Студопедия.Орг Главная | Случайная страница | Контакты | Мы поможем в написании вашей работы!  
 

Античным первоисточником



Особенность трагедии в том, что в этом жанре у героев нет никакой надежды — все

предопределено заранее, и бороться с судьбой бессмысленно и никому не нужно.

В жизни "маленькой Антигоны", как называет ее Хор, было не много радостей. Она

просто жила, но зрителю этого не видно. Антигона с самого начала спектакля готовится к
смерти. Она совершила преступление и готова за него отвечать. Надежды нет, есть только
Судьба. Но Антигона Ануя живет не в сценическом, а в реальном мире, где Судьба не есть
основа мироздания. Только героиня не видит этого, она существует по закону
древнегреческой трагедии. А ее невольный палач, правитель Фив Креонт живет надеждой.

Креон в первую очередь человек, а уж потом правитель. И отсюда возникает основной
конфликт спектакля. Противостояние Креона и Антигоны это не просто столкновение
мнений, это борьба, определяющая жизненную философию, определяющая саму жизнь.

Создается ощущение, что Антигона попала в этот мир случайно, что она играет по

другим правилам, нежели другие. Антигона живет с мыслью о том, что дни ее сочтены.

Она черпает силы в уверенности в собственной правоте. И когда потом Креон разобьет ее
уверенность, она сожмется в маленький комочек у его ног. Антигона не хочет счастья в
том понимании, в котором видит это слово Креон. Она предпочитает погибнуть, не зная за
что, но не остаться жить среди обмана.

В трагедии Софокла жизнь Антигоны тоже была предопределена по той причине, что

зрители, находящиеся в амфитеатре, априори знали, что она умрет, а У Ануя функцию
знания зрителями финала несет Пролог, который появляется в самом начале пьесы и
говорит, что Антигона должна умереть.

В трагедии Софокла конфликт проявляется между Креонтом и Антигоной. Первый

является представителем, земного, он отстаивает законы, которые написали люда,
Антигона выступает представителем божественного мира и стоит на позициях
неписанных законов.

В пьесе Ануя внешним конфликтом является конфликт государства, представителем

которого выступает Креон, и конфликтом личных воззрений маленькой Антигоны,
которая сопротивляется государственной машине.

Но на самом деле трагедия в пьесе Аную заключается в сущности бытия человека,

которая рассматривается контекстом истории, так как "сущность человека не есть
абстракт, присущий отдельному индивиду. В своей действительности она есть
совокупность общественных отношений".

Итак, в обеих пьесах на ряду с внешним конфликтом, существует и внутренний. Более

того, у Ануя он перерастает в философскую идею. В пьесе французского драматурга
наблюдается и острый конфликт, которому подвержена главная героиня, связанный с
проблемой выбора.

Различия в конфликтах, отраженных по-разному в этих пьесах, можно объяснить теми

условиями, которые диктовало время, когда творили оба драматурга. Если в античности
на жизнь Софокла пришелся переход от родо-общинного строя к полисному, где он и
разглядел трагедию устоев и новых законов, то творчество Ануя — на время второй
мировой войны и расцвета философии экзистенциализма,и трагедия в его произведении
полностью соответствовала идеям данной философии.

62. Жанр антиутопии в европейской литературе 1-й пол. ХХ века (Уэллс, Оруэлл, Хаксли).

Политизация эпохи, вне всякого сомнения, наложила отпечаток на проблематику самого знаменитого
произведения Хаксли — романа-антиутопии «Дивный новый мир» (Brave New World, 1932). В ее заглавие
иронически вынесена цитата из шекспировской «Бури» получившая в контексте романа обратный своему
прямому значению смысл. «Прекрасное» будущее, каким оно показано автором, построено на принципах
тоталитаризма, полного подавления свободы и независимой мысли. В строго кастовом обществе третьего века
«эры Форда» (отсчет времени ведется в нем с появления в США автосборочной линии, где в 1908 г, началось
производство первой модели «Форда») люди размножаются клонированием, слова «отец» и «мать» здесь
воспринимаются как непристойные. Граждане Мирового Государства, родившись в «инкубаториях»,
воспитываются в Воспитательных Центрах, трудятся как муравьи, обслуживая новейшее производство, и,
сохраняя до конца жизни юношеское обличье, умирают в комфортабельных «умиральницах». Они полезны
обществу и после смерти, так как фосфор, выделяющийся во время кремации, идет на производственные
нужды. Единственно допустимая форма отношений между полами' половая близость без любви, а самое
большое преступление — попытка сохранить свою индивидуальность.

В этот насквозь рациональный мир, где в целях тотального контроля насажден культ наслаждения
(легкий наркотик решает все психологические проблемы; «сомы грамм — и нету драм») и потребления («чем
старое чинить, лучше новое купить»), из той части Земли, которая в виде «резервации» служит для
сохранения генофоНда, попадает центральный персонаж романа — Джон Дикарь, выступающий в амплуа
«естественного человека». Выросший среди индейцев, он черпает свои понятия о Заоградном мире из
случайно попавшей ему в руки старой книги (своего рода анахронизма) и поверяет Мировое Государство
почерпнутыми из Шекспира представлениями о <<фикции, которую он именует душой». Дикарь находит
«цивилизованную безмятежность чувств» слишком легко достающейся, «дешевой», не может принять закона:
«Каждый принадлежит всем остальным». Его достойная Ромео любовь к «пневматичной» Ленине Краун
оборачивается горьким разочарованием. После непродолжительного пребывания в «дивном новом мире»
Дикарь кончает с собой.

Эта трагедия подчеркивает, сколь бесчеловечно общество в своем стремлении забыть ради комфорта о
Боге, смерти, творчестве. «Господь наш Форд (или Фрейд, как он по неисповедимой причине именовал себя,
трактуя о психологических проблемах) сделал много, чтобы перенести упор с истины и красоты на счастье и
удобство», — говорит Главноуправитель Мустафа Монд. Он же в ключевой сцене беседы с Дикарем
раскрывает секрет нового мирового порядка: «Цивилизованному человеку нет нужды переносить страдания.
Индустриальная цивилизация возможна лишь тогда, когда люди не отрекаются от своих желаний, а, напротив,
потворствуют им в самой высшей степени, какую только допускают гигиена и экономика». Удобство вот
новая религия, а Дикарь требует «...настоящую опасность, свободу, и добро, и грех... иначе говоря,—
подытоживает Мустафа Монд, — права быть несчастным». На подобный выбор отваливаются, по Хаксли,
немногие (помимо Дикаря таковы интеллектуалы Бернард Маркс и Гельмгольц Ватсон). Подавляющее же
большинство человечества охотно жертвует всем ради хлеба и зрелищ.

В своей антиутопии (удивительно похожей на роман Е.Замятина «Мы», 1924) Хаксли словно
полемизирует с прекраснодушной утопией Г.Уэллса «Люди как боги» (Men Like Gods, 1923) и
последовательно разрушает главную иллюзию довоенной британской интеллигенции — о создании
государства равных возможностей на основе позитивистских ценностей, технократического идеала.


В первые послевоенные десятилетия самыми влиятельными английскими писателями были заявившие о
себе еще в 1930-е годы Дж. Оруэлл, И. Во, Г. Грин. Все они в разной степени критиковали государство
«всеобщего благоденствия» за урон, который эгалитаризм неизбежно нанес среднему классу и его
культурным ценностям; все протестовали против ускорившейся американизации английской жизни. Их
послевоенные произведения — горькие размышления о нынешнем положении Англии, а также о
перспективах ее будущего развития. Этот литературный ряд открывают произведения Джорджа Оруэлла
(George Orwell, 1903 — 1950), принесшие ему мировую славу, — притча «Звероферма» (Animal Farm, 1945) и
роман «1984» (1949). В них Оруэлл достигает уровня свифтовской сатиры.

«1984», как и «О дивный новый мир» Хаксли, — антиутопия, роман об опасности тоталитаризма. Жизнь в
трансатлантическом государстве Океания, где Британия является всего лишь «взлетно- посадочной полосой
номер один», строится на принципах Ангсоца (английского социализма). За их исполнение отвечает своего
рода комитет государственной безопасности, Внутренняя Партия, подчиняющаяся главе государства,
мифическому Старшему Брату, чьи портреты и риторика напоминают Сталина. Оруэлл, как и Хаксли,
показывает, сколь мало значит личность в Океании, но, в отличие от Хаксли, ставит подавление личных
свобод в зависимость от грубого насилия и страха, а не от технического прогресса. В «1984» государство
контролирует не только настоящее, постоянно подогревая военную истерию и запугивая граждан внешней
угрозой; столь же строгому контролю подлежит и прошлое, бесконечным ретушированием которого в
соответствии с последними указаниями партии занимается центральный персонаж романа, сотрудник
Министерства правды Уинстон Смит. Он — «боец идеологического фронта», тем непростительной егопреступление: Смит начинает вести личный дневник, в который заносит свои повседневные впечатления,
пытаясь понять, кто он, в чем смысл его жизни. Ради этого он обманывает «всевидящее око»—
напоминающее телевизор техническое устройство, размещенное в каждой комнате для тотального контроля за
гражданами. Это «мыслепреступление», равно как и запрещенная государством любовь (ее заменяет
нормированный секс), приводят Уинстона в застенок Министерства любви, где его учат вместо реальности
видеть то, что приказывает партия. Но несмотря на истязания, Уинстон не может увидеть пять пальцев, когда
ему показывают четыре. Тем не менее изощренная пытка ломает его, толкает на предательство возлюбленной.

Оруэлл блестяще вскрывает механизмы тоталитарной пропаганды с ее все извращающей ло>кью, культом
насилия, демагогическими лозунгами («война это мир», «свобода — это рабство», «незнание — сила»).
Примитивизации языка в Океании (как одному из важнейших способов контроля за мышлением) и
превращению его в «новояз» посвящено завершающее роман Приложение. Роман Оруэлла стал не только
неким пособием, по которому европейцы долгие годы составляли представление об СССР, но и, наряду с
антиутопиями Е.Замятина («Мы», 1924) и Р.Брэдбери («451' по Фаренгейту», 1953), шедевром жанра,
напоминавшим человеку Запада, к чему ведут личная бездуховность, а танке равнодушие к разделению
социума на «резервации» для немногих богатых и «мир масс», удовлетворяющих только самые примитивные
потребности.


Люди как Боги (англ. Men Like Gods) — научно-фантастический роман Герберта Уэллса о цивилизации
людей на планете, называемой <<Утопия» в параллельном мире, куда случайно попадают несколько англичан.
Показано социальное устройство и технологические достижения людей, построивших
вУтопии ноократическое общество (вид политического устройства или социальной системыобщества,
которая «основана на приоритете человеческого разума» при формировании ноосферы Земли). Роман
написан и впервые опубликован в 1923 году.


Сюжет

Действие начинается в Англии в 20-х годах ХХ века.

Журналист небольшой либеральной газеты по имени Барнстейпл (в молодости бывший социалистом)
решает некоторое время отдохнуть от надоевшей ему рутины и тайком от семьи уезжает на своей машины в
отпуск, но за городом неожиданно попадает (вместе с несколькими другими англичанами — представителями
«элиты») в параллельный мир, в котором построен социализм (в понимании Уэллса и
егофабианских соратников). Основа сюжета — контакт англичан 1920-х годов с иной цивилизацией и рассказ
о социалистическом строе, принципиально противостоящем марксистскому его пониманию, что
подчёркивается в финальных размышлениях главного героя):

Вторжение чуя<аков дорого обходится этому миру помимо культурного смущения умов, англичане
занесли в него смертоносный вирус. Но сам Барнстейпл, преображённый и помолодевший, возвращается
обратно, где думает приступить к строительству Утопии.





Дата публикования: 2015-01-24; Прочитано: 438 | Нарушение авторского права страницы | Мы поможем в написании вашей работы!



studopedia.org - Студопедия.Орг - 2014-2024 год. Студопедия не является автором материалов, которые размещены. Но предоставляет возможность бесплатного использования (0.011 с)...