Мое имя тайно на твоей коже 3 страница

Лицо Донован становится сочувственным. Джон ей нравится настолько же, насколько ее бесит Шерлок. – Да, но тем, кто ему их причинит, тоже не поздоровится. Не волнуйся.

Но Джон все равно волнуется. Он так волнуется, что с трудом вспоминает о еде, а о сне не может быть и речи – как и вообще обо всем, что не касается поисков Шерлока. Он обходит все рестораны, в которые когда-либо наведывался с Шерлоком, расспрашивает владельцев, не видели ли они его, и раз за разом его ждет разочарование. Он идет домой, чтобы еще раз проверить там, но Шерлока нет. Джон надеется на упорные и методичные поиски, но он не уверен, что от них есть хоть какой-нибудь толк, ведь проходят часы, а Шерлока по-прежнему нет. Джон покупает еще кофе, он обжигает его пустой желудок. Он дает одной бездомной пятьдесят фунтов и обещает в награду еще пятьсот, если она найдет Шерлока. Если что, пусть детектив потом сам с ней расплачивается.

Ночью, так и не сомкнув глаз, Джон обращается к читателям своего блога и сайта Шерлока, в пять часов утра пишет Майкрофту:

Ничего?
ДУ

Ответ он получает такой:

Никаких новостей - ни хороших, ни плохих.
Это меня беспокоит.
МХ

Джон морщится и в надежде на чудо снова пишет на номер Шерлока.

Ты не можешь так со мной обойтись.
Мне нужно знать, где ты. С тобой всё хорошо?
Можешь сказать мне, что случилось?
Пожалуйста. Напиши мне, направь свою
гениальность хотя бы на что-то полезное, ради Бога.
ДУ.

Джон садится в кресло Шерлока, лихорадочно раздумывая: «Но ведь выкупа не требовали», «Выкупа не требовали» и потом, наконец, засыпает – за него уже решает тело, а не разум. Около четырех часов дня он просыпается оттого, что его телефон вибрирует. Пораженный, злясь на самого себя за то, что забылся, хотя у него, в общем-то, это вышло бессознательно, Джон поспешно выхватывает телефон из кармана.

Я потерялся.
ШХ

Два самых ужасающих слова, которые Джону доводилось видеть.

Теперь уже на грани паники, он пишет в ответ:

Где ты? На что похоже это место?
У тебя что-нибудь болит? Ты там один?
ДУ

Расхаживая из угла в угол, Джон, почти не моргая, смотрит на телефон в своей руке. Он не отрывается от него семь минут – ровно через столько приходит ответ Шерлока.

Маленькая комнатка, пахнет плесенью.
Черт знает, где это. Один.
ШХ

- Твою мать! – рычит Джон, бросаясь в кресло.

Потом он начинает думать.

Плесень. Шерлок не покидал квартиру обычными способами. Шерлок не собирался уходить больше, чем на несколько часов. Шерлок совсем не хотел его волновать.

Плесень.

Вскочив с кресла, Джон выхватывает из ящика запасной ключ, который на всякий непредвиденный случай дала ему миссис Хадсон, и сбегает вниз по лестнице, перепрыгивая сразу через две ступеньки, чувствуя, как сердце колотится в горле.

Джон открывает 221С, не переставая, окликает Шерлока, наплевав на то, насколько отчаявшимся кажется его голос. Насколько ужасно он звучит. В квартире пахнет заброшенностью, с примесью сырости и стойким оттенком гниения. Действительно страшное место, думает Джон, ведь это тот самый склеп, в котором они нашли кроссовки Карла. Здесь просто ужасно. И единственный шум в этой сырой тишине – его суетливые движения в попытке найти своего друга. Джон медленно проходит в главную комнату.

Шерлок оказывается здесь - сидит на сыром ковре, привалившись к покрытой пятнами плесени стене, широко раскинув ноги и слегка согнув одно колено.

Он плохо выглядит. Он измученный, помятый и бледный, кожа тонкая, как папиросная бумага. Кажется, что оборвались все натянутые в нем струны. Глаза стали почти прозрачными. Когда они останавливаются на Джоне, то слегка прищуриваются. Может быть, они даже отмечают, как Джон бросается к Шерлоку, становится на колени между его широко расставленных ног, видят руки Джона, лихорадочно касающиеся его лица. Доктор буквально не может сказать ни слова, и Шерлок хмурится, будто происходит что-то не то.

- Что же с тобой случилось? – требовательно выпаливает Джон. – У тебя что-нибудь болит? Где у тебя болит?

Шерлок молчит.

Джон вспоминает его последнее сообщение.

- Шерлок, это я. Джон. Что с тобой случилось? Что значит ты «потерялся»?

Шерлок тревожно поджимает губы. – Почему ты стал бесцветным?

Господи Боже, думает Джон.

Стук колотящегося сердца мерно отдается у Джона в голове, руки его тверды, как фундамент небоскреба.

- Я ничего не делал, - медленно говорит он. – Это даже не… это невозможно. Ты меня не видишь?

- Ты не похож сам на себя, - шепчет Шерлок. Он складывает пальцы в своем обычном жесте и просовывает ладони между руками Джона, чтобы прижать их к губам.

- Это я, Джон.

- Я знаю, что ты Джон, я вижу твое имя.

- Ты… что?

Горестно вздохнув, Шерлок качает головой. – Иногда такое происходит у меня в голове на месте преступления. Белые слова. На месте преступления они мне на руку, помогают не замечать других цветов и сосредоточиться, но ты… с тобой мне так не надо. Почему ты изменился, почему ты такой? Белые строчные буквы: д-ж-о-н.

Даже если бы попытался, Шерлок вряд ли смог бы придумать способ испугать Джона быстрее, чем с помощью вот такой нелепицы. Джон так не пугался даже тогда, когда начал думать, что понимает, что происходит у Шерлока в голове. Он скользит пальцами по лицу детектива к его шее, чтобы проверить пульс. Жилка колотится надрывно, но вполне устойчиво. Но его зрачки. Для такого освещения они слишком маленькие.

Что за черт.

- Ты не знаешь, где находишься, да? – спрашивает Джон. – И сколько тут пробыл. Тебя не было несколько дней, Шерлок. Где ты витаешь?

- Заткнись, - говорит Шерлок, морщась. – Я тебе не понимаю, ты говоришь математическими терминами.

- Математическими?

- Ты гудишь, как холодильник. Пожалуйста, перестань. Это похоже на расстроенное радио.

Последняя фраза Джону что-то напоминает, но мгновение он не может сообразить, что. Он знает, что английский расстраивает его друга до бешенства, и Шерлоку порой кажется, что вовсе не стоит разговаривать, если никто тебя не понимает. Но эта фраза… особенная. Знакомая. Почему-то она напоминает ему музыку, которую Шерлок играл, перед тем как исчезнуть. Пронзительно-грустная мелодия, резко обрывающаяся в конце. Снова, снова и снова. Постепенно на память приходят и другие звуки - звонкие, стройные, искаженные, волнующие, и приятный, печальный мужской голос. Он поет, что совсем потерялся. Потерялся. «Я потерялся». Черт побери.

- Шерлок, - говорит Джон, теперь целиком и полностью поддавшись панике, - это же песня «Radiohead» [1]

- Пятьдесят девять часов.

- Что?

- У меня в голове. Она звучит пятьдесят девять часов, я не могу заставить ее остановиться.

Шерлок закатывает оба рукава рубашки. В этом нет почти ничего необычного, только левый он закатывает выше, а потом чуть сдвигает назад. Джон хватает его за локоть и рывком задирает рукав. На предплечье виднеется засохшая капелька крови от укола. Джон уже знает, что это такое.

- Что за херню ты принимал? – отрывисто спрашивает он.

- Я точно не знаю.

- Ты не знаешь? Ты совсем с катушек съехал, и ты не знаешь?

Ладонь Шерлока что-то нашаривает за спиной Джона и показывает одноразовый шприц, при виде которого кровь в жилах доктора стынет еще сильнее. – Думаю, вот это как-нибудь поможет избавиться от нее.

- Так. Я звоню в «Скорую».

- Нет, - выдыхает Шерлок, выбрасывая вперед левую руку и останавливая Джона, достающего мобильный. – Пожалуйста, мне кажется, это пройдет. Ведь я же послал тебе сообщение? Послал, я тебя вспомнил, ты врач, ты… мой врач. Да, вот оно, написано прямо под твоим именем – врач. Не увози меня в больницу, а то Майкрофта хватит удар.

- Да мне по хрену, хватит его удар или нет, ты своего добился, он его уже хватил, что, черт тебя подери, ты принял? Не кокаин, стоит посмотреть на твои зрачки, твой… морфин?

- Нет. Я не хотел… но. Это был…

Джон заставляет себя дышать как можно ровнее. Ему необходимо вытрясти ответ из этого сумасшедшего, но не получается. Тогда он пытается пойти другим путем.

- Что происходило в твоей голове? – спрашивает он тихо. – А потом припомни, что ты пытался сделать, чтобы это остановить.

Длинные черные ресницы подрагивают, прикрывая глаза, и детектив снова роняет шприц. Трет лицо обеими руками. Джону становится ясно, что всё это время Шерлок не спал – и это тоже могло сыграть существенную роль в его состоянии. Но Джон не хочет упускать возможность узнать точно.

– Да. Да, точно. Да. Ну, это было…

- «Karma police» [2] звучит почти шестьдесят часов, - терпеливо говорит Джон, удивляясь, во что превратилась его жизнь.

- И цвета исчезли, все. Я хочу, чтобы они вернулись назад, я не вижу свою скрипку, а у тебя глаза пустые, это ужасно. Но я знаю, что когда все становится белым, это не по-настоящему, это происходит только в моей голове, и… это больно и плохо. От всего так больно. Я раньше не знал, что от всего этого так больно. Впрочем, так было еще несколько раз. И чтобы не было так больно, я что-то смешал. Это была химия. Наука.

- Ничего подобного, гребаный ты идиот, - Джон закрывает глаза, заставляя себя успокоиться. – Так. «Radiohead», цвета, головная боль… как у тебя болела голова?

Шерлок щурится. – Оксикодон [3], внутривенно.

- Я тебя убью, - отрывисто говорит Джон. – Правда, черт побери, убью. Вот проломлю тебе башку, ублюдок, и песня сразу перестанет. Что еще?

- Песня была всего лишь иллюзией, так что… Ах да. Галоперидол [4]. И я хочу, чтобы цвета вернулись назад. Да, помню, что еще добавил совсем немного ЛСД.

Джону не приходит в голову спросить Шерлока, откуда он взял все эти лекарства и как вломился в эту квартиру. Он знает, что Шерлок думает по поводу охраны в Бартсе и дверных замков миссис Хадсон. Так что неудивительно, откуда взялись наркотики. Шерлок химик, и у него в распоряжении была целая больница. Кроме того, в голове Джона не остается пространства для удивлений. Та часть его мозга, которой правит врач, вступает в открытый конфликт с житейской частью, а та, в свою очередь, злится на сочувствующую. Первая хочет, чтобы Шерлок настолько быстро, насколько это в человеческих силах, выпил воды и уснул, потому что во сне его организм, скорее всего, избавится от наркотической смеси быстрее и с наименьшей угрозой скатиться в полное безумие. Последняя переживает за Шерлока, ведь даже когда он лежал в больнице с ранением бедра и, чтобы выжить, ему была нужна кровь Джона, он не казался таким… потерянным. А вторая хочет дать Шерлоку пощечину за то, что он сделал - как он вообще посмел сотворить такое, как он мог?

- Ты вколол себе смесь модифицированного героина, сильный антипсихотик и прибавил ко всему этому галлюциноген?

- Это не помогло.

- Тебе чертовски повезло, что это не помогло. Ты за все это время выпил хоть немного воды?

- Два раза, из-под крана. Боже, я вижу все, что ты говоришь, - шепчет Шерлок. – «Бип-бип-бип-бип» подряд, как телеграфная лента. Как ты попал сюда, как нашел меня? На карте это место не обозначено. Откуда ты знаешь про песню?

- Эту песню все знают. Идем домой, - говорит Джон. – Поднимайся. Пошли.

- Откуда мне знать, что ты настоящий?

Прежде чем ответить, Джон закрывает глаза и мысленно считает до десяти, потому что на самом деле ему хочется прибить этого человека – за то, что он сделал с собой, своим прекрасным разумом, за то, что заставляет видеть себя таким. Он так разозлился, что едва может дышать.

- Спроси у своих белых букв.

Шерлок наклоняет голову и смотрит на Джона. Ему больше нельзя худеть, думает Джон. Куда уж быть тоньше, чем сейчас – это предел, больше он Шерлоку Холмсу не разрешит. Но если дать Шерлоку волю, то худшее станет неизбежно, и потому Джон решительно противится другу.

У Шерлока сейчас настоящий взгляд Изможденного Белого Герцога [5].

- Они говорят, что ты действительно здесь.

Джон подчеркнутым жестом протягивает Шерлоку руку, тот встает, и они уходят. Шерлок опустошен, он слишком худой, слишком слабый, и совершенно упал духом. Такая бессмыслица, такая глупая небрежность может довести до слез даже взрослого человека. Зачем бесценное произведение искусства намеренно бьется об бетон? Всё так трагично. Если Джон дрогнет, эта трагедия разобьет ему сердце.

Но он не дрогнет.

Шерлок смотрит на их квартиру так, будто они пересекли пустыню, а не всего лишь несколько ярдов коридора и лестницу. На него накатывает такое облегчение, что он едва может стоять. Джон укладывает его в постель – вот уже какое-то время они спят в ней вместе, несмотря на развешанные по стенам постеры с серийными убийцами, и идет в гостиную, чтобы отправить две одинаковые смс-ки.

Он вернулся.
ДУ

Ответ Майкрофта приходит через пять секунд:

Тогда даю всем отбой.
Старайтесь не терять его ближайшие
несколько месяцев, мы значительно
вышли из бюджета. С ним все хорошо?
МХ

Подтвердив, что всё хорошо, Джон получает ответ Лейстреда:

Грёб его мать. Я разбит, не спал вот уже…
С ним ведь все в порядке?

Джон отвечает, что да, но сам еще не уверен, и потому поспешно возвращается в комнату Шерлока со стаканом воды.

Шерлок влез в свою серую хлопковую пижамную пару – Наряд для Тоски – и футболку с круглым воротом и лежит на спине, печально глядя в потолок. Кажется, в ближайшее время он не собирается хоть немного поспать.

- Попей, - говорит Джон.

Шерлок пьет. Потом опять просто ложится и моргает. Он складывает ладони над подбородком и снова замирает, совершенно неподвижный и невероятно бодрствующий.

- Тебе нужно поспать, - беспомощно говорит Джон.

- Я больше никогда не смогу спать, - шепчет Шерлок. – В конце концов, меня это настигло. В моей голове будто червь. Спать? Спят нормальные люди. А я молю бога, чтобы я смог спать, черт, ты что, совсем с ума сошел? Этого никогда не произойдет. Я отдал все, что мог, и этого мало. Мало.

Джон делает сразу два вывода. Во-первых, что Шерлок навсегда расстался с Томом Йорком [6], хотя Джон не знает, как его друг будет справляться с всё возрастающим потоком популярной музыки. Во-вторых, предположим – вы пытались затушить пламя водой, пеной, взрывчаткой, но огонь всё бушует. Тогда единственное, что остается – вышибать клин клином. Поджав губы, Джон идет к своей домашней аптечке и достает шприц. Он прекрасно понимает, что после этого, наверное, его самого можно будет записать в сумасшедшие, но Шерлок постукивает указательными пальцами в такт «Вот что будет, если ты с нами свяжешься» [7].

- Будем удалять хирургическим путем, - говорит Джон.

Шерлок поднимает брови, когда слышит эту фразу.

- Зачем? Как?

- Затем, что наркотик тебе больше не помогает, а я врач. Можешь переместить песню?

Нахмурившись, Шерлок перекатывается на бок, подтянув колени к груди. Он утыкается лицом в подушку, потершись об нее, как усталый кот. – Не знаю. Думаю, да.

- Тогда перемести ее в руку.

Джон вводит полую иглу в руку Шерлока – дурную руку, левую руку, на которую он обычно старается не

смотреть - и берет одну унцию крови. Странно, хотя Джон совершает самую безумную врачебную процедуру, какую только мог выдумать человеческий разум, он не чувствует, что нарушает правила настоящей медицины.

Медицина помогает человеку выздороветь. И Джон собирается сделать то же самое. Талисманы нужны. Научно доказано, что плацебо помогают выздороветь. Мытье рук когда-то считалось суеверием. Химиотерапия похожа

на магию. Искусством можно врачевать сознание. Травы могут приносить пользу. Шерлок сумасшедший.

Но разве у них остается какой-то более гуманный способ?

Шерлок восхищенно смотрит на шприц. Глаза его приобретают жемчужный оттенок и перестают моргать. Джон даже не спрашивает, о чем он сейчас думает, и это одновременно и чудо и проклятье. Под кожей Шерлока до сих пор звучит заключенная в прозрачную темницу шприца песня.

Прежде чем сказать себе, что совершает поступок, достойный пациента психушки, Джон прижимает иглу к сгибу собственной руки и вводит себе крошечную дозу свежей крови. Немного подождав, он смачивает ватку антисептиком и протирает два следа от укола.

- Ее больше нет, - говорит он, ложась рядом с единственным человеком, который заставляет его почувствовать себя кем-то вроде спасителя.

Часа через четыре Джон просыпается в полумраке и понимает, что за ним наблюдают. Уже почти вечер, Шерлок кажется очень бледным, но ведь он всегда бледный. Края губ у него дрогнули в полуулыбке, когда он увидел, что Джон открывает глаза.

- Это снова ты, - сонно говорит Джон. Они с Шерлоком лежат поверх одеяла, а Джон, судя по всему, до сих пор в джинсах. Он чувствует себя так, будто его переехал поезд метро.

Шерлок кивает.

- Я тебя убью, - решительно говорит Джон. – Оксикодон? Правда, прибью тебя до смерти.

- Не надо, - шепчет Шерлок. – Я предпочел бы остаться живым и в ясном уме.

- Твою мать, Шерлок, в первый раз в твоей жизни это не то, чего ты на самом деле хочешь.

- Я знаю.

- Ты понимаешь, что ты больной, раз сказал мне такое.

- Понимаю.

- Поделом тебе все это, и от меня ты, черт побери, заслуживаешь только самого плохого отношения.

- Я знаю.

Минут десять они молчат, слушая часы. Шерлок ни на секунду не отрывает взгляда от Джона, и почему-то это помогает доктору принять решение. Джон знает, что будет неприятно и не совсем справедливо, и, черт возьми, даже просто некрасиво. Но такого больше не должно повториться. И пока глаза Шерлока совсем-совсем не моргают и совсем, совсем-совсем не отрываются от его лица, Джон медленно собирается с силами, с головой уходя в тот спокойный уголок сознания, который поможет ему сделать этот шаг. Творить чудеса не по его части, но недавно он сумел уничтожить невидимую песню. Теперь, когда он понял, что у него нет выбора, он готов и может совершить что-то невозможно храброе. Джон опирается на локоть и подвигается ближе к Шерлоку, прижимаясь к нему. Джон никогда не считал себя волшебником, но все равно, он может попытаться совершить невозможное. Он ведь специалист по… сражениям с ветряными мельницами. Ведь ни в одном живом на его памяти случае война в Афганистане не прошла даром ни одному молодому британскому солдату.

Глаза Шерлока по-прежнему смотрят на Джона. Они горят.

Но солнце в зените – твой худший враг,
Шлем надевай, покидая барак,
Скинешь – тут же помрёшь, как дурак,
А ты между тем – обязан служить,
Обязан, обязан, обязан служить... [8]

- Послушай, - говорит Джон в прекрасное, не от мира сего лицо своего друга. Лицо, которое Джону слишком легко представить неподвижным, безжизненным и вылепленным из воска.

Шерлок еще раз кивает. Джон осторожно обхватывает руками его лицо, запуская пальцы в его волосы.

Любовь – не заменит прочих плодов:
Голодая, вовсе не ловко служить.
Неловко, неловко, неловко служить...

- Я никогда не говорил Гарри, что если она выпьет хоть еще одну рюмку, то я уйду. Да я бы никогда и не ушел. И от тебя не уйду. Но. Я кое-что тебе обещаю. Если ты… снова начнешь себя губить. Исчезнешь. Попытаешься скрыть от меня, что готовишь наркотики, уйдешь, тайно где-то спрячешься, и я буду гадать, жив ты или нет… В 221С или на юге Франции или в массажном салоне в Гонконге… то все будет кончено.

- Ты убьешь меня? Еще раз?

- Нет. Я тебя брошу. Уйду из твоей квартиры. Один. Правда. Я вырву собственное сердце и оставлю его здесь, но уйду. Ты ведь говорил, что меня нужно покрепче связать. Я смогу уйти. Смогу. Я тебя брошу – наверное, это меня убьет. Но ты уже ничего этого не увидишь.

Шерлок потрясен.

Порой Джон задавался вопросом, на что похож потрясенный Шерлок, и вот теперь он знает, и ему это не нравится. Шерлок кажется таким подавленным, будто Джон сейчас безжалостно разрушил в нем какую-то внутреннюю опору.

- Я тебя разыщу, - яростно говорит Шерлок. – Разыщу, где бы ты ни был.

- Ну конечно.

Вдруг Джон, который всегда считал, что благодаря военной службе находится в хорошей форме, оказывается распростертым на кровати. Шерлок напирает сверху, заводит ему руки за голову и с силой прижимает их к матрасу, а сам зажимает коленями его бедра. Хватка у Шерлока необычайно острожная, но совершенно не терпящая возражений и ясно показывающая: Джон никуда не уйдет. Никогда. Джон даже не пытается высвободиться, потому что знает, что не сможет. Если зашло так далеко, Шерлока нужно как можно скорее успокоить.

И Джон лежит неподвижно, смотря над человека над собой так, словно наконец видит его истинную сущность. Он должен бы до смерти испугаться, но вся трагедия в том, что он очарован.

- Так вот что ты задумал своим никчемным умишком? – спрашивает Шерлок, и Джон в первый раз слышит, чтобы он разговаривал с ним таким по-настоящему угрожающим тоном. – Здорово иметь такое детское воображение? Запросто отмахиваться от любой трудности – прекрасно, удобно, Джон? Боюсь, ты так думаешь, потому что тебе, похоже, кажется, что я напуган, но это заведомо глупая ошибка. Ты меня не бросишь. Знаешь, что произойдет, если ты все-таки уйдешь? Ты будешь пытаться скрыть, куда идешь, один за другим совершишь несколько совершенно наивных, даже по-настоящему идиотских, промахов, потому что ты самый обыкновенный человек, и тогда я выслежу тебя и верну назад, потому что я совсем не обыкновенный, я - невероятный. И ты мой. Даже, твою мать, не думай, что сможешь бесследно раствориться в воздухе, у тебя ничего не выйдет.

Коль под пулями ты и хлебнул войны –
Не думай смыться, наклавши в штаны,
Убитым страхи твои не важны,
Вперёд – согласно долгу, служить,
Долгу, долгу, долгу служить...

- Я смогу уйти и уйду, - говорит Джон.

- Заткнись, это невозможно.

- А я обращусь к твоему брату.

- Не обратишься.

- Если ты еще раз спрячешься, накачавшись наркотиками, обращусь, легко.

Шерлок так тяжело дышит, что почти начинает задыхаться, а глаза его становятся дикими, как у бешеной кошки.

- Я могу убить тебя прямо сейчас, и тогда ты уже не сможешь этого сделать, - спокойно напоминает Шерлок.

Коль убит командир, а сержант онемел,
Спокойно войди в положение дел.

- Можешь, - соглашается Джон. – Наверное, ты мог бы убить меня уже сколько угодно раз. Но ты не станешь убивать меня, Шерлок. Хотя бы в этот раз ты позволишь себе испугаться, потому что испугаешься из-за меня, но не станешь меня убивать, никогда.

- Почему же?

Тон Шерлока отчаянный, будто ему на самом деле нужно знать – на Джона это действует совершенно душераздирающе.

- Ты уже сам знаешь, почему, - мягко говорит Джон.

- Скажи мне.

Теперь тон у него просящий. Понятно, что этот вопрос приходил ему в голову. И Джон думает, как, наверное, это ужасно: столько световых лет знать о своей необыкновенности, гордиться своей инаковостью и независимостью, и в один прекрасный день осознать, что ты можешь причинить боль тем людям, которым меньше всего хотел. Джону кажется, что в мире нет ничего хуже этого осознания, оно похоже на то, будто ты болен заразной формой рака или испускаешь ядовитое радиоизлучение. Он вспоминает, какой Шерлок всегда осторожный, какой аккуратный, какой вдумчивый, и любит его за это.

- Ты сам мне скажи, если ты так много об этом думал.

- Я не могу. Ты не представляешь, что это такое.

- А мне и не нужно представлять, и я так знаю, что ты меня не убьешь. Если бы ты меня убил, то никогда бы не увидел, что я буду делать дальше.

- Спасибо тебе, - выдыхает Шерлок. Разве найдется еще человек, который был бы поражен такой развязкой до глубины души и настолько опустошен, задумывается Джон. А его друг, кажется, да, потому что он отпускает его запястья и обрушивается на него, словно рассыпавшаяся мраморная плита. – Я знал, что ты скажешь мне, почему. И ты сказал. Я совсем не хотел… порой я не могу думать, прости, я…

- Шерлок, заткнись, - велит ему Джон.

Но коль ранен ты и ушла твоя часть, –
Чем под бабьим афганским ножом пропасть,
Ты дуло винтовки сунь себе в пасть,
И к Богу иди-ка служить

Они замирают. Шерлок, словно обмякшая тряпичная кукла, безжизненно лежит в объятьях Джона, а Джон поддерживает его, потому что у него самого еще никогда в руках не было столько силы и крепости. Он смутно напоминает себе, что их спальня, наверное, не место для решения вопросов о жизни или смерти, но сейчас ему на это плевать. Джон сам сделал выбор и понимал, что именно он помог ему пройти через все потрясения. Ведь и из армии доктор ушел не потому, что струсил, а потому, что больше не мог быть полезным. И сейчас то же самое. Он нужен Шерлоку, это правда, и нет смысла разводить напрасную философию.

Может быть, это сумасшествие - ну и пусть, ведь Джон разбирается в том, что такое хорошо, а что такое плохо. Шерлок стоит каждой секунды такого сумасшествия.

- Я больше не буду исчезать, - шепчет Шерлок. – Я просто… я не хотел, чтобы ты это видел.

Джон чувствует, как его грудь затапливает раскаленное добела зарево триумфа от победы над бедой. Услышав это заявление из уст все еще дрожащего в его руках парня, Джон, наверное, испытал такую же радость, как если бы завоевал всю Азию. Хотя, наверное, заставить Шерлока Холмса выполнить свое обещание будет куда сложнее. Джон водит пальцами вверх и вниз по спине Шерлока, будто с самого начала предвкушал победу. Удивительное ощущение. Шерлок Холмс может делать что угодно, но Джон Уотсон его приручит. И оттого он чувствует себя королем. При условии, что Шерлок никогда не образумится, у Джона всё получится.

- А что, если я и не собирался исчезать? Что, если это вышло случайно, ты ведь не бросишь меня из-за случайности, да? Что, если я снова потеряюсь?

- Если ты потеряешься, я тебя разыщу, - Джон знает, что так и сделает, знает, что говорит правду. Я пойду за тобой, куда бы ты ни пошел. Клянусь Богом.

- А что, если сейчас все это происходит только в моем воображении?

- Я и там за тобой пойду.

- Откуда ты знаешь?

- Я люблю тебя. И всё пойму.

- Не говори так сейчас, - резко говорит его друг.

Джон поворачивает голову, чтобы посмотреть на Шерлока, но его лица совсем не видно. – Черт побери, Шерлок, самое время сказать…

- Перестань, перестань. Скажи мне что-нибудь хорошее, если тебе так это надо, скажи что угодно, но только не это, сегодняшний день такого не заслуживает, я его удаляю, за исключением кое-каких важных деталей. Скажи что-нибудь другое.

- Ты похож на чертово место преступления, - немного помолчав, со слезами на глазах говорит Джон.

- Да, - говорит Шерлок, медленно выдыхая. – Верно. А мы оба любим места преступлений.

Джон думает, что этому человеку будет очень трудно в жизни. Вообще-то уже трудно. Жить с ним – будто поселиться с пираньей, заранее зная, что у тебя уже идет кровь. У Джона никогда больше не будет никакого личного пространства, даже в горле, где не хватает гланд, а теперь еще его парень настолько сошел с ума, что они обменялись кровью, и до полного безумия осталось совсем немного. Но это лучше, чем вернуться в свое прежнее состояние «со мной ничего не происходит». Намного лучше, хотя на самом деле ему кажется, что сам он сознательно ничего не выбирал. Джон задумывается над Шерлоковой версией английского языка, гадая, какими же словами он будет наслаждаться так же, как наслаждается, когда его называют местом преступления.

- А еще ты опасен для здоровья.

- Правда. – Шерлок внезапно напрягается. – Но я бы не убил тебя. Нет, никогда. Прости. Я всего лишь хотел тебя напугать, честно.

- Ты ведь обманываешь меня?

Шерлок задумывается. – Нет. Думаю, это правда.

Это одна из самых приятных и безумных вещей, которые Джон когда-либо слышал. Зная, что его не видно в темноте, он улыбается.

- Ты хоть понимаешь, Шерлок, что если ты меня бросишь - я тебя убью…

- Что нехорошо, а если точнее - совсем никуда не годится.

- И ты понимаешь, что мы будем стараться не повторять таких ошибок.

- Я понимаю, конечно, понимаю, но ты меня пугаешь. Я не должен был этого делать, но мне казалось, что я не могу остановиться. Ты, наверное, злишься. Я знаю, что ты злишься, но я верну твое расположение. У меня это прекрасно получается, и я это сделаю, я совершу что-нибудь удивительное.

- Ну да, наверное.

- Я что угодно сделаю. Что ты хочешь сначала?

- Я хочу, чтобы ты уснул, - бормочет Джон, - и не пытался откалывать никаких номеров во сне.

Они засыпают на несколько часов. Второй раз Джон просыпается около пяти утра, почувствовав, как сзади на шее нежно выводят ногтем «Р-Л-О-К». До Джона доходит смысл этого действия, когда чуть ниже начинается надпись «Х-О-Л», будто Шерлок вместо непокорных прописных букв переходит на скоропись. Может быть, из-за этого вовсе не стоило его будить. Он решает сказать об этом другу. Шерлок совсем не против конструктивной критики, и Джон вновь засыпает. Через пять минут Шерлок снова начинает выводить свои буквы, и Джон раздумывает, как бы лучше донести до него свой намёк, но так и молчит.

Точно так же он ни о чем не упоминает после очередного до смехотворности ясного как божий день Манёвра с Повторным использованием Воды. Он, человек с вытатуированным на шее невидимым именем, просто снова засыпает. Сквозь дрему он понимает, что имя на шее прибавится к невидимым надписям «ШЕРЛОК ХОЛМС» на предплечье, ключице, искре, нижней части живота, нижней и верхней части бедра, с левой и правой стороны левого плеча, на нем самом, и на спине – там, где из тела вышла пуля. Занимаясь своим воображаемым боди-артом, Шерлок, если ему удается всё проделать, не разбудив Джона, никогда не пишет в одних и тех же местах.