Глава 28. I was born like this, I had no choice (Я был рождён таким, У меня не было выбора ) Леонард Коэн

I was born like this,
I had no choice…
(Я был рождён таким,
У меня не было выбора…)
Леонард Коэн, «Tower of Song».
Гарри падал и падал; под ним была бездна, была и над ним, и вокруг него… чёрная, непроглядная… «Так выглядит Вечность, — забрела в голову Гарри мысль. — Тьфу, о чём это я…»
Падение походило на полёт — с той лишь разницей, что Гарри никак не мог управлять им. Хотя почему бы и нет, собственно?.. Гарри развёл руки в стороны и попробовал перевернуться в этой черноте; тело послушно повиновалось — слишком послушно, обычно мешает сопротивление воздуха, напрягаются мышцы… «Я, наверно, умер. И у меня нет никаких мышц. И воздуха вокруг нет — зачем он мёртвым?».
Но управлять падением всё равно не получалось — Гарри продолжал лететь вниз. «Я хочу уже приземлиться!».
И он встал на ноги. Что-то твёрдое, ровное. Откуда оно здесь… за Аркой?
— Оно здесь потому, что я так захотел, — рассудил Гарри вслух — это не очень отличалось от мыслей, но немного разницы всё же было. — И мне не нравится, когда темно…
Гарри хмыкнул и сказал:
— Да будет свет!
И появился свет. Источника у него не было — ну, Гарри и не заказывал свечу или фонарик, не так ли? Мягкий, светло-жёлтый свет, как от комнатной лампы, рассеивал темноту на несколько шагов во все стороны, но толку от этого было немного — темнота была пуста. Гарри глянул под ноги — всё та же надоевшая чернота.
— А… выбраться отсюда как-нибудь можно? — поинтересовался Гарри; за Аркой было положительно скучно.
Перед Гарри появилась широкая каменная лестница.
— Как услужливо… — Гарри не нравилась эта предупредительность. Если бы всё было так просто, за тысячи лет кто-нибудь, да вернулся бы из-за Арки.
Он провёл рукой по ступенькам и не ощутил ровным счётом ничего. «Ах да, я же умер. Как бы я чувствовал?». Гарри шагнул на первую ступеньку и уловил краем глаза какое-то движение; он резко опустил взгляд, но всё было спокойно. Встал на вторую ступеньку, не отводя взгляда от лестницы, и сумел поймать короткий момент, когда ступеньки дрогнули, и перед ним прибавилась ещё одна.
«Это что же, по этой лестнице и вовсе подняться нельзя? Каждый раз, как шагаешь, прибавляется ступенька… зачем тогда вообще нужна лестница?» Это показалось Гарри изощрённым издевательством, и он спрыгнул с лестницы обратно. Лестница растаяла в темноте. Гарри фыркнул.
— Это и есть смерть? — удивился он вслух. — Тоска здесь смертная, что да, то да…
Гарри задумался. Когда он подходил к Арке раньше, он слышал за завесой голоса… где те, кто говорил? Гарри оглянулся, но вокруг было всё так же пусто и тихо. Надо найти кого-нибудь… здесь обязан кто-то быть! Гарри зашагал вперёд по черноте; свет следовал за ним по пятам, не отставая.
— Эй, есть здесь кто-нибудь? — закричал Гарри. — Отзовитесь!
Тишина.
Гарри шагал вперёд, не зная, куда, собственно, направляется; иногда ему казалось, что из темноты выступают странные тени, похожие на призраков, но прежде, чем он успевал их окликнуть, они исчезали.
— Кто-нибудь… — беспомощно сказал Гарри. Ведь голоса ему не мерещились… они были здесь!
— Гарри?
Гарри стремительно обернулся и замер: перед ним стояли его родители; такие же, как на колдографиях, молодые, красивые, яркие…
— Мама! Папа! — Гарри кинулся к ним и обнял крепко, как мог.
— Гарри… — мать гладила его по волосам, и это прикосновение было совсем реальным, совсем настоящим... — Откуда ты здесь?
— Я, наверно, умер, — признался Гарри.
— Наверно — это как? — переспросил отец.
Гарри высвободился из объятий матери и отступил на шаг, чтобы любоваться своими родителями; глаза Гарри сияли от счастья.
— Я упал за Арку в Департаменте тайн… говорят, все, кто за неё падает, умирают… во всяком случае, они не возвращаются обратно, никогда…
— Но ты не мёртв, — возразила мать. — Мы же видим…
— Но я не могу вернуться, — пожал плечами Гарри. — И если вы оба мертвы, то почему я рядом с вами?
— Строго говоря, мы не должны быть рядом с тобой сейчас, — заметил отец. — Но ты захотел, чтобы мы оказались здесь…
— Это хорошо, — мягко сказала мать, — но это неправильно. Ты ещё не умер. Мы увидимся после того, как ты умрёшь по-настоящему.
— А это понарошку, что ли? — не понял Гарри.
— Считай, что так, — отец рассмеялся. — Здесь, за Аркой, безвременье. Здесь ничего нет.
— А там, где вы… где вы сейчас… что-то есть? — тихо спросил Гарри.
— Да, — улыбнулась мать. — Мы очень рады тебя видеть, Гарри, но долго нам здесь быть нельзя. Ты обязательно вернёшься туда, к жизни, а мы должны уйти обратно… скажи хоть, как ты учишься?
— Обычно на «Великолепно», — несколько оторопело ответил Гарри. Ну, родители должны интересоваться успеваемостью… хотя, с другой стороны, есть ли у них ещё общие темы?..
— Что ты всё о учёбе, Лили? — рассмеялся отец. — Синдром отличницы, да? А как у тебя с квиддичем, Гарри?
— Я ловец Слизерина, — Гарри невольно улыбнулся этому поддразниванию. — И лучший ловец школы…
— Молодец, — отец положил руку Гарри на плечо.
— Нам пора, — сказала мать. — Но ты знаешь, по дороге мы встретили одного мальчика…
— Какого мальчика? — ничего не понял Гарри.
— Вежливого симпатичного мальчика… он сказал, что ищет тебя, — улыбнулась мать.
— Назвался Седриком, — добавил отец. — Подумай о нём, и он придёт к тебе. Говорил, у него к тебе очень важное дело. Передавай от нас привет Бродяге! А нам действительно по…
Слог «ра» Гарри уже не услышал; родители растворились в черноте. Гарри судорожно вздохнул — наверное, он ещё нескоро их увидит…
— Седрик? — робко позвал он.
— Привет, котёнок, — Седрик появился так внезапно, что Гарри вздрогнул. — Как ты?
— Нормально… только умер на днях, а так всё в порядке, — ухмыльнулся Гарри.
— Это поправимо, — махнул рукой Седрик, самый настоящий Седрик, не полупрозрачный и дымчатый, а живой, сероглазый, каштанововолосый, в той же самой мантии, что и в день третьего испытания Турнира… — Послушай…
— М-м? — выжидательно осведомился Гарри.
— Они зовут тебя...
— Кто зовёт? — Гарри недоумённо прислушался, но единственными звуками были голоса его самого и Седрика.
— Они все, кто остался там. Живые.
— Значит, я всё-таки мёртвый?
— Почти. Вот я — точно да. Я очень качественно мёртвый.
Гарри улыбнулся. Лицо Седрика оставалось серьёзным.
— И что же? — уточнил Гарри. — Ты будешь моим проводником в мир мёртвых или как это называется? Тебе поручили отвести мою душу туда, откуда не возвращаются и предать её в руки демонов с раскалёнными сковородками? Или ещё что-нибудь в этом роде...
— Вот ещё! — Седрик рассмеялся. — Я здесь, чтобы сделать тебя живым снова... и мне никто этого не поручал. Просто тебе не время умирать.
— А ты умеешь оживлять почти мёртвых?
— Да. Когда ты сам не жив, этому очень легко научиться. Думаю, смерть — единственная плата, которую берут за такое умение. Те, кто остался вне Арки, ничего не умеют… ты даже не слышишь, как они тебя зовут, хотя я слышу. Признаться, я бы на твоём месте на такие завывания на древнехалдейском не пошёл — мало ли что это значит...
Гарри снова разулыбался и потянулся было обнять Седрика, но тот остановил его взмахом руки.
— Нет! Нельзя... пока нельзя...
— Почему?
— Ты поймёшь.
Гарри послушно замер.
— Так вот, что я хотел тебе сказать... мы видимся в последний раз, пока ты жив.
— В последний? — губы Гарри задрожали от какой-то детской обиды на общую несправедливость мироустройства.
— Я тебе больше не нужен. Строго говоря, ты с самого начала мог бы обойтись без меня.
— А я... я тебе нужен?
Седрик улыбнулся, и Мона Лиза пошла бы и сделала харакири в общественном сортире, увидев эту улыбку — столько было в ней загадочности и недосказанности.
— Младшие братья вырастают, и старшие отпускают их резвиться без присмотра. Но ты всегда будешь мне нужен.
— Тогда... — Гарри и сам не знал, что собирался сказать дальше, и Седрик перебил его вовремя:
— Об этом мы успеем поговорить, когда ты умрёшь. В нашем распоряжении будет пара-тройка вечностей. Наговоримся так, что ты сбежать от меня захочешь, а некуда будет.
— Правда? — Гарри с надеждой распахнул глаза.
— Правда, котёнок, — Седрик притянул Гарри к себе за локоть и нежно поцеловал в лоб, холодными пальцами свободной руки зарываясь в волосы Гарри.
Его губы обжигали, и это было больно — так вопиюще больно, что Гарри закричал, и кричал долго-долго — пока не прошёл через мягкую, слегка сбившую дыхание мембрану — так с ощутимым усилием преодолевается неподатливый воздушный поток; а потом он шмякнулся на твёрдое и замолчал, переводя дыхание, сгибаясь в судороге почти пополам оттого, что приходилось заново привыкать к тому, как воздух раздирает лёгкие, как вокруг холодно, как твёрдо, как... живо.
Отпечаток губ Седрика горел багровым ожогом рядом со шрамом, всё ещё воспалённым от встречи с Вольдемортом — тогда, когда Гарри был ещё жив... «Блин, а как звучит-то! Мало кто может взять и упомянуть в разговоре: «А вот когда я был жив в первый раз...». Все, кто был в комнате, молчали — Гарри чувствовал, не поднимая головы, их изумление и потрясение. Они и сами не верили, что Гарри вернётся. Он тоже не надеялся... «Ну что ж, в кои-то веки мне удалось наколоть всех поголовно».
— Гарри? Это правда ты? Гарри... — голос Сириуса был хриплым от волнения.
Гарри кивнул, не поднимая головы — ему не нужно было видеть кого-нибудь. Ему хватало их эмоций, которые он чувствовал — все щиты ушли куда-то безвозвратно, водоворота собственного привыкания заново к тому, как это — быть живым — и тоски по Седрику, светлой неизбывной тоски, такой, какая не оставляет на душе тяжесть, но никогда не перестаёт придавать воспоминаниям привкус горечи и запах полыни.
— Поттер, почему Вы молчите? — Снейп, разумеется, тоже был здесь. Куда без него.
— Яжык п'икушил, ко'да па'ал, — мрачно и честно буркнул Гарри, стараясь говорить почленораздельнее.
Эффектно воскреснуть положительно не вышло.
Зато умирал трагично и героически — это в какой-то степени примиряло Гарри и с болью в прикушенном языке, и с искренним, возмутительно громким смехом слизеринского декана; оставшегося, впрочем, в гордом одиночестве в своём неуместном в подобный высокий момент веселье.

* * *

Он пробыл в Арке около полутора суток, как ему рассказали. Сразу после его падения Дамблор организовал доставку в Департамент тайн нескольких темномагических книг и Северуса Снейпа, которому и поручили заняться ритуалом призыва упавшего в Арку. Описание такого ритуала в книге было, но автор честно предупреждал, что ни шиша-то у них не вышло, когда они попробовали. «Мы должны цепляться за любую соломинку, — сурово сказал Дамблдор, когда Снейп указал ему на это, и Фадж робко промямлил что-то насчёт того, что некромантия на территории Министерства запрещена. — Мы не можем позволить Гарри умереть!». И Снейп не стал спорить; Гарри подозревал, что у слизеринского декана были свои интересы стараться, не только приказ директора, но это было всё же под большим вопросом. Фадж тоже не сопротивлялся; подавленный самим фактом реальности вернувшегося Вольдеморта, он вообще не возражал больше Дамблдору.
Была начерчена шестиугольная звезда — начерчена кончиком палочки, оставлявшим за собой огненные линии; свечи, чей дым раскрывал сознание, были расставлены по углам звезды и зажжены. В ритуале, как рассказали Гарри, участвовали Сириус, Дамблдор, Снейп и в качестве источника силы — ещё несколько членов Ордена Феникса. Однако призывы на древнехалдейском длились уже больше суток, когда Гарри наконец вынесло из Арки на полном ходу; и он с удовольствием уверил их, что вовсе не ритуал был тому причиной. На резонный вопрос, что же тогда ему помогло, Гарри только улыбнулся и сделал покрепче свой окклюментивный щит. Седрик был и будет его личным старшим братом… и никто не должен знать, как возвращаются из-за Арки. Всё равно вряд ли кто-нибудь ещё вылезет из неё в ближайшие несколько тысяч лет…
Гораздо больше интереса, чем к ритуалу, которым его пытались выцепить, Гарри проявил к судьбе членов Эй-Пи. Все они остались живы, но Невиллу, Ли, Эрни, Джинни и Сьюзен досталось серьёзно, и их отправили к мадам Помфри. Остальные отделались синяками и шишками; когда приходится уворачиваться от Авады, не заботишься о том, чтобы подстелить соломку туда, куда будешь падать.
Всё это Гарри узнал постфактум; едва Снейп со всеми предосторожностями убрал звезду, в центр которой приземлился Гарри, Сириус едва не придушил крестника, обняв.
— Полегче, Сириус… — пискнул Гарри. — Ты меня так сам добьёшь…
Сириус только рассмеялся, и Гарри, к своему изумлению, увидел слёзы на осунувшемся лице крёстного.
— Ты спас меня, Гарри… подумать только… я чуть с ума не сошёл, когда мне сказали, что из-за Арки не возвращаются… ты… слов нет… Гарри…
— А я разве мог сделать как-то иначе? — недопонял Гарри. — Я, конечно, мог бы тупо смотреть, как ты падаешь, но…
Сириус взял Гарри за плечи и, слегка отодвинув от себя, начал пытливо осматривать.
— Ты в порядке? Ты ведь всё-таки умер…
— Ну, смерть мне никакого вреда не причинила, — осторожно сказал Гарри. — По крайней мере, я так чувствую. Правда, все повреждения от Пожирателей Смерти остались… пальцы правой руки сломаны, и ещё мне в ногу попало Seco…
— Отойди, Блэк, я осмотрю его, — раздражённо велел Снейп, всё это время молча наблюдавший за встречей крёстных отца и сына.
— Ты думаешь, я оставлю своего крестника с тобой? — огрызнулся Сириус, обнимая Гарри одной рукой за плечи.
Снейп, как ни странно, смолчал и произнёс над Гарри несколько зубодробительных заклинаний.
— Ещё попьёте укрепляющего зелья, Поттер, и всё будет в порядке, — устало сказал Снейп. Под его глазами залегли тёмные тени. — Вы поразительно живучи. Для верности зайдите к мадам Помфри, когда вернётесь в Хогвартс…
Крик феникса раздался под потолком зала с дюжиной дверей, и переливчатый, прекрасный Фоукс опустился перед Гарри.
— Привет, — Гарри потянулся погладить птицу, с удовольствием подставившую голову под ласку. — Мы с тобой одной крови, ты и я…
Фоукс согласно курлыкнул и уронил на раскрытую ладонь Гарри несколько слёз, мгновенно впитавшихся в кожу.
— Спасибо, Фоукс, — нежно сказал Гарри; прилив сил и беспричинного веселья накатил на него тёплой волной.
Феникс взлетел на плечо Гарри и потёрся головой о его щёку.
— Вау… — восхищённо выдохнул Сириус. — Одной крови? Это как?
— Это значит, в моей крови тоже есть огонь, — улыбнулся Гарри. — Я же дракон. Плюс, как только что было верно подмечено… поразительная живучесть. Я же Мальчик-Который-Выжил.
— Дважды, — фыркнул Сириус. Гарри шутливо ткнул крёстного кулаком в бок.
— Всё хорошо, что хорошо кончается, — вступил в беседу Дамблдор. — Если ты в порядке, Гарри, нам стоит уйти отсюда. Министерство сейчас очень занято… к тому же твоё возвращение парализовало работу Департамента тайн на целый день.
— Так им и надо, — решил Гарри. — Меньше тайн разводили бы — меньше было бы проблем…
Гарри легко вскочил на ноги и отряхнул джинсы от пыли; левая штанина заскорузла от крови. Дамблдор протянул ему носовой платок.
— Это одноразовый портключ. Он перенесёт тебя в мой кабинет, Гарри — нам нужно поговорить.
— Хорошо, сэр, — отозвался Гарри — его переполняли лёгкость и беззаботность, словно он не вернулся из-за Арки, а попросту переродился; взял платок и быстро чмокнул Сириуса в щёку. — Увидимся летом, обязательно. Кстати, мама и папа передавали тебе привет.
Рывок в районе пупка — и Гарри обнаружил себя в кабинете директора.
Портреты бывших директоров и директрис Хогвартса мирно спали; за окном на горизонте виднелась бледно-розовая, чуть сиреневатая полоса. Гарри сел на подоконник, прислонившись лбом к стеклу. Фоукс слетел с плеча и вернулся в свою клетку.
— Фигня какая, — негромко поведал Гарри фениксу, спрятавшему голову под крыло с явным намерением поспать. — Я умер, потом ожил… ну, почти умер, как это назвал Седрик. И никакой разницы не чувствую…
— А Вы считаете, юноша, должна быть разница? — заинтересованно подал голос один из бывших директоров.
— Вы вроде бы спали, — ехидно напомнил Гарри. — Э-э… Финеас Найджелус Блэк, если я ничего не путаю?
— Не путаете, юноша, — снисходительно кивнул ничуть не смутившийся Финеас Найджелус. — Я слышал, Вы вчера спасли моего праправнука, последнего из Блэков?
— Он мой крёстный, — пожал плечами Гарри.
— И при этом упали в Арку сами, а теперь из неё вернулись, так-так… не поделитесь секретом — как Вам это удалось?
— Не поделюсь, — вышло почти грубо, но честно. — Это действительно секрет.
— Дамблдору стоило бы построже обращаться с учениками, — неодобрительно заметил Блэк. — В моё время они не позволяли себе такого тона в разговорах со старшими.
— А Вы были директором до или после тысяча восемьсот девяносто третьего года? — уточнил Гарри.
— До, юноша, — церемонно ответствовал самый нелюбимый директор Хогвартса из всех. — До этой мягкотелой Конвенции. Вас это волнует?
— Эта жаба… пардон, старший заместитель министра Долорес Амбридж… тоже считала Конвенцию мягкотелой. И где она сейчас? — фыркнул Гарри.
— Вы хотите сказать, что причастны к её смерти? — прищурился Блэк.
— С чего Вы взяли? — изумился Гарри. — Она сама упала…
— А Вас и поблизости не было? — язвительно поинтересовался Блэк. — Насколько я знаю, Вы были единственным, кто на самом деле испытал на себе отмену Конвенции…
— В таком случае, всем остальным повезло, — Гарри свесил ногу с подоконника и покачал ею в воздухе. — Я рад за них.
— Вы уверены, что Вы не хаффлпаффец? Слизеринцы обычно реагируют не так…
— В чём-в чём, а в этом я уверен, — Гарри впервые за весь разговор посмотрел Финеасу Блэку в глаза, и тот невольно отшатнулся.
— Знаете, юноша, — сдержанно заметил он, — что бы Вы ни говорили, а разница есть.
Гарри уже собирался выяснить, какая именно, когда в кабинете материализовался Дамблдор.
— Итак, Гарри… присядь, и мы поговорим.
Гарри спрыгнул с подоконника и устроился с ногами в одном из кресел — вольность, которую Дамблдор даже не заметил или не показал виду, что заметил.
— Чтобы ты понял, я должен начать издалека… — Дамблдор помедлил, переплёл пальцы и продолжил. — Пятнадцать лет назад, увидев шрам у тебя на лбу, я уже догадывался, что это может значить. Я подозревал, что это символ вашей с Вольдемортом неразрывной связи. Стоило тебе вернуться в колдовской мир, как стало ясно, что я прав. Шрам предупреждал тебя о том, что Вольдеморт рядом, или что он испытывает сильные эмоции. А когда Вольдеморт вернул себе своё тело и обрёл полную силу, эта твоя способность — знать о его присутствии, пусть в другом обличье, и понимать его чувства, стала сильнее.
Гарри вежливо кивнул — всё это он уже знал.
— Я не сомневался: пройдёт немного времени, и Вольдеморт сам захочет проникнуть в твоё сознание. В ту ночь, когда у тебя было видение о нападении на Артура Уизли, ты почувствовал в себе Вольдеморта. Я сразу понял, что сбываются мои худшие опасения: Вольдеморт догадался, что может использовать тебя в своих целях. В попытке защитить твоё сознание я организовал занятия окклюменцией с профессором Снейпом.
Он сделал паузу. Гарри следил за первым солнечным лучом, который медленно скользил по полированной поверхности письменного стола, подсвечивая серебряную чернильницу и малиновое перо. Портреты давно проснулись и внимательнейшим образом слушали Дамблдора; до Гарри доносился шорох мантий, тихое покашливание.
Дамблдор, чтобы он ни собирался сказать, тоже должен был быть наказан. Как и Малфой. И Гарри уже почти знал оба плана.
— Профессор Снейп выяснил, — возобновил свою речь Дамблдор, — что тебе много месяцев подряд снилась дверь, ведущая в Департамент тайн. С тех пор, как Вольдеморт вновь обрёл своё тело, им владело желание услышать пророчество, и он постоянно думал об этой двери. Естественно, думал о ней и ты, хотя и не понимал, почему.
«Ещё бы я понимал. Кто бы мне объяснял что-нибудь… задолбался уже лапшу с ушей снимать».
— После твоего видения на Истории магии профессор Снейп, которому сообщили об этом, как твоему декану, был очень обеспокоен. Он предполагал, что ты можешь… отреагировать неадекватно.
«Хорошо преуменьшает. Что может быть неадекватней, чем бросаться бить морды Пожирателям?»
— Он попытался найти тебя и обыскал весь замок и близлежащую территорию, но тебя нигде не было. Профессор заглянул даже в дом на Гриммаулд-плейс, рассчитывая, что после выматывающих экзаменов ты мог самочинно отправиться повидаться с крёстным, но тебя не было и там. — «Так я туда и попёрся, это с Амбридж-то, перекрывшей камины и просматривающей почту». — Кстати сказать, Сириус был чрезвычайно встревожен твоим отсутствием в школе.
Гарри поменял позу и подпёр подбородок кулаком. Похоже было, что Дамблдор решил начать очень издалека.
— Когда мадам Помфри сообщила о том, что Долорес Амбридж мертва, профессор Снейп решил, что ты можешь быть к этому причастен.
«Ну да, ну да… отец подвешивал в воздухе и снимал трусы при всех, сын пошёл убивать направо и налево… премилая логическая цепочка. И даже нельзя сказать, чтобы он во многом ошибся».
— Все факультеты были собраны в Большом зале, и тогда было обнаружено отсутствие твоих товарищей… твоей армии. Профессор МакГонагалл связалась со мной и поделилась опасениями на тот счёт, что Вольдеморт обманул тебя, и ты пошёл навстречу опасности, не подозревая о ней и взяв с собой своих друзей.
— Я знал об опасности, — буркнул Гарри. — Но они все попросту увязались за мной.
— Ты мог им запретить, — с лёгкой укоризной заметил Дамлбдор.
— Я пытался, — развёл Гарри руками. — Но это что-то вроде девиза… Вы ведь не знаете, да… Ли Джордан придумал: если я попрошу их пойти за мной в битву, они пойдут. Если прикажу пойти в битву — пойдут. И если запрещу, сказав, что это опасно, пойдут всё равно.
— Вот как? — задумчиво сказал Дамлблдор.
— Именно так, — подтверждающе склонил голову Гарри; непослушная прядь упала ему на глаза.
— Что ж… оставалось только выяснить, куда именно вы все могли отправиться. И тут, признаюсь, пришлось действовать интуитивно. Я знал, что больше всего Вольдеморта интересует пророчество; что могло быть более естественным, чем послать тебя забрать его, ведь оно касалось и тебя тоже. А потом убить тебя там же.
Объяснение показалось Гарри притянутым за уши. Если уж Вольдеморт без труда явился в Министерство лично, то мог бы и сам взять пророчество, не развалился бы. Более правдоподобной Гарри представлялась версия, гласившая, что Дамблдор вычислил его местонахождение, пользуясь каким-то неведомым Гарри способом. «До сих пор мне ведомо было о каждом шаге Гарри… даже если это был шаг с Астрономической башни…». А остальным рассказал эпическую поэму о том, как логически подумал, раскинул мозгами, собрал их обратно, красиво разложил в голове по местам и понял, куда же это смылся Гарри Поттер.
— Мы прибыли в Министерство, Гарри. Часть дальнейшего тебе известна. После того, как ты упал в Арку, я организовал ритуал. Пока профессор Снейп готовил его, я проследил за тем, чтобы все схваченные Пожиратели были обезврежены и переданы в руки авроров. Полагаю, ты будешь рад узнать, что у Гадвуда за подкладкой мантии была обнаружена небьющаяся колба с прядью твоих волос — той самой, что использовалась для фальсификации нападений.
«А зачем он её с собой таскал-то?!»
— Итак, Гарри… теперь я должен рассказать тебе о том, что, возможно, ты должен был узнать уже давно. Пять лет назад ты приехал в Хогвартс, целый и невредимый, что полностью соответствовало моим планам. Хорошо, пусть не совсем невредимый. Ты страдал. Оставляя тебя на пороге дома твоих дяди и тёти, я заранее знал, что так будет. Знал, что тебя ждут десять мрачных, трудных лет.
«Нет, он всё же мастер преуменьшений. Аж завидно».
— Ты с полным правом можешь спросить, почему я так поступил. Почему не отдал тебя в магическую семью? Очень многие были бы счастливы тебя принять, почли бы за честь воспитывать как родного сына. Отвечу: я сделал это для сохранения твоей жизни. Тебе грозила страшная опасность, но никто, кроме меня, не понимал этого в полной мере. Хотя после исчезновения Вольдеморта прошло всего несколько часов, и его приспешники — из которых многие столь же страшны, как и господин — были ещё в силе, полны злобы и отчаянного желания мстить. Это и повлияло на моё решение относительно предстоящих десяти лет. Верил ли я, что Вольдеморт исчез навсегда? Нет. Я знал, он вернётся, через десять, двадцать, может быть, пятьдесят лет. Я был уверен в этом, как и в том — я слишком хорошо его изучил — что он не успокоится, пока не убьёт тебя. Мне было известно, что познаниями в области магии с Вольдемортом не может сравниться никто из магов. Я знал: если он снова наберёт полную силу, его не остановят даже самые сложные защитные заклинания. Но мне были известны и его слабые стороны. Что и утвердило меня в моём решении. Тебе предстояло находиться под защитой древней магии, которую он презирает и, вследствие этого, недооценивает — к собственному несчастью. Как мы знаем, твоя мать умерла, чтобы спасти тебя, и тем самым окружила тебя защитой, которая действует и по сей день. Вольдеморт этого не ожидал. А я доверился магии крови и отдал тебя родной сестре твоей матери, единственной её родственнице.
— То, что ей плевать на меня, никак не помешало?
— Но она ведь приняла тебя. Пусть неохотно, с возмущением, но приняла. И этим как бы поставила печать, окончательно закрепила заклятие, которое я наложил на тебя. Жертва, принесённая твоей матерью, сделала узы крови сильнейшей защитой, которую я мог тебе дать.
«Вот интересно, а что тогда называлось бы «не приняла»? Если бы они меня придушили сразу, как нашли на пороге?»
— Пока ты можешь называть своим домом место, где живёт женщина, в чьих жилах течёт та же кровь, что и у твоей матери, Вольдеморт не способен причинить тебе вред. Он пролил кровь Лили, но она течёт в тебе и в её сестре. Узы родства — твоё прибежище. Пусть ты бываешь там всего раз в год, но пока ты можешь считать их дом своим, пока ты там, он не смеет тебя тронуть. Твоя тётя об этом знает. Я всё объяснил в письме, которое оставил рядом с тобой на её пороге. Ей известно, что, предоставляя тебе кров, она в течение пятнадцати лет помогала тебе выжить.
«Тетя Петуния — квалифицированнейший телохранитель! Встречайте, один вечер на арене! Так это за то, что Вольдеморт не может добраться до Прайвет-драйв, я платил Дурслям потом и кровью. Лучше бы он туда всё же явился».
— Это Вы тогда прислали Вопиллер. Вы велели вспомнить... это был Ваш голос...
— Я решил, — Дамблдор кивнул, — что неплохо бы напомнить о нашем договоре, который она фактически подписала, приняв тебя в свой дом. Мне подумалось, что нападение дементоров живо напомнит ей об опасностях, сопряжённых с твоим воспитанием.
Гарри кивнул, вспомнив реакцию дяди Вернона на возможную опасность со стороны своего ненормального племянника.
— Извини, Гарри, но я всё время отхожу от темы… — Дамблдор переплёл пальцы по-новому. — Так вот, пять лет назад, ты прибыл в Хогвартс, пусть не такой счастливый и упитанный, как мне бы хотелось, но в то же время живой и здоровый. Ты не был избалованным маменькиным сынком, нет, ты был настолько обычным ребёнком, насколько можно было ожидать, учитывая обстоятельства. Казалось, всё подтверждало, что я поступил правильно. Но потом... мы оба прекрасно помним, что произошло, когда ты был в первом классе. Испытания, которые встали на твоём пути, ты встретил достойно. Скоро — гораздо раньше, чем я предполагал — ты лицом к лицу столкнулся с Вольдемортом. И на этот раз тебе удалось не просто выжить — ты отсрочил его возвращение. Ты победил в сражении, выдержать которое под силу не всякому взрослому.
«А можно поближе к делу?»
— Ты перешёл во второй класс. И опять тебя ждали испытания, которые по плечу не всякому взрослому, и ты опять превзошёл самые смелые мои ожидания. Но ты всё ещё был слишком юн, чтобы знать о том, что тебе предстоит. Третий класс. Я издалека наблюдал, как ты учился не бояться дементоров, как нашёл Сириуса, узнал, кто он, спас его. Следовало ли сказать правду тогда, когда ты столь героически помог своему крёстному отцу скрыться? Тебе было тринадцать, у меня почти не оставалось оправданий... Возможно, ты и был ещё юн, но давно доказал свою исключительность. Моя совесть была неспокойна, Гарри. Я понимал: пора...
«Ваша совесть, господин директор? Это ещё кто такое? Не познакомите?»
— Но в прошлом году, когда ты вышел из лабиринта... ты видел смерть Седрика, чуть не погиб сам... и я опять не решился, несмотря на то, что слишком хорошо понимал — теперь, когда Вольдеморт вернулся, я просто обязан рассказать всю правду. А вчера я вдруг осознал: ты давно готов к тому, чтобы узнать то, что я столько времени скрывал, готов к этой тяжкой ноше. Моей нерешительности есть лишь одно оправдание: тебе выпало столько испытаний, что я не мог добавить к ним ещё одно — самое тяжёлое.
Гарри честно попытался представить себе что-нибудь более тяжёлое, чем всё то, с чем он справлялся до сих пор, но воображение его подвело.
— Вольдеморт хотел убить тебя в младенческом возрасте из-за пророчества, которое было сделано незадолго до твоего рождения. Он знал, что оно существует, но представления не имел, в чём его суть, и убивать тебя отправился в уверенности, что действует в соответствии с предсказанием. Но, к несчастью для самого себя, понял, что ошибался — проклятье не убило тебя, но отрикошетило и ударило по нему. Поэтому, вернувшись в своё тело, он твёрдо решил выяснить, о чём гласит пророчество. Его решимость подогревало то, что ты поразительным образом избежал гибели при столкновении с ним. Он хотел знать, как тебя уничтожить. Это и есть оружие, которое он столь упорно искал с момента своего возвращения.
«Это многие хотят знать. Пусть Вольдеморт в очередь встанет, может, ему что и перепадёт».
— Пророчество разбилось в Департаменте тайн, — сказал Гарри. — Блейз и Ли призвали меня к себе, когда я не мог идти, и оно разбилось об пол. О чём оно, профессор? Вы ведь знаете.
— Да, Гарри, знаю, — признал Дамблдор.
Он достал из ящика стола уже знакомую Гарри каменную чашу с загадочными рунами по бокам; коснулся виска кончиком палочки и погрузил в мыслеслив серебристую нить воспоминания.
— Пророчество было сделано шестнадцать лет назад, холодным, дождливым вечером, в гостиничном номере при «Кабаньей голове». Я пошёл туда на встречу с претенденткой на должность преподавателя Прорицаний, хотя, вообще говоря, не хотел оставлять этот предмет в программе. Но претендентка было отдалённым потомком одной очень знаменитой и очень одарённой прорицательницы, и я считал, что хотя бы из вежливости должен с ней встретиться. Она разочаровала меня — я не обнаружил и следа дарования. Со всей возможной любезностью я отказал ей и повернулся, чтобы уйти.
Дамблдор коснулся клубящегося в мыслесливе воспоминания кончиком палочки, и над чашей выросла фигура профессора Трелони — закутанной в добрый десяток шалей, в огромных очках, увеличивавших её выпуклые глаза до немыслимых размеров.
— Близится тот, кто сумеет победить Тёмного лорда... он будет рождён на исходе седьмого месяца теми, кто трижды бросал ему вызов... Тёмный лорд отметит его как равного себе... но ему дарована сила, о которой неведомо Тёмному лорду... один из них умрёт от руки другого, выжить в схватке суждено лишь одному... тот, кто сумеет победить Тёмного лорда, родится на исходе седьмого месяца... — голос профессора Трелони был грубым и хриплым — как на третьем курсе, когда она предсказала бегство Петтигрю.
— Мои родители трижды бросали вызов Вольдеморту, — полувопросительно-полуутвердительно проговорил Гарри. — Родился я в конце июля. И эта дрянь у меня на лбу значит, что Тёмный лорд отметил меня, как равного себе. Так?
— Так, Гарри, — подтвердил Дамблдор. — Самое смешное, что избранным мог оказаться вовсе не ты, а Невилл Лонгботтом. Он тоже был рождён тридцать первого июля, и Фрэнк с Алисой три раза бросали вызов Вольдеморту. Но он выбрал тебя. Быть может, потому, что ты полукровка, как и сам Том.
— Но почему всё-таки он решил убить меня тогда? Можно было подождать, пока мы с Невиллом подрастём, увидеть, кто опаснее, и убить его… — Гарри был сбит с толку.
— Дело в том, Гарри, что Вольдеморт не знал пророчества целиком. В гостинице при «Кабаньей голове», которую Сибилла Трелони выбрала из-за дешевизны, всегда проживала более, скажем так, занятная клиентура, чем в «Трёх метлах». В чём ты и твои друзья, да и я сам тоже, убедились ценою больших неприятностей. Я, разумеется, знал, что это не место для приватной беседы. Но, назначая там встречу с Сибиллой Трелони, я никак не предполагал, что услышу нечто достойное постороннего внимания. Моей — нашей — единственной удачей было то, что подслушивающего обнаружили в самом начале пророчества и вышвырнули вон из гостиницы. И Вольдеморт узнал только о том, когда и в какой семье ты родишься. О силе, которой ты будешь обладать, ему не было ведомо. И он решил подстраховаться и убить тебя во младенчестве. Возможно, он собирался убить и Невилла, но не смог по техническим причинам.
— Что же это за сила? — Гарри был заинтригован. — Столкновение в Министерстве показало, что мне нечем ему противостоять… разве что этот эффект Приори Инкантатем из-за того, что наши с ним палочки содержат по перу одного и того же феникса. Но стоит ему сменить палочку, и я уже могу только прятаться за ближайшие углы, чтобы в меня не попала Авада…
— В Департаменте тайн есть комната, — перебил Дамблдор разглагольствующего Гарри, — её всегда держат закрытой. Там хранится некая сила, более чудесная и одновременно более страшная, чем смерть, человеческий интеллект или природные стихии. Это, вероятно, самое загадочное из того, что там изучают. Сила, которая хранится в той комнате и которая дана тебе в таком количестве, совершенно неподвластна Вольдеморту. Она не дала ему завладеть тобой — в тебе так много того, что он презирает. Эта сила — любовь. Разве не она заставила тебя оттолкнуть Сириуса от Арки и упасть туда самому? Разве не она заставила Армию Поттера отправиться за тобой, хотя ты запрещал им? И я не знаю точно, но полагаю, что именно она вернула тебя к жизни. Всё же ритуал не обещал быть эффективным.
«Самое противное в Вас, господин директор, так это то, что, так много зная о любви, Вы ещё больше знаете о подлости, лжи и предательстве».
— И, значит, кто-то из нас должен убить другого? — уточнил Гарри для полной ясности. — Раз в пророчестве было сказано «один из них умрёт от руки другого, выжить в схватке суждено лишь одному».
— Да, — коротко кивнул Дамлбдор.
«Чёрт побери, я не хочу убивать!». «А умирать хочешь? — осведомился внутренний голосок. — Ты уже пробовал один раз, понравилось?». «Нет… там слишком скучно». «Значит, убьёшь его. А если вдруг совесть замучает, и себя потом убьёшь, делов-то!». — авторитетно заявил внутренний голос. Гарри даже отвечать не стал.
— Я понял, господин директор, — Гарри встал с кресла. — Я могу теперь идти?
— Да, Гарри.
Холодный взгляд Дамблдора совершенно не вязался с извечной улыбкой а-ля «я всеобщий дедушка». Гарри вежливо кивнул, прощаясь, и вышел.
«Через год Дамблдора здесь не будет. И уже навсегда».