Заза. По словам Кроули, у неё были монголоидные черты. 15 февраля 1907 года он делает зловещую запись в дневнике: «Малышка заболела». У Лолы Зазы был бронхит, и она лежала при смерти. Доктор, ко­торый лечил ребёнка, сказал, что в спальне девочки мо­жет находиться только один человек. По словам Кроули, его тёща пренебрегла этим указанием врача. На следую­щий день Кроули пишет в дневнике: «Выкинул из кварти­ры Б. К. (Бланш Келли) и тем, хвала провидению, спас ребёнку жизнь». Позднее он сообщил детали происше­ствия: «Я не церемонился с ней; я взял ведьму за плечи и выгнал её из квартиры, к тому же ботинком помог ей спуститься с лестницы, чтобы она точно поняла, что я имею ввиду».

Несмотря на все свои путешествия и волнения послед­них двух лет, Кроули, по крайней мере, как человек, кажет­ся, мало изменился. Однако на данный момент его стран­ствия закончились. Ему предстояло на ближайшее время обосноваться в Британии и сосредоточиться на том пути, который уготовили ему Айвасс и Тайные Учителя.

ГЛАВА 11 Первые ученики и «Равноденствие»

В течение нескольких месяцев после смерти своей первой дочери Кроули был нездоров. Помимо периоди­чески повторяющихся приступов малярийной лихорад­ки, он страдал мигренями, невралгией, у него было вос­паление в паху (вполне вероятно, подхваченное от какой-то из его любовниц), закупорка носового канала и какие-то проблемы с горлом, потребовавшие хирургического вме­шательства уже в начале июля. Он был духовно и физиче­ски истощён, возлагая всю вину за своё состояние на коз­ни демонов Абрамелина, чьих нападок, как он полагал, можно было избежать, если бы он послушался Тайных Учи­телей, будучи в Шанхае и находясь с ними в магическом контакте.

Тем не менее, он продолжал свои магические занятия во время пребывания в частной лечебнице, а затем в доме Сесиля Джоунса, где оставался до полного выздоровле­ния после того, как выписался из больницы в конце июля. Джоунс, которого Кроули считал одним из двух своих духовных наставников и учителей магии (вторым был Беннет), помогал ему. Примерно в это же время Кроули решил посвятить себя магии и с этой поры вести чистую и беспорочную жизнь. При этом подразумевалась его ма­гическая, а не повседневная жизнь: Кроули едва ли соби­рался менять свой характер. Принятый им в то время обет он записал в своём магическом дневнике: «Брат П. [Пердурабо, то есть Кроули] был распят Братом Д. Д. С. [Джоунсом], и когда он находился на кресте, ему было велено произнести клятву: «Я П..., часть Тела Христова, сим при­ношу торжественную клятву в том, что буду вести чистую и бескорыстную жизнь и сделаю всё, чтобы возвыситься до познания моего высокого и божественного духа, и Я стану Им».

Нет ничего странного в том, что в церемонии присут­ствует христианская составляющая. Кроули, этот антихри­стианин, произносил клятву, в которой христианство слу­жило одним из скрепляющих клятву средств. В этом па­радокс позиции Кроули: он относился к христианству критически и в то же время на словах поклонялся и дове­рял ему. Возможно, он боялся отказаться от него полно­стью на тот случай, если вдруг оно и в самом деле пред­ставляет собой истинное учение. В конце концов, углуб­ляясь в изучение религии, он не мог не заметить, что христианство имеет свою собственную мощную традицию взаимодействия со сверхъестественным, магическую традицию.

Семнадцатого сентября Кроули снял апартаменты в отеле «Эшдаун-Парк» в Коулсдоне (графство Суррей). Здоровье его мгновенно поправилось. 21 -го числа закан­чивался длившийся тридцать две недели период приго­товления к Операции Абрамелина. Когда указанное время прошло, у Кроули как будто гора свалилась с плеч, и 9 ок­тября он провёл церемонию. «Кажется, я не предполагал, что достигну какого-то особенного результата, однако это произошло. Я осуществил Операцию Тайной Магии вол­шебника Абрамелина». Вовремя ритуала Кроули был убеждён, что его Ангел-хранитель вселился в него. В своём дневнике он писал: «Я действительно освободился от все­го, во мне была только эта Святая Возвышенная Сущность, и я удерживал её в себе в течение минуты или двух. Я сде­лал это. Я уверен, что сделал». Он ощущал себя во власти вышних сил и «ожидал, что Роуз [которая жила в отеле вместе с ним] сможет увидеть сияние вокруг его головы».

Сразу же после проведения Операции болезнь горла снова дала о себе знать, досаждая Кроули некоторое вре­мя, но он не придал ей значения. Он был слишком захва­чен тем, что «являлся носителем физического свидетель­ства успешно проведённой Операции». «Я излучал види­мый свет, — писал он, —люди на улицах оборачивались, чтобы посмотреть на меня; они не знали, что это значит, но впечатление было несомненным».

Наркотики сыграли значительную роль в подготовке и проведении Операции Абрамелина. К этому времени активные эксперименты Кроули с разными наркотиками превратились в систематическое изучение воздействия наркотиков на организм и регулярный их приём. В авто­биографии он признаётся, что употреблял гашиш после возвращения из Китая. Некоторые из его экспериментов «оказались неожиданно успешными». «Я обнаружил, — писал он, — что моя привычка анализировать и контроли­ровать собственные мысли позволяет мне наилучшим образом пользоваться тем эффектом, который дают нар­котики. Вместо опьянения у меня возникала необычай­ная способность к предельно глубокому самоанализу». 22 июля он сделал следующую запись в своём дневнике: «Я провёл замечательный эксперименте гашишем. Я при­нял около пяти крупинок и выкурил немного ганджи. Кро­ме того, я выпил довольно большое количество портвей­на». Кусочек гашиша на кончике спички он дал и своей медсестре, но та сказала, что по вкусу он напоминает бел­ладонну. В тот день, когда Операция Абрамелина была наконец проведена, Кроули записал в дневнике: «Много очень странных иллюзий, касающихся зрения, чувства пропорций, ориентации в пространстве, иллюзия иска­жения форм тела...» Внизу страницы было приписано: «...воодушевление, вызванное гашишем, смешалось с чув­ствами, навеянными ритуалом; теперь я едва ли могу определить, чему именно я обязан теми или иными свои­ми ощущениями».

Свои рассуждения о наркотиках Кроули собрал в эссе «Психология гашиша». Это произведение являлось глав­ным источником сведений по вопросам, касающимся наркотиков, вплоть до 1960-х. В нём Кроули делал вывод, что реакция на приём наркотика является индивидуаль­ной для отдельных людей или отдельных культурных групп. Например, он отмечал, как гашиш употребляют арабы, чтобы устроить шумный праздник, а исламисты — для убийства (слово «assassin» [убийца] происходит от араб­ского «hashasheen», что означает «поедатель гашиша»), тогда как на западных европейцев гашиш оказывает усып­ляющий эффект, вводя их в состояние самоуглубления. Проведённые впоследствии исследования в целом под­твердили правильность этой точки зрения.

На исходе лета 1906 года, когда Кроули готовился к Операции Абрамелина, у него появился новый друг. Это был Джон Фредерик Чарльз Фуллер, капитан 1 -го Оксфорд-ширского полка легкой пехоты. Первый контакт между ними состоялся, когда Фуллер, чей полк был раскварти­рован в Лакноу, написал Кроули в Дарджилинг, изъявляя желание поучаствовать в борьбе за приз, который Кроу­ли предлагал за лучшую критическую статью о своих ли­тературных трудах, и спрашивая, где бы он мог приобре­сти книги Кроули.

Фуллер, который перед тем, как его послали в Индию, участвовал в бурской войне, был очень умным молодым офицером. Он обладал быстрым и пытливым умом и со временем стал весьма знаменитым военным стратегом, но его взаимное притяжение с Кроули объяснялось дру­гими чертами его характера. Фуллер интересовался ок­культизмом, писал статьи для Agnostic Journal, считал себя рационалистом, был против иерархических религий и мечтал о новой, всеобъемлющей религии, которая бы заменила предыдущие, однако покоилась бы на их основ­ных принципах и догматах.

Летом 1906 года он вернулся в Британию в отпуск по болезни, чтобы вылечиться от брюшного тифа. Кроули и Роуз повстречали его в отеле «Сесиль». Между ними по­чти мгновенно завязалась дружба. Кроули вспоминал в автобиографии: «Мы оба считали его [христианство] ис­торически неверным, аморальным, политически несосто­ятельным и губительным для общества». Кроме того, они оба были против идеи социальной революции, имели похожие мнения о произведениях многих писателей, от Китса до Ницше, критически относились к «воинствую­щим атеистам» и считали себя интеллектуальными лиде­рами. Камнем преткновения была только ненависть Фул-лера к религии как таковой.

После их знакомства Фуллер горячо принялся за ра­боту над характеристикой Кроули как писателя, а также — коль скоро это было неотъемлемой его частью — как мага. В сущности, он начал свою статью ещё в Лакноу, но тогда отложил её, не закончив. К октябрю статья была уже гото­ва и почтой отправлена в Болескин. Будучи единственным участником конкурса, Фуллер выиграл приз, однако в выс­шей степени сомнительно, получил ли он когда-либо свои 100 фунтов вознаграждения. Его статья называлась «Звез­да Запада». Под «звездой» имелся в виду Алистер Кроули.

Для критической статьи этот текст был довольно стран­ным. Идею его можно кратко выразить двумя из него же взятыми предложениями: «Миру понадобилось 100 мил­лионов лет, чтобы произвести на свет Алистера Кроули.

Мир действительно потрудился, прежде чем породить этого человека». Большую часть статьи занимала конкрет­ная оценка литературного творчества и философии Кроу-ли. Несмотря на то что «Книга Закона» в статье не упоми­нается, тем не менее её идеи в какой-то форме всё же до­шли до Фуллера, поскольку в своём эссе он выступает за религию под названием «кроулианство».

Когда в 1907 году Chiswick Press напечатал статью роскошным изданием в бело-золотом ледериновом пе­реплёте тиражом в сто подписанных экземпляров, Кроу-ли был доволен. Статья получилась, по его мнению, «ост­рой и яркой». «Единственный её недостаток, — писал он, — это склонность к некоторому излишеству. Я предпочёл бы увидеть в ней больше критики и меньше преклонения по отношению к своим произведениям; но восторженность автора статьи была искренней и придавала нашей с ним дружбе такой смысл, что она стала одним из самых доро­гих моих воспоминаний». Книга была разослана по не­скольким печатным изданиям для рецензирования и по­лучила некоторый резонанс в прессе. Даже Флоренс Фарр писала о ней без всякой вражды. Однако немало было и тех, кто не был расположен к Кроули столь добро­желательно. Многие члены «Золотой Зари» по-прежнему жаждали мести, не говоря уже о Мазерсе и его последо­вателях, других писателях, а также Альпийском клубе, чле­ны которого считали, что Кроули запятнал честь альпи­низма. Кроули держался «в стороне от каких бы то ни было сообществ и попросту отказывался признавать существо­вание людей, которые занимались тем, что играли в поэ­тов, писателей и философов».

В автобиографии Кроули заявляет:«1907 и 1908 годы можно назвать годами свершения. Ничего нового не вли­лось и не вмешалось в мою жизнь, но многие из посеян­ных в прошлом зёрен принесли урожай». Тем не менее бывали и горькие моменты.

Примерно в это время начало подходить к концу наследство Кроули. Одним из первых признаков этого является письменное замечание по поводу проблем, с которыми он столкнулся в Болескине, где в качестве при­чины этих проблем он называет «расточительство и нече­стность управляющего имением». «В отсутствие кошки, — пишет он, — мышке было чем заняться». Он мог бы пред­принять какие-то шаги, чтобы поправить своё плачевное финансовое положение, начать вести спокойную семей­ную жизнь и заниматься магией, однако он не сделал это­го. Как заметил Аллан Беннет в разговоре с Клиффордом Баксом несколько лет спустя, Кроули мог бы дать миру много хорошего, но вместо этого направил свою жизнь в неверное русло.

Беннет приехал в Англию в 1908 году и оставался там с апреля по октябрь, прежде чем вернуться в Бирму. В шафранных одеждах буддийского монаха и в сопрово­ждении нескольких помощников, он приехал с миссией основания международной буддийской ассоциации. По­зднее он вынужден был приезжать в Британию в связи с состоянием здоровья. Страдая от астмы, болезни пече­ни и мочекаменной болезни, он едва мог дышать тяжё­лым лондонским воздухом, и силы его поддерживались только инъекциями легально прописанного ему героина. Бакс описал, как выглядел в это время Беннет: