Наказание исключительно на основании закона 11 страница

--------------------------------

<1> Как свидетельствует практика Суда, применительно к рассматриваемой ситуации не делается различия между понятиями "подозреваемый", "обвиняемый" и "подсудимый".

При рассмотрении ряда дел возник вопрос: не нарушают ли принцип презумпции невиновности действия национального суда, санкционирующего заключение под стражу лица, подозреваемого в совершении преступления? Здесь Суд четко выработал следующую правовую позицию.

По делу "Белевицкий против Российской Федерации" заявитель полагал, что ссылки национального суда на тяжесть преступления при решении вопроса о заключении под стражу представляют собой нарушение принципа презумпции невиновности. Суд обратил внимание, что хотя тяжесть преступления, на что ссылались национальные суды в качестве оправдания продления сроков лишения свободы, не является достаточным по смыслу п. 3 ст. 5 Конвенции, использование данного факта в решениях о санкционировании ареста не подтверждает выводы заявителя, что суд явно выразил позицию о его виновности до окончания следствия. Заявитель не представил каких-либо иных доказательств, которые позволили бы усомниться в беспристрастности суда (п. 112 Постановления от 1 марта 2007 г.).

7.6.2. Пункт 3 ст. 6 Конвенции.

Минимальные процессуальные гарантии прав обвиняемых

В первую очередь Суд обращает внимание на то, что гарантии п. 3 ст. 6 являются отдельными аспектами права на справедливое судебное разбирательство по уголовным делам, как установлено в п. 1 указанной статьи (п. 40 Постановления от 26 апреля 2007 г. по делу "Вожигов против Российской Федерации". См. также Постановление от 26 июня 2008 г. по делу "Селезнев против Российской Федерации" (п. 67)).

Подпункт "а" п. 3 ст. 6 Конвенции

В силу подп. "а" п. 3 ст. 6 Конвенции "каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления имеет как минимум следующие права: a) быть незамедлительно и подробно уведомленным на понятном ему языке о характере и основании предъявленного ему обвинения".

При рассмотрении дела "Абрамян против Российской Федерации" Суд обратил внимание на то, что положения подп. "а" п. 3 ст. 6 указывают на необходимость уведомления обвиняемого о предъявленном обвинении. Детали совершенного правонарушения играют существенную роль в уголовном процессе, подозреваемый должен быть формально в письменном виде уведомлен о фактических и юридических основаниях предъявленного обвинения. Объем обязательств по подп. "а" п. 3 ст. 6, продолжил Суд, должен быть оценен в свете более общего права на справедливое судебное разбирательство, гарантируемого п. 1 ст. 6 Конвенции. По уголовным делам наличие полной, детализированной информации, касающейся обвинения в отношении обвиняемого, и, соответственно, юридическая квалификация действий, которую суд может принять по делу, являются необходимым условием обеспечения справедливого судебного разбирательства. Справедливость процедур должна быть оценена в целом. Более того, право быть уведомленным о существе и основаниях обвинения должно быть рассмотрено в свете права обвиняемого на подготовку своей защиты, предусматриваемого подп. "b" п. 3 ст. 6 (п. п. 34, 35 Постановления от 9 октября 2008 г.). По делу "Абрамян против Российской Федерации" Суд установил, что заявитель узнал о новой юридической квалификации действий, когда по окончании судебного следствия был постановлен приговор. Отсутствовали какие-либо свидетельства того, что до постановления приговора заявитель осознавал риск быть осужденным по п. 3 ст. 30 и подп. "б" п. 3 ст. 161 УК РФ <1>. Однако признаки состава преступления в виде мошенничества и получения взятки значительно отличаются. Состав преступления мошенничества предполагает, что собственность другого лица приобретается посредством обмана, злоупотребления доверием, мошенник осознает, что потерпевший лишается своего имущества вследствие обманных действий. Объективная сторона получения взятки состоит в принятии имущества в обмен за совершение действия или упущения в сфере полномочий взяткополучателя, субъективная сторона обусловливает осознание взяткополучателем того, что он получает имущество в обмен на требуемые действия или упущения в интересах взяткодателя. Заявитель не имел возможности отреагировать на изменившееся обвинение в суде, который, принимая во внимание различия в этих двух преступлениях, совершенно определенно нарушил право заявителя на защиту <2>. По рассматриваемому делу в кассационной жалобе заявитель высказал несогласие с переквалификацией его действий судом первой инстанции. Верховный Суд Российской Федерации, который обладал полномочием полностью пересмотреть дело, исследовал и оставил без удовлетворения кассационную жалобу заявителя, выслушав мнение прокурора. Однако ни заявитель, ни его адвокат не участвовали в кассационных слушаниях, что лишило возможности заявителя эффективно осуществить права на защиту применительно к переквалифицированному обвинению. При таких обстоятельствах Суд пришел к выводу, что нарушение права заявителя на защиту, допущенное Ставропольским областным судом, не было исправлено Верховным Судом Российской Федерацией. Таким образом, было нарушено право заявителя на справедливое судебное разбирательство и, в частности, право быть уведомленным в деталях о существе, основаниях обвинения, выдвинутого против него, а также право иметь разумное время и возможности для подготовки своей защиты. Соответственно, было нарушение подп. "а" и "b" п. 3 ст. 6 Конвенции (п. п. 36 - 40 Постановления от 9 октября 2008 г.).

--------------------------------

<1> Как следовало из текста Постановления, заявителю предъявлялось обвинение по ст. 290 УК РФ (получение взятки). Однако впоследствии суд переквалифицировал его действия на ст. ст. 30, 161 УК РФ.

<2> Далее суд привел примеры ранее им рассмотренных дел, где действия заявителя переквалифицировались вышестоящей судебной инстанцией, однако заявитель имел возможность высказаться по всем аспектам измененного обвинения. Речь, в частности, шла о постановлениях по делам "Dallos v. Hungry" и "Sipavicius v. Lithuania".

Похожая ситуация ранее была предметом рассмотрения Судом дела "Селиверстов против Российской Федерации", где было установлено, что Верховный Суд Российской Федерации в кассационной инстанции по заявлению прокурора изменил квалификацию действий заявителя с покушения на получение взятки на покушение на мошенничество. Заявитель не получил возможности надлежащим образом защитить свои интересы в связи с переквалификацией. Суд констатировал факт нарушения подп. "а" и "b" п. 3 ст. 6 Конвенции (п. п. 16 - 24 Постановления от 25 сентября 2008 г.).

Подпункт "b" п. 3 ст. 6 Конвенции

В силу подп. "b" п. 3 ст. 6 Конвенции "каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления имеет как минимум следующие права: b) иметь достаточное время и возможности для подготовки своей защиты".

Подпункт "b" п. 3 ст. 6 Конвенции гарантирует, что обвиняемое лицо должно иметь право организовать свою защиту без ограничений возможностей представить все необходимые аргументы перед судом и, таким образом, повлиять на результаты суда. Указанное положение нарушается, если этого сделать невозможно. Эффективное участие обвиняемого по уголовному делу должно в равной степени включать право делать записи с целью облегчить осуществление своей защиты, независимо от того, представлен он адвокатом либо нет. Защита интересов обвиняемого может быть лучше осуществлена посредством помощи, которую может оказать обвиняемый своему адвокату перед тем, как обвиняемый будет давать показания ("Селезнев против Российской Федерации", п. 68 Постановления от 26 июня 2008 г.). Признавая в соответствующей части жалобу явно неприемлемой, Суд по делу "Селезнев против Российской Федерации" обратил внимание на то, что во время кассационного разбирательства как заявитель, так и его адвокат были выслушаны судом, более того, адвокат заявителя не ограничивалась в чем-либо, что она считала целесообразным делать для защиты интересов своего клиента. Аргументы заявителя, что он не мог делать записи в небольшой металлической клетке, не были подтверждены доказательствами. Не было продемонстрировано, что заявитель не имел возможности обратить на это внимание во время суда. Заявитель никогда не заявлял, что были ограничения во встречах с адвокатом ("Селезнев против Российской Федерации", п. 69 Постановления от 26 июня 2008 г.).

В свою очередь, по результатам рассмотрения дела "Моисеев против Российской Федерации" Суд констатировал нарушение п. 1 ст. 6 и подп. "b" и "c" п. 3 ст. 6 Конвенции. Заявитель, в частности, жаловался на недостаток возможностей для подготовки своей защиты, учитывая ограничения, связанные с ознакомлением обвинительного заключения, материалами дела и своими собственными записями, ограничения в общении с адвокатами, а также недопустимые условия его транспортировки из следственного изолятора в суд и обратно и условия лишения его свободы в помещении суда. Суд посчитал, что для определения того, было ли обеспечено право на защиту, в первую очередь необходимо исследовать вопросы предоставления заявителю юридической помощи, во-вторых, имели ли адвокаты заявителя доступ к материалам дела и в конце концов в какой степени условия транспортировки заявителя и условия лишения его свободы в помещении суда повлияли на возможность его защиты.

Ограничения на юридическую помощь. Суд подчеркнул, что контакты между заявителем и его адвокатами были возможны только в случаях получения разрешения от властей. Суд напомнил, что принцип равенства сторон, являющийся одним из аспектов широкой концепции справедливого судебного разбирательства согласно п. 1 ст. 6, требует, чтобы каждой стороне были предоставлены разумные возможности представить свое дело на условиях, которые не ставят лицо в неблагоприятное положение в сравнении с его оппонентом. Суд отметил, что адвокат заявителя вынужден был получать специальное разрешение на встречу и общение с заявителем. Разрешения были действительны только на один визит, и попытки адвокатов продлить время их действия были безуспешны. Разрешения выдавались органами, ведущими дело. После того как Конституционный Суд РФ признал неконституционными соответствующие положения, адвокат получил возможность общаться с заявителем без каких-либо ограничений; однако к этому времени обвинение было подтверждено судом первой инстанции. Из этого следует, что на протяжении всего времени уголовных процедур против заявителя адвокат последнего посещал его с разрешения властей. Следствие в отношении заявителя было инициировано и осуществлялось ФСБ России. Следственный изолятор Лефортово, где содержался заявитель, также находился под юрисдикцией ФСБ. При таких обстоятельствах следственные органы осуществляли неограниченный доступ к заявителю в своих собственных интересах, а также обладали полным контролем над его контактами с адвокатами, от которых требовали обращаться за разрешением к следователю - офицеру ФСБ каждый раз, когда они хотели посетить заявителя в следственном изоляторе. Несомненно, что необходимость обращения за разрешением на встречу с заявителем создавала практические сложности при осуществлении права на защиту, потому что это отвлекало время и силы от реализации адвокатами защиты. Что вызывает у Суда особое беспокойство, так это то, что указанные разрешения ставят защиту в подчиненное, субординационное состояние, зависящее от дискреционных полномочий следствия, тем самым негативно влияя на проявление принципа равенства сторон. Несколько раз ФСБ злоупотребляла своим доминирующим положением. Суд также обратил внимание на следующее, что ничто в тексте ст. 18 Закона РФ "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений" не свидетельствует, что кроме ордера юридической консультации и удостоверения личности профессиональному адвокату требовалось получение каких-либо иных документов для встреч с заявителем. Статья 18 явно требует согласие соответствующих органов на свидание с родственниками и не требует такого согласия на встречу с адвокатами. Из этого следует, что требование получения разрешения на встречу адвоката с заявителем не только представляло собой чрезмерное бремя для защиты, но также было лишено какого-либо правового основания и поэтому было произвольным. С учетом вышеизложенного Суд пришел к выводу, что контроль, осуществляемый органами следствия в отношении встреч заявителя с его адвокатами, негативно влиял на принцип справедливого судебного разбирательства и принцип равенства сторон ("Моисеев против Российской Федерации", п. п. 202 - 207 Постановления от 9 октября 2008 г.).

Контроль за документами, передаваемыми заявителем. Кроме того, что требовалось получение разрешения, адвокату и заявителю необходимо было получать специальное разрешение от администрации следственного изолятора на передачу друг другу документов. До передачи документы прочитывались администрацией. Суд в этой связи вновь напомнил, что право обвиняемого на общение со своим защитником в условиях, которые являются благоприятными и обеспечивают свободное общение, является одним из требований справедливого судебного разбирательства в демократическом обществе и следует из подп. "c" п. 3 ст. 6 Конвенции. Если защитник не может пообщаться со своим клиентом и получить конфиденциальные инструкции от него без контроля, его помощь будет лишена какого-либо смысла, в то время как Конвенция предназначена для обеспечения не теоретических и иллюзорных, а действенных и практических прав и свобод. Важность прав защитника на сохранение конфиденциальности в отношениях между обвиняемым и его защитником подтверждается в различных международных договорах и прецедентной практикой Суда. Суд отметил, что ст. 20 Закона РФ "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений", которая являлась правовым основанием для контроля за документами, передаваемыми между защитником и заявителем, предусматривала цензуру всей корреспонденции лишенных свободы лиц, без каких-либо исключений, включая корреспонденцию между защитником и его клиентом. Суд вновь подчеркнул, что переписка с защитником, независимо от ее целей, всегда должна особо защищаться и что чтение корреспонденции между лишенным свободы лицом и его адвокатом должно осуществляться в исключительных случаях, когда власти имеют основания полагать о злоупотреблении соответствующими правами, а также когда содержание письма нарушает безопасность места лишения свободы или безопасность иных лиц, а также является уголовным в каком-либо ином аспекте. Как подчеркивалось выше, следственный изолятор Лефортово находился под контролем органов власти, которые осуществляли следствие по делу заявителя. Поэтому периодическое чтение всех документов, направляемых адвокатом заявителю и наоборот, предоставляло органам следствия преимущества в раскрытии стратегии защиты. Указанное грубейшее нарушение конфиденциальности отношений между клиентом и адвокатом не могло не повлиять на право заявителя на защиту и лишило существа юридической помощи, которую он получал. Нигде не заявлялось, что такие меры на протяжении следствия обусловливались какими-либо исключительными обстоятельствами или уже совершившимися фактами злоупотребления правами. Суд посчитал, что чтение документов, направляемых адвокатом заявителю и наоборот, повлияло на право на защиту в чрезмерной и произвольной манере. Соответственно, было существенное нарушение принципа равенства сторон ("Моисеев против Российской Федерации", п. п. 208 - 212 Постановления от 9 октября 2008 г.).

Влияние условий транспортировки и лишения свободы на подготовку к защите. Применительно к слову "возможности" (см. подп. "б" п. 3 ст. 6 Конвенции) Суд не считает, что если лицо лишено свободы во время предварительного и судебного следствий, рассматриваемое слово включает такие условия лишения свободы, которые позволяют лицу читать и писать с разумной степенью концентрации. При рассмотрении одного из дел Суд обратил внимание на то, что в случае, когда заявители предстают по чрезвычайно сложному делу, их физическая и психологическая усталость, возникшая вследствие ночного переезда в тюремном автомобиле, явилась одним из обстоятельств, негативно повлиявших на справедливость судебного разбирательства. Далее Суд продолжил, что, несмотря на помощь их адвокатов, которые были в состоянии делать заявления, это обстоятельство, к сожалению, само по себе, несомненно, ослабляет положение заявителей в момент, когда они нуждаются защищать самих себя и в том числе задавать вопросы с самого начала судебного разбирательства и эффективно пользоваться помощью адвокатов. По этой причине Суд констатировал нарушение подп. 1 и 3 ст. 6 в случае, когда слушания по уголовному делу продолжались более 17 часов с учетом того, что не только обвиняемый и его адвокат, но также и судья находились в условиях чрезмерной усталости. По делу "Моисеев против Российской Федерации" Суд принял во внимание противоречащие ст. 3 Конвенции условия лишения свободы, транспортировки и нахождения в караульном помещении, не обеспечивающие поступление дневного света и воздуха, организацию питания. Заявитель не мог читать и писать, поскольку он был стеснен в пространстве с другими заключенными. Расстройство и страдания, обусловленные бесчеловечными условиями транспортировки и лишения свободы, безусловно, ослабили его возможность сконцентрироваться перед судебным заседанием. Конечно, он был обеспечен профессиональными защитниками, которые могли действовать в его интересах. Тем не менее, принимая во внимание существо вопросов, поднятых во время судебного следствия, и их тесную связь с профессиональной деятельностью заявителя, Суд посчитал, что возможность заявителя эффективно инструктировать и консультировать своего защитника изначально была необходимой. Кумулятивный эффект вышеприведенных условий и неадекватность доступных заявителю средств исключили малейшую возможность для предварительной подготовки им своей защиты, особенно принимая во внимание, что он не мог обращаться к своим бумагам, записям в камере. Суд пришел к выводу, что заявитель не обладал достаточными возможностями для подготовки своей защиты, что нарушило требования справедливости судебного разбирательства и равенства сторон ("Моисеев против Российской Федерации", п. п. 221 - 223 Постановления от 9 октября 2008 г.).

Подпункт "c" п. 3 ст. 6 Конвенции

В силу подп. "c" п. 3 ст. 6 Конвенции: "каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления имеет как минимум следующие права: c) защищать себя лично или через посредство выбранного им самим защитника или, при недостатке у него средств для оплаты услуг защитника, пользоваться услугами назначенного ему защитника бесплатно, когда того требуют интересы правосудия".

Право на участие в судебном процессе. Суд неоднократно обращал внимание на то, что в интересах справедливого уголовного процесса важное значение придается тому, что подсудимый должен участвовать в судебном процессе, а также обязанности обеспечивать право подсудимого быть представленным в зале суда как во время первоначального процесса, так и пересмотра дела, - все это является необходимым требованием ст. 6 Конвенции. Хотя это непосредственно не предусматривается в п. 1 ст. 6, объект и цель данной статьи, истолкованной в целом, позволяют прийти к выводу о наличии у подсудимого права лично присутствовать в процессе. Более того, подп. "c", "d", "e" п. 3 гарантируют каждому обвиняемому в уголовном правонарушении лицу право защищать себя лично, допрашивать свидетелей, право, чтобы эти свидетели были допрошены, право на переводчика, если он не может говорить на языке, используемом в суде, и достаточно трудно представить, как эти права могут быть реализованы без личного участия обвиняемого. Для справедливости уголовного правосудия также важно, чтобы интересы обвиняемого были надлежащим образом защищены, как в первой инстанции, так и последующих. По ряду дел Суд пришел к выводу, что если подсудимый, несмотря на наличие факта надлежащего извещения о дне судебного заседания, не является, это не может оправдать лишение его права быть представленным в суде защитником согласно подп. "c" п. 3 ст. 6. Суды обязаны обеспечить справедливость разбирательства, и, соответственно, защитнику, участвующему в процессе в интересах подсудимого, была гарантирована возможность делать это (п. п. 132, 133 Постановления от 22 декабря 2009 г. по делу "Макаренко против Российской Федерации"). При рассмотрении дела "Макаренко против Российской Федерации" Суд установил, что заявитель лично отказался от участия в судебном процессе, а также отказался от услуг ранее приглашенных им адвокатов. Отказ был явный, недвусмысленный. Суд посчитал, что отсутствовало нарушение подп. "c" п. 3 ст. 6 (п. п. 134 - 141 Постановления от 22 декабря 2009 г.). Суд также обратил внимание на то, что согласно главе 44 УПК РФ заявитель имел возможность в апелляционной инстанции представить новые доказательства. Однако им этого сделано не было. Он участвовал в апелляционной инстанции, и его интересы представляли два защитника. Суд посчитал, что судебное разбирательство было справедливым.

Право на эффективное участие в судебном процессе. Эффективное участие в рассматриваемом аспекте предполагает, подчеркнул Суд по делу "Тимергалиев против Российской Федерации", что обвиняемый имеет четкое понимание существа судебного процесса и значения для него, включая особенности наказания, которое он может понести. Подсудимый, обвиняемый должны иметь возможность объяснить своему адвокату собственную версию событий, указывая на выводы следствия, с которыми он не согласен, а также обращая внимание на обстоятельства, которые могут быть использованы в его пользу. Обстоятельства дела могут потребовать от государств - участников Конвенции предпринять позитивные действия для обеспечения эффективного участия заявителя в судебных процедурах (п. 51 Постановления от 14 октября 2008 г. См. также Постановление от 9 апреля 2009 г. по делу "Григорьевских против Российской Федерации" (п. 78)).

Право обвиняемого согласно ст. 6 Конвенции на эффективное участие по уголовному делу обычно включает не только право присутствовать, но также право слышать и следить за ходом судебного процесса. Такие права косвенно содержатся в самом понятии состязательной процедуры и могут также вытекать из гарантий, содержащихся, в частности, в подп. "c" п. 3 ст. 6 - "защищать себя лично" (Постановление от 9 апреля 2009 г. по делу "Григорьевских против Российской Федерации" (п. 78)).

Обстоятельства дела могут потребовать от государства-участника предпринять позитивные действия с целью обеспечения заявителя возможностью эффективно участвовать в процессе (Постановление от 9 апреля 2009 г. по делу "Григорьевских против Российской Федерации" (п. 79)).

Применительно к использованию видеосвязи (видеоконференции) в суде кассационной (надзорной) инстанции суд выразил следующую правовую позицию. Данная форма участия подсудимого в процессе сама по себе не является несовместимой с понятием справедливого и публичного судебного разбирательства, однако она должна гарантировать, чтобы заявитель был способен следовать за ходом судебного разбирательства, мог быть выслушанным без технических дефектов, а также обеспечивать эффективность и конфиденциальность общения с адвокатом (Постановление от 9 апреля 2009 г. по делу "Григорьевских против Российской Федерации" (п. 83)).

Как следовало из текста Постановления по делу "Тимергалиев против Российской Федерации", заявитель имеет проблемы со слухом. Он представил медицинское заключение, свидетельствующее о том, что он страдает двусторонним хроническим ослаблением слуха (the chronic bilateral hearing impairment (англ.)). Суд пришел к выводу, что возможности заявителя в аспекте восприятия судебного процесса были ограничены. Власти Российской Федерации не оспаривали этот факт. Заявитель представил в Суд копию своей кассационной жалобы, где он обращал внимание на проблемы со слухом и просил о помощи в этой связи. Суд убедился, что во время рассмотрения дела в кассационной инстанции национальный суд знал о сложностях заявителя со слухом.

Примечание. Как следовало из текста Постановления, ни власти Российской Федерации, ни заявитель не смогли обосновать, что суд первой инстанции знал или должен был знать о слуховых проблемах заявителя (п. 57 Постановления от 14 октября 2008 г.). В связи с этим Суд не выяснял вопрос об эффективном участии заявителя в суде первой инстанции.

Суд установил, что судом первой инстанции заявитель был приговорен за убийство с квалифицирующими обстоятельствами к 18 годам лишения свободы. Жалоба заявителя в кассационную инстанцию охватывала как фактические, так и правовые вопросы. Заявитель оспаривал приговор, пытаясь переквалифицировать свои действия, обращая внимание на бездействие адвоката, пытался сократить срок наказания. В связи с этим его личное участие в кассационной инстанции было чрезвычайно необходимым. При таких обстоятельствах, суд кассационной инстанции с целью обеспечения справедливости обязан был предпринять дополнительные меры, чтобы проблемы со слухом у заявителя не повлияли на его эффективное участие в кассационной инстанции. Но суд не рассмотрел возможность осуществления действий с целью эффективного участия заявителя в процессе. Процесс прошел без истребования медицинского заключения по поводу того, позволяют ли проблемы со слухом заявителю участвовать в процессе, также не была рассмотрена возможность осуществления мер, направленных на оказание заявителю помощи в восприятии процесса. Суд принял во внимание и то обстоятельство, что в кассационной инстанции адвокат не участвовал. Действительно, кассационный суд не может быть ответственным за упущения адвоката заявителя, который был надлежащим образом извещен о дате и времени кассационных слушаний. Однако последней инстанцией в обеспечении справедливости является судья, обязанный, в случае неявки адвоката, согласно национальному закону назначить адвоката для подсудимого, который не в состоянии защитить себя лично в связи с физическими недостатками. Суд вновь напомнил, что согласно подп. "c" п. 3 ст. 6 Конвенции обвиняемый, подсудимый наделен правом на адвоката, назначенного судьей по своей собственной инициативе, когда этого требуют интересы правосудия. Учитывая, что проблемы со слухом негативно влияли на его эффективное участие в процессе, интересы правосудия требовали с целью соблюдения справедливого судебного разбирательства, чтобы заявитель имел адвоката во время кассационных процедур. Суд пришел к выводу, что было нарушение п. 1 ст. 6 и подп. "c" п. 3 ст. 6 Конвенции ("Тимергалиев против Российской Федерации", п. п. 56 - 60 Постановления от 14 октября 2008 г.).

Обращаясь к материалам дела "Григорьевских против Российской Федерации", Суд, как и по делу "Тимиргалиев против Российской Федерации", пришел к выводу, что заявитель имел проблемы со слухом, представил медицинское заключение, свидетельствующее о наличии двустороннего хронического ослабления слуха. Суд убедился, что возможность заявителя слышать и следовать за ходом процесса была ограничена. Однако остается убедиться, что национальные суды знали о проблемах со слухом у заявителя. Стороны оспаривали, обращал ли заявитель внимание кассационной инстанции на его проблемы со слухом. Заявитель отметил, что он подавал ходатайство лично присутствовать в процессе в связи с плохим слухом. Он также поднимал этот вопрос перед Верховным Судом РФ в кассационной инстанции, проводимой через систему видеоконференции. Власти Российской Федерации не были согласны с тем, что заявитель когда-либо обращал внимание судов на слуховые проблемы. Суд отметил, что не было представлено ни одного относящегося документа, как, например, ходатайства о личном присутствии в кассационной инстанции либо кассационной жалобы. Протокола в кассационной инстанции обычно не ведется. Поэтому для Суда трудно установить, что заявитель реально обращал внимание суда на свои проблемы со слухом. Правда, что администрация колонии должна была осознавать наличие соответствующих проблем со слухом у заявителя, поскольку во время лишения свободы на стадиях предварительного и судебного следствий заявителя несколько раз показывали отоларингологу и диагностировали болезнь уха, влекущую частичную потерю слуха. Однако администрация колонии не обязана информировать национальные суды о проблемах заявителя со слухом. Таким образом, учитывая недостаточность доказательств обратного, суд не убежден, что судебные власти знали или должны были знать о частичной потери слуха заявителем (п. п. 84 - 86 Постановления от 9 апреля 2009 г.). Таким образом, с учетом обстоятельств дела государство в лице судебных органов не знало о проблемах со слухом у заявителя, что, в свою очередь, не обусловило привлечение Российской Федерации к международно-правовой ответственности.