Глава 7. Мерзкий запах раздражает меня

Мерзкий запах раздражает меня. Бэйнс так непринуждённо ходит по кухне, что я понимаю – к запаху она привыкла. Кажется, будто что-то испортилось и лежит где-то очень давно. Мы сидим на маленькой, не очень большой кухне, которая ещё совмещена с коридором. Я расположился у открытого окна на маленьком изодранном диванчике у стола, а Бэйнс ходит вокруг да около плиты и пытается соорудить мне еды. Я измотан: и физически и морально. Желтый цвет стен, мерзкий запах и одинокая лампа, тускло сияющая у потолка, придают комнате ещё более унылую обстановку. Потрепанные, обшарпанные шкафчики, у которых возится Бэйнс, напоминают мне мебель в квартирах у людей, скажем так, из сферы услуг Колонии. Кухонная мебель стоит вряд у стены слева от меня, через две столешницы стоит допотопная плита, которая, по всей видимости, не работает, потому что на неё Бэйнс водрузила маленькую электрическую горелку. Далее, справа от плиты, стоит одинокая раковина, с которой давно уже слезла эмаль, а кран почти отваливается. На крючке справа висит почти бесцветное беловатое полотенце с заплаткой. Я сижу за столом, которые единственный в этой квартирке уцелел: лаковое покрытие почти цело, ножки все на месте, да и в целом вид себе довольно неплохой. Из-за окна позади меня постоянно дует ветерок в направление двух комнат прямо напротив меня, в коридоре. Я иногда поворачиваюсь и смотрю в окно, чтобы не забывать, что воздух совсем не пахнет гнилью. Хотя и за окном запахи не лучше. Но как только я возвращаю голову обратно, жуткий запах снова проникает в мои ноздри и тошнота подступает к горлу. Как я уже говорил, обстановка тошнотворная.

Бэйнс помогла мне выбраться из спальни, говорит, я ушиб ногу, но она почти всё вылечила. Я понятия не имею, как так случилось, что я ушиб ногу, поскольку помню всё, до момента как увидел маму... Я припоминаю журчание воды... Мне не хватало воздуха, я закричал, а потом вода стала затекать в нос, уши, рот… Я падал…

- Как вы меня нашли?

Бэйнс внезапно остановилась. Она судорожно пытается найти что-то, чтобы отвлечься, а вместо ответа я слышу непонятные звуки. Бэйнс резко поворачивается ко мне и говорит:

- Ты упал из канала, который находится выше, чем этот тоннель. Оттуда водопадом течёт вода, потому ты и лишь ушиб ногу… - она скрещивает руки на груди и немного опускает голову. Пауза нарастает.

- Так как вы меня нашли? – спрашиваю я ещё раз, она не отвечает.

- Бэйнс? – она всё так же смотрит в пол, - Бэйнс? – повторяю я гораздо громче.

- А?.. – резко вздрагивает она, эту её способность «уходить в себя» я замечаю уже который раз, -...Где я нашла тебя?! Так ты, ну, приплыл… - заикаясь, выдавила из себя Бэйнс.

- Но как ты втащила меня сюда? – как-то странно она отвечает.

- Да и неважно, - тётя подрывается к плите, - О, чёрт, подгорело!

Бэйнс отчаянно машет руками над сковородкой, и я вспоминаю, как и у мамы были точь в точь такие жесты! Они так похожи! Те же фигуры, та же походка, та же манера разговора! Пусть тётя мне и противна слегка, но, похоже, роднее её у меня нет.

Тётя ставит на стол яичницу, осыпанную укропом и окаймованную свежими огурцами. Выглядит очень вкусно, но во мне зарождается вопрос. Я вопросительно смотрю сначала на тарелку, а затем на Бэйнс.

- О, здесь полтора дня ходу до поверхности, у меня там свой огород, - сразу же отвечает она, - Ну, а на яйца меняю вещи, что найду там, - она показала пальцем на дома за окном.

Я снова хочу задать вопрос, но как только открываю рот, она замахала руками:

- Сначала поешь! – неровной походкой уходит к двери, что находится справа на стене напротив – это ванная, а дверь, что справа от меня – комната, где спит Бэйнс и я отлеживался.

Комната, что рядом с ванной – заперта.

Я быстро съедаю яичницу, чтобы поскорее спросить её обо всём. Такой еды я давно не ел! Всё такое свежее, настоящее, в Колонии такого не встретишь, только синтетические помидоры ничего так на вкус. Я уминаю блюдо за несколько секунд, Бог знает, сколько я не ел! Желудок требует ещё, но не думаю, что тётя согласится сделать мне ещё – она не доедает, это видно по её тощей фигуре.

Я замечал много странностей за последнее время, но Бэйнс – самая странная из всего, что мне доводилось видеть. Она может впадать в ступор на долгие 2 минуты и до неё никак не дозваться, можешь трясти её за плечи – не проснётся, я пытался. Пусть я и не провёл с ней долгое время, но последних 13 часов хватило, чтобы выяснить, что она не только говорит сама с собой, но и постоянно следит за моим взглядом. Если я вдруг посмотрю на запертую комнату рядом с ванной - она начинает спрашивать у меня неприличные вопросы или быстро говорит, беря моё лицо в руки и тиская щёки. Пугает не меньше то, что она неожиданно смеётся. Поначалу, меня это пугало, но после 10-15 таких приступов начинаешь привыкать.

Мне не терпится узнать, что произошло со мной. Тётя копошится где-то там уже довольно долго, так что я начинаю переживать, не «зависла» ли она снова.

- Бэйнс? – спрашиваю я.

- Сейчас, сейчас, - отзывается голос из-за приоткрытой двери.

Наконец она выходит, но не с пустыми руками. Вся взмыленная и слегка помятая она несёт запыленную книженцию в плотной коричневой обложке. Она плюхает её на стол, отчего облако пыли взлетает передо мной, а Бэйнс устало вытирает лоб рукавом.

- Ну, племянничек, расскажу тебе немного предыстории, - начала она и раскрыла первую страницу альбома.

Форзац альбома разукрашен в коричневые тона, изображающие ветер или волны. На первой странице большими буквами написано «Кристс». В некоторых местах он изрядно потрепался, но буквы, выведенные аккуратным, нежным подчерком, которому бы завидовал каждый, если бы увидел, набросаны под большими буквами и фотографией семьи, видимо, Кристс.

- А вот Элейт, - Бэйнс тычет пальцем в девушку в верхнем ряду, которая одета в простое синее платье и улыбается, - Вот это наш с Элейт отец – Винсент Кристс и мама – Лиира Кристс. Я была младше Элейт на 2 года, но разницы почти не ощущалось. Наш папа добился того, чтобы мы ходили в один класс, так что про возраст мы потом забыли, - смеётся тётя, - Элейт всегда была мягче, чем я.

Она вдруг снова погружается в себя, будто будаража воспоминания обо всём на свете в своей голове. Но я наловчился выводить её из этого “транса”.

Я читаю вслух эти самые строки:

Бэй! Мы любим тебя, всегда любили и будем любить, чтобы ни было! Помни обо мне, помни о себе, помни о тех, кого не знаешь! Элейт.

- Она написала их, когда носила тебя, - смиренно произносит Бэйнс, - ровно 22 года назад, - она перелистывает страницы, одну за другой. На фотографиях изображена мама с яркой, радужной улыбкой на лице, её тёмные длинные волосы завязаны в хвост практически везде, кроме как на свадебном фото, где впервые на фото появляется мой отец, точнее его туловище – лицо вырезано, вместо него зияет дыра.

- Что это с отцом? – в шутку спрашиваю я, чтобы как-то разрядить накалившуюся обстановку.

Но вместо этого тётя начинает нервничать, издавать непонятные звуки или слова. Она мямлит, пытаясь что-то сказать, но перелистывает страницу.

Дальше идут семейные фото – мама с отцом, мама с отцом, бабушкой и дедушкой. И везде, абсолютно везде вырезаны лица.

И в этот самый момент я осознал, что я совершенно не слаб и семью я не обрел – это лишь остатки моей семьи. Всё, что когда-то было в тёте Бэйнс – разум, здравые чувства – этого нет. Как только она уснёт, я уйду. Вот выведаю у неё всё и уйду.

- Можно мне, пожалуйста, всю предысторию с самого начала и без застываний? – говорю я, смотря ей в глаза и слегка сжав её плечо.

Она опускает глаза как напуганный ребёнок, не зная что ответить. У неё в мозгу нет ни единой здравой мысли, но рассказать она всё же собирается.

- Незадолго до твоего рождения, знакомства твоих родителей твоим отцом был запущен один проект в просторных туннелях, как этот. Здесь возводились дома, строились аптеки, больницы, школы. В семьи заключенных приходили подчинённые твоего отца и предлагали переселение в более удобные для жилья помещения и в добавок отдадут их преступника им с собой. Естественно, все соглашались. А если у кого возикали сомнения – находили способ договориться, - вздахает Бэйнс, - Моя мама – Лиира – была самой успешной на своей работе. Первый помошник губернатора Колонии на протяжении двадцати лет – приличный срок. Как-то раз мама возвращалась с работы. Она каждый раз покупала нам с Эл маленькие крекеры, которые таяли во рту, но были очень хрупки. И втот раз она не дошла домой. За углом нашего дома нашли её сумку, а рядом эти самые крекеры, разбросанные повсюду маленькими пищинками. На следующий день губернатор лично пришёл к нам и сообщил печальную новость – Лиира Кристс обвиняется в передаче важной информации посторонним лицам, а значит подлежит пожизненному заключению. С тех пор на нашй семье было клеймо заговорщиков. Куда бы мы не пошла, где бы мы ни были – повсюду косые взгляды и злой шёпот. Когда мы стали гораздо старше, нам разрешили общаться с мамой раз в месяц. Твоя мать ходилав срок как по часам, бывала у матери сутки. А я отреклась от неё. Я боялась. Боялась косых взглядов, - останавливается она, но вздыхает и продолжает опять, - Для меня мама не собиралась делать ровным счётом ничего, но вот для сестрёнки – расшибла бы голову. Чтобы спасти её имя и, можно сказать, жизнь, матушка договорилась со своими старыми друзьями – Майерсами, что Картер, старший сын, женится на Элейт и заберёт её от нас. Так и случилось. Сестра жила в роскоши и богатстве с новым мужем, которго она не любила, даже ненавидела по началу, а я с отцом существовала в старом увядшем доме Кристс. Вскоре я вышла замуж за соседа. А закон об обязательном браке до сих пор существует?

- Да, - судорожно киваю я.

- Увеличивают популяцию, - смеётся она, - скоро узнаешь почему. С каждым днём, проходящим рядом с человеком, который беспробудно пил и буйствовал, во мне накапливалось чувство, будто кто-то виноват во всём этом. Я долго размышляла над этим, искала ответ, но только когда умерла мама, а её любимая дочь не пришла на похороны, только тогда я поняла, кто виноват во всём, что с нами было. Элейт – она-то и была виной всему, что произошло, - она запинается, но, всхлипнув, продолжает, - Я дважды пыталась поговорить с ней, отсудить своё – она же гнала меня подальше, даже не взглянула в глаза. Тогда я решила отомстить. Дважды я пыталась подстеречь её на улице, ещё несколько раз забиралась к Майерсам домой, но бесполезно – твой отец всегда защищал её от любых опасностей. И когда в последний раз она так перенервничала, что её доставили в больницу и всё из-за меня. Именно тогда твой отец под видом благих намерений предложил губернатору Овербергу – тогда ещё молодому и начинающему политику и наследнику золотого трона – проект, в котором теоретически предлагалось попросту переселить людей, которые жили в плохих условиях сюда, в наскоро отстроенные катакомбы, а практически – очистить город от ненужных людей, - она опускает глаза, - Меня отправили сюда, наобещав золотые горы. Я тот час же согласилась, поскольку была на грани попадания в психиатрическую больницу, но как только я попала сюда – это стало ещё более худшим кошмаром в моей жизни. Для начала поставки еды сократили, а потом и вовсе ограничили до нуля. Люди стали умирать от голода, жажды. Тогда самые сильные и смелые из нас настойчиво пытались войти обратно, потому, как выйти наружу не у кого смелости не хватало – мы боялись больных людей, о которых слышали в легендах. Но когда наши люди нашли способ пробраться в Колонию с другой стороны, через вентиляционные шахты, их застрелили, а через несколько дней открыли шлюзы и пустили воду. Прямо на несколько тысяч людей. В этой реке плавает и гниёт тысячи трупов, тысячи невинных жертв, которых просто стёрли.

Бэйнс смотрит на моё обезумевшее лицо. Я действительно шокирован, я не знал… Никто не знал…

- Перед тем, как отправиться сюда, твоя мать навестила меня. Она передала мне этот альбом, а взамен выпросила этот тёмный кулон – она достался нам от мамы.

- Мою сестру зовут Лиира, - обречённо произношу я.

Бэйнс раскрыла свои глаза и уставилась на меня. Она разжала свою ладонь и протянула мне кулон.

- Тогда это, должно быть, твоё.

Я с благодарностью принмаю обратно свой талисман. Но меня мучает ещё один вопрос.

- Как ты выжила?

- Просто в это время я собирала ягоды на верху.