Учение об обычном праве 4 страница

Взаимное соотношение римского и канонического права поясняется на многих примерах. В иных случаях каноническое влияние прикрывалось авторитетом римского права. Так, особенности средневекового воззрения на присягу, обусловленные и этим влиянием, и строем средневекового процесса, были приписаны римскому праву, вследствие чего, например, за неизвестным римской юриспруденции разделением присяги на виды по качеству свидетельства, подкрепляемого ею (іurа-mentum veritatis, i. credulitatis, i. ignorantiae), было признано римское происхождение[32]. Далее укажем на учение о добросовестности. Римское право в постановлениях о приобретении собственности давностью (usucapio) требовало от приобретателя добросовестности в момент приобретения владения; по каноническим постановлениям, приобретатель должен сохранять добросовестность во всё продолжение своего владения, так что последующая недобросовестность (mala fides superveniens) прекращает течение давности. Римское право дозволяло продажу чужой вещи; покупатель заведомо мог купить у продавца вещь, этому последнему не принадлежащую, и на обязанность продавца ложилось доставить так или иначе покупателю проданную вещь. Напротив, по мнению канонистов, заведомая купля вещи, продавцу не принадлежащей, приравнивалась к недобро-

Стр. 50

вестности и потому возбранялась. Канонисты внесли изменение в римское учение о договоре. Надо оставить то ложное воззрение, по которому германские варвары будто бы с самого начала признавали святость простых соглашений; напротив, история договора началась у них, как и у Римлян, с полного непризнания каких либо юридических последствий за простыми, не торжественными, явлениями и соглашениями. Но под влиянием духовенства и канонического права договор, подкрепленный клятвою, получил юридическую силу, даже вопреки решениям светского суда. Клятва придавала соглашению формальный характер, и это обстоятельство, в связи с известными римскими постановлениями о стипуляциях, привело к тому правилу, что торжественное обещание на словах получило обязательную силу. Так было именно во Франции[33]. По дальнейшему учению канонистов, неверность данному слову вообще составляет ложь и потому—грех. На этом основании церковь вынуждала исполнение всех договоров, хотя бы не облечённых в торжественную форму, и в церковных судах это вынуждение приобрело постепенно юридический характер. В XIV столетии каноническое учение влияло уже на светскую юриспруденцию. Его применяли безусловно к торговым сделкам, в прочих же случаях светские юристы, хотя и держались римского порядка, однако признали, что каждый неформальный договор родит естественное обязательство (obligatio naturalis); отсюда в XV столетии возникло новое правило: так как «естественное» обязательство получает, по римскому праву, полную силу, если подтверждается новым соглашением (конститут), то эту силу приобретает каждое соглашение, как скоро оно повторено (pactum geminatum). В конце XV столетия среди светских юристов были и безусловные последователи канонического учения о договоре[34]—Весьма интересный пример представляет учение о лихоимстве[35], бывшее предметом многих

Стр. 51

сочинений казуистического характера. Следуя священному писанию[36], канонисты признали взимание процентов беззаконным делом, а отсюда произошло общее учение о беззаконности ростовщичества, т. е. наживы с капитала, отданного в чужие руки (Wucherlehre); с XIV столетия это учение повлияло на самих цивилистов, преобразуя, между прочим, римское учение о товариществах. Так как заём с процентами был запрещён, а заём без процентов не представлял интереса, то товарищество (societas) послужило суррогатом займа; именно заимодавец и заёмщик вступали как бы в товарищество: один вносил в quasi-общее предприятие свой капитал, другой—-свой труд. Товарищ, получивший деньги (заёмщик), по всем ведённым им делам предприятия (которое на самом деле было его личное предприятие) признавался за представителя (institor) своего сотоварища (заимодавца); таким образом заёмщик мог свободно вести свои дела, не привлекая к участию в них своего сотоварища-заимодавца. С другой стороны, надо было оградить этого последнего от притязаний третьих лиц, которые могли вступить в сделки с хозяином предприятия; отсюда—различное определение размеров ответственности товарищей. Позднее это и другие, примыкающие сюда определения (каково, например, правило. по которому иски третьих лиц предъявляются к лицу, руководящему предприятием), привели к идее о внешней самостоятельности товарищества, как такового,—к его олицетворению. Так одно коренное уклонение от начал римского права вызвало целую сеть своеобразных построений и придало всему учению характер интерпретации in fraudem legis.—Жизнь оказалась, как видно, сильнее теории; мало того, канонистам пришлось со временем признать целый ряд явлений, которые по своему существу составляли уклонение от общего правила. Процент при займе не допускался, но дозволялось, чтобы за-

стр. 52

имодавцу должник возвращал более полученного в вознаграждение за риск заимодавца или за особый труд, употребленный им на приискание или доставление денег. Идея вознаграждения за труд оправдывала также вексельные сделки и сыграла свою роль относительно купли-продажи.—Ещё в XII (столетии было запрещено возвышать покупную плату вследствие отсрочки платежа (постан. 1176 года, 1186 г.) и понижать таковую при досрочном платеже, потому что в первом случае произошла бы несправедливая нажива со стороны продавца, во втором — со стороны покупателя; в каждом отдельном случае надлежало исследовать нормальную, справедливую цену проданной вещи (iustum pretium), и отсюда—покровительство обязательным торговым таксам и обширные литературная изыскания об объективных условиях, определяющих цену вещей,—изыскания, которые не остались без влияния на позднейшие экономические учения об этом предмете. Римское постановление о недействительности купли, как скоро вещь была продана дешевле чем за половину своей цены (laesio enormis), было обобщено и распространено. По воззрению канонистов, купля-продажа (и вообще торговля) есть зло, так как зиждется на греховном стремлении человека к наживе; она терпима лишь настолько, насколько в ней осуществляется полезный труд торговца, который, распределяя продукты по местностям сообразно спросу на них, служит тем самым общему благу. Торговая прибыль должна служить вознаграждением за этот труд. Помимо того, купля продажа — необходимое звено в общем процессе мены: продавец меняет вещь на деньги для того, чтобы полученные деньги вновь променять на нужные ему вещи.—И в других вопросах сказалось влияние основной идеи. Так было в вопросе о вознаграждении за убытки. Римское право не делило убытков на какие либо категории и под убытком (id quod interest) разумело вообще совокупность всех невыгодных (для истца) последствии того или другого события; напротив, канонисты различили два рода убытков, во первых, непосредственный (положительный) вред, причинённый данному имуществу, т. е. утрату чего либо, уже имевшегося в наличности (damnum emer-

стр. 53

gens), и, во вторых, потерю выгод, которые были бы приобретены, если бы не произошло неправомерное событие (lucrum cessans). Убыток первого рода вознаграждался безусловно; к вознаграждению за убыток второго рода канонисты относились недружелюбно и обставляли это вознаграждение различными ограничениями.и процессуальными затруднениями. Такая практика правосудия вызвала со стороны гражданского оборота соответствующий противовес, именно, укрепился и развивался обычай предопределять сумму вознаграждения посредством установления неустойки (poena conventionalis).

IV. Подготовительный период в Германии[37].

(ХІІІ-І/2 XV).

I. Состояние права к XIII веку.

§ 20. В то время как Италия шагнула в XII столетии вперёд на пути своего юридического развития, Германия сохра-

стр. 54

няла ещё то состояние, которое сложилось в ней после Франкского завоевания. На немецкой почве движение в новом направлении обнаружилось со всею своею силою лишь в исходе средних веков, не прежде половины ХV столетия; но подготовлено оно было, конечно, ранее совокупностью многих влияний.

С самого начала, как уже замечено (стр. 16), менее, чем в какой-либо другой части континента, римское право действовало в Германии. Личный принцип подсудности не имел здесь большого влияния по малочисленности римского населения; влияние духовенства ослаблялось относительною грубостью нравов, да и самое духовенство в культурном отношении стояло ниже духовенства итальянского и галльского. Конечно, и в Германии латинский язык был языком литературы; как все вообще народные правды (за исключением англосаксонских), так и правды народов, живших по правую сторону Рейна, были изложены по латыни; однако чуждый язык, сам по себе, не располагал ещё в пользу чуждого права.

К XI веку личный принцип подсудности исчез, сменившись территориальным принципом; каждый, независимо от своего происхождения, должен был судиться по праву той местности, в которой он находился; самое обособление Римлян прекратилось—они смешались с остальным населением.

Стр. 55

Римские идеи могли влиять ещё только чрез духовенство. Правда, и его отношение собственно к римскому законодательству охладело: положение духовенства окрепло, оно приобрело самостоятельность пред светскою властью и не нуждалось, как прежде, в покровительстве римских постановлений; для применения в духовных судах церковь выработала своё собственное, каноническое законодательство. Однако, как мы знаем, по содержанию своему, это последнее состояло в теснейшей связи с римским правом.—Но все же о непосредственном влиянии римского права в это время нельзя и говорить; капитулярии перестали ссылаться на римские постановления (исключение—давность), а составление формуляров для сделок вовсе прекратилось; всё, что можно констатировать, состояло в существовании некоторой доли романизированного германского права.

Таков был результат непосредственного соприкосновен германской жизни с Римлянами и с римскими учреждениями.

Не римское, но франкское влияние (§ 6) определило господствующий тип права (инвеститура) и судопроизводства (суд шеффенов). Суд шеффенов до известной степени обеспечивал народу неприкосновенность его собственного юридического творчества и обычаев рядом с писанными императорскими постановлениями и содействовал индивидуализированию судебных решений.

Но вместе с тем произошло то, что всегда происходит, как скоро формулирование «обычных» норм переходит во власть особого органа: обычаи народа стушевались постепенно пред судебным правом, т.е. пред совокупностью юридических норм, выработанных и освящённых судебною практикой, а вслед за тем сказалась потребность в письменном изложении этого права. Так возникло в начале XIII столетия (1124—1235) «Саксонское Зерцало» (Sachsenspiegel). Один из шеффенов, Эйке фон Репгау, составил это «зерцало» сначала по латыни и потом по немецки; не смотря на его частный характер, оно быстро вошло в употребление в судах северной Германии, и практика не замедлила сообщить ему

Стр. 56

официальный авторитет; народное мнение приписало его происхождение самому Карлу Великому. Содержа в себе отражение действующих порядков, Саксонское Зеркало стало основным законодательным источником национально-германского права, или, точнее, франкского права на немецкой почве (Зом).

Франкское право далеко не походило на римское; но в нём уже сказалась тенденция к развитию личного обладания. Усвоение этой тенденции приблизило германский правопорядок к римскому; новый шаг в том же направлении произошёл под влиянием канонического права.

II. Влияние канонического права.

§ 21. Подчинённость немецкой церкви римской курии и политическая связь Германии с Италией, помимо других обстоятельств, вызывали постоянные сношения этих двух стран. Слава итальянской образованности и итальянских университетов перешла на север от Альп, возбуждая удивление и оживляя ту умственную связь германского мира с древностью, которая зародилась ещё в самом начале средних веков.—В этом движении и теперь первенствующая роль принадлежала духовенству, которое всё ещё составляло единственный образованный класс немецкого общества. Мы видели уже, каково было взаимное соотношение канонического и римского права по их содержанию: в основах своих каноническая система была та же римская система юридического воззрения, видоизменённая по отдельным институтам (§ 18). С судебной точки зрения каноническое право прямо предполагало применение римского нрава, насколько это последнее ему не противоречило: изложенное на латинском языке, каноническое законодательство повторяло сплошь и рядом римские термины, оставляя в силе и развивая связанные с ними понятия. При таком значении римского права клирики, естественно, не пренебрегали его изучением. Начиная с ХІII столетия многие из них—по преимуществу

стр. 57

члены аристократических фамилий и городского патрициата— отправляются в Италию, где они вступают в университеты, особенно в Болонью, и в ряду прочих предметов учатся римскому праву. Итальянские университеты предоставляют немецким студентам различные привилегии: по возвращении своём на родину эти студенты группируются в больших центрах и оказывают там своё влияние на правосудие.

Между тем уже в XIII столетии компетенция духовных судов расширилась до чрезвычайности (стр. 12—16). Клятва ведалась церковью, и отсюда каждое гражданское отношение, как скоро оно было подкреплено клятвой, подлежало её ведению (1204 года). Рядом с этим папа Иннокентий III (1204 г.) объявил подсудным церковной власти каждое гражданское дело, где одна сторона чрез своё правонарушение согрешила против другой,—знаменитое постановление. которое во Франции повело к большим спорам церковной и светской властей. Кто не хотел подчиниться светскому суду, тому достаточно было утверждать, что его противник согрешил пред ним,—и дело обязательно переходило в ведение церковного суда.

Не мудрено, что влияние канонических (а, стало быть, и римских) идей перешло также в область светского права. Для светского мира церковь служила представительницею просвещения и образцом для подражания; к светскому законодательству и праву духовенство относилось свысока и критически. Под влиянием такого отношения в XIII веке (1275 г.) один клирик, вероятно, посетивший итальянские университеты, составил «Швабское Зерцало», которое должно было составить некоторый противовес «Саксонскому Зерцалу». Новый памятник отражал в себе право южной Германии; но не всегда автор верно излагал действующие порядки: до некоторой степени он придавал значение юридических норм таким постановлениям, которые казались ему желательными, но на деле не обладали практическою силою. Канонические источники (декреталии) оказали свое влияние на Швабское Зерцало, а сверх того в него вошло от сорока до пятидесяти заим-

Стр. 58

ствований и переделок римских постановлений[38]. Жизнь благодаря успехам права собственности, уже нуждалась в

стр. 59

большинстве подобных постановлений; с другой стороны, таков был авторитет письменного положения права, что Швабское Зерцало быстро приобрело официальную силу в южной Германии, подобно тому, как-то же самое произошло раньше в северной Германии по отношению к Саксонскому Зерцалу (стр. 55 сл.).

Авторитет духовных судов был настолько велик, что считаться с ним надлежало и самому Саксонскому Зерцалу. По свидетельству одного автора толкований (XIV ст.) на этот памятник, глупец тот, кто пред духовными судами ссылается на постановления Зерцала, не доказывая, что они согласны с каноническими или римскими. В видах оправдания Зерцала стали составлять толкования его в духе канонических идей. С другой стороны, в XIV столетии из духовных сфер вышло сочинение некоего Кленкока, в котором доказывалось, что двадцать одно постановление Зерцала противоречит христианству, а в 1372 г. особая папская булла запретила применение четырнадцати из них.

III. Влияние императорской власти.

§ 22. В продолжение всех средних веков и правители, и общество, особенно в Германии, полагали, что власть германских императоров исходит преемственно от власти римских императоров. Коренясь в общем направлении мысли, столь благоприятном для воспроизведения в жизни всего античного, эта фикция привлекала к себе самих императоров по двум особенным причинам. Во первых, она оправдывала их завоевательные стремления касательно

Стр. 60

Италии, давая им повод и в других случаях основывать свои притязания — теоретически вес мир представлялся подчиненным императору. Так, Фридрих I (XII стол.) в переговорах с Саладином, настаивая на присоединении некоторых областей к империи, ссылался на то, что эти земли принадлежали когда то римской империи. Во вторых, римское право послужило императорам средством к усилению и расширению их светской власти. В его источниках они нашли постановления, которые определяли власть монарха, как наивысшую, которой должны подчиниться все прочие власти: «государь—выше законов», «что угодно государю, то составляет закон»[39]. На авторитет этих постановлений императоры не думали ссылаться в видах упрочения своей власти внутри своего владычества; здесь всё определялось сложившимися феодальными отношениями. Но авторитет римского права казался веским орудием в споре с духовною властью из за верховенства. Так в одном сочинении, написанном в защиту Генриха IV против папы Григория VII (XI ст.), автор опирается именно на римские постановления. Такое отношение императорской власти и её сторонников к римскому праву породило недоброжелательство к нему в духовенстве. Хотя его собственные юридические воззрения основывались главным образом на римском же праве, и каноническое право было в той или другой степени воспроизведением римских идей, однако чистое римское право сделалось постепенно предметом гонения; сами клирики ездили в Италию слушать светскую юриспруденцию, мирян же они всячески отклоняли от её изучения.

В связи с дружелюбным отношением императорской власти к, римскому праву стоят следующие явления:

1. Хотя императорская власть мало вмешивалась в гражданскую юрисдикцию, однако там, где это случалось, она благосклонно относилась к ссылкам на римское право; такие ссылки встречаются во многих императорских постановлениях и в решениях отдельных спорных дел. Впоследствии

Стр. 61

сложилось легендарное известие о том, что ещё имп. Оттон III (983 —1002) предписал суду судить по римскому праву, — известие, которое составляло параллель преданию, относившему силу Саксонского Зерцала к Карлу В. (стр. 56). Так или иначе сложилось воззрение на римское законодательство, по которому оно представлялось общеимперским наряду с прочими императорскими постановлениями. В связи с тем власть охотно допускала, чтобы спорные дела передавались на разрешение итальянских университетов, которые судили по римскому праву, и в XIII и XIV вв. были многочисленные примеры такого обращения к иноземной юрисдикции. С своей стороны, императоры наделяли различными привилегиями и самые университеты, и немецких слушателей их.

2. Обращение к совету итальянских юристов было лишь другою стороною того же отношения к римскому праву. Так, об имп. Фридрих I, современник «четырёх докторов», рассказывается, что он пользовался их советами; позднее подобные же отношения существовали между имп. Карлом IV (1347—1378) и Бартолом. Далее образование светской юриспруденции в самой Германии согласовалось с стремлениями императорской политики. Получив своё образование в Италии, светские юристы группировались потом около императора, в качестве советников, секретарей, или отправлялись заграницу его послами. При вышеупомянутом Карле IV с званием юриста было соединено дворянское достоинство низшей степени. В XV столетии юристы, вышедшие из университетов, составляли как бы особое сословие, которое, правда, стояло вне судов, но не оставалось без влияния на ход правосудия.

3. Тот же император содействовал учреждению первого немецкого университета в Праге (1348 г.); для светской юриспруденции открывался собственный источник образования и тем умножалось число светских юристов.

Вслед за Прагой возник ряд университетов: Вена (1368), Гейдельбергъ (1386), Кельн (1388), Эрфурт (1392), Вюрцбург (1402), Лейпциг (1409], Рошток (1419), Базель (1459), Фрейбург (1460), Майнц (1478)и друг. Разумеется, в начале только духовенство было способно составить необходимый

Стр. 62

персонал преподавателей, и университеты и их деятельность, как всякая умственная деятельность в средние века, подпали под зависимость и контроль высшей церковной власти. Каноническое право составило главный базис юридического преподавания, и лишь с конца XV столетия, когда в университетах вообще появились многочисленные светские слушатели, началось преподавание римского права в его чистом виде. О том или другом изучении памятников местного законодательства (зерцал и др.) в университетах не было и речи. До ХVI столетия различались «доктора законов» (doctores legum) или представители светской (римской) юриспруденции, легисты, и «доктора декретов» (doctores decretorum) — представители юриспруденции канонической; с ХVI столетия появились «доктора обоих прав (doctores utriusque iuris) Каноники преподавали каноническое право и судопроизводство, легисты - гражданское (римское), ленное и уголовное право.

§ 23. Конец подготовительного периода в истории рецепции следует отнести к средине XV столетия. Спрашивается, в какой мере к этому времени осуществилась рецепция в светской юрисдикции, и в какой мере были обеспечены дальнейшие успехи её? Ограничиваемся наиболее общими- указаниями. Три обстоятельства заслуживают особого внимания. Во первых, римские идеи оказывали своё влияние на общий склад юридического созерцания; так или иначе они располагали постепенно правовое чувство к принципу личного обладания, в тех или других его проявлениях. То, что в этом отношении было совершено в самом начале средневековой жизни, путем непосредственного соприкосновения новой жизни с римским строем (гл. I), теперь продолжалось, хотя и медленным шагом, путём идейного влияния. Вместе с тем знакомство с римскими юридическими понятиями приучало немецкую юриспруденцию к анализу и отвлечению. — Во вторых, практикою были усвоены некоторые отдельные институты в их римском виде; таковы давность, дарование совершеннолетия ранее назначенного для того срока (venia aetatis), узаконение незаконнорожденных чрез последующий брак их родителей (legitimatio per subsequens matrimonium), залог всего

стр. 63

имущества. В южной Германии, благодаря и относительной близости к Италии, и относительному обилию университетов, римское влияние было вообще сильнее, нежели на севере. — В третьих, как в общем ни слабо было еще это влияние, оно успело уже нарушить цельность самостоятельного судебного творчества. На это обстоятельство надлежит обратить особенное внимание, как на главный результат, достигнутый рецепцией к концу настоящего периода. Энергия судебного творчества обуславливается непосредственно тем авторитетом, который суды имеют в обществе. Авторитет суда шеффенов был велик в начале их деятельности и отсюда между прочим — громадное значение «Саксонского Зерцала». Но мы видели, как духовенство подкапывалось под этот памятник; то же духовенство и вслед за ними светские образованные юристы держали в своих руках нотариат и, заведуя таким образом составлением сделок, вносили в правосудие иноземный элемент. Суды не могли видеть в себе единственных хозяев в области правосудия; не признавало за ними этой роли и самое общество, и при таких условиях их творчество не могло литься такою широкою, всеохватывающею струею, как это могло бы быть при иных обстоятельствах. В сравнении с законодательным, судебное творчество — наиболее живое и прогрессивное: однако, всё таки суд, как организованный и сложный деятель, сохраняет некоторую долю консерватизма. Новые запросы жизни, обращенные к суду, рискуют на некоторое время встретить в нём неблагосклонный приём, если они не согласуются с уже сложившимися понятиями. Но, если авторитет суда не подрывают со стороны, то в конце концов ему всегда предстоит почётный и плодотворный выход из столкновения; и то движение, которому сначала суд мог противодействовать, потом в суде же находит своего главного руководителя. Примером служит древнеримский суд в эпоху первоначального образования «общенародного» права (ius gentum).—Не так было в Германии. Каждый раз, как только шеффенам приходилось замедлить в удовлетворении каких либо требований жизни, их ожидал упрёк в неспособности или не желании воспользоваться

стр. 64

образцовыми постановлениями римского права. Уже в XIV столетии, вследствие умножившихся сношений между отдельными частями немецкой земли и вследствие некоторого объединения их, в обществе начали чувствовать неудобства, происходящие от большого разнообразия в местном законодательстве: чуть не каждый город руководствовался своим собственным сборником законов. Конечно, по содержанию своему эти сборники выражали одно и то же германское право; но разногласие по отдельным вопросам и самое различие форм заставляло желать одного общего законодательства. Суды многих местностей рецепировали «Саксонское Зерцало», не обращая внимания на то, согласовалось ли они вполне с местными постановлениями. Возведение Зерцала н степень общего «источника» права, конечно, могло бы устранить зло вполне, если бы литература, пользуясь накопившеюся судебною практикою, с своей стороны облегчила бы суду его дело, способствуя распространению единообразных взглядов на способ применения и на толкование отдельных постановлений, хотя и несколько устаревшего, однако, бесспорно, народного памятника. Устарелое могло бы быть устранено и исправлено путём одной судебной интерпретации. Однако образованные юристы только помешали правильному движению в этом направлении. Они указали на римское право, как на то определённое, ясное, однообразное право (ius certum), которое одно способно заменить собою неопределённые, неясные, разнообразные германские законы (ius incertum). В начале XV века появилось сочинение, названное позднее «Судебным Зерцалом». Автор, высказывая недовольство по поводу «произвола» и «неизвестности», царящих в судах, предлагает два трактата: один о гражданском, другой—об уголовном праве. В первом из них, основанном на глоссаторских сочинениях об исках (de actionibus), преподаётся обзор римских исков: определяются условия применения каждого иска, цитируются подходящие места из Corpus iuris, приводятся исковые формулы, и всё это сопровождается элементарными объяснениями для неучённой публики, заимствованными из Юстиниановых Институций. Всё изложение основано на римском праве, лишь местами проглядывает влияние обычаев;

стр. 65

сходство латинских и немецких названий автор принимает за сходство самих институтов и переносит на немецкие отношения неподходящие римские постановления. — Высшие суды первые подчинились новым веяниям: образованные юристы стояли к ним ближе, нежели к низшим судам. Уверенность стала исчезать в низших судах и они сами охотно передавали свои дела на перерешение высшего трибунала. С другой стороны, не доверяя суду, сами тяжущиеся избирали третейских судей сначала из среды духовенства, потом — из среды светских юристов; то же значение имела фиктивная уступка спорных прав лицам, которые судились по римскому или каноническому праву. Так, напр.,.тяжущиеся уступали фиктивно свои права студентам для того, чтобы их дело разбиралось по римскому праву; другие сами только для этой цели вступали в число студентов. Было бы ошибочно в повороте в сторону римского права, произведённом юристами, усматривать явление насильственное в прямом смысле этого слова. Такова сила авторитета, особенно—авторитета, созданного положением и образованием. Его представители могут указывать путь, не вполне гармонирующий с истинным пониманием общественных нужд, и тем не менее общество добровольно подчинится такому указанию.

Стр. 66

Период полной рецепции в Германии[40].

(1/2 ХV-ХVIII)

I. Падение феодализма: полуобразованные юристы и популярная юридическая литература.

§ 24. В XV столетии открылись новые условия, благоприятствующие делу рецепции. В гражданской жизни происходило движение, которое порождало усиленный запрос на новые юридические нормы. Феодальный строй общества близился к своему разрушению. В городах усилилась торговля: замкнутая жизнь самоуправляющейся городской общины не мирилась с новыми условиями торгового обмена; положение низших классов улучшалось; крепостные отношения ослаблялись; поземельная собственность утрачивала личный характер и приобретала самостоятельность; государственность поднималась. Легисты обладали в римском праве готовой регламентацией, подходившей к вновь образовавшимся отношениям; принцип личной собственности служил им руководящею нитью, многообразные формы обязательств были как раз на руку оживившейся торговле. Многое встречалось с особенным сочувствием; так было, напр., с правилом, по которому должник отвечает пред кредитором прежде своих поручителей (beneficium excussionis), или с правилом, по которому продажа вещи за малую цену (laesio enormis) даёт продавцу право на удовлетворение. Свойственный римскому праву порядок публичного обвинения уголовных преступников соответствовал новым требованиям государственности. Как в XII столетии в Италии преобразование гражданской жизни привело её к рецепции, так теперь подобное же преобразование приводило к тому же и Германию.