Мера переводческих трансформаций

Центральное место в тематике переводческих трансформаций занимает воп­рос о мере их необходимости и допустимости. Ведь как и многие другие операции, трансформации могут быть либо недостаточны, либо чрезмер­ны, либо вообще применены там, где можно было обойтись и без них. О том, что такое действительно имеет место в переводе, говорят два попу­лярных переводческих понятия "буквализм" и "вольность".

Буквализмы в тексте перевода - это те его места, которые являются результатом того, что переводчик не произвел необходимую трансформа­цию и перевел слишком близко к исходному тексту. Поскольку буквализ­мы - результат несостоявшейся поправки на новую коммуникативную компетенцию, они в той или иной мере затрудняют восприятие ПТ. Обратимся к примерам:

"Gleich bei seinem ersten Besuch in unserem Hause", schrieb Max Born, "brachte Einstein seine Geige mit, um Violin-Sonaten zu spielen. Meine Frau, die er nicht kannte, begrüßte er mit Worten: "Ich höre, Sie haben gerade ein Junges gekriegt".(F. Herneck. Albert Eistein)

"Уже при первом посещении нашего дома, - писал Макс Борн, -Эйнштейн притащил с собой свою скрипку, чтобы сыграть со мной несколько скрипичных сонат. Мою жену, с которой он не был знаком, он приветствовал словами: "Я слышу, у вас как раз появился младенец!" (Ф.Гернек. Альберт Эйнштейн)

Этот буквальный перевод реплики Эйнштейна вызывает представле­ние, что гость, впервые перешагнувший порог дома своего друга, узнает о рождении ребенка только в момент своего прихода ("Я слышу..., как раз..."). Даже напрашивается недоуменный вопрос: может быть об этом гость узнал по крику только что родившегося младенца? Основная причи­на недоумения - буквальный перевод Ich höre - я слышу. В контексте высказывания такой перевод противоречит норме русского языка. В отличие от немецкого языка (сравните: Ich höre, du bist krank. Ich höre, daß er morgen kommt) настоящее время глагола в русском языке не может иметь значения предшествования моменту речи, поэтому при чтении перевода складывается впечатление, что фраза о ребенке произнесена в тот момент, когда произнесший ее узнал о его существовании. Перевести, конечно же, следовало: Я слышал,..., и было бы совсем хорошо, если бы вторая часть фразы была переведена в соответствии с тем, как принято у русских говорить в аналогичных ситуациях, например: Я слышал, вас можно поздравить с новорожденным. Порой буквализмы грубо искажают саму суть высказывания. Сравните: Wagen für Appel und Ei einsteigern und Profit teilen. (E.M.Remarque. Drei Kameraden).Пустим машину в обмен на яблоки и яйца, а прибыль поделим.(Э.М.Ремарк. Три товарища)

В данном случае переводчик буквально перевел образное выражение für Appel (Apfel) und Ei - которое означает по дешевке, почти задаром.

Чаще всего буквализмы ведут к нарушению узуса. Это вызывает у потребителя перевода ощущение неестественности речи:

Bis in seine letzten Lebensjahre ist Einstein ein leidenschaftlicher Raucher gewesen. (Ebenda) До самых последних дней жизни Эйнштейн оставался страстным курильщиком. (Там же)

В соответствии с русским узусом следовало бы перевести: заядлым курильщиком.

Как мы видим, буквализмы затрудняют восприятие текста во всех его аспектах - смысловом, эмоционально-эстетическом и т.д. Особенно это бывает, когда буквализмов много. В этих случаях язык перевода стано­вится тяжеловесным и крайне неестественным (так называемый псевдо­переводческий язык).

Переводческая вольность - явление, противоположное буквализму. Ес­ли буквализм - результат недостаточности переводческих трансформаций, то вольность - продукт их чрезмерности. О переводческой вольности говорят в тех случаях, когда переводчик без ущерба для качества перевода мог бы перевести ближе к исходному тексту. Сравните:

Es (das Klavier) war verstimmt, ein Paar Seiten waren gesprungen und von den Elfenbeintasten fehlten auch einige; aber ich liebte den braven, ausgedienten Musikschimmel. (E.M. Remarque. Drei Kameraden) Оно (пианино) было расстроено, несколько струн лопнуло, и на клавишах недоставало костяных пластинок, но я любил этот славный заслуженный музыкальный ящик (Э.М.Ремарк. Три товарища).

В данном случае переводчику ничто не мешало перевести значительно точнее: ...но я любил эту отслужившую свое музыкальную клячу.

Итак, адекватная мера трансформации находится посредине между буквализмом и вольностью. Это та мера, которая отличает качественный перевод. На практике она обеспечивается профессиональным чутьем пере­водчика. Теоретически процесс нахождения этой меры можно представить себе как процесс нахождения варианта перевода по трем критериям.

Первый из них - мотивированность трансформации: трансформация должна быть мотивирована необходимостью достижения равноценности регулятивного воздействия ИТ и ПТ. Немотивированные трансформации квалифицируются как вольности и отвергаются.

Второй критерий - минимальность трансформации. Он означает, что из ряда возможных трансформаций предпочтительнее та, которая решает задачу достижения равноценности регулятивного воздействия ИТ и ПТ за счет минимальных отступлений от семантики и структуры оригинала. Сравните:

Mit ihren eigenen Mitteln muß man an die Leute heran... Sich mit ihnen herumzubeißen, nutzt nichts. (L. Feuchtwanger. Erfolg)

а) К людям нужно подходить, применяя их собственные средства, грызться с ними не стоит. (Л. Фейхтвангер. Успех. Перевод M. Вершининой я Э. Липецкой)

б) С этими людьми нужно бороться их же оружием... Воевать с ними бесполезно (Перевод В.Вальдман)

По критерию минимальности трансформации мы должны отдать пред­почтение

первому варианту перевода.

Третьим критерием является принципиальная ограниченность меры переводческих трансформаций. Поясним, что это значит.

Мера трансформации (масштаб) определяется тем, насколь­ко в данном акте двуязычной коммуникации проявляется расхождение коммуникативных компетенции носителей ИЯ и носителей ПЯ.

Проблема "супертрансформаций " возникает, пожалуй, чаще всего не как следствие лингвистических, а как следствие этнических, культурных различий двух народов. У каждого народа есть свой, чисто национальный подход к некоторый предметам и явлениям, не совпадающий с взглядом на них других народов. И эти расхождения не поддаются нивелированию ("сглаживанию") спомощью переводческих трансформаций.

Из истории перевода известны периоды, когда "сверхтрансформации" были в моде. В XVIII веке получило распространение (особенно во Франции) направление "вольного перевода", для которого было характерно стремле­ние угодить "домашним" вкусам читателей. С этой целью, например, французские переводчики подвергали переделкам сюжеты переводимых произведений, вносили в них всевозможные изменения "Сверхтранс­формациям" подвергались, в частности, такие писатели, как В. Шекспир и M. Сервантес. Оправдывалось все это необходимостью привести тексты переводов в соответствие со вкусами и привычками читающей публики. Однако цена таких компенсаций была неприемлема: результаты сверхтрансформаций противоречили общественному предназначению перевода в самой его сути, ибо автора заслонял переводчик, превращавшийся в соавтора. Переводы-перелицовки все больше подвергались крити­ке. Общество стало их отвергать.

Определить более или менее конкретно допустимую меру переводчес­ких трансформаций не представляется возможным, поскольку она различ­на для различных жанров текста, в различных контекстах.

Проиллюстрируем это примерами.

1. Sie schluckte und zog die Unterlippe zwischen die Zähne (T. Wittgen. Intimsphäre)

Она прерывисто вздохнула и закусила губу

2. "..Wie Sie sicher schon wissen, lebt Ihr Abteilungsleiter nicht mehr, und sein Tod ist leider der Anlaß, daß wir Sie bemühen müssen. " "Ja, bitte", sagte ich und mußte schlucken. (H.Mager. Bartuschek ist nicht mehr da)

- Как вы наверняка уже знаете, вашего начальника отдела нет в живых, и его смерть дает нам повод побеспокоить вас.

-Да, пожалуйста, - сказал я и почувствовал, как комок подкатил к горлу.

Оба фрагмента немецких текстов взяты из детективных романов. В том и в другом употреблен немецкий глагол schlucken, имеющий в русском языке достаточно точные семантические соответствия: глотать, проглотить. Однако в употреблении немецкого глагола и его русских соответствий есть существенные различия, определяемые несовпадением двух небольших деталей национальных культур. Если в немецком языке schlucken регу­лярно используется для описания непроизвольных глотательных движе­ний, совершаемых человеком в состоянии сильного душевного волнения, то соответствующая русская традиция иная, при описании сильного душевного волнения мы говорим он побледнел, тяжело вздохнул и т.д., но "не замечаем" рефлекторных глотательных движений. В переводе мы эту традицию учли. Прямой перевод глагола schlucken вызвал бы у читателя романа недоумение.

Теперь, однако, попытаемся представить себе, что речь идет не о художественном произведении, а о тексте, в котором описываются науч­ные наблюдения за реакцией испытуемых на определенные стимулы. В этом случае мы уже не сможем позволить себе семантические трансфор­мации, подобные вышеописанным. Здесь потребуется семантически точ­ный перевод, например: Она сделала непроизвольное глотательное движение. Эти и другие аналогичные наблюдения приводят нас к выводу, что степень точности передачи в переводе семантики исходного текста опреде­ляется его предназначением, степенью его фактологичности (тем, насколь­ко он основывается на подлинных, а не на вымышленных писателем фактах).

Итак, нахождение правильной (адекватной) меры переводческой транс­формации определяется тремя принципами, каждый из которых выполняет определенную функцию:

- принципом мотивированности переводческих трансформаций (функ­ция недопущения чисто произвольных трансформаций),

- принципом минимальности переводческих трансформаций (функция недопущения мотивированных, но чрезмерных трансформаций),

- принципом общей ограниченности меры переводческих трансформа­ций (функция недопущения трансформаций, имеющих определенный мотив, но выходящих за пределы допустимого в переводе).

Адекватная мера переводческих трансформаций обеспечивает не просто некоторое, а максимальное семантико-структурное подобие ИТ и ПТ в рамках, не противоречащих первому требованию к переводу - тре­бованию равноценности регулятивного воздействия ИТ и ПТ. Адекватная мера переводческих трансформаций - признак, отличающий хороший перевод.

Семантико-структурное подобие исходного и переводного текстов

В соответствии с общественным предназначением перевода переводной текст приписывается автору оригинала, используется так, как будто он и есть оригинал и цитируется как слова автора. Именно поэтому от перевод­чика требуется, чтобы он передал не просто смысл оригинала, но и (в пре­делах возможного) лексику оригинала. Почему это действительно необхо­димо, мы продемонстрируем на примере. Во время одной официальной беседы переводчик перевел английскую идиому It if impossible to kill two birds with one stone (Невозможно убить двух птиц одним камнем) русской пословицей "За двумя зайцами погонишь­ся, ни одного не поймаешь". На что русский собеседник англичанина отве­тил: "Да. Но ваши зайцы притянуты за уши". Переводчик оказался в тупике.

Перевод одной идиомы другой, не совпадающей с ней в буквальном значении, - вполне правомерный и распространенный переводческий прием. И переводчик поступил вполне в духе переводческих традиций. Однако результат получился со знаком минус. Выход из ситуации у пере­водчика был один - "взять свой перевод назад" и дать пословный перевод английской пословицы. Перевести на английский язык русскую реплику про зайцев было нельзя. Англичанин в лучшем случае страшно бы удивил­ся, - ведь он про зайцев ничего не говорил.

Этот сбой в переводе произошел потому, что переводчик рассчитывал на то, что русский партнер англичанина отреагирует на образное значение пословицы - на ее смысл, а тот отреагировал на буквальную сторону (зай­цы, уши).

Этот пример показывает, что несущественные, на первый взгляд, отступления оригинала от перевода в определенных случаях способны открыть такую возможность для реагирования на сообщение, которая никак не вытекает из оригинала. Не исключены и обратные случаи, когда, казалось бы, вполне правомерные трансформации "срезают" какую-то потенциально возможную интерпретацию сообщения в оригинале она есть, а в переводе ее нет.

В процессе перевода неизбеж­ны моменты субъективного, и стремление воспроизвести в переводном тексте семантико-структурные особенности оригинала (без перехлеста в буквализм, конечно) повышает объективность перевода.