XX. Кладбище замка Иф

На кровати, в тусклом свете туманного утра, проникавшем в окошкотюрьмы, лежал мешок из грубой холстины, под складками которого смутноугадывались очертания длинного, неподвижного тела: это и был саван абба-та, который, по словам тюремщиков, так дешево стоил. Итак, все было кончено. Дантес физически был ужо разлучен со своимстарым другом. Он уже не мог ни видеть его глаза, оставшиеся открытыми,словно для того, чтобы глядеть по ту сторону смерти, ни пожать его неу-томимую руку, которая приподняла перед ним завесу, скрывавшую тайны ми-ра. Фариа, отзывчивый, опытный товарищ, к которому он так сильно привя-зался, существовал только в его воспоминаниях. Тогда он сел у изголовьястрашного ложа и предался горькой, безутешной скорби. Один! Снова один! Снова окружен безмолвием, снова лицом к лицу с не-бытием! Один! Уже не видеть, не слышать единственного человека, который при-вязывал его к жизни! Не лучше ли, подобно Фариа, спросить у бога разгад-ку жизни, хотя бы для этого пришлось пройти через страшную дверь страда-ний? Мысль о самоубийстве, изгнанная другом, отстраняемая его присутстви-ем, снова возникла, точно призрак, у тела Фариа. - Если бы я мог умереть, - сказал он, - я последовал бы за ним и, ко-нечно, увидел бы его. Но как умереть? Ничего нет легче, - продолжал онусмехнувшись. - Я останусь здесь, брошусь на первого, кто войдет, задушуего, и меня казнят. Но в сильных горестях, как и при сильных бурях, пропасть лежит междудвумя гребнями волн; Дантес ужаснулся позорной смерти и вдруг перешел ототчаяния к неутолимой жажде жизни и свободы. - Умереть? Нет! - воскликнул он. - Не стоило столько жить, столькострадать, чтобы теперь умереть! Умереть! Я мог бы это сделать прежде,много лет тому назад, когда я решился; но теперь я не желаю играть в ру-ку моей злосчастной судьбе. Нет, я хочу жить; хочу бороться до конца;хочу отвоевать счастье, которое у меня отняли! Прежде чем умереть, ядолжен наказать моих палачей и, может быть, - кто знает? - наградитьнемногих друзей. Но меня забыли здесь, в моей тюрьме, и я выйду толькотак, как Фариа. При этих словах он замер, глядя прямо перед собой, как человек, кото-рого осенила внезапная мысль, но мысль страшная. Он вскочил, прижал рукуко лбу, словно у него закружилась голова, прошелся по камере и снова ос-тановился у кровати. - Кто внушил мне эту мысль? - прошептал он. - Не ты ли, господи? Еслитолько мертвецы выходят отсюда, - займем место мертвеца. И, стараясь не думать, торопливо, чтобы размышление не успело поме-шать безрассудству отчаяния, он наклонился, распорол страшный мешок но-жом аббата, вытащил труп из мешка, перенес его в свою камеру, положил насвою кровать, обернул ему голову тряпкой, которой имел обыкновение повя-зываться, накрыл его своим одеялом, поцеловал последний раз холодное че-ло, попытался закрыть упрямые глаза, которые по-прежнему глядели страш-ным, бездумным взглядом, повернул мертвеца лицом к стене, чтобы тюрем-щик, когда принесет ужин, подумал, что узник лег спать: потом спустилсяв подземный ход, придвинул кровать к стене, вернулся в камеру аббата,достал из тайника иголку с ниткой, снял с себя свое рубище, чтобы подхолстиною чувствовалось голое тело, влез в распоротый мешок, принял внем то же положение, в каком находился труп и заделал шов изнутри. Если бы на беду в эту минуту кто-нибудь вошел, стук сердца выдал быДантеса. Он мог бы подождать и сделать все это после вечернего обхода. Но онбоялся, как бы комендант не передумал и не велел вынести труп раньшеназначенного часа. Тогда рухнула бы его последняя надежда. Так или иначе - решение было принято. План его был таков. Если по пути на кладбище могильщики догадаются, что они несут живогочеловека, Дантес, не давая им опомниться, сильным ударом ножа распоретмешок сверху донизу, воспользуется их смятением и убежит. Если они захо-тят схватить его, он пустит в дело нож. Если они отнесут его на кладбище и опустят в могилу, то он даст засы-пать себя землей; так как это будет происходить ночью, то, едва мо-гильщики уйдут, он разгребет рыхлую землю и убежит. Он надеялся, что тя-жесть земли будет не настолько велика, чтобы он не мог поднять ее. Еслиже окажется, что он ошибся, если земля будет слишком тяжела, то он за-дохнется и тем лучше: все будет кончено. Дантес не ел со вчерашнего дня, но утром он не чувствовал голода, даи теперь не думал о нем. Положение его было так опасно, что он не имелвремени сосредоточиться ни на чем другом. Первая опасность, которая грозила Дантесу, заключалась в том, что тю-ремщик войдя с ужином в семь часов вечера, заметит подмену. К счастью,уже, много раз, то от тоски, то от усталости, Дантес дожидался ужина ле-жа; в таких случаях тюремщик обыкновенно ставил суп и хлеб на стоя иуходил, не говоря ни слова. Но на этот раз тюремщик мог изменить своей привычке, заговорить сДантесом и, видя, что Дантес не отвечает, подойти к постели и обнаружитьобман. Чем ближе к семи часам, тем сильнее становился страх Дантеса. Прижавруку к сердцу, он старался умерить его биение, а другой рукой вытиралпот, ручьями струившийся по лицу. Иногда дрожь пробегала по его телу, исердце сжималось, как в ледяных тисках. Ему казалось, что он умирает. Новремя шло, в замке было тихо, и Дантес понял, что первая опасность мино-вала. Это было хорошим предзнаменованием. Наконец, в назначенный комен-дантом час на лестнице послышались шаги. Эдмон понял, что долгожданныймиг настал; он собрал все свое мужество и затаил дыхание; он горько со-жалел, что не может, подобно дыханию, удержать стремительное биение сво-его сердца. Шаги остановились у дверей. Дантес различил двойной топот ног и по-нял, что за ним пришли два могильщика. Эта догадка превратилась в уве-ренность, когда он услышал стук поставленных на пол носилок. Дверь отворилась, сквозь покрывавшую его холстину Дантес различил дветени, подошедшие к его кровати. Третья остановилась у дверей, держа вруках фонарь. Могильщики взялись за мешок, каждый за свой конец. - Такой худой старичишка, а не легонький, - сказал один из них, под-нимая Дантеса за голову. - Говорят, что каждый год в костях прибавляется полфунта весу, - ска-зал другой, беря его за ноги. - Узел приготовил? - спросил первый. - Зачем нам тащить лишнюю тяжесть? - отвечал второй. - Там сделаю. - И то правда; ну, идем. "Что это за узел?" - подумал Дантес. Мнимого мертвеца сняли с кровати и понесли к носилкам. Эдмон напрягалмышцы, чтобы больше походить на окоченевшее тело. Его положили на носил-ки, и шествие, освещаемое сторожем с фонарем, двинулось по лестнице. Вдруг свежий и терпкий ночной воздух обдал Дантеса; он узнал мист-раль. Это внезапное ощущение было исполнено наслаждения и мучительнойтревоги. Носильщики прошли шагов двадцать, потом остановились и поставили но-силки на землю. Один из них отошел в сторону, и Дантес услышал стук его башмаков поплитам. "Где я?" - подумал он. - А знаешь, он что-то больно тяжел, - сказал могильщик, оставшийсяподле Дантеса, садясь на край носилок. Первой мыслью Дантеса было высвободиться из мешка, но, к счастью, онудержался. - Да посвети же мне, болван, - сказал носильщик, отошедший в сторону,- иначе я никогда не найду, что мне нужно. Человек с фонарем повиновался, хотя приказание было выражено довольногрубо. "Что это он ищет? - подумал Дантес. - Заступ, должно быть". Радостное восклицание возвестило, что могильщик нашел то, что искал. - Наконец, - сказал второй, - насилу-то. - Что ж, - отвечал первый, - ему спешить некуда. При этих словах он подошел к Эдмону и положил подле него какой-то тя-желый и гулкий предмет. В ту же, минуту ему больно стянули ноги верев-кой. - Ну что, привязал? - спросил второй могильщик. - В лучшем виде! - отвечал другой. - Без ошибки. - Ну так - марш! И, подняв носилки, они двинулись дальше. Прошли шагов пятьдесят, потом остановились, отперли какие-то ворота иопять пошли дальше. Шум волн, разбивающихся о скалы, на которых высилсязамок, все отчетливее долетал до слуха Дантеса, по мере того как но-сильщики подвигались вперед. - А погода плохая! - сказал один из носильщиков. - Худо быть в море втакую ночь! - Да! Как бы аббат не подмок, - сказал другой. И оба громко захохотали. Дантес не понял шутки, но волосы у него встали дыбом. - Вот и пришли, - сказал первый. - Дальше, дальше, - возразил другой, забыл, как в прошлый раз он недолетел до места и разбился о камни, и еще комендант назвал нас на дру-гой день лодырями. Они прошли еще пять или шесть шагов, поднимаясь все выше; потом Дан-тес почувствовал, что его берут за голову, за ноги и раскачивают. - Раз! - сказал могильщик. - Два! - Три! В ту же секунду Дантес почувствовал, что его бросают в неизмеримуюпустоту, что он рассекает воздух, как раненая птица, и падает, падает вледенящем сердце ужасе. Хотя что-то тяжелое влекло его книзу, ускоряябыстроту его полета, ему казалось, что он падает целую вечность. Нако-нец, с оглушительным шумом он вонзился, как стрела в ледяную воду и ис-пустил было крик, но тотчас же захлебнулся. Дантес был брошен в море, и тридцатишестифунтовое ядро, привязанное кногам, тянуло его на дно. Море - кладбище замка Иф.