Скандинавская модель общества 3 страница

Наиболее важным источником права, относящимся к данной теме, является, без сомнения, конституция, особенно те ее ста­тьи, где закреплена неприкосновенность права частной собствен­ности, но также и легальные возможности отчуждения ее в поль­зу общества.

В принципе в этом регионе Корона довольно часто в Средние века и в эпоху Нового времени занималась конфискационными мерами, отказывая собственникам в судебной защите их прав. С потерей Короной судебного иммунитета (конец XIX века) новым в этой ситуации стало то, что сами конфискации сохранились, но в незыблемый был возведен принцип возмездной конфискации. Такая возмездная конфискация превратилась затем в экспро­приацию³⁰ — таков конституционный термин § 105 Конституции Норвегии, § 73 Конституции Дании, § 18 Гл. 2 Формы правления Швеции, § 12 Формы правления Финляндии. Содержание этих параграфов идентично друг другу, однако процессуальная сторо­на проведения экспроприации различна. Кроме того, в северных странах приняты специальные законы, регулирующие эту область отношений: например, Закон о порядке осуществления экспро­приации № 337 1961 года Дании и Закон об экспроприации 1964 г., Закон об экспроприации недвижимой собственности № 3 1959 года и Закон о возмещении при экспроприации недвижи­мой собственности № 17 1984 года Норвегии, Закон об экспро­приации № 719 1972 года Швеции, Закон о выкупе недвижимой собственности и особых прав № 603 1977 г. Финляндии. Однако очень важную систему источников права в этой области пред­ставляет собой практика судов. Этому можно найти несколько объяснений.

Во-первых, делегированное законодательство в этой области практически невозможно, так как в соответствии с принципом легалитета такое существенное вмешательство в статус личности, как отчуждение права собственности, требует принятия для этого формального закона. А делегированное законодательство в се­верных странах формы закона не имеет, но имеет только силу его.

Во-вторых, поскольку возможность насильственного отчужде­ния закреплена в странах Скандинавии, то законность этой про­цедуры обеспечивается в ходе проверки в Дании и Норвегии об­щими судами законов и актов администрации на предмет соот­ветствия их конституции.

В-третьих, судебные решения (res iudicata) играли и продол­жают играть существенную роль источников права. Сами законы, принятые впоследствии, были созданы на основе судебной прак­тики и норм res iudicata.

При этом в Дании и Норвегии вопросы о законности экспро­приации решают общие суды, а в Швеции и Финляндии — спе­циальные земельные суды (fastighetsdomstolen, jorddomstolen соот­ветственно).

Следующую группу источников права, касающихся, правда, косвенно регулирования, права собственности, составляют акты, если можно так выразиться, антимонопольного законодательства стран Северной Европы. Мы потому столь осторожно употребля­ем этот термин (антимопольное законодательство), что только в праве Дании употребляется слово “монополия”; в праве Норве­гии, Финляндии и Швеции его нет, там используется термин “ограничение конкуренции” (konkurrencebegransmng; kilpailu-raioitus).

Первоначально вопрос регулирования деятельности монопо­лий (в основном национальных) встал для скандинавского зако­нодателя с начала 30-х годов нынешнего века, когда к власти в этих странах пришли социал-демократы. До принятия ныне дей­ствующих законов об антимонопольной деятельности существо­вали так называемые законы регулирования цен (Prislover). Сей­час они продолжают действовать только в Швеции — Закон о регулировании цен и конкуренции 1953 года с последующими изменениями от 1966 года, кроме того, здесь необходимо упомя­нуть Закон о регулировании рынка № 1418 1975 года. Для Дании, однако, действует похожий Prisog Avancelov, но наибольшее зна­чение для регулирования этой проблемы имеет Закон о монопо­лиях от 30 июня 1955 года. В Норвегии в 1993 году произошло существенное изменение в этой области государственного регу­лирования рынка, были приняты новые Закон о конкуренции в хозяйственной деятельности № 65 и Закон о регулировании цен № 66 того же года. В Финляндии, однако, действуют сейчас только постановления (forordningar) об информировании о ценах № 9 1989 г. В остальном монополистическая деятельность регу­лируется Законом об ограничении конкуренции № 480 1992 г. и Законом о недобросовестном ведении хозяйственных дел № 1061 1978 г.

Помимо законов имеются судебные решения, а также практи­ка органов, образованных в соответствии с положениями выше­упомянутых законов. Суды являются последней инстанцией по проверке законности решений органов, осуществляющих соглас­но законодательству регулирование и контроль за монополисти­ческими объединениями на рынке. Соответственно, их решения оказывают большое влияние на практику применения антимоно­польных законов. В то же время делегированное законодательст­во идет здесь дальше в своем развитии и допускает субделегацию уже делегированных полномочий. Причем подобная субделегация может иметь, несколько передач ранее делегированных полномо­чий.

Говоря о регулировании экономики в северных странах, мы не можем, разумеется, обойти молчанием такой способ регулиро­вания, как планирование. Сами скандинавские ученые полагают, что результатом регулирования во многих случаях оказывается планирование, поскольку одно подразумевает другое и происхо­дит в одних и тех же легальных рамках. Во всяком случае, дат­ский государствовед Х.Ларсен подчеркивает: “Государственная политика регулирования заключается в издании законов, правил, инструкций, запрещений и других правовых актов, созданных в политико-административной системе с тем, чтобы заставить ча­стных лиц действовать не так, как они ведут себя, просто подчи­няясь законам рыночной экономики”³!. Получается, что регули­рование, как и планирование (в качестве одной из разновидно­стей регулирования), напрямую связано с интересами экономи­ческого общения, а категория как экономического, так и идеаль­ного интереса защищена правом.

Собственно, можно заключить, что источники права, касаю­щиеся регулирования, применяются и в отношении планирования в Скандинавии. В общих чертах это, действительно, так. Если, к примеру, допустить, что в принятом бюджете некоторые статьи доходов и расходов составлены с определенной целью³², то полу­чается, что этот акт является одновременно и актом регулирова­ния и планирования, что, впрочем, неоднократно подчеркивали сами скандинавы³³. Характерно, что слово “план” встречается и в законодательных актах, в основном касающихся регулирования и планирования строительства жилья, так называемые Plan- og byggningsloven, например, шведский Plan- och bygglager, № 10 1987 г. Подобные законы существуют во всех четырех странах, содержание их унифицировано. Предметом такого закона в Скандинавии, помимо планирования возведения различных объ­ектов, является экспроприация собственности для целей строи­тельства, а равно и рациональное использование природных ре­сурсов и их охрана. Иногда планирование применяют в области социального обеспечения, о чем, например, говорит норвежский Закон о социальной помощи и здравоохранении № 68 1982 г. В остальном планирование определяется практикой органов, его осуществляющих. Сама практика во многом обусловлена сугубо научными методами экономического программирования, которое может заключаться в планировании достижения определенных контрольных цифр, являющихся показателями состояния эконо­мики или моделирования экономических процессов.

Экспроприация как один из самых жестких методов вмеша­тельства государства в экономику осуществляется последним в лице его заинтересованных органов: “короля”, по терминологи­ческому выражению законов Норвегии и Дании, попросту гово­ря, правительства или министерства на основании установленных законом полномочий, в Швеции — правительства, в Финляндии — Государственного совета. Кроме центральных органов власти, полномочными субъектами в процессе экспроприации являются коммуны и их руководящие органы, получившие такие возмож­ности в силу закона, уполномочившего министерства передавать свои права специальным органам отраслевого управления, а рав­но и органам местного самоуправления. Особенностью сканди­навского общественного сектора является то, что в вопросе от­чуждения собственности нет жесткого централизма, столь харак­терного для неправовых форм государственного централизма.

В общем и целом материальные и процессуальные нормы проведения экспроприации в скандинавских странах одинаковы, однако Дания являет собой особый пример. Дело в том, что во время конституционной реформы 1953 года одним из основных конституционных принципов в этой стране стал принцип гаран­тии прав меньшинства, который, в соответствии с ч. 2 § 73 Кон­ституции и §15 Регламента Фолькетинга, заключается в том, что треть членов парламента в случае внесения законопроекта, ка­сающегося экспроприации собственности, может в течение трех недель после его одобрения потребовать принятия этого закона в Фолькетинге нового созыва.

Законность принятого решения об экспроприации, равно как сами дела об экспроприации, решаются в Дании и Норвегии в общих судах, в Швеции и Финляндии — специальным земель­ным судом. Возмещению в соответствии с законом подлежит только положительный экономический ущерб. Однако судебная практика расширила понятие положительного (т.е. прямого) ущерба. Допускается возмещение упущенной выгоды, о чем сви­детельствуют неоднократные решения Верховного суда Дании от 1975, 1979, 1981, 1987 и 1988 годов, кроме того, имеется ряд пре­цедентов, когда возмещению подлежал ущерб от неудобства, причиненного владельцам собственности, сопричастной собст­венности, тем или иным образом экспроприировавшейся госу­дарством. Это подтверждает то, что, как отмечал фон Эйбен³⁴, для скандинавских судов характерен подход к определению дей­ствительного размера причиненного экспроприацией ущерба.

Важно отметить, что размер ущерба в данной связи зависит от цены на экспроприируемую собственность. Поэтому общая нор­ма закона неизбежно должна была бы подвергнуться казуистиче­ским дополнениям. Практика шведских судов, например, шла по той линии, что ценность экспроприируемого объекта оценива­лась с двух позиций — его объективной ценности и возможных способов использования собственности в дальнейшем. Согласно второму способу оценки реальная цена на объект была выше, чем цена, рассчитываемая исходя из размера облагаемой налогом собственности, или из так называемой “местной” цены (ortpris) — средней цены за данный объект, господствующей в настоящей местности. Во всяком случае, шведская практика полностью сов­падает с общескандинавской тенденцией, отмеченной фон Эйбе-ном выше.

В то же время возможность для государства экспроприировать собственность ограничена тем, что законодательством северных стран запрещено проводить экспроприацию собственности на­циональных меньшинств: саамов в Норвегии и Швеции, грен­ландских эскимосов в Дании, — а также тем, что, поскольку су­ществует реальная опасность монополизирования в руках, на­пример коммун, большинства недвижимости в стране, то суды, учитывая такое влияние на “местную” цену, повышают, в свою очередь, размер возмещения за экспроприируемую собствен­ность.

Чтобы не быть голословными, приведем ряд примеров. В Норвегии 27 января 1976 года Верховный суд в ходе проверки за­кона 1973 года об экспроприации на предмет соответствия его конституции затронул в своем решении и вопрос о размере воз­мещения. В нем особо подчеркивалось, что не может быть допу­щено вообще какого бы то ни было произвольного толкования этого термина в смысле оценки его на “разумность”, “рациональ­ность” и т.д. Судьи решили, что, поскольку § 105 Конституции говорит о полном возмещении, то возмещение действительно должно быть полным.

В Швеции в качестве примера можно привести интересное решение Верховного суда от 1954 года, который на своем пле­нарном заседании постановил, чтобы государство выплатило полное возмещение государственным служащим, которые во время Второй мировой войны, будучи призваны из резерва на военную службу, получали уменьшенную — против обыкновен­ного — заработную плату в соответствии со специальным поста­новлением Риксдага от 1940 года. Суд посчитал, что характер та­кого постановления парламента носил экспроприационный ха­рактер. В результате Риксдаг вынужден был в соответствии с ре­шением Верховного суда ассигновать необходимую сумму на до-выплату двумстам гражданам. Причем Риксдаг, экономя время, не стал проводить обсуждение по каждой кандидатуре в отдель­ности, а проголосовал, что называется, списком.

Наш небольшой анализ был бы неполон, если бы мы не отме­тили также основания, по которым суды отказывают в выплате возмещения. Их несколько:

— когда вмешательство государства в право собственности было не­значительным;

— когда вмешательство государства было непродолжительным;

— когда парламент принимает постановление о неприменении к данному конкретному случаю соответствующих параграфов конституции о выплате возмещения при экспроприации.

Подобные постановления не подлежат проверке судами на предмет их соответствия конституции, поскольку последние ком­петентны рассматривать только законы в формальном смысле, а по­становления парламента таковым характером не обладают.

Возмещение не выплачивается при конфискации имущества противника во время войны, а равно и при наложении уголов­ного наказания за определенные виды преступлений. Особым случаем в этой связи, к примеру, можно назвать то, что суды скандинавских стран с особой тщательностью подходят в каждом деле об экспроприации к вопросу определения понятия собст­венности, что является также лазейкой для отказа в выплате воз­мещения, поскольку суд в разных делах прибегает к расширен­ному или узкому толкованию этого понятия. Приведем, напри­мер, решение датского суда второй инстанции 1965 года по делу о выдаче Исландии старинных исландских рукописей. Суд ре­шил, что в данном деле речь шла только о правомерном удержа­нии этих рукописей, которое не влекло за собой требования воз­мещения. Или решение Верховного суда Дании от 9 декабря 1954 года, касавшееся налогообложения наследуемого имущества в одном их пригородов Копенгагена. Суд установил, что так как наследодатель приобрел собственность на участке земли, подле­жащем экспроприации со спекулятивными целями, то с возме­щения на наследуемое имущество, поскольку оно экспроприиро­валось государством, наследники должны заплатить подоходный на­лог, а не обычный налог на имущество, как того требовал истец.

Что же касается форм экспроприированной собственности, то в соответствии с законодательством может быть отчуждена как сама собственность и сервитут на нее, так в равной мере ограни­чены и некоторые правомочия собственника, см. например, § 1 гл. 1 шведского закона об экспроприации или § 1 гл. 1 финского закона о выкупе недвижимости.

Следующим наиболее ярким примером государственного ре­гулирования экономики является регулирование деятельности монопольных объединений. В принципе, в Скандинавии дейст­вуют сходные институты антимонопольного регулирования, но в то же время имеются и некоторые различия. Прежде всего они связаны с разновременным вступлением Дании, Швеции и Фин­ляндии в ЕС. Теперь только Норвегия остается вне рамок дан­ного объединения. В ЕС действует либеральное законодательство на этот счет, поэтому шведские и финские законы проходят сей­час процесс адаптации к общеевропейским стандартам, которые, однако, не затрагивают существа инструмента регулирования ан­тимонопольной деятельности государства в этих странах.

Либеральный характер в данном случае означает как раз наи­более жесткий барьер для образования монополий, тогда как идеология Римского договора 1957 года заключается именно в устранении каких-либо препятствий для свободы осуществления экономической деятельности, а монополия в любой сфере слу­жит именно препятствием для такой деятельности.

Датский закон о пресечении монополистической деятельности в § 1 устанавливает своей целью посредством общественного над­зора за монополиями и ограничением конкуренции предупреж­дать установление неразумных цен³⁵, а равно и обременительных условий осуществления предпринимательской деятельности. Па­раграф 1 норвежского закона провозглашает более широкие це­ли, чем датский, он призван способствовать эффективному ис­пользованию общественных ресурсов, обеспечению справедливой конкуренции. Помимо этого, § 1 шведского закона об условиях договоров между предпринимателями № 292 1984 г. запрещает включение в договор между предпринимателями неразумных ус­ловий. Параграф 1 финского закона также полагает своей целью обеспечение справедливой конкуренции и, собственно, защиту интересов потребителей.

В этой связи необходимо отметить, что вышеназванный швед­ский закон является, пожалуй, единственным в Скандинавии нормативным актом, регулирующим негативным образом свободу договоров и запрещающим, правда, косвенно практику типовых договоров. Доктрина отмечает, что характер таких типовых дого­воров является скорее декларативным, что в дальнейшем, несо­мненно, служит судам значительным подспорьем при их рас­смотрении и принятии решения в пользу той стороны, свобода которой таким договором нарушалась. Характерно также и то, что общим признаком, кроме декларативности типовых догово­ров, является их кабальность. В качестве примера можно привес­ти решение датского Верховного суда от 1951 года.

Суд при толковании условий договора займа в одном коммер­ческом банке, оформленного типовым договором, обнаружил в условиях договора, что обеспечение, которое выдавал должник под кредит, должно было бы покрывать все требования, которые банк имел к нему, а для устранения возможных сомнений в тек­сте договора значилось: “Под требованием (fordring) понимаются обычные собственноручные расписки, векселя или требования как таковые, причем просроченные считаются непросроченны­ми”³⁶. Суд, однако, установил, что векселя, которые должник должен был акцептовать и которые должны были быть учтены за

другим должником банка, не могут служить обеспечением креди­та. Способы обеспечения кредитов банками противоречат их праву учитывать векселя. Такое решение суда означало, что необ­ходимо строгое толкование условий типового договора, заключен­ного большим предприятием с частным лицом.

Одновременно общим принципом скандинавской доктрины и судебной практики является то, что органы государственной вла­сти для собственных и общественных нужд могут заключать ти­повые договоры со своими контрагентами, причем эти договоры получают иную оценку со стороны судов. Суды уже признают за такими договорами полную силу, за исключением тех случаев, когда условия такого договора будут оценены судом в качестве экспроприации или конфискации. Так или иначе государство очень часто само устанавливает перечень условий и круг вопро­сов, включаемых в такие договоры, с тем чтобы обуздывать про­извол чиновников в этой области³⁷.

Однако вернемся к институтам непосредственного регулиро­вания антимонопольной деятельности. Как мы уже отмечали выше, датский закон устанавливает особую систему государст­венных органов по надзору за монополистической деятельностью на рынке. Надзор за монополиями (Monopoltilsynet) состоит в соответствии с § 3 датского закона из Совета и Директора. В Со­вет входят его председатель и 14 членов. Председатель назначает­ся королем, члены — министром экономики. Срок их полономо-чий — 3 года (§ 4 закона). При Надзоре находится и апелляцион­ная комиссия (Monopolankenaevnet).

В Норвегии после издания новых законов в 1993 г. админист­рация существенно упростилась. Сейчас основную ответствен­ность по контролю за конкуренцией несет специальное управле­ние (Konkurransetilsynet), назначение которого подлежит ведению короля (§ 2—1 Закона). Важно также отметить, что это же управ­ление несет ответственность и за регулирование цен (§ 3 Закона о контроле за ценами 1993 г. № 66).

Определенной особенностью обладает и шведская система органов. В Швеции закон устанавливает три властных органа, регулирующих ограничение конкуренции: Государственную ко­миссию по ценам И монополиям — Statens pris- och kartellnamnd;

омбудсман по вопросам свободы предпринимательской деятель­ности — Naringsfrihetsombudsmannen; Совет по свободе предпри­нимательства — Naringsfrihetsradet.

Если Государственная комиссия во многом орган информа­тивный, так как ей вменяется в обязанность информировать соб­ственника о случаях монополизма в экономической деятельно­сти, то омбудсман и Совет представляют собой инстанции, при­нимающие конкретные решения. Причем омбудсман процессу­ально связан с Советом. В случае принятия омбудсманом реше­ния по информации, предоставленной ему заинтересованными лицами, он обращается в Совет с жалобой на конкретный случай ограничения конкуренции. Совет, в свою очередь, рассмотрев жалобу, принимает решение о проведении переговоров с прови­нившимся предпринимателем с целью вынудить его устранить из своей деятельности оспариваемое ограничение конкуренции. Со­вет правомочен улаживать этот вопрос только путем переговоров, если же они не действенны, он может обратиться в суд.

Особенность финской практики заключается в том, что здесь существует омбудсман по делам потребителей (konsumentombuds-mannen). Сама же система административных органов, ответст­венных за регулирование конкуренции, здесь представлена в ли­це Управления по делам конкуренции (Konkurrensverket), органи­зованного в рамках министерства торговли и промышленности. На уровне ленов (губерний) это управление подчиняет себе гу­бернские правления (lansstyrelserna), см. Forordning om konkurren-severket, 25.01.1993/66. В рамках этого же министерства сущест­вует специальный совет по конкуренции (konkurrensradet) для выработки общих направлений антимонопольной политики госу­дарства. Наконец, в Финляндии существует специальный суд по рыночным “отношениям (Marknadsdomstol), в компетенции кото­рого находятся некоторые категории вопросов антимонопольной деятельности. Такой же суд есть и в Швеции.

Таким образом, мы могли бы заключить, что в Скандинавии наблюдается определенный дуализм в подходе к решению этого вопроса. Причем дуализм этот конкретно можно было бы опре­делить как то, что в Дании система органов, надзирающих на монопольной деятельностью, более централизована, чем в ос­тальных странах Севера Европы. В то же время социал-демократы вместе с рядом крайне левых партий пытались с нача­ла 80-х годов ужесточить нормы датского закона, но пока безре­зультатно.

Итак, на основании анализа законодательства четырех север­ных стран можно определить общие для них методы регулирова­ния антимонопольной деятельности:

(1) Метод, общее название которого датский политолог Х.Ларсен определил как “принцип гласности” (offentlighedsprin-cippet). Сюда же можно отнести положения датского закона с требованием предоставления вызывающих сомнение договоров в Надзор за монополиями для проверки их условий на предмет выяснения факта ограничения конкуренции, установления моно­польной цены и пр. Причем Надзор сам может осуществлять не­обходимые инспекции, публиковать результаты проверок в спе­циальном издании. Надзор осуществляет регистрацию прови­нившихся компаний, занося их в своеобразный черный список, который также подлежит опубликованию. Совсем недавней прак­тикой в Дании было вывешивание в магазинах списков товаров, продающихся компаниями по монопольно завышенной цене. Сейчас, правда, от этого отказались. Подобный принцип гласно­сти можно проследить и в законодательстве других северных стран, например, отметим обязанность сообщать содержание договора надзорной инстанции (гл. 6 норвежского закона), реги­страцию провинившихся; обязанность предпринимателей пре­доставлять необходимую информацию, которая имеет “сущест­венное значение с точки зрения потребителей” и которую специ­альный суд (marknadsdomstolen) может обязать предоставить сво­им решением (§ 3 шведского закона о регулировании рынка).

(2) Вторая группа методов касается более жестких мер регули­рования антимонопольной деятельности. Так, § 11 датского зако­на предписывает Надзору изыскивать действенные меры по пре­кращению ограничения конкуренции и установления неразумных цен. Кроме того, в соответствии с § 12 Надзор объявляет недей­ствительным весь договор или часть его в случае обнаружения нарушений, упомянутых в § 11. Далее, Надзор может потребовать продажи монопольно приобретенной продукции или услуг наи­более близко расположенному на рынке к монополисту покупа­телю, он же сам может установить предел ценам на продаваемый на рынке товар³⁸. Жалобы предпринимателей на эти действия. Надзора подаются ему, и он в течение 8 дней образует особую апелляционную комиссию (Monopolankenaevnet). Она создается на паритетных началах между заинтересованными сторонами и функционирует в качестве настоящего третейского и коллегиаль­ного суда. Однако апелляционной инстанцией на решения ко­миссии, как и в Швеции, является общий суд (ч. 9 § 18 датского закона). Аналогичная схема действует и в других северных стра­нах, за исключением только того, что здесь законодательство бо­лее детально разрабатывает штрафные и уголовные санкции за невыполнение как физическими, так и юридическими лицами положений законов об антимонопольном регулировании, см., например, §§ 23—28 норвежского закона.

Совершенно очевидно, что при таком регулировании эконо­мики невольно, хотя, конечно, бывает, что и сознательно, госу­дарство переходит к планированию своей деятельности³⁹. Бли­жайшая цель — планировать свою деятельность в сфере законо­дательных мероприятий, однако в дальнейшем этот путь стано­вится настолько соблазнительным, что государство начинает пла­нировать не только на макро- но и на микроуровнях экономики. Совершенно очевидно и то, что советский и скандинавский опыт планирования диаметрально противоположны друг другу — они расходятся в самом главном — в целях и способах своего осуще­ствления.

Скандинавские социал-демократы прибегали к планированию в соответствии с рекомендациями Ф.Энгельса, данными им в из­вестном месте в “Анти-Дюринге”, еще с 30-х годов, но широко стали практиковать в этой области после Второй мировой войны. Особенно активно планирование использовали Дания, Финлян­дия и Норвегия, которым необходимо было восстановить разру­шенное войной хозяйство. После восстановления практика со­ставления планов и долгосрочного планирования претерпела ряд существенных изменений.

В'4947 году в Норвегии учреждаются особые Управления по планированию при каждом департаменте (министерстве), с этого же года ведется долгосрочное планирование для отдельных ре­гионов. Дания проделала то же самое и приблизительно в то же время, что и Норвегия. Швеция приступила к планированию с середины 60-х годов, однако по объему и качеству планирования она быстро обогнала своих соседей. С конца 50-х годов Финлян­дии пошла по пути институционализации планирования в вопро­сах строительства, прокладки коммуникаций и охраны окружаю­щей среды. Дания в этот же период прибегала к спорадическому планированию от кризиса к кризису, которое и помогало эти кризисы преодолеть. Но уже тогда, как, впрочем, и сейчас, в скандинавской литературе отмечалась опасность для самой эко­номики регулирования ее с помощью планирования, хотя бы уже потому, что планирование, будь то в форме проектирования ста­тей расходов (инвестиций) в государственном бюджете или со­ставления конкретных планов по развитию секторов промыш­ленности или отдельных регионов страны, является вмешательст­вом политическим, то есть здесь велик соблазн принятия сию­минутных решений, диктуемых не долгосрочной экономической целесообразностью, а временной политической выгодой.

Дания, а вместе с ней и Норвегия, продолжает придерживать­ся в настоящее время более умеренных объемов и методов пла­нирования, чем Швеция. (Например, наиболее приемлемым для Норвегии считается планирование с помощью контрольных цифр.) В Швеции и Финляндии планирование более разнообраз­но и более глубоко проникло в систему государственного регули­рования экономики.

Система органов планирования в Скандинавии в основном унифицирована. Во главе этой системы стоит парламент, чему мы можем найти несколько причин. Во-первых, планирование в северных странах очень часто осуществляется в юридических рамках, созданных не путем делегированного законодательства, а путем прямого использования парламентом своих законотворче-ских полномочий, назовем например, датский закон о планиро­вании в стране и регионах 1973 года, датский закон о защите ок­ружающей среды того же года и, наконец, закон во всех четырех странах во многом унифицированного содержания — о планиро­вании и строительстве.

Во-вторых, исходя из содержания актов, регулирующих дея­тельность самих парламентов, явствует, что на них возложена ос­новная ответственность за проведение экономической политики в стране. Наиболее сильно выражено это положение у норвеж­ского Стортинга.

В-третьих, поскольку в скандинавских странах государствен­ный строй характеризуется как парламентарный, то правительст­во и парламент зачастую выступают как одно целое, даже в слу­чае образования правительства меньшинства; так или иначе по­лучается, что позиция парламента сильнее, чем позиция прави­тельства.

В-четвертых, исторически сложилось так, что парламенты в северных странах постарались издавать как можно более подроб­ные законодательные акты, с тем чтобы сузить возможность сво­бодного действия исполнительной власти. Правда, это ограниче­ние было обойдено исполнительной властью с помощью рецепи-рованного из немецкой доктрины учения о конституции в двоя­ком — формальном и материальном — смысле, что отразилось, кстати, и на учении о правомерности делегированного законода­тельства.