Леонидов будто бы только и ждал этого

— Не бреется? Хорошо. После спектакля уже не оглядывается, не ищет глазами поклонниц? Очень хорошо. А к рюмочке не стал прикладываться? Ах, подозреваете... Совсем хорошо. В ближайшие же дни выпустите его в роли Паратова.

— Но вы же сами, Леонид Миронович, запретили мне давать ему эту роль. Он играет цыгана Илью и весь заклеен курчавой бородой, как вы велели.

Не беспокойтесь. Он знает роль. Дайте ему две репетиции. На первой он будет демонстрировать свою обиду на вас, на меня, на театр. Будет делать вид, что ничего не знает и не может запомнить. Не обращайте внимания. На следующей репетиции ему будет уже не до демонстрации. Вечером выпускайте его на сцену.

А как же основной исполнитель?

Передайте ему от моего имени, что надо заболеть. Он человек серьезный, разумный, поймет, что до поры до времени надо скрыть от всех причины вашей перемены к актеру.

Моей?

Конечно. Пусть все думают, что вы, а не я дали ему Паратова. Пусть и ему самому кажется, что вы всту­пили с ним в союз против меня, чтобы доказать право этого актера на героические роли. Если я не ошибаюсь, в конце концов, вы меня очевидно убедите! — И Леонидов залился счастливым смехом.

Все произошло так, как говорил Леонидов. Спектакль прошел с большим успехом. Молодой актер был счаст­лив. Постепенно он перешел на «свои» роли.