ОТРОЧЕСТВО 1 страница

Этот период детства, по мнению русских людей, начинался с семи-восьмилетнего возраста и продолжался до пя_тн<щцдти —-сем_над_идш.^пет\ К семи-восьми годам «дитя», «блазнота», «ме-' ло'чь», «жевжйк» превращался в существо, «вошедшее в разум», готовое воспринять все, что должен знать русский человек-хрисТй1шйТгг---В-~эТбм возрасте крестьяне "обучали своих~сыновей и дочерей всему, что они знали сами. Прежде всего детей при­учали, к_^истематнческш^_т2ХМл передавая все известные в крестьянском мире навыки, знания и уменья. Подросток усваивал нравствен ные нормы_А которым он должен был следовать в даль­нейшем, приобщался к христианской религии, знаком^ился с ми-$ древности, которые сохранялись из поколения в поколение, постепенно з,щ1ючалс^_^д^^_ деревни. Всему этому дети обучались постепенно, по мере роста и созревания. В отрочестве русские крестьяне выделяли обычно два этапа: первый — когда ребенок ещенаби^а_:/КЈ_/>_сил_ь_щ>д- растал, и второй — когда ребенок приближался к молодежному

возрасту.

Новую возрастную категорию ребенка называли другими име­нами, они характеризовали его физическое состояние, поведение и отмечали приобщение детей к трудовым функциям. Мальчиков ^c,!L^MiL -^.две надцати лет называли обычно «недорослями», «не-докунками» (недоросшими), «мальцами», «малолетками», дево­чек — «ярицами», то есть ярящимися, расцветающими. В конце падЈостк^),в^Ш11дер1шда--их обозначали уже полувзрослыми тер­минами: мальчиков — «парнёк», «парнишок», девочек —

«середёна», «подевье». Кроме того, для обозначения подростков употреблялись термины, указывавшие на приобщение детей к труду: «пахолок»_и«бор.оноввлок», то есть мальчик, помогающий отцу пахать и боронить землю; «пестунья» — деаочка, умеющая нянчить детей. Для обозначения подросших детей, приблизив­шихся к молодежному возрасту использовалось, вне зависимости от пола, слово «подлеток».

Новому этапу жизни соответствовала перемена его внешнего облика. Др_ичеека додростков более напоминала прическу парней и девушек: мальчикам стригли волосы «под^дцшяж»^. оставляя открытыми ушн, девочкам заплетыЯ-Ш^У■ Крстю^также в ос­новных своих чертах повторял костюм молодежи, но включал в себя меньшее количество предметов, выкраивался, по преиму­ществу, из старых родительских вещей и почти не декорировался. Мальчики носили рубаху-косоворотку, штаны, пояс. Девочки под­росткового возраста надевали поверх рубахи сарафан или юбку, на голову платок или ленточку. Кроме того, им позволялось но­сить серьги, колечки, бусы, ожерелья, самодельные или куплен­ные в лавке по дешевой цене. Собст веннуюроеждхЖ1И

ные в д

получали лишь в конце подростковж.Р_ВОЗДа-С1а, до этого времени они исполТ.з-ОВалй"для выхода на улицу одежду взрослых. Что касается обуви, то в летнее время дети бегали по улице босиком, а зимой им полагались валенки, лапти или сапоги, в зависимости от достатка семьи.

Момент переодевания семи-восьмилетнего малыша в подрост­ковую одежду воспринимался как детьми, так и взрослыми как событие особое, доказывающее их новый статус. Именно поэтому в некоторых деревнях получение ребенком нового костюма ри­туально обыгрыда^юсь^м^льчика, одетого во взрослый костюм, сажали 1Га~Т<бняТадевочку — на лавку около прялки. Девочке при первом заплетании косы иногда исполнялась песенка, имев­шая характер заговора:

Ты расти, расти, коса, До шелкова пояса! Как ты вырастешь, коса, Будешь городу краса.

Умел дитя родить, умей и научить. Обучение детей кресть­янской работе проходило по хорошо продуманной, отработанной многими поколениями ^системе?) Детей приучали к труду с семи лет, считая, что «маленькоеjteЈ0jT24JjJgj6anbUiQr.fl, fieaMlha». Это диктовалось предотЖпенйем'Ъ том, что если ребенка «с измало-летства» не включать в деревенскую работу, то он в дальнейшемне будет иметь «усердствующей способности» к крестьянскому труду. Человек, по мнению русских крестьян, может хорошо и -Х-ряд остью_ выполнять тяжелую работу пахаря, жницы, плотника, если привычка к труду вошла в его плоть_д_кравь_ с раннего детства.

Процесс трудовой подготовки ребенка осуществлялся обычно поэтапно. При этом учитывались физические и психические осо­бенности и возможности детей в разные периоды их отрочества. Русская пословица говорит: «Бери всегда ношу по себе, чтобы \/не кряхтеть при ходьбе». Объем нагрузки и воспитательные меры, которыми пользовались для привлечения ребят к работе, опре­делялись с учетом прожитых ребенком лет. Крестьяне хорошо понимали, что ребенок должен работать в меру своих сил и воз- | можностей и что ему надо давать, как они говорили, «каждой трудности_до_даз^. В противном случае можно отбить у"ре*бенка охоту к труду, воспитать у него отношение к работе как тяжелой повинности.

В русской деревне работа распределялась также в зависи-мости'ОзЕЗЙШ^ребенка. Девочкам поручалась работа, которая готовила бы ее к жизни женщины, мальчикам давались знания и умения, необходимые мужчине. При этом обучение строилось таким образом, что ребенок точщ^^знал^своуи^яя&ипбст и ро­дителям не приходилось напоминать о них ребенку.

Первой обязанностью _с^ш<двоа1миле1дей девочки было нян- I чить младших братьев и се"стер. В некоторых деревнях приме­нительно к этому возрасту вместо термина «ярица» употреблялся термин «пестунья», «нянюшка». Она нянчила малыша дома, качая его в люльке и напевая колыбельные песни, присматри­вала за ним на улице в летнюю пору, играла с ним, таскала его за собой, отправляясь на купанье, везла в тележке по лесной дороге к матери, с утра жавшей в поле, чтобы она его покормила. Вид восьмилетней пестуньи, несущей на руках грудного младен­ца, с трехлетком, бегущим рядом, держащимся за сарафан се­стрички, был типичен для русской деревни. В этом возрасте де­вочка должна была выполнять также мелкую работу по дому и хозяйству: подметать ежедневно пол, носить к печке дрова, присматривать за курами и гусями, приглядывать за пасущимися неподалеку от дома без пастуха овцами или телятами. Девочка должна была загонять в хлев или на двор корову, возвращав­шуюся вечером с пастбища. Матери приучали своих восьмилет­них дочек шить и прясть.

Девочка десяти-одиннадцати лет начинала участвовать bjto^ левых работах: вязала снопы за матерью-жницей, собирала ос-

тавшиеся на поле колоски, ^роме того, в этом возрасте она уже умела хорошо прясть и шить, приучалась ткать, ухаживать за ко­ровой и помогать матери в приготовлении еды для всей семьи. В двенадцать-тринадцать лет она умела жать, шевелить сено на се­нокосе, собирать мякину при молотьбе, полоть грядки, доить коров, стряпать, стирать на речке, вышивать. К пятнадцати годам при-обретала все знания, необходимые крестьянской женщине, буду­щей хозяйке дома. Многие представители русской интеллигенции, наблюдавшие жизнь простых деревенских людей в XIX веке, от­мечали эту раннюю, с их точки зрения, готовность девочек к вы­полнению обязанностей взрослых женщин. Н. М. Григоровский — внимательный свидетель жизни сибирской деревни — писал в 1879 году: «В 15 лет девушка входит во все хозяйство и домашнюю работу. Она уже умеет отлично плавать на маленькой лодке, умеет жать, косить, метать сено, подчас боронить и даже неводить рыбу; умеет, конечно, подоить и коров, прясть, может сшить рубашку, платье, связать чулки; выучивается разными травами красить белую пряденую шерсть, умеет найти эти травы, а иногда и соткать из этой пряжи для себя юбку с разными цветными клетками, и даже имеет кухмистерские познания»*.

Подготовка мальчиков к трудовой деятельности была более длительной, чем девочек. Мужская работа зачастую была сдщк-не е ж енской и требовала б ольшего физического напряже ния. Обучение мальчиков заканчивалось обычно к семнадцати-восем-надцати годам. Привлечение к работе недо росле йугакже начи­налось в семь-восемь лет со знакомства^ лошадьТб: "Мальчик приучался ездить верхом, управлять лошадыоТТонять ее на во­допой. Летом они обычно отвозили родителям обед на поле, уп­равляя лошадью, запряженной в телегу. Кроме того, отцы на­чинали приучать своих семи-восьмилетних сыновей к_ремееяуг Обучение начиналось с просьбы подержать инструмент, подать гвозди, принести бересту и т. п. В воспоминаниях одного из уче­ных XIX в., уроженца алтайской деревни, имеется очень убеди­тельное описание той помощи, которую мог оказать мальчик свое­му отцу — мастеру-саннику: «Когда мне было около семи лет, я начал по-детски помогать отцу в его работе, делал зарубки на доске для заднего украшения саней и заячьей лапой мазал ворванью по дереву, чтобы придать ему желтоватый оттенок»**:

К В девять-десять лет подросток хорошо управлял лошадью: мог ее запрячь, распрячь, умел править ею как взрослый мужчина. Отец доверял ему пасти лошадей в ночную пору вместе с другими деревенскими подростками. В эти же годы подростки помогали отцу в полевых работах. Он вместе с отцом возил на поля навоз и разбрасывал его по пашне, участвовал в бороновании поля, управляя лошадью, сгребал вместе со взрослыми сено, подавал снопы на овин, иногда молотил рожь или пшеницу специально изготовленным по его росту цепом. В местностях, где мужчины были заняты в лесных промыслах, в охотничьем или рыболовном, мальчики снабжали мужчин, занимающихся промыслом далеко от деревни, всеми необходимыми припасами. Кроме того, они¹ сами участвовали, облае диняясь _внебольшие артели, в ловле рыбы на дальних речках, в охоте на сусл и ков, "колонков, кротов. Зимой мальчики ездили с отцом в лес за дровами, помогали их пилить, кололи, складывали в поленицы, плели лапти, сидя в -теплой избе на мужском месте у двери.

В тринадцать лет мальчик приучался к пахоте. Отец оставлял ему небольшой участок земли, давал соху или плуг, а потом про­верял качество работы, спокойно и внятно объясняя, почему его пахота не так хороша, как пахота взрослого мужчины. В это же время мальчик впервые брал в руки косу. Ему позволялось косить около дома, по задворкам деревни для заготовки одно-i разового корма скоту. Работать на хороших лугах вместе co'j взрослыми мужчинами он получал возможность только в сем! надцать лет, когда «входил в силу». Косьба была работой, тре-j бующей большой физической силы, выносливости и ловкости, то'| есть качеств, которыми не мог обладать тринадцатилетний под-] росток.

Шестнадцати-семнадцатилетний подросток приобретал навык i почти'во всех мужских крестьянских работах, за исключением'¹] сева. Сев, как самая трудная и ответственная работа, усваивался обычно в восемнадцать лет. Параллельно с этим шло и обучение! мальчиков ремеслу. Оно пpoxoдилoJoбычнo в зимнее время в те-f

Приучение подростков к труду в русской деревне проходило ■! легко и незаметно под руководством матери или отца, бабушки или дедушки, старших сестер или братьев. Воспитываясь в ат-| мосфере труда, дети сами проявляли интерес к работе, выскат! зывали желание заняться нужным для семьи делом. Родители обычно старались поддержать в ребенке это желание, дать ему ] работу, которую он мог выпрлн и1ь_Лйрпи№| а также позволить ему?.?pfiftoTcL^T±.j:ROMii труд^пм xnih. н^р^^<у^ц-^цтур деньги В то же i

время они считали необходимым, чтобы подросток «тешил свое достоинство», то есть получал похвалу за свой труд, видел, что ег о, работа нужна семье. О серьезном отношении крестьян к труду и заработкам*"своих детей говорит рассказ известного этнографа Г. Н. Потанина, долго жившего в алтайском селе, мужское* на­селение которого было занято охотой на пушного зверя. Этнограф ярко передал поразившее его уважительное отношение матери к десятилетнему ребенку, впервые принесшему в дом охотничью добычу: «Сын был в восхищении от первой шкурки колонка; он целый вечер, лежа на полатях, советовался с матерью, которая пряла на лавке, что купить на колонка. — Мам! Я куплю гор­шок! — На что его? — А ты утром говорила: «Горшков много, а целого ни одного нет». — Горшков и без того много. — Нет, я куплю..— Ну да уж купи. — Или купить тебе платок? — Чего и говорить, купил парень-то платок за колонка! — Так что же купить, мама? Постой-ко, Серко наш ходит без ошейни­ка. — Еще чего лучше? — Такого рода разговор продолжался до самого ужина, и матери было нисколько не скучно вести его. Кончилось тем, что на другой день пришел в избу вязниковец и выменял колонка на подносик»*,

Стремясь походить на своих постоянно занятых трудом роди­телей, видя доброжелательное отношение к их попыткам научить­ся делу, радуясь похвале в свой адрес, _дети не_м1) гл^себе_пдед-ставить, что можно не работать, не уметь прясть, шить, наколоть д'рТэвТприбить оторвавшуюся доску, не помочь отцу или матери. В детской среде считалось позором, если о двенадцатилетней де­вочке скажут, что она «непряха», а о мальчике десяти лет — что он «только и может гонять бабки».

Участие детей в труде делало многих из них не по воздасту серьезны мии де.ддаитьищ.-Мальчик четырнадцати лет мог вес™ со" знанием дела разговор о хозяйстве, видах на урожай и при­плод скота, об аренде земли. Девочки рано вникали во взрослую жизнь деревни, знали о всех деревенских событиях, ссорах и сплетнях.

Уча — учи поступками, а не словами. Воспитание подростка в русской деревне заключалось не только в передаче ему тру­довых знаний и навыков, но и в приобщении его к духовному миру, в котором жили взрослые люди. Подросток должен был усвоить основные понятия и ценности человеческой жизни, свое-образный кодекс правил русского человека, христианина. Ребен-1 ку незаметно, но систематически прививали мысль, что он должен! любить землю своих предков — отчину, уважительно и заботливо относиться к родителям, старым и немощным людям, к малень-1 ким детям, в любви и строгости воспитывать своих будущих чад, быть милосердным к несчастным и обиженным, помнить о своей] чести.

Любовь к отчине русские крестьяне старались привить детям] с самого раннего возраста. Они стремились сделать все для того,] чтобы дети любили родительский дом, родную деревню с ее лу-1 гами, полями, лесами, соседние села и деревни, связанные друг! с другом родственными узами, а также все села и города, где] расселилось «русское христианское племя». Родители, родствен­ники, соседи знали простую истину, которую со временем усва­ивал и ребенок: «глупа та птица, которой свое гнездо не мило»,| «своя земля и в горести мила».

Родители внушали подросткам: почитай землю, дающую че-1 ловеку возможность жить, — «Мать сыра земля всех кормит,! всех поит, всех одевает, всех своим теплом пригревает»; бережнс относись к окружающему миру — «природу не надо увечь, а] надо беречь», «природа — царю воевода»; люби людей, живу­щих с тобой рядом, — «доброе братство сильнее богатства»;! серьезно относись к защите своих земель — «русский ни с! мечом, ни с калачом не шутит», «коли у поля стал, так бей] наповал».

Чувство любви к родине — «святорусской земле», россейской земле», «мати Россее» — приходило к детям также| из рассказов деревенских людей, своеобразных хранителей ис-< торической памяти народа, хорошо знавших былины, историче-] ские песни, легенды, предания, из рассказов солдат, полных вое поминаний о битвах, участниками которых они были, странст* вующих монахов, повествующих о подвигах святых мучеников^ погибших во имя спасения православной Руси. Все эти люди хранили в своей памяти множество событий, сведений, связанных! с героическими временами и подвигами русского народа. Они| понимал и свои Ј НЈния KaK^jLaiLJunfly4PHHhlJtt...n.T предков, своеоб-< разное завещание, и считали своим долгом передать получение наследство следующим поколениям.

В этих, по выражению А. С. Пушкина, «преданьях старинь глубокой», воспринимавшихся подростками с искренним интерес сом и восторгом, идеи любви к отечеству, верности ему и обычая» своего народа, сочувствие к несчастьям родины, боль за ее уни-¹ жение и необходимость помочь ей в беде были главными. Так!

например, в песне «Татарский полон» явно слышна горечь и тре­вога за «руських» людей:

Вот не шум шумит да и не гром гремит, А татарищи-то во полон берут. Ой да татарищи во полон берут!

В былине «Илья Муромец и Калин царь» прославляется бо­гатырь Илья Муромец, призывающий изгнать врага с русской земли:

И вы., русский могучий богатыри, Вы седлайте-тко добрых коней, Аи садитесь вы на добрых коней, Поезжайте-тко да во раздольице чисто поле, Аи под тот под славный стольный Киев-град. Как под нашим-то под городом под Киевом А стоит собака Калин-царь, А стоит со войскамы великима, Разорить хотит ён стольный Киев-град, Чернедь мужиков он всех повырубить, Божьи церкви все на дым спустить, Князю-то Владимиру да со Опраксой

королевичной

Он срубить-то хочет буйны головы. Вы постойте-тко за веру за отечество...

Защита родин ьцз, исторических песнях рассматривалась как главная задача мужчин. Так, в песне «О отравлении Скопина», раскрывающей Оиуьбу русских с польско-литовскими завоевате­лями в начале XVII века, герой-полководец перед смертью, на которую его обрекли злые бояре, с гордостью говорит о главном своем деле:

Я, Скопин Михаила Васильевич, Могу, князь, похвалитися, Что очистил царство Московское И велико государство Российское.

В произведениях поэтического творчества прославлялись также люди, ^угррдяотшир ся от богатств, предлагаемых им на

Т

чужбине, и стрем ящиеся домой. В старинной песне «Татарский полон» говорилось о том, как татарский хан взял в плен русскую женщину и заставил нянчить своего сына, который оказался ее внуком, рожденным ее дочерью, попавшей в плен в девятилетнем возрасте. Дочь, узнав мать, предлагает остаться ей в Орде, обе-щая богатство и полную довольства жизнь. Мать отвечает на ее просьбу:

Мне не надобно твоей золотой казны, Отпусти меня на святую Русь. Не слыхать здесь пенья церковного, Не слыхать звону колокольного.

Через исторические песни, былины подросткам внушали, что русский человек неспособен отречься от своих обычаев, иначе: он отрекается и от своей отчины, становится чужаком. Эта мысль; проходит в песнях о Лжедмитрии — Гришке Отрепьеве, где он j рассматривается как чужой православному миру человек: \

Все князи-бояре к обедне пошли,

Кто тыя ко Христоськой заутрени, —

Вор Гришка-растришка во мыльню пошел

Со душечкою со Маринушкою со Юрьевной. ]

Русские крестьяне, прививая детям любовь к отчине, воспи-1 тывая их на героических подвигах предков, старались также по-1 казать, что любовь к родине должна начинаться с любви к ро-| дителям и уважения к старшим. Почитание отца и матери счи-j талось главной добродетелью человека. Сибирский крестьянин,] уехавший по делам в губернский город, писал своим уже взрос-! лым детям: «Прошу вас, вселюбезные мои детушки и невестушки,! почитайте свою родительницу и во всем к ней повиновение и| послушание и без благословения ея ничево не начинайте, отчего! будете.от Бога прославлены, а от людей похвалены...»* Детей! старались убедить в том, чт о родители, любящи е своих чах как.1 самих себя, имеют полное моральное право «учить, н асказ ыв ать.! на добрые дела наставливать», а дети обязаньПперенимать и! использовать" все их жиГёйекие знания и благодарить за «учение! родительское». Желание жить по собственному разумению, отказ! «своему отцу покоритися и матери поклонитися» рассматрива-1 лись народной педагогикой как поступки, влекущие за собдй, Hgjj сдасхь».—В широко распространенной в деревнях наз идател ьноЙ| "балладе «Повесть о Горе-Злосчастии» молодец, будучи «мал и| глуп, не в полном разуме и несовершенен разумом», захотев! «жить как ему любо», потерпел в жизни полный крах. В конце,! повести-баллады Горе-Злосчастие, привязавшееся к молодцу,! объясняет, почему его жизнь не сложилась так удачно, как он! рассчитывал: §

Спамятуй, молодец, житие свое первое

И как тебе отец говорил,

И как тебе мати наказывала!

О чем ты тогда их не послушал?

Не захотел ты им покоритися,

Постыдился им поклонитися,

А хотел ты жить, как тебе любо есть.

А хто родителей своих на добро учения

не слушает, Того выучу я, Горе злосчастное!»

Родители внушали подростку, jjjj^j о cocjjywBjuHxcfl- родителях,,.щ^о^влят^кнкм,. ослабшим от тя­желой работыУ внимание и уважение. Однако, требуя от под­ростка любви, послушания и заботы о своих родителях, народная педагогика предлагала и родителям проявлять такие же чувства к своим маленьким и взрослым детям. Правда, подчеркивалось, что любовь родите ДЈЙ_._к подросшим и взрослым детям должна быть разумной. Это представление русского народа ярко выра­жено в поучении философа XVII века Симеона Полоцкого: «Вре­доносна излишняя любовь родителей к детям. Как вино, в меру употребляемое, веселит и здоровит, без меры выпитое, разума лишает и болезнь вызывает, так и любовь родителей к детям. | Если по достоинству — полезна и родившимся и рожденным. \ Если выше меры — вред творит и тем и другим. Одних в раз-вращение попущает, другим же печаль и болезнь от развращения первых содевает»*.

По крестьянской этике, требования которой должны были ус­воить подростки, уважения достойны не только родители, но во­обще „все стдрщ^_№по^53^^ту_№д)шш_тоПри этом подростки не должнТэГТшли решать для себя вопрос о том, достоин или не­достоин тот или иной старик их заботы, почтения и уважения. Старшие требуют к себе уважения уже потому, что они прожили долгую, трудную жизнь и J^OIЛ^ Большую роль в воспитании у детей этого чувства играли и быдальшины|оелигиозно-поучительного характера. В сказке «Иван, крестьянский сьтн^^г^роиТ^н^г^уЖвшш^старухе, терпит неудачи, а после принесенного им извинения получает от нее по­лезный совет. Вечерами, в теплых избах, бабушки и дедушки рассказывали своим внукам правдивые истории о том, как ува-

жение, оказанное старому человеку, приносило ребенку удачу. Чувство уважения к старшим входило в плоть и кровь детей]

^ благодар я примерам из жизн и собственной с емьи i венской общины. В семейном застолье пожилым людям предо-1 ставлялось почетное место, взрослые члены семьи были внима-1 тельны к старому, отработавшему свое деду, спрашивали у него] советов. При семейном разделе, когда женатый сын намеревался] жить своим домом и хозяйством, решающее слово было за ста­рым отцом. На сельской сходке — собрании взрослых мужчин| деревни — мнение стариков, прежде всего стариков, по тому или] иному вопросу было зачастую решающим.

Подростков обучали ^лилосердию, жалостд и состраданию к| людям. Вся жизнь русской крестьянскбТГсемьи давала детям~пр1ь меры такого поведения. Деревенский обычай обязывал крестьян! принять в своем доме постучавшего в дверь усталого путника,! обогреть его, накормить и утешить, если требуется. Нищих и убо-j гих встречали в доме с той же благожелательностью, что и ос­тальных путников. Считалось, что подать милостыню, помочь! больному и оказать моральную поддержку убогому — дела не-1 обходимые и богоугодные. Вот как описывает наблюдатель XIXJ века прием хозяйкой в своем доме нищего: «Когда нищий заходит! в избу, то хозяин или хозяйка первым долгом стараются облас-1 кать пришедшего своим сочувственным взглядом, особенно если| замечают в нем усиленную робость или унижение, затем подают ему кусок хлеба; нередко осведомляются, откуда он, расспра­шивают о его бедственном положении, приглашают отогреться и поесть теплой пищи, а если дело случится к ночи, то добро­душно сами предлагают остаться ночевать, говоря: „Куда ты пой*, дешь на ночь глядя, ночуй — ночлега с собой не носят, вот вместе поужинаешь с нами, обночуешься, а утром пойдешь с Богом"» Помощь, объяснялось детям, надо оказывать во обще в сем в ней нуждающимся: пострадавшим от пожара или стихийногоГ5едст>1

""вйя; пбтерятатм кормильца, многодетным семьям, находящимс: в нужде. Воспитательное слово поддерживалось и делом: сообщ4 помогали погорельцам, делились с ними последним куском хлеба^ старались их утешить, приютить. Семья, в которой все работаю­щие внезапно заболевали, могла рассчитывать на помощь одной сельчан, которые приходили топить печь, готовить еду, ухаживать за скотиной. Вдовам и сиротам люди помогали вспахать и засеятв землю, провести жатву.

• Громыко М. М. Мир русской деревни. С. 88.

Заботясь о том, чтобы жизнь ребенка была благополучной, чтобы он находился в согласии с самим собой, ближними и даль­ними людьми, крестьяне стремились привить своим детям же­лание проявлять доброту к людям: ^&ро^вощтъ — себя^-_ селить», не держать на людей злобу, ибо «злой человек — как уголь; ес^и не?:ЖЖ]ех.ХР.черни1>>_а^)тказаться от мщения за обиды;" Особенно старались предохранить ребенка от мстительности, предлагали ответить на обиду, не откладывая на долгий срок, здесь же, на месте — словом или кулаком — или простить, если можно, обидчику его «неразумное поведение»..Да1аот.ь-же обиду на долгие годы и отомстить, когда он, возможно, уже и забыл о том моральном уроне, который нанес человеку, считалрсь_боль^ шим._хДёхом. Ярким примером такой модели поведения были де-ревенские^"ДЈак^> устраивавшиеся во время праздников. Если мужчины Пили парни одной деревни совершали поступок, оскор­бительный для соседей, то оскорбленные предупреждали обид­чиков, что они будут их бить в праздник или в ближайший сво­бодный от работы день. Когда приходило время, устраивалась жестокая драка, после которой инцидент считался исчерпанным. Обидчики и обиженные собирались на общую гулянку с выпив­кой, заключая «мировую».

Особенно ценилось вру^ском^народе умение прощать обиды. Был даже выработан^^щ^Л^ЩЭВ» и определен специаль­ный день, когда все должны были прощать друг другу явные и скрытые обиды. Это происходило в прощеное воскресение — в последний день масленицы, перед Великим постом. Родители просили прощения у детей, дети — у родителей, соседи — друг у друга. Они кланялись в ноги или становились на колени, целовались и на слова «Прости меня», отвечали «Бог тебя простит, меня прости». Прощение, по обычаю, надо было про­сить, отправляясь в дальнюю дорогу, чтобы люди «не поминали лихом», при отправлении в церковь на исповедь: «Простите меня, в чем согрешил перед вами». Прощения всегда просили перед смертью, которую осмысляли как уход в «иной мир». К умиравшему человеку поочередно приходили все родственники, соседи с просьбой не уносить с собой обиду на них, принять их прощение, так как с мыслью о не прощенной обиде трудно жить на белом свете. Умиравший, в свою очередь, обращался ко всем людям с просьбой не таить на него обиду, простить все его прегрешения на земле, чтобы он мог с легкой душой покинуть этот мир.

Русские люди учили детей быть добрыми, милосердными, прощать грехи ближним своим и в то же время сохранятьвсегда и во нсем чувство собственного достоинства, «хранить честь ^молод^-^П-Онятие чести у крестьян всегда сочеталось с честным выполнением своего долга и исдолнением взятых на себя обязательств. Исследователи народного быта всегда отме-¹ чали это качество деревенских людей: «Вес крестьяне, оберегая свою честь, стараются трудиться, чтобы не прослыть лентяем и мотыгой (мотом). Каждый старается не быть лжецом и обид­чиком, а также не нажить славы, что он не крестьянин, а прощелыга и самознайка»; «Всякий порядочный крестьянин ста­рается держать данное им слово: нарушить его он считает не­честным»; «Всякий крестьянин, оберегающий свою честь, ста­рается не быть никогда не только замешанным в какое-либо преступление, но даже и заподозренным в нем. Он никогда не согласится ни на плутни, ни па обман, хоти бы это и было допущено в.торговле»*.

/^Понятие честиТ^шторое старались привить своим детям ро­дители, включало в себя для мужчин умение ответить па неза­служенное поношение, не дать оснований для оскорблении, для девушек — чистоту, для женщин — верность мужу. Девочкам с ранних лет внушалась мысль о необходимости «блюсти свою честь», то есть избегать добрачных связей, строить свое поведение таким образом, чтобы заслужить одобрение односельчан, а в за­мужестве сохранять супружескую верность. Потеря девственнос­ти до брака считалась большим грехом, а рождение внебрачного ребенка всеми рассматривалось как крайняя степень позора и бесчестия.

Кума да кум наставят на ум. Одной из основных задач, ко­торая ставилась деревенским обществом перед родителями, была

задача постепенного введения его в религиозно-обрядовую жизнь. Русские крестьяне считали веру в Бога непременным свойством нравственного человека, а его поведение напрямую соединялось с его религиозностью. О совестливых, трудолюбивых, милосерд­ных людях говорили: «живут по-божески, по-христиански» — и наоборот, встретившись с человеком, совершившим недостойный поступок, замечали: «креста на нем нету». С православными тра­дициями ребенка начинали знакомить обычно в семь-восемь лет. По деревенским понятиям, это было обязанностью духовных ро­дителей — крестного отца и крестной матери, хотя, естественно, от таких забот не освобождались и родители. Крестьяне стара­лись обучить ребенка молитвам, вложить ему в сознание убеж-

дение в том, что необходимо усердно читать их вслух перед ико­нами утром и вечером. В обычной, не слишком богомольной семы? подростков учили, как правило, двум молитвам «Отче наш» и «богородице Дево, радуйся». Считалось, что они могут приго­диться во всех обстоятельствах жизни, так как доходят до Бога быстрее, чем все остальные. Эти молитвы читались утром и ве.-чером, перед обедом и ужином, при отправлении в путь-дорогу. С ними обращались к Спасителю и Божьей матери в надежде на избавление от несчастий, с просьбой о помощи в беде и защите от нечистой силы, а также принося благодарность за Божью ми­лость. Кроме этих молитв подростков обучали _молитвам импро­визационного характера. Мать или крестная советовали ребёнку обратиться «к Боженьке со святой молитвою», хорошо доходящей до Бога и святых угодников: «Пресвятая Богородица, спаси нас; помилуй нас. Господи; батюшка, милостивый Микола, сохрани нас, подай здоровьица тятьке, мамке, братцам, сестрицам, пошли нам хлебца, молочка»*.