Любительница частного сыска Даша Васильева – 34 14 страница

В доме еще попахивало химией, и я стала чихать и кашлять.

– Хорошо, что Зайки с Аркадием нет, – заявила Ирка, таща по полу пылесос, – ненавижу этих истребителей грызунов! Ну, Денис, погоди! Еще приедешь в Ложкино!

Следовало сказать домработнице, что сын моей лучшей подруги Оксанки никоим образом непричастен к истории с бегуном, но, увидев, как Ира пинает ни в чем не повинный пылесос, я элементарно струсила и покрепче сжала зубы, чтобы ненароком не признаться в приобретении супертренажера для собак.

Утро вечера мудренее, до завтра Ира слегка остынет, вот тогда и побеседуем, а сейчас есть более животрепещущая тема для обсуждения.

– Где Ваня? – поинтересовалась я.

– За соляркой укатил, – раздалось в ответ.

– Машина на парковке, и канистры полные!

Ирка поджала губы.

– Значит, дома дрыхнет! Устроился на диване, а жене тут грязь таскать! И где справедливость?

– В твоем коттедже только звери, – прошептала я, – и…

– Что? – Ира втянула голову в плечи.

– Иван частенько в чулане на диване спит, – завершила я фразу.

– Лентяй! – заорала супруга и тут же прикрыла рот рукой. – Ой! Газ! Думаете, Ванька там все время пролежал? Про вход в кладовку только свои знают! Истребители туда не совались!

Я, трясясь от ужаса, побежала через весь дом, влетела в чулан и увидела садовника, лежавшего на софе с разинутым ртом и раскинутыми руками.

– Ваня! – кинулась к мужу Ирка. – Родной! Любимый! Солнце! Очнись! Врача! «Скорую!» Убили-и! Лежал в отраве! Здесь до сих пор от яда туман! Ой! Горе-горе! Как жить буду! Иванушка, родименький!

Садовник сел, открыл глаза и недовольно спросил:

– Че?

Ирка всплеснула руками.

– Ты жив?

– Ваще-то помирать не собираюсь, – зевнул Иван, потом со вкусом чихнул и спросил: – Фу, чем тут несет? Опять у тебя котлеты сгорели? Простите, Дарь Иванна, вас не заметил, извиняйте, закемарил с устатку! Уж не злитесь! Ну и вонища! Ирк, ты никак солянку на ужин гоношишь? Она у тебя отрава!

Домработница стукнула благоверного по затылку.

– Чтоб тебя разорвало! – с чувством произнесла она. – Нервничай тут из-за него!

– Че это с ней? – растерянно поинтересовался Ваня, наблюдая, как жена, красная от гнева, убегает прочь.

– Домой лучше не приходи, – усмехнулась я, Иван выпучил глаза. – Женщины непредсказуемы, – развеселилась я, – оплакивают супруга в голос, а когда он оживает, злятся. Загадочные создания. Ты как себя чувствуешь?

– Отлично, – пожал плечами Иван, – только жрать очень хочу. Извините, конечно, за откровенность.

– Иди к холодильнику, – распорядилась я и поспешила к себе на второй этаж.

Слава богу, с «крысой» разобрались, Чемп жив, Иван даже не заметил газовой атаки, истребители грызунов заработали денег, все довольны, кроме Ирки, которая чистит дом. Пойду позвоню Антону Войцеховскому, пусть он добудет мне информацию о всех членах семьи Стефановых. Вполне вероятно, что Юрий жив, может, он поддерживает связь с Анной Корольковой?

Глава 29

Из сна меня вырвал резкий звонок мобильного. Я нашарила рукой телефон и, с трудом приоткрыв один глаз, пробормотала:

– Алло.

– Эй, ты спишь? – удивился Антон.

– Который час? – спросила я.

– Полпервого, – радостно воскликнул приятель.

– Утра? – поразилась я.

– Вообще-то, для большинства народа уже день в разгаре, – с явной завистью сказал Войцеховский, – многие уже пообедали! Хорошо вам, мадам, под теплым одеялом. На улице жесть с дождем! На дворе январь, а мороза нет.

– Узнал что-нибудь о Стефановых? – перебила я Антона, вспомнив, о чем просила его вчера. – Говори по делу! Кстати, я редко встаю поздно, как правило, в районе десяти уже пью кофе!

– Никому не говори о своем графике, – перебил меня Антон, – мы, простые людишки, вскакиваем в шесть, около семи, шатаясь от недосыпа, вваливаемся в метро, а без пятнадцати девять устраиваемся за столом в тухлой конторе. Тот, кто в десять сползает в халате на кухню и наслаждается ароматным кофе, мой классовый враг!

– Может, кто-то тебя и пожалеет, но мне точно известно, что ты ездишь на службу не каждый день и к подземке не приближаешься, – отбила я подачу, – разъезжаешь в личном автомобиле.

– Значит, Стефанов, – живо сменил тему информатор. – Андрей Григорьевич – выбился из рабочих в замдиректора завода. Такой путь без стрессов не совершить, но у фигуранта, очевидно, было ослиное здоровье. Естественно, карьера Стефанова развивалась постепенно. Сначала он работал в цеху, потом его, как перспективного, не пьющего мужчину, решили повысить и отправили на учебу. Андрей получил высшее образование, долго работал на разных заводах и в конце концов вернулся на родное предприятие имени Байкова, но уже в роли замдиректора. Наверное, его хотели сделать директором завода, настоящий был уже в преклонных летах и часто болел. Но судьба распорядилась иначе, Стефанов внезапно умер, ему повезло, скончался в одночасье, хлоп и нету.

– Ослиным бывает упрямство, а не здоровье, – поправила я Антона. – И в чем, по-твоему, заключалось везение Стефанова? В его смерти?

Войцеховский хмыкнул:

– Андрей Григорьевич убрался на тот свет от инсульта.

– Огромное счастье! – не удержалась я от сарказма.

– Да, – совершенно серьезно заявил приятель, – у меня отец тоже заработал удар. Десять лет потом камнем в кровати лежал, только глазами шевелил, а Стефанова болезнь сразу убила.

– Может, ты и прав, – пробормотала я.

– Леонид Стефанов, старший сын, пережил отца на пару месяцев и умер во время приступа эпилепсии. Женат не был, детей не имел.

– Ричарду Львиные ноги не повезло, – вздохнула я.

– Кому? – изумился Антон.

– Извини, – опомнилась я, – продолжай!

– Юрий, средний сын, исчез.

Настал мой черед удивляться.

– Это как?

– Странное дело, – протянул Войцеховский, – я не смог добыть о парне и его жене никаких сведений. Впрочем, о годах учебы Юрия есть информация. Он окончил школу, поступил в институт иностранных языков. На втором курсе женился на Светлане Барабас.

Я насторожилась, откуда мне известна эта необычная фамилия? Кто ее упоминал ранее?

Антон тем временем продолжал:

– В связи с созданием семьи Юрий взял академический на год, но в институт более не вернулся. Когда истек срок отпуска, парень устроился на работу дворником. Похоже, он поругался с родителями, потому что адрес у него по прописке изменился. Старшие Стефановы проживали по улице Воскина, а Юрий имел служебную комнату в самом центре, в районе Патриарших прудов, оттуда он и испарился.

– То есть? Говори понятно, – приказала я.

– Яснее не скажешь, – вздохнул Войцеховский, – выписался вместе с женой и словно в воду канул.

– Умер?

– Регистрации смерти нет.

– Перебрался в другой город?

– Никаких отметок в домовой книге. Просто вычеркнут.

– Послушай, так не бывает, – возмутилась я, – в советские годы бюрократическая машина работала отлаженно. Если человек менял квартиру, он сначала получал ордер, потом шел в домоуправление по новому месту жительства, где ему выдавали бумагу примерно такого содержания: Иванов И.И. будет прописан по адресу… далее точно указывались город, улица и квартира. Документ отдавался в руки паспортистки дома, из которого жилец выезжал, и на этом основании его выписывали, не забыв указать, куда он перебрался. СССР был полицейским государством, за каждым гражданином на всякий случай присматривали. Юрий не мог исчезнуть в никуда!

– Да знаю я систему, – начал раздражаться Антон, – не читай мне лекций! Терпеть не могу преподавательского занудства! У меня Алена такая! С умным видом выдает банальности! «Зимой в речке нельзя купаться». Заявит и смотрит торжествующе, ждет от меня восхищения! Юрий исчез!

– Не может быть! – уперлась я. – Ты не доработал, не все узнал.

– Он просто вычеркнут! И его жена тоже, – вскипел Войцеховский, – в их комнату вписали другую семью. Никаких отметок о смерти или переезде Юрия со Светланой нет.

– Странно, – протянула я.

– Более чем, – согласился Антон, – всегда остаются концы: скончался, уехал, попал за решетку. А здесь просто вымарали людей, будто их и не существовало.

– Надо съездить в район Патриарших, вдруг в доме жив кто-то из старых жильцов…

– Можешь не трудиться, – перебил меня Войцеховский, – здания нет, его снесли в конце девяностых, построили элитный жилой комплекс!

– Ясно, – расстроилась я, – а что с третьим сыном Стефановых?

– Глеб тоже поступил в институт и повторил судьбу своего брата, ушел в академку. Но, в отличие от Юры, он не женился и через год вернулся к занятиям, но не сдал сессию, был отчислен, потом восстановился, снова вылетел…

– Знакомая ситуация, – отметила я, – был у меня приятель, который таким образом «учился» лет десять, пока его окончательно не выперли без диплома на улицу!

– Глеб тоже не завершил учебу, он постоянно менял работу, скатывался все ниже и ниже, превратился в пьяницу, поселился на даче в Дураково-Бабкино и квасил там втихую. В деревне же он и скончался, допился до белой горячки.

Я быстро села на кровати. Так вот кто был тот тип, который, по словам бабы Веры, купил дом Стефановых. Помнится, она удивлялась, откуда у вечно пьяного горемыки нашлись деньги на приобретение участка? Я теперь знаю ответ на этот вопрос. Почему баба Вера не узнала Глеба? А вы сможете узнать в опустившемся алкоголике мальчика, с которым последний раз встречались много лет назад? Меня больше интересует другое: кто содержал Глеба? И кому после его кончины отошла дача?

– У Глеба не было семьи? – налетела я на Войцеховского.

– По документам нет, но ведь ты знаешь, что многие люди не регистрируют брак, – справедливо отметил приятель.

– Можешь выяснить, кто сегодня владеет домом в Дураково-Бабкино.

– Легко.

– Прошу, ускорь процесс поисков, – взмолилась я.

– Я могу сейчас назвать владельца фазенды.

– Здорово, – подпрыгнула я от радости, – говори!

– После кончины Андрея Григорьевича дача отошла к его вдове Алевтине Глебовне, – заявил Антон и замолчал.

– А еще возмущаешься привычкой преподавателей громогласно заявлять очевидные вещи, – укорила я своего помощника, – ни минуты не сомневаюсь, что жена унаследовала имущество мужа. Затем дача перешла к Глебу. Меня интересует, что случилось с избушкой потом?

– Она принадлежит Алевтине Глебовне.

– Уже слышала! Уяснила цепочку владельцев – Стефанов-отец, затем мать, младший сын и?…

– Глеб не являлся хозяином, строение никогда на него не переоформлялось.

– Но он же там много лет проживал!

– И что? Жил в Подмосковье, а прописан был в столице, на улице Воскина, такое сплошь и рядом бывает!

– Но кто владелец участка в Дураково-Бабкино?

– Я уже сказал! Алевтина Глебовна!

На этой фразе мое терпение с треском лопнуло, и я закричала в трубку:

– Что у тебя с головой? Алевтина Глебовна покойница! Она не может быть хозяйкой дачи!

– Кто тебе такое сказал? – невозмутимо спросил Антон.

Я подавила возмущение и постаралась говорить спокойно:

– После кончины матери избу получил Глеб. Так?

– Нет, – не согласился Войцеховский, – он ничего не получал. Да и кто отдаст дом запойному пьянчуге? Глеба просто выперли в Подмосковье, чтобы не мешался в квартире, думаю, ему давали немного денег в обмен на обещание сидеть в деревне и не показывать носа в столице. Еще раз повторяю: участок принадлежит Алевтине Глебовне!

– Она умерла, – тупо повторила я, ощущая себя усталой клячей, которая мерно ходит по кругу, вращая ворот.

– Кто это сказал? – с тем же тупым упорством отозвался Антон. – Я ни словом не обмолвился о смерти Стефановой.

Я оторопела.

– Она жива?

– Верно.

– С ума сойти! Ей двести лет?

– Чуть меньше, – засмеялся Войцеховский, – отрадно знать, что в Москве, несмотря на плохую экологию, нервный прессинг и мизерную пенсию, есть долгожительницы. Мне это внушает надежду, хоть я и понимаю, что мужчины живут гораздо меньше женщин, но все равно испытываю энтузиазм. Кстати, знаешь, отчего бабы до восьмидесяти дотягивают? Эй, очнись?

– Нет, – буркнула я.

– Они змеи, – на полном серьезе сказал Антон, – их собственный яд консервирует! Так будешь адрес госпожи Стефановой записывать или он тебе без надобности?

Я стряхнула оцепенение.

– Говори скорей, где она находится?

– На прежнем месте, – радостно возвестил Войцеховский, – прописана по улице Воскина. Правда, теперь этот район считается почти центральным.

В атласе улицу Воскина я нашла не сразу, а когда, покружив по окрестностям, я добралась до перекрестка, откуда теоретически начиналась магистраль, то увидела огромный дом, протянувшийся на несколько кварталов. Пришлось вылезать из машины и опрашивать людей. Спустя четверть часа стало понятно, что коренных москвичей в этой части столицы нет. В палатках торговали украинки и молдаванки, которые, услышав вопрос: «Как проехать на улицу Воскина?» – отвечали фразой, давно превратившейся в анекдот.

– Мы не местные.

Прохожие тоже недоуменно пожимали плечами, при этом учтите, что я специально выискивала в толпе европейские лица, решив, что гастарбайтеры из Средней Азии мне не помогут. Даже единственный попавшийся на дороге милиционер воскликнул:

– Я из другого района!

– Не местный! – не выдержала я.

– Точно, – кивнул сержант и растворился в толпе.

Ситуация уже казалась безвыходной, и тут звонкий голос спросил:

– Что ищешь, а?

Я повернулась, около моей машины стояла смуглая черноглазая женщина в пальто и сером платке, надвинутом почти до бровей.

– Улицу Воскина, – безнадежно сказала я.

– А нет ее, – ответила незнакомка, – там дом построили! Ну и чудовище! Здесь раньше дорога шла! Зачем тебе Воскина?

– Там знакомая живет, – приуныла я, представив, что мне предстоит.

Если строительная компания выкупила землю, снесла старые дома и возвела на их месте тысячеквартирного монстра, я потрачу десять лет, выясняя, куда подевались жители из разрушенных зданий. Почему Антон дал мне этот адрес? Потому что в компьютере нет данных о новом здании, в котором поселилась Стефанова.

– Номер дома знаешь? – спросила тетка.

– Двадцать четыре, – уныло сказала я.

– Он у рынка стоит, – обрадовалась прохожая, – адрес по Воскина, а на самом деле в Рычаговой слободке находится.

– Где? – воспряла я духом.

Женщина поправила платок и обстоятельно объяснила дорогу.

Минут через сорок я, покрутившись по близлежащим улицам, бросила автомобиль в каком-то дворе и дальше двинулась пешком. Сегодня все боятся посторонних, поэтому проезжие переулки перестали быть таковыми и обзавелись запирающимися воротами, а там, где жильцы поскупились на охрану, путь преграждают бетонные блоки, установленные прямо на дороге, хорошо хоть для пешеходов оставили узенькие тропки. Но наконец мои поиски увенчались успехом.

– Кто там? – бдительно спросили из-за двери нужной мне квартиры.

Я постаралась придать голосу приветливый оттенок.

– Алевтина Глебовна Стефанова дома?

Послышался скрип, дверь приотворилась, перед моими глазами появилась цепочка и часть лица с круглым карим глазом.

Глава 30

– Вы кто? – спросила женщина.

– Дарья Васильева, – засуетилась я, – вот паспорт. Мне очень надо поговорить с Алевтиной Глебовной.

– Зачем?

– В двух словах не объяснить. Поверьте, я ей ничего плохого не сделаю, пожалуйста, впустите, – попросила я.

– Нет, – твердо ответили из-за двери.

– Я задам Стефановой всего пару вопросов!

– Нет!

– Понимаете, я ищу Анну Королькову, она моя мать! Мы никогда не встречались, я считала Елену Иванову, то есть, извините, по привычке назвала другое имя, Королькову, умершей. А совсем недавно я выяснила, что она жива!

– Здесь никаких Корольковых нет!

– Естественно! Анна жила с дочерью Мариной, а потом попала в больницу и очутилась в доме Стефановых в деревне Дураково-Бабкино, в той избе, где жил алкоголик Глеб. Вернее, в Подмосковье попала Равиля Ахметшина, но под именем Корольковой. Мне необходимо выяснить у Алевтины Глебовны, что она знает про эту историю? Кто дал художнику Льву, усатому и бородатому мужику, ключи от избы?

– Я ничего не понимаю!

– Вы знали Глеба? Младшего сына Стефановой?

– Нет.

– Может, слышали про Игоря, родного брата Юрия? У них была одна мать, Афанасия Константиновна, а отец Андрей Григорьевич, муж Алевтины Глебовны. Юноши каким-то образом встретились, подружились…

– Я никогда не слышала этих имен, – пробубнила тетка.

– Вы не родственница Стефановой?

– Я медсестра. Ухаживаю за бабушкой.

– А как вас зовут?

– Ольга Петровна.

– Дорогая, милая Олечка Петровна, – защебетала я, вынимая кошелек, – Алевтина Глебовна единственный человек, способный пролить свет на темную, запутанную историю. Я предполагаю, что Игорь и Анна украли экспонаты из музея не в одиночку, им помогал Юрий. Младший брат не выдал старшего, унес тайну на тот свет. Анна Королькова прикинулась сумасшедшей и осталась жива. А вот Юрий с женой спрятались, наверное, они унесли раритеты, понимаете?

– Нет, – прошептала Ольга Петровна.

– Мне не нужны ценности! Человек, который искал второй кубок и прочую дребедень, умер от сердечного приступа! Я хочу поговорить со своей матерью! Вероятно, ей требуется помощь! Алевтина Глебовна, наверное, может подсказать, где искать Анну.

– Нет, – словно заклинившая шарманка прогудела медсестра.

– Я заплачу любую сумму, – засуетилась я, – сколько пожелаете! Видите кредитку? Если я кажусь вам подозрительной, позвоните полковнику Александру Михайловичу Дегтяреву, он служит в милиции и охарактеризует меня с лучшей стороны. Мой сын адвокат, невестка телезвезда и…

– Да будь вы хоть женой президента, – перебила меня Ольга Петровна, – ничего у вас не получится.

– Почему?

– Во-первых, я вас не впущу! А во-вторых, у Алевтины Глебовны старческое слабоумие, моя подопечная не способна даже есть самостоятельно, она произносит лишь отдельные звуки, вернее, мычит и легко впадает в агрессию, врач прописал ей кучу лекарств. Большую часть суток Стефанова спит. Можете ее миллионами осыпать, разумного слова не добьетесь. Лучше уходите, а если будете настаивать, я вызову милицию, хозяйка тревожную кнопку поставила.

– Хозяйка? Вас нанимала не Алевтина Глебовна?

– Нет.

– А кто?

– Мария Ивановна, – после легкого колебания ответила медсестра, – я пришла в дом, когда Алевтина Глебовна уже была безумной.

– Как вы нашли это место?

– Не важно! До свидания!

Я быстро сунула ногу в щель между косяком и створкой.

– Умоляю, подождите!

– Что еще?

– Когда Мария Ивановна сюда приходит?

– Она здесь не живет.

– А какой у нее адрес?

– Не знаю.

– Но вам ведь платят деньги?

– Да.

– И где вы встречаетесь? По каким числам?

– Сумму переводят на мой банковский счет.

– Кем Мария Ивановна приходится Алевтине Глебовне?

– Дочерью.

Я вздрогнула.

– Кем?

– Дочкой, – повторила Ольга Петровна, – до свидания.

– Стойте!

– Вы становитесь назойливой.

– Знаю, но у меня нет выхода. Впрочем, я сразу уйду, если дадите мне телефон Марии Ивановны.

– У меня нет права сообщать этот номер посторонним!

– Хотите, на колени встану?

– Можете на голову взгромоздиться, но ничего не получите!

От такого хамского ответа я на мгновение растерялась и тут же услышала надсадный вой из глубины апартаментов.

– Алевтина Глебовна проснулась, – сообщила медсестра, – есть просит.

Мне стало жутко, в протяжном вое не было ничего человеческого, так кричит дикий зверь, знающий, что он один в чаще.

– Мне пора, иначе больная с кровати упадет, – вполне мирно сказала Ольга Петровна, – вообще-то, таких положено привязывать, но Мария Ивановна не разрешает. Велит, чтобы за мамой постоянно следили!

– Извините, – прошептала я, – больше вас не побеспокою.

Дверь захлопнулась, я сделала пару шагов к лифту, нажала на кнопку и уставилась на его пластиковые двери.

– Дарья, – раздалось за спиной.

Я оглянулась, створка была приоткрыта, цепочка натянута, из щели выглядывала Ольга Петровна.

– Могу вам предложить такой вариант, – сказала она, – я позвоню Марии Ивановне и сообщу ей ваш телефон. Если хозяйка захочет, она сама с вами свяжется. Идет?

– Спасибо, – обрадовалась я и начала рыться в сумке в поисках клочка бумаги.

Ольга Петровна терпеливо ждала, пока я нацарапаю цифры и отдам ей «визитку».

– Сколько я вам должна за услугу? – поинтересовалась я, просовывая обрывок в щель.

Ольга Петровна кашлянула.

– Меня воспитывали интеллигентные родители, они часто повторяли: «Надо помогать людям». Я с ними согласна, но одновременно знаю, нельзя нарушать служебные обязанности, поэтому попыталась найти компромисс. Я не продаю свои услуги. До свидания!

Дверь снова захлопнулась, а створки лифта раздвинулись, я вскочила в кабину. Какой шанс, что дочь Алевтины Глебовны позвонит странной женщине, которая несла чушь медсестре, то есть мне? Один из тысячи, если учесть, что Ольга Петровна, скорей всего, начнет беседу с хозяйкой фразой:

– Приходила психопатка с идиотским рассказом.

И где мне искать Анну Королькову? Куда кинуться? В горле запершило, стало трудно дышать, к глазам подступили слезы.

Я столько лет считала себя сиротой и привыкла не думать о матери. Наверное, это звучит некрасиво, но отец меня никогда не интересовал, я предполагала, что он бросил маму беременной. Нет, я вовсе не злилась на отца, просто он был для меня пустым местом, а вот мать! Каждому человеку хочется иметь добрую, нежную, понимающую мамочку, но отнюдь не всем таковая достается. Чтобы утешить себя, маленькая Дашенька придумала сказку: у нее когда-то была обожавшая свою девочку лучшая мама на свете, но она умерла. С этим ничего не поделаешь, надо расти, зная, что мамочка, будь она жива, никогда бы меня не бросила!

И что выяснилось? Мои родители воры, а мать преспокойно ходила по Москве, начисто забыв о родном ребенке. Так зачем я ее ищу? А? Я вышла на улицу, влезла в машину и просидела там около часа, пытаясь успокоиться. В конце концов, истерика отпустила меня, и тут в кармане затрясся телефон, я вынула сотовый и глянула на дисплей. Номер неизвестен. Все ясно, это мой бывший муж Макс Полянский, он единственный из всех моих знакомых шифруется.

– Привет, Максик, – стараясь придать голосу безмятежную веселость, сказала я, – как дела?

– Вы хотели меня видеть? – раздалось в ответ хриплое меццо-сопрано. – Ольга Петровна сказала, что Дарья Васильева ищет дочь Стефановой.

– Мария Ивановна? – выдохнула я.

– Да. Говорите.

– Нам лучше встретиться!

Из трубки донеслось потрескивание, я испугалась, что собеседница отсоединится, и затараторила:

– Если не хотите, я готова к беседе прямо сейчас.

– Кафе «Писк» на Никитской знаете?

– Нет, но непременно его найду!

– Оно на углу Кисловского переулка.

– Спасибо.

– Там, ровно в восемь, – предложила Мария Ивановна.

– Как я вас узнаю?

– Сама подойду, – отрубила Стефанова и отсоединилась.

Боясь опоздать к назначенному времени, я примчалась в «Писк» около половины восьмого и поняла, что попала в дешевую забегаловку, через которую несется поток посетителей. Заведение находится недалеко от консерватории и комплекса старых зданий МГУ, за столиками весело гудели студенты, и было много людей с портфелями, явно мелких клерков из расположенных поблизости министерств. Мария Ивановна оказалась хитрой, в таком кафе легче всего сохранить инкогнито, никто из посетителей или замороченных официантов не запомнит людей, сидящих за столиками.

В восемь часов одну минуту в зал вошла высокая полная женщина в бесформенном темно-бордовом пальто ниже колен. Ее шею прикрывал завязанный кокетливым узлом синий шарф, густые черные, явно крашеные, волосы свисали до плеч, длинная челка закрывала лоб. Бровей не было видно, глаза скрывались за темными очками в массивной темно-коричневой оправе. На виду оставались лишь щеки, щедро покрытые тональным кремом цвета абрикоса, и губы, на которых лежал толстый слой сиреневой помады.

Постояв мгновение у входа, толстуха подошла к моему столику и прохрипела:

– Дарья?

Я привстала.

– Да. Вы Мария Ивановна?

Тетка кивнула и с трудом втиснулась за столик, на меня повеяло ароматом ее духов.

– Что закажете? – к нам подошла официантка.

– Чай, зеленый, – коротко приказала Мария Ивановна.

– И пирожные, – добавила я, – три штуки.

– Я не ем сладкое, – предостерегла Мария Ивановна.

– Пусть стоят, – улыбнулась я, – тогда официантка не будет злиться на невыгодных посетителей.

– Спрашивайте, – без всяких предисловий приказала дочь Стефановой.

– Меня интересует ваш брат Юрий!

– Почему?

– Это долгая история.

– Я никуда не тороплюсь! Говорите.

– Вы знали Юрия?

– Да.

– А его жену?

– Да.

– Слышали про Игоря, сводного брата Юры?

– Да.

– У него была супруга, Анна Королькова, вы с ней встречались?

– Да, – как попугай твердила Мария Ивановна.

Внезапно меня охватила безнадежность.

– Если не хотите беседовать, зачем пришли?

– Мне уйти?

– Конечно, нет!

– Тогда какие претензии? – пробасила толстуха, чей возраст определить я так и не сумела.

Дама старательно замаскировалась, вроде мы сидим с ней нос к носу, но ничего о ее внешности я сказать не могу. Слишком блестящие волосы, похоже, это парик. Мы закончим беседу, тетушка уйдет первой, забежит в сортир, стащит очки, искусственные кудри, переобуется в сапоги без каблуков, накинет плащ и станет совсем другим человеком. Даже полнота может оказаться фальшивой.

– По-моему, это вы не намерены вести беседу, – вдруг пошла в атаку Мария Ивановна.

– Вы ошибаетесь, – ответила я, – давайте начнем сначала.

– Отлично! Рассказывайте, что знаете о Стефановых. Я в ответ на вашу откровенность тоже ничего не утаю, – предложила Мария Ивановна.

Я оперлась локтями о стол и все выложила незнакомке. Когда я замолчала, Стефанова после паузы сказала:

– Ну что ж! Я привыкла вести честную игру. Ты ищешь Анну Королькову?

– Да, да, – закивала я.

– Ты ее нашла!

– Вы знаете адрес моей матери? Видели ее?

– Не раз, – усмехнулась собеседница, – я не Мария Ивановна Стефанова, у Алевтины Глебовны не было дочери. Будем знакомы, Анна Львовна Королькова!

Я уставилась на ладонь перед моим лицом, ахнула и глупо спросила:

– Вы жена Игоря?

– Да, – подтвердила Анна.

– И моя мать?

Королькова взяла со стола чайную ложку.

– Нет. Ты не моя дочь! И не Игоря! Но я знаю, кто произвел тебя на свет. Если ты готова меня выслушать, могу рассказать.

Я попыталась кивнуть.

– Хорошо, – Королькова провела по столу ладонью, – слушай! Начну с нашего знакомства с Игорьком.

Глава 31

Игорь понравился Анечке с первой встречи, они вместе подавали документы в институт, и девочка сразу обратила внимание на приятного паренька. Правда, лица его не было видно, нос у юноши прикрывала марлевая повязка, подбородок охватывал бинт, а верхняя часть черепа была спрятана в смешную полотняную шапочку, больше смахивающую на чепчик.

Документы у абитуриентов проверял хмурый мужчина с желчным лицом, он придирался буквально к каждой букве, и чем ближе Анна подходила к столу, тем сильнее у нее дрожали колени. Сотрудник приемной комиссии завернул большую часть очереди, у пяти человек он нашел какие-то нестыковки в бумагах, а троих и вовсе пообещал сдать в милицию. У Анечка была в запасе честно полученная в школе медаль, но у девочки неожиданно началась икота. Стоявший непосредственно перед нею забинтованный паренек обернулся и тихо спросил:

– Страшно?

– Ага, – прошептала Королькова.

– На, – юноша протянул ей шоколадку, – сладкое успокаивает.

Девочка сунула в рот конфету и неожиданно перестала трястись. То ли ее привело в чувство угощение, то ли самым благотворным образом на нее подействовал москвич в бинтах, он, похоже, не испытывал ни малейшего трепета.

Когда желчный мужик увидел абитуриента в повязках, он возмутился:

– И как я могу понять, что вы тот самый Игорь, на чье имя заполнены документы?

– Там есть паспорт, – преспокойно ответил абитуриент, – он с фотографией.

– Великолепно, – обозлился преподаватель, – снимок четкий, но вас-то я не вижу! Разматывайте тряпки.

– Простите, не могу, – вежливо ответил Игорь, – врач не разрешает.

– А я не могу принять документы! – закричал педагог. – Хитро придумано! Да только все уловки поступающих мне давно известны!

Аню снова затрясло от ужаса, но парень не нервничал.

– Вот справка из больницы, – сказал он, – изучите, пожалуйста! Нос и подбородок у меня сломаны, правая скула покалечена, мне сделали несколько операций, поэтому я забинтован.