Функции случайных аргументов 6 страница

Сказанного, полагаю, достаточно, чтобы признать что явления взаимодействия людей суть явления sui generis, отличные от других видов взаимодействия.

Если люди и их взаимоотношения, рассматриваемые с точки зрения физика как простые «центры сил» или «комплексы материи», подлежат изучению физико-химических наук, если они же, рассматриваемые как организмы, подлежат ведению биолога, то человеческие взаимоотношения как явления sui generis, несводимые пока к физико-химическим и биологическим взаимоотношениям и отличные от первых, дают основание для существования особой научной дисциплины, называемой нами социологией или homo-социологией.

Если теперь мы покажем, что этот своеобразный мир человеческих взаимоотношений не изучается никакой другой наукой, то этим самым существование социологии будет оправдано. Оставим пока в стороне так называемые социальные науки.

После сказанного выше едва ли нужно подробно доказывать, что явления человеческого взаимодействия, — поскольку они резко отличны от процессов взаимодействия неорганических тел, — не изучаются физико-химическими науками, в частности физической механикой.

Сложнее стоит вопрос в отношении биологии. Если само по себе очевидно, что мир человеческого взаимодействия не изучается такими биологическими дисциплинами, как морфология, анатомия и физиология, имеющими дело не с межчеловеческими процессами, а с явлениями, данными в пределах (или внутри) человеческого организма, то иначе обстоит дело с экологией как ветвью биологии. «Под экологией, — по определению Геккеля, — разумеется наука, изучающая отношения организма к окружающей его внешней среде в смысле совокупности условий существования. Эти условия частью органические, частью неорганические». Сообразно с этим экология изучает: 1) отношения организма к среде космической (неорганической), 2) отношения первого к среде органической, т. е. явления взаимодействия между организмами (Haeckel. Generae Morphologic der Organismen, t. I. Berlin, 1866, 286). В настоящее время, как выше было указано, часть экологии, изучающая взаимоотношения организмов друг к другу, распалась на две ветви: на зоо-социологию, имеющую своим предметом взаимоотношения животных друг к другу (животные сообщества), и на фито-социологию, исследующую взаимоотношения растений друг к другу (растительные сообщества) («По аналогии с социологией, задачей которой является изучение взаимодействий между членами общества... нашу отрасль знания, изучающую также внутренние взаимодействия в растительных сообществах, их виды, формы и их генезис, можно назвать фито-социологией». Сукачев. Введение в учение о растительных сообществах СПб., 1915, 119—120).

Как видим, экология имеет объектом изучения класс явлений, аналогичный тому, какой является предметом социологии. И тут, и там изучаются факты взаимодействия. И тут, и там подвергаются исследованию процессы взаимодействия организмов (ибо и homo sapiens есть также организм).

Спрашивается поэтому, не поглощается ли социология экологией? Не претендует ли социология на место, раньше занятое последней? Короче, не изучаются ли явления человеческого взаимодействия, помимо социологии, экологией?

Ответ на эти вопросы должен быть таков. Если люди ничем не отличаются от амеб и других организмов, если они не обладают специфическими свойствами, главным образом, в виде ряда психических свойств, если поведение и психика их может быть сведена к тропизмам и таксисам, к простой раздражимости протоплазмы и к рефлексам, если мир человеческого взаимодействия тождественен с миром взаимоотношений остальных организмов, короче — если можно поставить знак равенства между человеком и амебой или другим организмом, между человеком и растением, — тогда да, тогда никакой особой homo-социологии не нужно, тогда учение о взаимодействии людей целиком войдет в зоо- и фито-социологию...

Если же дело обстоит иначе, если нельзя поставить знак равенства между человеком, с одной стороны, парамецией, муравьем, рыбой и орангутангом—с другой, если нельзя отождествить homo sapiens с растением, если соответственно с этим нельзя сказать, что колония полипов, муравьиная куча, рой пчел или лес по существу тождественны с человеческим «обществом», тогда ответ будет иным, тогда мир человеческих взаимоотношений придется выделить в особый класс, тогда рядом с зоо-и фито-социологией придется создать homo-социологию. Тогда существование homo-социологии наряду с фито- и зоо-социологией будет необходимо.

Дилемма ясна и в выборе едва ли можно колебаться. Сами биологи, вплоть до Леба и других крайних механистов, уподобляющих человека машине, признают, что это машина sui generis; а отсюда следует, что явления человеческого взаимодействия образуют специальный разряд явлений, требующий для своего изучения особой дисциплины. Ваксвейлер, конструирующий социологию как часть биологии, целиком исходящий из принципов Леба и других крайних механистов в биологии, принужден выделить явления человеческого взаимодействия из других экологических явлений, конструировать их в особый класс (явления de l´affinite social как вид явлений de l´affinite specifique) и сообразно с этим строить социологию как особую ветвь экологии (cм.: Esquisse d'une sociologie, 51—87. В мире взаимодействия растений, говорит он, нет ни малейшего следа affinite social, 72. Sociabilité, далее пишет Ваксвейлер, свойственна только человеку. В силу этого «сравнительная социология людей и животных не может осветить (éclairer) человеческую социологию как таковую». «Социальные отношения в виде sociabilité не существуют у животных; вот почему сравнительное изучение социальных отношений животных и людей неизбежно бесплодно». «Il suit encore de là,—продолжает он,—que si l'оп adopte en sociologie la methode logique qui consiste à aller du simple au composé, les faits sociaux primaires ne seront pas, dans l'ensemble, fournis par la sociologie comparée anthropozoologique, mats plutôt par la sociologie comparée purement humaine; un sentiment social aussi complexe que “la confiance», n'aura pas son homologue simple chez des animaux mais chez des hommes à sociabilité peu developpée: une combinaison sociale aussi puissante qu'un trust, sera comparable à une autre forme d'association humaine, non pas a une fourmiliére. Si l'оп veut chercher dans la sociologie animate le phenoméne correspondant à une cooperative de consommation et que l'оп apporte un cas de symbiose, on tombe dons dans 1'analogie méthaphorique, pour ne pas dire dans Ie ridicule». 82—84.

Такие решительные утверждения, по существу вполне правильные, в устах сторонника Леба и др. механистов лучшее доказательство того, что мир человеческих взаимоотношений пока что несводим к другим экологическим явлениям).

Для сути дела безразлично, назовут ли социологию особой ветвью экологии или признают ее самостоятельным министерством; важно то, что явления, изучаемые ею, суть особые явления, не похожие на другие экологические процессы. А этот факт, как видим, в весьма определенной форме признают и те, кто социологию рассматривает как ветвь экологии.

Если различие явлений взаимодействия в мире растений и в мире животных заставило размежеваться зоо-социологию от фито-социологии, то тем больше оснований для выделения homo-социологии, изучающей факты, несравненно резче отличающиеся от зоологических и ботанических форм взаимодействия.

Вот почему и с точки зрения механистов, и с точки зрения виталистов с спокойной совестью можно сказать: зоо- и фито-социология не только не делают излишней homo-социологию, но, напротив, они требуют ее существования.

Этого же требуют и методологические соображения: для науки важно не только сходство явлений, но и их различие. При наличности последнего—а оно здесь налицо,— было бы нецелесообразно классы явлений, отличные друг от друга, объединять в одну группу (не останавливаясь здесь подробнее на вопросе, чем отличаются факты межчеловеческого взаимодействия от аналогичных явлений, данных в мире животных и растений — ибо с этим вопросом не раз придется иметь дело в дальнейшем, — сказанного, надеюсь, достаточно, чтобы признать это различие налицо. Тех же, кто в этом различии сомневается, прошу поверить мне в этом пункте «в кредит»; достаточные доказательства будут приведены ниже).

Что касается, наконец, общей части биологии, то и она не является той дисциплиной, которая изучает явления человеческого общения и делает существование социологии излишним. Это имело бы место лишь в том случае, если бы оказалось верным положение «органической школы» в социологии, что «общество есть организм» и потому процессы человеческого общения тождественны с процессами организма. Но, как известно, «органическая школа» безвозвратно погибла: окончательным ее поражением был тот провал, который постиг ее на третьем международном конгрессе социологии в 1897 г. Здесь выступали в ее защиту все крупные представители этой школы. И, однако, защита оказалась безуспешной: конгресс вынес абсолютно обвинительный приговор «органической школе» и всяким попыткам отождествления явлений человеческого общения с организмом и его процессами. «Пусть нам процитируют хоть один пример прогресса социальной науки, обязанный своим бытием аналогиям органической школы! Социология совершенствовалась и совершенствуется благодаря сравнениям различных человеческих обществ, а не благодаря бесплодному сравнению обществ вообще с живыми организмами», — говорил здесь Тард, подводя итоги критике «органической школы» (см.: Tarde. La théorie organique des societés. Annales de 1'Inst. intern. de sociologie, t. IV, 237—238. К данному же тому «Анналов» я отсылаю всех, желающих познакомиться с «органической школой» и критикой ее положений. Он подводит итоги, с одной стороны, всем результатам, достигнутым органицистами в области социологии (доклады Лилиенфельда, Новикова, Вормса), с другой—весьма четко указывает всю бесплодность метода и направления органицистов (доклады Тарда, Л. Штейна и др. критиков этой школы).

Итог всего сказанного тот, что: 1) явления человеческого взаимодействия пока что несводимы к чисто биологическим процессам, 2) если даже они будут сведены, то от этого анализа они не перестанут быть процессами sui generis, ибо никакой анализ не может показать, что люди не есть люди и что человек есть амёба, 3) в силу этого изучение этих явлений требует особой дисциплины, 4) биология искомой дисциплиной не является, 5) таковой должна быть социология или homo-социология.

Социолог может и должен строить свою дисциплину на данных биологии, он обязан считаться с ними; больше того, там, где это возможно, он должен сводить изучаемые им процессы к их биологическим основам, но было бы ошибкой думать, что это сведение без остатка может быть выполнено теперь и что оно позволит поставить знак равенства между homo-социальными явлениями, с одной стороны, фито- и зоо-социальными процессами—с другой.

Социология и индивидуальная психология

Теперь обратимся к социальным наукам и к наукам о духе и спросим себя: не изучают ли они п роцессы человеческого взаимодействия. Здесь, в первую очередь, встает вопрос об отношении социологии к психологии — индивидуальной и коллективной.

Исходя из того факта, что взаимодействие людей по своей природе есть прежде всего взаимодействие психическое — обмен чувствами, идеями, волевыми импульсами, — многие социологи, принадлежащие к так называемой «психологической школе», делали два основных вывода: 1) социология должна опираться на психологию, 2) социология есть не что иное, как коллективная психология.

Верны ли эти положения? Обратимся сначала к индивидуальной психологии. Спросим себя: изучает ли она явления человеческого взаимодействия? Ответ придется дать отрицательный. Объекты социологии и индивидуальной психологии различны. Последняя не изучает явления «интерментальные», «межчеловеческие», а представляет дисциплину, исследующую состав, строение и процессы индивидуальной психики или сознания. Я довольно точно выражу свою мысль, если скажу, что между психологией и социологией дано то же отношение, какое существует в биологии между анатомией, морфологией и физиологией организмов — с одной стороны, и экологией (фито- и зоо-социологией) — с другой. Как первые дисциплины изучают явления, данные в границах организма, а не межорганические отношения, так и психология имеет своим предметом явления, заключенные в пределах индивидуальной психики, а не межпсихические или интерментальные процессы. Подобно анатомии, психология «анатомирует» индивидуальную психику, разлагая ее на элементы — волю, интеллект, чувства-эмоции, подобно физиологии, она изучает процессы, данные в пределах индивидуальной души, наконец, подобно морфологии и систематике, она дает классификацию «психологических типов» (типы характеров, типы психологических темпераментов и т. д.), но ее компетенция не выходит за пределы индивидуальной души или сознания. «Межпсихические» процессы общения, взаимные акции и реакции людей ее не интересуют. Они стоят вне ее царства, как вне царства анатомии, физиологии, морфологии и систематики стоят экологические явления, изучаемые фито- и зоо-социологией.

Конкретный пример уяснит указанное различие. «Социальный факт, — говорит Duprèel,—нельзя свести к чисто психическому и нельзя объяснить его одной психологией. Покажем это на примерах: сумасшествие (la folie) есть факт психологический и биологический; он интересует также и социальную жизнь. Психолог изучает состояние сознания сумасшедшего, он сравнивает его с состояниями сознания более нормальными. Он занимается также действиями сумасшедшего, но он интересуется ими лишь постольку, поскольку эти действия суть показатели психического состояния. Биолог также изучает состояние органов и интересуется актами сумасшедшего, но лишь постольку, поскольку они являются симптоматическими показателями.

Все меняется, как только сумасшествие начинает изучаться с точки зрения социологической. Что именно происходит в душе и в теле сумасшедшего, для социолога не важно: не в этом для него главный вопрос. То, что для него важно, это — с одной стороны, природа симптомов, согласно которым общество признает данного человека сумасшедшим; с другой — это следствия сумасшествия. Если сумасшедший в буйном помешательстве ломает мебель, психиатру не важны ни величина убытка, причиненного этими актами, ни чувства и действия, которые этот факт вызовет у собственника разбитой мебели. И обратно, умственное состояние сумасшедшего важно для общества, а следовательно, и для социолога лишь по причине следствий, которые с ним связаны. Сумасшествие с точки зрения социологической представляется определенным видом умственных состояний, неизбежно или потенциально связанных с определенными актами, чаще всего убыточными для общества или лиц, близких к сумасшедшему» (Duprèel. Sociologie et psychologie. L`Institut Solvay. Bulletin mensuel. Январь 1911, 180—186. См. также: Зиммель. Проблема социологии. Новые идеи в социологии, сб. № 1, 136—141).

Таково основное различие между точками зрения или объектами психологии и социологии.

Это различие не могут не признать и виднейшие представители «психологической школы» в социологии. «Охотно соглашаюсь, — говорит Тард, — что обычная психология не способна распутать клубок социальных фактов» (Тард. Психология и социология. Новые идеи в социологии, сб. № 2. СПб., 1914, 70).

Отсюда его стремление создать «интерментальную» или взаимную психологию, которая, по его мысли, и должна явиться основной частью социологии. «Я разумею, — говорит он, — не „обычную психологию", к которой можно относиться с заслуженным ею пренебрежением, но то, что я позволю себе назвать в дальнейшем изложении „взаимной психологией" (interpsychologie)... Между-психология или между-логика являются в сущности элементарной социологией, которая одна только и может объяснить социологию сложную или социологию в тесном смысле слова» (там же, 69—78). Под объектами последней — социологии в тесном смысле слова — он разумеет определенный вид межпсихических отношений. «Не все между-психические отношения суть общественные явления, — говорит он. — Для того чтобы быть общественными явлениями, эти отношения должны заключаться в воздействии одного я на другое или на другие или предполагать такое воздействие (Тард. Теория психических воздействий. Русская высшая школа обществ. наук в Париже. СПб., 1905, 5).

Как видно отсюда, интерпсихология, или социология, Тарда — наука совершенно отличная от «обычной» или индивидуальной психологии. Объекты, задания, содержание и характер их совершенно различны (Тард правильно понял и аналогию социологии или интерпсихологии с зоо- и фито-социологией. «Чтобы яснее выразить мою мысль,— говорит он, — нелишне будет сопоставить науку, о которой я говорю, с той, которую можно было бы создать под названием интер-физиологии или интер-биологии и которая симметрически соответствовала бы ей. Можно сказать, впрочем, что эта отрасль биологии уже существует... Происхождение видов, рассматриваемое согласно дарвиновским принципам борьбы и естественного подбора, есть не что иное, как обширный и непрерывный интер -физиологический процесс (а не интра -физиологический, как воображают иные глубокомысленные естествоиспытатели). Изучение микробов в их взаимных отношениях к крупным организмам есть также обширная и имеющая богатую будущность отрасль интер-физиологии» (Теория психических воздействий, с. 10).

Сказанного достаточно, чтобы признать, что области явлений, изучаемых психологией и социологией (или интерпсихологией Тарда), совершенно различны и не дают ни малейшего основания для их смешения или отождествления. «При наложении друг на друга» они не совпадают и не покрываются взаимно (в связи с борьбой «социологической» и «психологической» школ вопрос о взаимных отношениях социологии и психологии, как это часто бывает при спорах, совершенно неосновательно был осложнен. В споре были затронуты многие проблемы, прямого отношения к делу не имеющие и носящие преимущественно методологический характер, напр., о месте психологии и социологии в классификации наук Конта, о том, следует ли объяснять социальные процессы исходя из свойств индивидуальной психики или, наоборот—последнюю следует объяснять как функцию социальных процессов, индивид или общество являются реальностью и т. д.

Эти споры, основанные гл. образом на недоразумении и прямого отношения к данному вопросу не имеющие, будут затронуты ниже в различных отделах «социологии». Здесь же достаточно указанного различия между социологией и психологией.

См. об этих спорах: Сорокин. Границы и предмет социологии. Новые идеи в социологии, сб. № 1, 102—108; Новые идеи в социологии, сб. № 2: «Социология и психология» — сборник, специально посвященный этому вопросу (ст. Де-Роберти, Дюркгейма, Тарда, Колле, Драгическо, Паланта). См. также Baldwin. Psychologic et sociologie (1'individu et la societe). Изд. Междунар. социол. библиотеки. Соответственные места в работах Уорда, Дюркгейма, Коста, Леви-Брюля, Бугле и др.)

Социология и коллективная психология

Что касается отношения социологии к коллективной или социальной психологии или, как ее иначе называют, к «психологии народов» (Volkerpsychologie), то для решения вопроса надо условиться, что под ней понимается. Изучая то, что фактически дано под этими именами, мы должны сказать, что объекты их если не вполне, то частично совпадают. Так, с точки зрения Сигеле, коллективная психология изучает такие явления человеческого взаимодействия, единицами которого являются индивиды «неоднородные» и «имеющие слабую органическую связь» (толпа, театральная публика, съезды, случайные собрания и т. п.). В таких группах взаимодействие принимает иные формы, чем в агрегатах «однородных и органически соединенных». Это обстоятельство, по мнению Сигеле, служит основой для образования коллективной психологии, отличной от социологии, которая, по Сигеле, якобы изучает только взаимодействие «однородных» и «органически связанных» между собой единиц (Сигеле. Преступная толпа. СПб., 1896, 3—17).

Такова же точка зрения и Де-ля-Грассери, по мнению которого объектом коллективной психологии служат агрегаты случайные, неорганизованные, не обнаруживающие ни дифференциации, ни координации, ни постоянства отношений. Агрегаты организованные—объект социальной психологии (Де-ля-Грассери. De la psychosociologie. Revue de sociologie, 1912, № 3, 163 и ел.).

По мнению Г. Лебона, коллективная психология есть наука, изучающая «души рас» (Лебон. Психологич. законы эволюции народов. СПб., 1906 («Душа рас»)). Большинство итальянцев, помимо коллективной психологии и социологии, различают еще социальную психологию. Так, по Росси, коллективная психология изучает взаимодействие, данное в случайных агрегатах (в «толпе»), возникающее на почве синестезии (sinestesia collettiva); социальная психология изучает «душу народа или расы», т. е. душу устойчивых агрегатов; социология же является венцом той и другой науки, имея своим объектом «социальное взаимодействие (in concorso sociale mutuamente consentito), сначала бессознательно-автоматическое, а потом все более и более сознательное» (Р. Rossi. Psicologia collettiva. Milano, 1900, 213; Sociologia е psicologia collettiva. 2 род. 99—112, 145—149).

Близко смотрят на дело Ф. Сквиллаче, Кольмо, Гроппали и др. Тард, как мы видели, вместо коллективной психологии строит психологию интерментальную, отождествляя ее с социологией (Тард. Теория психич. воздействий. «Термин „социальная или коллективная психология" кажется мне неудовлетворительным. Он может повести к недоразумениям, потому что мистические умы стремятся прикрыть этим ярлыком понятие об обществе как о каком-то гигантском мозге, составленном из наших маленьких мозгов и обладающем особым социальным „Я", отличным от наших индивидуальных сознаний. Кроме того, этот термин остается темным и неясным и относится только к одной из разновидностей обширного класса и т. д. Вот почему я нахожу, что нужно говорить не об изучении коллективной или социальной психологии, а об изучении другой науки, более общей и более точной, которую я называю интерпсихологией (interpsychologie)». 3—5).

Из этого краткого обзора понятий коллективной или социальной психологии следует: 1) если она ставит своей задачей изучение всех основных форм взаимодействия между людьми и явлений, возникающих в процессе этого взаимодействия, т. е. то же, что, согласно данному выше определению, изучает и социология, то, очевидно, она сольется с последней, и одно из этих двух названий будет излишним. Которое? — совершенно безразлично, ибо суть дела не в названии, а в самом характере науки. В этом случае я предпочитаю название социологии. 2) Если под коллективной или социальной психологией понимают то, что понимают под этими терминами Сигеле, Грассери, Тард, Росси, Сквиллаче и др., то, очевидно, она будет просто-напросто главой социологии как науки, изучающей все основные формы взаимодействия между людьми.

Так разрешается вопрос о взаимоотношении социологии и коллективной, социальной или интерментальной психологии.

Социология и специальные дисциплины, изучающие взаимоотношения людей

Теперь остается рассмотреть взаимоотношение социологии и отдельных социальных наук, изучающих тот же разряд явлений, который изучается и социологией.

Возьмем ли мы политическую экономию, или науку права, или науку о религии, или дисциплину, изучающую искусство, — все они, как и другие «социальные» науки, изучают явления человеческого взаимодействия. Duprèel вполне правильно указывает на то, что «основные понятия права сводятся к понятию социального отношения» (или взаимодействия). Отношение вверителя к должнику, господина к рабу, супруга к супругу — все это частные виды межчеловеческих взаимоотношений или взаимодействий. «Явление собственности представляет не простое отношение хозяина к вещи, но отношение между собственником и другими членами общества». То же приложимо и к явлениям, изучаемым административным, государственным, уголовным правом и т. д. Короче — «всякое правовое отношение—это вид социального взаимоотношения, рассматриваемый со специальной точки зрения» (см.: Е. Duprèel. Le rapport social (Essai sur 1'objet et la méthode de la sociologie). Paris, 1912, гл. IV, 48—113). Л. И. Петражицкий прекрасно показал, что сами объекты права суть человеческие акты (делания, неделания и терпения), взаимные акции и реакции людей между собою (см.: Петражицкий. Теория права, т. I и II. Passim). Короче, наука права изучает специальный вид явлений человеческого взаимодействия.

То же может быть сказано и о политической экономии. Объект последней — совместная хозяйственная деятельность людей (см. курсы политической экономии Туган-Барановского, Чупрова, Железнова, Мануйлова, Каблукова и др. См. в особенности: Р. М. Орженцкий. Понятие об экономии, явлении, 1903), т. е. определенный вид взаимодействия людей в сфере производства, обмена, распределения и потребления материальных благ. Такие явления, как взаимоотношения спроса и предложения, как отношения, возникающие на почве ценности, как само явление ценности и т. д., по справедливому указанию Дюпрееля, суть частные виды социальных отношений или взаимодействия людей (см. подробнее: Duprèel. Le rapport social, 56—70).

То же может быть сказано и о других социальных науках: о науке нравов, морали или этике, науке о религии, об искусстве и т. д. Наука нравов изучает коллективные способы мышления и действования людей. Мораль — определенный вид человеческого поведения и дает рецептуру должного взаимоповедения; эстетика изучает явления взаимодействия, складывающиеся на почве обмена эстетическими акциями и реакциями (между беллетристом и читателем, актерами и зрителями, художником и толпой, пианистом и слушателями и т. д.). Наука о религиозных явлениях имеет своим объектом процессы взаимодействия верующих, объединенных общностью верований, идей и чувств, превращающей верующих в коллективное целое, называемое церковью, и т. п. (см. подробнее об этом: Ibid., 70—113).

Короче, так называемые «социальные науки» изучают тот или иной вид взаимодействия людей.

Раз дело обстоит так, раз объекты социологии и социальных наук если не вполне, то частично между собой тождественны, спрашивается: в каком же отношении стоит к ним социология? Является ли она простым ярлыком, обозначающим совокупность всех социальных дисциплин, или же она имеет самостоятельное существование как независимая, не сливающаяся ни с одной из социальных наук отрасль знания?

Что касается основных взглядов, данных в социологической литературе по этому вопросу, то их можно разделить на две-три главные группы: 1) взгляд, считающий социологию лишь corpus'ом всех социальных наук (социология представляет простой термин, обозначающий совокупность всех отдельных наук, изучающих мир социальных явлении), 2) взгляд, отводящий социологии в качестве ее объекта определенный вид социального бытия, не изучаемый другими науками, и 3) взгляд, признающий социологию самостоятельной наукой, которая изучает наиболее общие родовые свойства явлений человеческого взаимодействия.

Рассмотрим каждый из этих взглядов. Примером первой точки зрения могут служить первоначальные мнения Дюркгейма и его сотрудника Фоконне. «Социология,— говорят они, — есть и может быть лишь системой, corpus'ом социальных наук» (см.: Durkheim. Sociologie et sciences sociales. Revue philosoph., 1903, 465 и ел. Я пишу: «первоначальные мнения Дюркгейма» потому, что позднее он, по-видимому, изменил свои взгляды по этому вопросу. В другой статье под тем же названием, напечатанной в сборн. «Метод в науках», он уже допускает существование «„общей социологии", изучающей то, что составляет единство этого (социального) рода, что характеризует социальный факт in abstracto» (Метод в науках. Изд. «Образование», 233). Позднее он еще более категорически высказывается на этот счет и обвиняет Ришара в искажении его взглядов. Дюркгейм пишет: «утверждение Ришара о том, что, по Дюркгейму, общая социология невозможна — радикально ошибочно». «Возможность общей социологии я не отрицал и не отрицаю». См.: L'année sociologique, т. XII, 1913, 1).

Примерами второй точки зрения могут служить мнения Зиммеля, Бугле, Гумпловича и др.

Третья точка зрения, разделяемая едва ли не большинством социологов, представлена М. М. Ковалевским, Де-Роберти, Де-Греефом, Уордом, Морселли, Эллвудом, Кареевым, Дюркгеймом (в позднейшую стадию), Вормсом и др.

Остановимся на этих взглядах. Мотивы первого мнения таковы. «Социальный мир, — пишут Дюркгейм и Фоконне,—есть мир бесконечный, о котором нельзя составить ясного, не искаженного представления, пытаясь охватить его разом и во всей полноте, ибо в таком случае надо заранее согласиться на ознакомление с ним лишь в главных, общих очертаниях, надо удовольствоваться самым смутным познанием его. А потому необходимо, чтобы каждая часть его изучалась отдельно; каждая из них достаточно обширна для того, чтобы быть предметом целой науки» (Дюркгейм и Фоконне. Revue philos., 474).

Эти мотивы правильны. Разделение труда между науками в целях более детального изучения явления—вещь необходимая и неизбежная. Но отсюда вовсе не следует то заключение, которое делают авторы цитаты. Специализация и дифференциация наук, как увидим ниже, не только не исключают, а напротив, требуют синтетическую науку, обобщающую основные результаты анализа; во-вторых, если бы социология была только простым corpus'ом социальных наук, то она превратилась бы в пустое слово, в этикетку, напрасно вводящую в заблуждение наивных людей. В качестве такой этикетки, лишенной своего собственного содержания, она была бы совершенно излишней. «В результате явилось бы только новое имя, между тем как все, обозначаемое им, уже установлено по своему содержанию и своим отношениям или же вырабатывается в границах старых областей исследования» (Зиммель. Проблема социологии. Новые идеи в социологии, сб. № 1, 111).