Учение об обычном праве 6 страница

Стр. 82

О Цицероне, было известно. что он написал утерянное для нас сочинение: о приведении гражданского права в систему (de iure civili in artem redigendo),—к это обстоятельство давало тоже повод говорить о систематическом построении права (methodus, ars docendi).—При этом, разумеется, речь шла о системе с догматическим характером; о возможности систематизировать исторические факты в то время ещё никто не думал. Над новым делом работал уже француз К оннан (род. 1508, ум. 1551); другой француз, преемник Алциата в Бурже, Дуарен (род. 1509, ум. 1559) разделил курс римского права на три части: сначала студент проходит Институции Юстиниана, потом следовал краткий курс Пандект, с соблюдением их деления на титулы, и наконец подробное изложение Пандект в видах возможно систематического размещения материала, рассеянного по отдельным титулам (mos gallicus). Вместе с товарищем своим Баро (род. 1495, ум. 1550) Дуарен упорно отстаивал новый способ преподавания. Извне университетских стен на них направлялся тот обычный протест, который так легко встречает новаторство со стороны рутины: «неужели же», спрашивали их, «они претендуют на лучшее понимание дела, нежели все другие учёные, которые преподают в других местах в аудиториях, переполненных слушателями? неужели они претендуют на превосходство пред Алциатом, который так блистательно интерпретировал глоссу и Бартола? неужели наконец они понимают дело лучше, чем парижский сенат, который предписал докторам преподавать именно по этой последней методе»? За Дуареном последовал его соотечественник, кальвинист Донелл (род. 1527, ум. 1591), рядом с современником своим Куяцием вторая знаменитость филологической школы. Донелл представлял выдающийся систематический талант. Его «Комментарии» (Comentarii iuris civilis) отличаются как продуманным общим планом, весьма близким к плану юстиниановых Институций, так и систематическою группировкою подробностей. Оставив Париж после Варфоломеевской ночи, Донелл провёл девять лет в Германии (Гейдельберг, Альтдорф); и многие другие из французских

Стр. 83

юристов нашли себе гостеприимный приют в этой стране. Систематическое направление их особенно подходило к немецким требованиям. — Университетское дело в Германии одержало новые успехи в XVI столетии. Были основаны новые университеты: Виттенберг (1502), Франкфурт (1506), Марбург (1527), Кенигсберг (1544), Иена (1558), Гельмстадт (1566). Совокупное влияние реформации и гуманизма освобождало университеты из под духовного влияния, и на юридических факультетах римское право сделалось главным предметом изучения. Преподавание на итальянский лад (mos italicus) поглощало без нужды время и мешало занятиям другими предметами, так что против него выступали даже с законодательными постановлениями, предписывая способ и размеры преподавания; так, напр., в 1545 г. статут университета в Грейсфальде предписал начинать чтение римского права с regulae iuris. Ольдендорп (род. 1480, ум. 1567), могучая и деятельная натура, отдавший большую часть своей жизни страстной борьбе за дело реформации, в бытность свою профессором права в Марбурге добился реформы преподавания (1543); итальянский способ изложения был отменён, и Ольдендорп излагал пандекты по своему, придав новое развитие старому способу распределения материала по исходным фрагментам (loci). Французское и отчасти нидерландское влияние (Гоппер, Везенбек) довершили новое дело. Французский способ изложения (mos gallicus) приобретал себе всё большее число последователей. Наиболее предприимчивые преподаватели из числа молодых доцентов открывали, вне общих лекций, особые послеобеденные чтения (collega privata), на которых десятки слушателей обучались за гонорар римскому праву по новому, облегчённому способу. Примеру доцентов следовали профессора. Постепенно эти приватные чтения отстранили на задний план прежние публичные лекции (lecturae publicae) с их итальянской манерой; с конца XVI века повсюду господствовал новый способ, главная цель которого состояла в том, чтобы возможно коротко исчерпать содержание преподаваемого. Тогда началось разделение в форме лекций и книг. Появились систематические обсуждения предмета (dispu-

стр. 84

tationes) и рядом с ними малые трактаты на различные темы (диссертации), имевшие значение журнальных статей нашего времени. Для проявления индивидуализма авторов новая форма открывала достаточный простор.—Между тем в последние три десятилетия XVI века образовалась как бы особая мода на изучение римского права, и юридические факультеты были переполнены слушателями. При новом способе преподавания большинство имело возможность пройти полный курс и выйти из университетов со степенью доктора; широкая раздача этой степени, естественно, повлияла неблагоприятно на её значение и умалила строгость экзаменаторов. Докторский диплом выдавался университетами за плату, довольно высокую; и с этого времени повела своё начало известная поговорка: accipimus pecuniam et mittimus asinum in patriam.

Для исследователя, находившегося под живым обаянием классической древности, римское право открывало такой неисчерпаемый источник умственного труда и наслаждения, что невольно он продолжал видеть в нём идеал всякого права. По Донеллу, право есть каждое принудительное постановление, которое предписывает справедливое и запрещает несправедливое. Постановления, которые принуждают к несправедливому или запрещают справедливое, не составляют права; но римское право отвечает требованиям предложенного определения,—оно предписывает только справедливое, и потому оно есть право само по себе, и, в силу этого качества его, мы обязаны подчиниться ему. Но ему подчиняются также по доброй воле, в силу его красоты и величия. а также потому, что оно развилось не из одних римских постановлений, но из принципов общенародного права (ius gentium). Ему подчиняются благодаря мудрости его творцов и имея в виду ту услугу, которую приносит оно при толковании постановлений родного права.—Такие-то взгляды внушались воодушевленными профессорами их слушателям и чрез этих последних проникали в судебную практику.

Впрочем существовал ещё другой, более непосредственный путь для влияния юридических факультетов на судебную практику. Уже в XIII столетии заинтересованные лица, духов-

Стр. 85

ные и третейские суды обращались за советами в итальянские университеты; с появлением университетов в Германии этот обычай был распространён на них. Преподанные советы (consilia) служили предметом сборников и литературной разработки. В ХVI столетии и слушатели, и сами профессора (Цазий) сетовали на то, что их заваливают просьбами о советах и чрез то отрывают от преподавания.—С другой стороны, как мы знаем (стр. 73), в практике суда шеффенов существовал обычай искать совета у высшего суда. Стремясь к возможно большей независимости, местные князья начали (конец ХVІстол.) предписывать шеффенам, чтобы они не обращались за советами к таким высшим судам, которые находятся в пределах чужой территории; взамен того указывалось обращение к местным факультетам. По просьбе суда факультет составлял судебное решение от его имени, а мало помалу сложилось воззрение на факультеты, как на особую судебную инстанцию, в которую дело переходило при наличности известных условий (по усмотрению суда, по требованию тяжущихся и т. д.). В ХVII в. большинство гражданских дел проходило чрез факультеты. Эту свою роль юридические факультеты Германии сохранили до нашего времени. служа постоянно влиятельными проводниками римского права.

IV. Usus modernus.

(1/2 XVII—XVIII).

§ 29. В эпоху господства филологической школы под влиянием школьного увлечения многие были готовы настаивать на исключительном и полном применении римских постановлений в Германии; впрочем и здесь усматривается нередко определенная подкладка, соответствующая требованиям жизни. Так, напр., не столько увлечением, сколько определенным стремлением землевладельческого класса закрепостить вновь крестьян объясняется попытка подвести юридическое положение этих последних под положение римских рабов. Вскоре все подобные попытки были оставлены. Что из римских постанов-

стр. 86

лений вполне согласовалось с условиями новой жизни, то часто усваивалось почти со всеми подробностями (напр., sc. Масе-donianum, sc. Velleianum, lex Anastasiana); что, напротив, расходилось с этими условиями, рецепция того оказывалась сомнительною (напр., bonorum possessio, а. роenalis, ореris nоvі nuntiatio). В вопросах первостепенной важности допускалось свободное отношение к римскому праву. Как на пример, укажем на учение о договоре: ещё Цазий в составленном им для гор. Фрейбурга законодательном сборнике (1520 г.) принял каноническое учение об обязательности всех договоров, основывая его на естественном разуме (ratio naturalis); и хотя как Цазий, так и другие представители филологической школы не впадали в недоразумение относительно истинного смысла римского порядка, однако, каноническое учение о договоре пользовалось симпатией уже в ХVI столетии (Алциат, Везенбек). Его сторонники признавали, что иск (actio) для защиты каждого обязательства, установленного соглашением (pactum), введён каноническим правом, согласуется с естественным разумом и основывается на действующем в Германии обычном праве. С середины ХVII стол. новое учение приобрело очевидное господство и породило неправильное предположение о том, что его знало уже древнейшее германское право. В XVIII столетии оно стало взглядом общепринятым и господствующим. Вопреки римскому праву юристы распространяли то «естественное» и будто бы «национально-германское» правило, что каждое соглашение об обязательстве имеет юридическую силу (ein Wort ein Wort, ein mann ein Mann) и если держались ещё римского учения о безымянных реальных контрактах, которое, очевидно, не гармонировало с новым учением, то—лишь как исключения, созданного обычаем.—Время от половины ХVII и до начала XIX в. представляет полное господство в немецких судах смешанной немецко-римской доктрины, где римское не отделялось от немецкого, но смешивалось в одно под именем «современной практики» (usus modernus). С первого взгляда, это был хаос понятий и постановлений, вышедших из римского и канонического права, из права древненемецкого и из новых

стр. 87

местных и императорских законов. Ни одно юридическое понятие не мыслилось в его первоначальном виде; но никто не отдавал себе отчёта в том, почему и как оно было переделано. Тем не менее в основании этого кажущегося хаоса лежала органическая сеть современных ему жизненных отношений.

Литература, начиная с XVII века, шла рука об руку с практикой. Система изложения, выработанная в филологической школе (mos gallicus), служила теперь к тому, чтобы охватить в одно целое всю совокупность разнородных норм, применяемых на практике (usus modernus). Практика имперского суда и судов, действовавших на почве местного законодательства, особенно судов Саксонии, доставила первый материал для такого обобщения. Сочинения, сюда принадлежащие, служили одновременно и догматическим сводом результатов судебной практики, и руководствами в университетах; некоторые из них достигали большого распространения, как, напр., книга Струве (1670 г.), которая до конца ХVIII века употреблялась обыкновенно как учебник для второго курса Пандект.—В ХVІІІ веке наметилось новое направление. Из общей совокупности действующего права были выделены нормы римского происхождения для переработки их в систему «современного» римского права. Основное предположение состояло в том, что римское право рецепировано в Германии в полном его составе (in complexu), однако—за исключением мест не глоссированных; как скоро возникал вопрос о рецепции какого либо глоссированного постановления, факт рецепции предполагался, не требуя доказательств. Отдельные части Соrрus iuris и отдельные постановления рассматривались одно по отношению к другому, как одновременные; одно не могло отменяться другим и противоречия требовали непременного примирения. Формальное основание рецепции полагали в том, что немецкая империя—продолжение римской, а рациональное — в том, что римское право—наисовершенней шее из всех прав. Относительно местного законодательства оно признавалось общим и субсидиарным, т. е. назначенным для пополнения его пробелов; однако, с другой стороны, указывалось толковать

Стр. 88

местные законы ограничительно, не расширяя их смысла в ущерб римскому праву.

В стороне от общего движения юридической литературы оставались последние из представителей филологической школы и защитников чистого римского права. Победа католицизма над протестантизмом во Франции, нетерпимость религиозных сект—в Германии не благоприятствовали в этих странах исследователям и любителям классической древности. Изгнанные из Франции, затёртые в Германии, они нашли себе приют в свободной Голландии, только что свергнувшей испанское иго. Чрез два столетия (XVII и XVIII) тянется в этой стране существование школы «элегантной юриспруденции», хранившей традиции первоначальной филологической школы, но не давшей, в результате, каких либо крупных или оригинальных работ (Губер, Вет, Бинкершэк, Ноодт, Шультинг, Бренкман и др.).—В истории немецкой литературы XVIII в. почти одиноко стоит имя поборника исторического изучения римских законов и права Гейнекция (род. 1681 г., ум. 1741 г.), в конце же этого века раздаётся энергичный голос немецкого последователя «элегантной» школы Гуго (род. 1764 г., ум. 1844 г.). Гуго жаловался на неправильность господствующего метода (usus modernus) и протестовал против смешения материала, которое допускалось в «современном» римском праве. Находя себе поддержку в Шлоссере, он думал, что следует разложить всё право на его составные элементы. «Смысл слов и предложений», говорил он, «надо определять не философским путём, руководясь нашим собственным воззрением на вещи и данными нашего языка, но путём историческим. Надо открыть этот смысл, как его понимали сами Римляне. Если юридический язык Римлян был своеобразен, если он соединял вместе различные понятия и разделял сходные, то это не управомочивает нас делать широкие обобщения и подставлять их на место слов, употреблённых римскими юристами». Гуго строго исследовал отдельные явления римского права, разъяснял частности и стремился водворить в литературе римскую терминологию.

Стр. 89

VI. Значение рецепции в общем ходе правового развития.

§ 30. Сводя вместе причины, которые произвели рецепцию римского права, мы останавливаемся прежде всего на том

знаменательном факте, что римское общество, светское и духовное (христианское духовенство), продолжало своё существование, как живое целое, многие века после падения западной римской империи. Римское право сохранялось в этом обществе как живой строй отношений, как действующий правовой порядок. Победители-варвары оказались не в силах сломать этот строй и почти не покушались на то; его неприкосновенность обеспечивалась, во первых, многочисленностью римского элемента в населении, во вторых, прочностью и относительной сложностью существовавшего в этом населении экономического порядка (развитая система личного обладания), и, в третьих, относительно высокою ступенью его образования и культуры. В этом последнем обстоятельстве мы сталкиваемся с психологическим фактором рецепции. Варвары останавливаются с удивлением и уважением пред римским складом жизни, низшая культура признаёт превосходство высшей культуры. Принцип личной подсудности ограждает юридически неприкосновенность римского права среди Римлян, и оно держится, опираясь не столько на законы, сколько на привычные; идеи и давно укоренившиеся обычаи.

Римское общество не было изолировано от пришлого, варварского общества; каждое из них влияло одно на другое. Римское влияние проникало в варварский мир многими путями. Обязательный передел земли, совершенный в пользу завоевателей, сразу ввёл этих последних, как участников, в римскую экономическую систему. Помимо того, вышеупомянутый «психологический» фактор порождал тут и там бес-

Стр. 90

корыстное следование римским образцам. Наконец духовенство сознательно и в известном смысле, принудительно распространяло среди варваров римские юридические идеи и институты. В свою очередь варварский мир воздействовал на римский мир. Общества старое и новое, римское и прошлое, цивилизованное и варварское, постепенно смешивались одно с другим, вырабатывая общий язык, общие нравы и право, которые возникли из смеси обоих элементов. Римская культура, распространившись количественно, принизилась качественно; варварский строй, сколько мог, воспринял её цивилизующие стороны, и, с своей стороны, варваризировал её. — В таком взаимном влиянии проходят первые пять-шесть (VI—XI) столетий после падения римского владычества. В различных странах римское влияние оказывается различным; оно всего сильнее—на Юге от Альп, и слабее на Севере от них; Франция занимает среднее место. Однако, нигде оно не гасит самобытного роста права. В Италии развивается романизированное лангобардское право; во Франции— более самостоятельным путём слагается право Салических Франков, под которое подпадает ещё варварская и отсталая Германия.

Особое римское общество исчезает, но все предшествующее время оставляет в новом обществе, во первых, романизированный склад правовых отношений (личное обладание имуществом) и, во вторых, идейное предрасположение ко всему римскому; в современной политической жизни видят непосредственное продолжение римского мира, в императорах— носителей римской короны. Это предрасположение облегчает работу других факторов.—Особое, как бы римское, общество живёт ещё в духовенстве. Каноническое законодательство распространяет римские юридические идеи и порядки (стр. 47). Однако первенствующее влияние следует приписать психологическому фактору в его изменённой форме. В период временно наступившего политического затишья и поднявшейся образованности возрождается основательное изучение римских юридических памятников. Удивление пред идеями, которые там выражены, сопровождается невольным уважением к ним и идеальным стремлением овладеть ими (глоссаторы),

Стр. 91

что вскоре переходит в другое стремление—осуществить римские идеи на практике (комментаторы). Между тем городская жизнь требует новых норм для регулирования торговых отношений; естественная наклонность к экономии умственного труда ведёт юриспруденцию на встречу тому влиянию, первый источник которого отличался идеальным характером: римское право принимается как готовая и подходящая система норм, освобождающая юриста от необходимости самостоятельного творчества. Так произошла рецепция в Италии. В лияние авторитета, который принадлежал сословию юристов, предполагается в изложенном процессе как посредствующий фактор; когда же прошло первое время сравнения и борьбы, то, воспитанное на римских идеях, это сословие должно было стоять за них по закону самосохранения, играя таким образом уже роль самостоятельного фактора.

Воздействием ряда подобных авторитетов объясняется рецепция в Германии. Сюда принадлежит прежде всего духовенство, которое, не ограничиваясь сферою церковной юрисдикции, влияет на светское законодательство (Швабское Зерцало, толкования Саксонского Зерцала); далее императоры, по политическим мотивам, относятся благосклонно к постановлениям римского права, допускают перенесение многих спорных гражданских дел на разрешение итальянских университетов, поощряют образование светской юриспруденции и университетов. Вышедшая из университетов образованная светская юриспруденция вступила в жизнь убежденною носительницею римских идей. По многим причинам эта жизнь нуждалась уже в коренном преобразовании действующего права; это преобразование мог бы совершить путём самостоятельного творчества суд, если бы авторитет его охранялся от посягательств и литература пошла с ним рука об руку. Но образованная юриспруденция направила все свои усилия к тому, чтобы уронить авторитет народного суда, и расположила самое общество в пользу римского права. Постепенное преобразование судов и развитие юрисдикции факультетов были последними решительными актами, после которых дело рецепции оказалось вполне упроченным и обеспеченным.

Стр. 92

§ 31. Итак: непосредственное соприкосновение с римским строем жизни и практическая необходимость втянуться до некоторой степени в этот строй, дабы безотчётное преклонение пред римскою культурою, как высшею, и отсюда стремление к усвоению её без видимой к тому необходимости,— таковы причины рецепции на первых порах её. Такое же безотчетное преклонение пред римскими юридическими идеями и стремление к их усвоению; потребность в юридических нормах, которые регулировали бы отношения, основанные на развившейся частной собственности и торговых сделках, известная способность римского права удовлетворять этой потребности и отсюда—стремление экономизировать труд юридического творчества, пользуясь готовыми постановлениями, содержащимися в римских юридических сборниках; наконец, влияние "сословий и лиц, наиболее охваченных всеми этими стремлениями, на остальное общество,—таковы причины рецепции начиная с XI века в Италии и с XV века—в Германии.—При таком разнообразии причин было бы крайней односторонностью утверждать, что рецепция составляла дело «систематического насилия» юристов над прочим населением. Новые идеи не сразу овладевают всем населением страны, но сначала усваиваются отдельными лицами и отдельными категориями лиц, которые почему либо выступают в качестве их носителей; влияние авторитета играет свою роль в распространении и осуществлении каждой идеи, и добрая часть общества подчиняется новому порядку вещей очень часто не потому, что бывает убеждена в его относительном преимуществе, но потому, что верит в правильность пути, избранного его руководителями. В деле рецепции римского права такими руководителями выступили юристы, получившие своё образование в университетах Италии и Германии. С их стороны не было выказано «систематического насилия», потому что, говоря вообще, влиянием своего авторитета они успели склонить общество в пользу рецепции; с их стороны не было также «обмана», потому что сами они были убеждены в высоком значении того дела, которому служили. Злоупотребления отдельных юристов, вызывавшие справедливые нарека-

стр. 93

ния и столкновения (стр. 70), не отнимают у рецепции её общего характера.— Другой вопрос, не крылось ли в рецепции великой исторической ошибки? Не лучше ли было бы для страны, отказавшись от заимствования, создать необходимое право путём самобытного творчества? Если бы открылась в этом случае ошибка, то — ошибка неизбежная. Сама судьба поставила германские племена в такое положение относительно римского мира, что им не было возможности избегнуть влияния римской культуры. Рецепция римского права была лишь одним из проявлений той многосторонней рецепции, которая происходила во всех областях жизни,— и в религии, и в науке, и в искусстве и, одно время, даже в области нравов. Но рецепция права не была результатом только всемогущего влияния старой культуры на новую или бескорыстного увлечения римскими идеями; рецепция, как мы видели, отвечала запросам жизни на новое право и, стало быть, удовлетворяла непосредственно её нуждам. После этого о рецепции, как исторической ошибке, возможно говорить лишь настолько, насколько вначале — непосредственное соприкосновение с римскими порядками, а позднее — увлечение римскими идеями— привели к искусственному пересаждению римских институтов на новую почву, отчасти ускоряя развитие вновь наметившихся потребностей, отчасти изменяя самобытное направление правовой жизни. Деятели рецепции не только заимствовали, по мере надобности, чуждые порядки, но слепо подражали им, — не только совершенствовали самобытные институты, но ломали их на чуждый лад. Однако и при такой постановке вопроса это усиленное влияние чуждых порядков и чуждых идей само по себе не составляет никакого зла. Оно — зло, если неестественно ускоряет развитие или направляет его в ложную сторону. В какой степени произошло это последнее при рецепции римского права, особенно в Германии, всё ещё остаётся открытым вопросом.— Во всяком случае рецепция, сама по себе, не противоречила требованиям правильного национального роста; не надо толковать эти требования односторонне. Несомненно, каждый народ обладает своею национальностью в смысле совокупности всех особенностей его характера, и

стр. 94

эти особенности отражаются на праве, которое тоже приобретает национальный характер; игнорирование его со стороны законодателя и юриста приводит к ненормальным последствиям. Однако, с другой стороны, национальный характер народа и его права не составляет чего либо данного с самого начала и неизменного; он сам — продукт истории и подлежит постоянному изменению. Стало быть, законодателю и юристу нет необходимости следовать рабски за указаниями народного характера; влияние одного народа на другой и восприятие благих результатов чуждой культуры—составляют залог правильного и успешного развития в области права так же, как и в других областях общественной жизни. К тому же, как бы велики ни были национальные особенности культурного народа и его права, — черты, сближающие их с другими культурными народами и их правом, всегда преобладают в значительной степени. Чрезмерная замкнутость национального характера и неспособность к общению с чуждыми культурами всегда свидетельствуют о том, что для народа прекратилось поступательное движение вперёд.—Итак, рецепция чуждого права сама по себе не составляет ничего ненормального с исторической точки зрения. Она ускоряет в стране процесс правового развития и облегчает задачу самобытного юридического творчества; излишества же рецепции находят корректив со стороны того же творчества, которое в таком случае не подчиняется безусловно чуждым идеям и порядкам, но переделывает их на свой лад, сообразно современным условиям жизни. Так переделали римское право комментаторы, во время его рецепции в Италии, по комментаторам учились римскому праву и в Германии (стр. 67). И тут, и там, по имени подчинялись римскому праву; на самом же деле произошло подчинение обширной и сложной доктрине, в которой римский юрист вряд ли узнал бы своё право, и которая, основываясь на текстах Юстиниановых сборников, давала для каждого отношения новой жизни более или менее соответственное решение. Это был новый опыт интерпретации в римском смысле этого слова, — опыт, совершенный притом в наиболее грандиозных размерах. В

стр. 95

результате то именно право, которое со стороны казалось каким-то хаосом разнородных понятий usus modernus), и было для своего времени (ХVІІ и ХVІІІ стол.) действующим правом Германии. Когда в начале XIX века теоретики заговорили о необходимости обратиться к чисто-германскому, национальному праву, то такой призыв при всей своей привлекательности не опирался на твёрдую почву. Чистого германского права на деле давно уже не существовало, вернуться же в XIX веке к порядкам, которые господствовали до XV в., очевидно, представляло бы нелепость. Девятнадцатому веку оставался один исход: путём сознательного и самостоятельного творчества переработать то право, которое в течение стольких веков было добыто по преимуществу добровольным подчинением различным авторитетам.

§ 32. Для проявления такого творчества не существовало однако подготовки ни в судебной практике, ни в юридической литературе. Характер и той и другой определился многовековым процессом рецепции совершенно в обратном смысле. Юристы древнего Рима представили тип юриспруденции, отличающейся наибольшим самобытным творчеством. Способность к такому творчеству росла в римской юриспруденции по мере роста римского общества и права, и то «общенародное» право (ius gentium), которое предназначалось для всех народов, вошедших в римскую империю, которое разрушило собственное право Квиритов, а впоследствии послужило обязательным предметом рецепции,—было плодом того же римского творчества. Только с окончательным упадком жизни в римском обществе погасла творческая сила его юриспруденции. Иной тип образовался из юриспруденции немецкой. В начале, в суде народных собраний и шеффенов, самобытное творчество играло свою роль, однако ранее оно ослабело под влиянием рецепции. Германия приобрела юриспруденцию, деятельность которой непосредственно направлялась не на творчество новых норм, но на теоретическое и практическое усвоение чуждых юридических понятий и постановлений, на проведение их в жизнь, по строю своему к ним не всегда близкую, — на перевоспитание жизни, с одной сто-

стр. 96

роны, и на приспособление чуждого права к условиям жизни, с другой.

В юридической литературе непосредственным результатом рецепции была выработка догматического исследования римского права. Систематизирующая тенденция красною нитью проходит чрез всю историю юридической литературы, начиная с XI в. Здесь не лишнее будет ещё раз припомнить те формы, в которых она выразилась.

В литературе до глоссаторов сюда принадлежали толкования терминов, обозрения исков и собрания правил.

Глоссаторы группировали фрагменты Дигест и других частей Юстиниановой кодификации по их содержанию, устанавливали для отдельных учений исходные фрагменты (loci), собирали правила (brocarda) и писали суммы.