Студопедия.Орг Главная | Случайная страница | Контакты | Мы поможем в написании вашей работы!  
 

Лекция 9 2 страница



Художник всегда в этом случае создает модель мира. Ясна задача жанрового анализа? – доказать, что то, что художник показал конкретного, локального на самом деле превращается в образ мира, в устройство мироздания, конечно, не физического мира, а эстетического, но в этот мир входят и луна, и звезды, и трава, и жизнь, и смерть, и Иисус Христос, и Магомет – все.

А стиль чем занимается? Стиль отвечает за оркестровку, за мелодию, за интонацию, за колорит. Не бывает произведений, в которых нет стилевой организации. Вы приходите в картинную галерею, видите, например, «Боярыня Морозова». Стилистика картины построена на контрасте черного и белого, художник впервые пришел к мысли о боярыне Морозовой, когда увидал … на снегу, это был толчок. Кстати говоря, колорит розовато-кроваво-красный в картине «Утро стрелецкой казни». Впервые замысел у Сурикова возник, когда он увидал эффект плеча на фоне белой рубахи. У импрессионистов цветовой материал играет более важную роль, чем рельефный, чем контуры. Это нюансы, но стиль всегда будет. Поэтому эти законы жанра и стиля всегда действуют. Говорят «жанры разваливаются» - это жанры разваливаются, а законы жанра не разваливаются. Не бывает безжанровых и бесстильных произведений, не бывает безметодных произведений. Бывают произведния, которые либо плохо написаны, либо в них есть такая жанровая организация, которую никто не понимает, это новый жанр, надо разбираться, это новый жанр, новая жанровая форма. Как же взаимодействуют между собой законы жанра, стиля и метода. Из них и создается художественный феномен. Законы жанра, стиля и метода выступают структурной основой любой художественной системы, но эти законы в каждой художественной системе образуют некий устойчивый каркас.

Вернемся к разговору, который мы с вами вели на прошлом занятии. Мы с вами сказали, что существует 3 фундаментальных закона, обеспечивающих создание художественного произведения, – это законы метода, стиля и жанра. О законах метода мы с вами поговорили, о законах жанра я вам только напомню, что функция жанра – обеспечить превращение произведения в целостный образ мира, модель мира как концепцию действительности, текст превратил в модель мира. Схема: я выделил следующие носители жанра: субъектная организация, пневматосфера, пространственно-временная организация, организация ассоциативного фона, интонационно-речевая организация. В субъектной организации каждый элемент произведения, каждая подсистема многофункциональны. В жанровом плане субъектная организация что означает – горизонты, которые попадают в поле зрения субъекта речи, например, повествование от первого лица. Одно дело, когда рассказ, допустим, от доктора Ватсона у Конан Дойля. Зачем взят доктор Ватсон, он не все может знать, что делает Шерлок Холмс, зато потом Шерлок Холмс объясняет доктору Ватсону, почему он так поступил, а не иначе.

Другой аспект – повествование безличное, которое, как вы знаете, всегда не безлично, в нем всегда есть зоны автора и зоны героя. Горизонты героя могут дополняться горизонтом повествователя, который все видит, все знает. Например, Оленька в рассказе Чехова «Душечка», здесь о чем говорится, сначала она любила папу, еще раньше она любила тетку, которая приезжала по временам, а еще раньше она любила учителя русского языка. Это пародирование детской логики. Дальше описывается как ее воспринимали окружающие. Глядя не ее добрую мягкую улыбку, полную белую шею с темной родинкой, мужчины тоже улыбались и говорили: «Да, ничего себе!» А гости не могли удержаться вдруг среди разговора и не схватить ее за руку и воскликнуть в порыве удовольствия: «Душечка!» Понимаете, как мы узнали, что думают мужчины об этой Оленьке, они думают специфически. Это уже безличное повествование. А гости среди разговора хватают за руку, так может кондратий хватить, да еще в порыве удовольствия – шаблон, пародия. Вот какие горизонты открывает безличный повествователь. Есть и другие формы. В данном случае субъектная организация жанра интересует нас как организация кругозоров.

Пространственно-временная организация – это создание наглядной модели мира. В эпических жанрах эта наглядная модель мира есть в демонстрации бытия, а в жанрах лирических это овнешнение мира чувств, мира переживаний.

Пневматосфера – это система духовного существования людей, как система голосов, внутренних монологов, авторских комментариев и даже тех эмоционально-чувственных флюидов, которые заложены в пейзаже, в картинах природы, в интерьере и т. д. Субъектная организация, пневматосфера – это есть как бы внутренний мир литературного произведения, то, что в него входит, то, что там разместилось. Но внутренний мир литературного произведения окружен всегда некоей аурой бесконечности, горизонтом, не имеющим конца. Этот горизонт создается ассоциативным фоном, это подтекст и сверхтекст. Подтекст – это глубина текста, внутренняя связь между образами текста. Помните, когда например Астров на прощание говорит: «Ах, какая жара, не правда ли?» Ему неудобно, он в растерянности, он потерпел поражение, он отказался от любви, которая ему буквально в руки пала. Чувство тоски, одиночества, растерянности, поражения. Это подтекст. Или помните, вы читали Хэмингуэя «Кошка под дождем» - явная параллель. А вот сверхтекст многослоен, в него входят непосредственные ассоциации, которые автор включает в текст по сходству, по смежности, по контрасту. Всякого рода вводные эпизоды – это включение во внутренний мир произведения каких-то кусков жизни со стороны. Кроме этого подключаются сюда иногда интертекст. Интертекст – это один из компонентов сверхтекста, потому что интертекст предполагает обращенеи не просто к объективной реальности, находящейся за окном, а обращение к другому тексту. Читаю я повесть Юрия Трифонова «Дом на набережной»: «я встретил Антона в конце октября 1941 года в булочной, Антон говорил, что он ведет записки того, что происходит, и нашу встречу в булочной он тоже записшет». На какой сверхтекст рассчитано это, на то, что читатель знает, что такое Москва конца октября 1941 года. Дело в том, что к Москве подходили гитлеровцы, и 16 октября в Москве была дикая паника, и народ пешком пошел из Москвы, даже Сталин собирался бежать из Москвы, ЦК было в Куйбышеве, часть в Свердловске. Так вот понятно. Что значат записи: «я встретил Антона в конце октября в Москве. Это были люди, которые остались верны, проявили стойкость и не покинули Москву. Вот какой сверхтекст здесь работает.

Интертекст «Мой дядя самых честных правил…», расчет на знаменитую крыловскую басню «Осел и мужик», там была фраза «Осел был самых честных правил». Это любой читатель времен Пушкина понимал, получалось хорошее мнение племянника о своем дяде. Я подключаю не только другой текст, а часть другого мира, который в этом тексте запечатлелся, и за этот счет образ мира вырастает.

Интонационно-речевая организация, это в принципе область стиля, но есть такие произведения, в которых мир разбросан, разрознен – потоки сознания, исповедальность и тут единая интонация дополнительно цементирует текст, поэтому интонационно-речевая организация особенно важна в малых жанрах. Заметьте, любой рассказ всегда имеет мелодию. Помните финал чеховского «Дом с мезонином»: «Мисюсь, где ты?» – это конец мелодии. Повествование в этом элегическом ритме.

Это то, из чего выстраивается модель мира. А формирование моделей мира будет зависеть от таких компонентов, как жанровое содержание, его тематика, проблематика, экстенсивность или интенсивность изображения. Эстетический пафос может быть трагическим, как в жанре трагедии, он организует, его надо выразить в жанровой структуре. И, наконец, третий компонент – мотивировки жанрового восприятия. Поймите, искусство – это сплошная условность, искусственное, а жанр – это в какой-то мере конвенция, обусловленная сигналом читателя и автора, конвенция о том, как будет создаваться модель мира, конвенция о тех условностях, которые мы будем использовать при создании произведения, это условности не гротескные, а условности языка искусства. И например, когда я пишу сказки «В некотором царстве, в некотором государстве…», вы понимаете, что будут сапоги-скороходы, ковер-самолет, скатерть-самобранка т. д. Совсем другое: «Все счастливые семьи счастливы одинаково, все несчастные семьи несчастны по-своему» – установка на жанр семейного романа, обязательно будет уют, про страсти. Очень часто эти установки на жанр заранее закладываются автором, нередко в расчете на читателя. Если я написал балладу, что вы ждете, когда будете читать балладу – это всегда трагический сюжет, столкновение человека с роком, будут действовать мистические силы. Эти условности я принимаю, согласен, сказку буду читать как сказку, если в романе появятся сапоги-скороходы, толи это бред героя, то ли бред автора. Это разрушает условности, которые мы обговорили, которые мы приняли. Теперь получается модель мира какая? Каждый жанр – это своя модель мира, есть новеллистическая модель мира, есть повестные модели мира. Есть несколько типов романных моделей мира: психологический роман, семейная хроника, философский роман, роман-эпопея. Это все разные модели мира. Поэтому когда вы сталкиваетесь с каким-то жанром, учтите, не думайте: «мы установили, что это элегия», то есть вы знаете, как анализировать этот мир, это элегический образ мира. Как организовано пространство и время в элегии? Всегда будет грустное, печальное настоящее и прошлое, которое я вспоминаю. Арка, моделирующая модель художественного мира.

В послании будет другое: моя хижина, мой дом и твой мир, в котором ты живешь. В идиллии будет другой мир, обязательно будут зеленые луга, снега не будет никогда, там будут гулять овечки, будут находится пастухи и пастушки, в том числе и Борис Костяев и Люся в повести Астафьева «Пастух и пастушка», только их окружает не лужайка, а бомбы, воронки, окопы, смерть. Автор показывает, что мир должен быть пасторальный, а он вон какой, контраст – современная пастораль

Посмотрите на модель стиля. Если в жанре все-таки главная нагрузка ложится на хронотоп, пневматосферу, субъектную организацию, систему голосов, то стиль направлен на те элементы художественного текста, которые обладают способностью быть выразительными, экспрессивными, это прежде всего мелодика, характер тропов (тропологическая выразительность). Система тропов, они обладают выразительностью. У Маяковского какие выразительные тропы в раннем творчестве: макротроп «адище города», город как ад, «грусть испешеходили» и т. д. У Есенина какие шикарные метафоры и эпитеты, все очень деревенское, у него будут облака ассоциироваться с барашками, луна будет гребень, который чешет облака. У Есенина антропоцентричен весь животный мир: корова, смертельно раненная лисица, собака, у которой отняли ее щенят. Так возникает определенный эмоциональный ключ. Кроме того, экспрессивностью может еще обладать еще и конструкция внутреннего мира произведения. Второй слой. Выразительность конструкции, архитектоника. Когда я читаю роман типа «Война и мир», ты как бы входишь в дверь, а там уже жизнь, ты выходишь, а жизнь продолжается. Когда мы читали «Старуха Изергиль», схема из 3 волн. Три легенды – о Ларре, об Изергиль, о Данко. Перед легендами увертюра, живые люди превращаются в сказочных героев, музыка тревожная, обязательно разговор Изергиль и героя. Дальше тени пробегают по земле, это тень от Лары, потом опять между легендами пейзаж, опять разговор. Дальше старуха говорит, вот когда я была молодой, и затем рассказывает о себе. После разговора о себе искры – это разговор о Данко, а потом опять будет море, берег. Первая легенда о чем говорит, первый выбор – брать все, ничего не давая взамен, обреченный на трагедию одиночества и бессмысленность. Вторая легенда – Изергиль берет в полной мере, но и отдает полной мерой, в итоге от нее остались одни кости да кожа. Третья легенда героическая – отдавать все, не беря ничего взамен, героическая и трагическая, потому что теперь благодарны не будут, потому что наступят на гордое сердце ногой. И вот когда я на практическом занятии рисовал схему архитектуры, это самое совершенное, самое стройное произведение Горького. Это уникальное произведение, редчайший образец архитектоники. Такая архитектура действует, поражает воображение. Конечно, архитектоника усилена в малых жанрах. Нам нравятся сонеты, потому что есть великолепная архитектоника, но на уровне пневматосферы: тезис – антитезис – синтез, три интеллектуальных пласта сцепляются в единый замок. И, конечно, все эти выразительные особенности художественного произведения имеют своим источником субъект речи. Этот субъект речи. Который нас интересовал в жанре как кругозор, здесь действует как голос, как источник эмоционального отношения, который окрашивает своим отношением все. Если у Есенина «Белая береза под моим окном…», «Отговорила роща золотая березовым, веселым языком…» понятно, какое чувство мы испытываем к этой осени, к березе. А вот в ремарке из пьесы Горького на «На дне»: «Из окна торчит рожа Бубнова» или «подвал, более похожий на пещеру» - готова оценка. Потом мы с вами сказали, что стиль организуется особыми стилевыми доминантами, я выделил, может быть не все толком уловил, 2 стилевые доминанты, я считаю, что они главные: эти либо единая интонация, или сложная мелодия интонаций, либо это интегральный образ. Помните, организаторы всех элементов формы в едином стилевом ключе – это либо интонация, либо интегральный образ. Вы учили про интегральный образ, когда анализировали рассказ Замятин «Пещера», люди – мамонты, дома – пещеры, развивается один образ, он дает эмоциональную ауру. Интонация – самый ходкий вариант стилевой организации – это интонационная организация. В элегии интонация заявлена, в оде тоже интонация заявлена, но в ряде произведений возникает вязь интонаций, игра интонаций, переливы интонации, это бывает в пародии, в комических произведениях. Потрясающий оркестр иронических и саркастических интонаций вы найдете в пьесе Эрдмана «Самоубийца», у Ильфа и Петрова в «Золотом теленке», у Булгакова. «Мастер и Маргарита» – это симфония интонаций, господствует две интонации, два полюса: первый полюс ерничества, буффонады, карнавально-разоблачительного звучания, и полюс «в белом плаще с кровавым подбоем…» В итоге стиль создает свою семантику. Очень правильно говорит А. Ф. Лосев, что семантика стиля не должна быть жесткой, не 3 стиля – высокий, средний, низкий, их бывает куда больше. Можно сказать, что эти стиль создает такой настрой, такой экспрессивный характер возникает, потому что уже интонация, уже стилевая окраска имеет свое концептуальное значение. Помните, есть стихи, в которых нет концепции, но есть чувства. Стиль прежде всего создает настроение, чувства.

Теперь как соотносятся между собой метод, жанр и стиль. Здесь что мы можем сказать: метод и жанр связывают принципы художественного претворения мира из метода. Так или иначе требуют реализации в жанровой организации произведения как завершенного образа мира. Принципы эстетической оценки прежде всего взаимодействуют со стилем, они выражают эмоциональный блок. Принципы художественного обобщения связаны с жанром, но и со стилем тоже связаны, например, гипербола и литота создают экспрессию. Выходит, что метод, жанр и стиль образуют в любом художественном произведении его каркас, его структуру. Следовательно, поскольку всякое литературное произведение как молекула воплощает в себе сущность искусства как феномена, как духовную действительность. Эти же 3 закона определяют собой все любые другие художественные системы, которые возникают в процессе исторического развития литературы. Я что объяснил, в отличие от наших предшественников, которые говорили, что есть историко-литературные системы и определяли разные методы, направления, течения, они не объясняют, из чего они состоят, чем они структурируются. Я назвал вам структуру, основу этих систем. Далее возникает вопрос: что же собой представляют те художественные системы, которые возникают в рамках литературных эпох.

В рамках литературных эпох, как показывает опыт, возникают системы, которые обычно принято называть литературное направление и литературное течение. Еще меньше бывают жанрово-стилевые потоки, еще уже и неопределеннее бывают литературные школы, группировки – это вообще политическое, а не художественное. Вообще терминология у нас очень расхристанная, именно потому что за ней не стоит теоретическая база. Понятие «литературное направление» у нас недавно третировали, что эти нечто схоластическое, никакой художник не умещается в рамках одного литературного направления. Есть произведения, которые одним направлением не исчерпываются. Эту мысль я считаю теоретически ущербной. Во-первых, есть произведения, которые вполне укладываются в рамки одного направления. Куда вы денете «Демона», в натурализм, что ли, или реализм? Стопроцентно романтическая поэма. Или роман Толстого «Воскресение» - это добротное, кондовое реалистическое произведение. Есть произведения, например, «Мертвые души», в которых чувствуются переливы реалистической основы с романтическими вставками. Чтобы понять, как построена поэма «Мертвые души», я должен знать, из чего состоит то и другое и как они соотносятся в творчестве такого писателя, как Гоголь. Есть писатели, которые как родились романтиками, так и умерли романтиками, например, М. Светлов, Булат Окуджава, К. Паустовский, а есть писатели, которые эволюционизировали, например, Пушкин начинал как романтик, превратился в реалиста, а есть писатели, которые могут одновременно писать в разных творческих методах. Это мое возражение, что таких писателей не бывает. Как я доказал, что метод – это не просто форма сознания, это инструмент, который я могу сегодня использовать, а завтра нет. И когда я читаю Горького: романтические вещи он писал, одновременно писал реалистические рассказы, героико-романтические рассказы, философско-интеллектуальную прозу. «Часы» – это типично интеллектуальные притчи. Он работает и в жанре просветительского классицизма. Но это не значит, что надо пренебрегать направлением, просто когда я говорю о Горьком, этот художник способен сочетать разные направленческие тенденции и их великолепно реализовывать. Есть произведения, которые образуют сплавы. Есть сплавы реалистических и романтических структур в одном произведении: в «Цементе» есть романтическое и реалистическое, в произведениях новейшей литературы реалистическое и натуралистическое, сентиментальное. Когда я читаю Астафьева, у него есть трущебный натурализм и высочайший, до слез сентиментализм: пастухи и пастушки, замечательные песни, ласковые сцены – Борис стал носить Люсю по комнате, может быть непривычно, но раз взялся ухаживать за женщиной, то носи. Сглажено юмором, улыбкой.

Я утверждаю, что постижение сущности понятия литературного направления возможно опять в том случае, если мы будем рассматривать в качестве его структурной базы систему метод – стиль – жанр.

Всякое литературное направление – это историко-литературная система большого масштаба (масштаба эпохи), которая структурно организована избирательным сродством между определенным творческим методом и сродственными ему группами (семьями) жанров и стилей. Функция литературного направления состоит в эстетическом освоении концепции мира и человека, которая зарождается, развивается, достигает апогея, начинает сама себя дискредитировать в течении литературной эпохи. В сущности литературное направление начинает формироваться в момент зарождения новой концепции мира и человека и представляет собой инструмент открытия, постижения и формирования этой системы, этой концепции. Не бывает сначала концепция, потом направление, это происходит одновременно. Поэтому любое литературное направление – это такая структура: творческий метод, находясь во взаимосвязи с подсистемой жанров и с подсистемой стилей. Взаимодействует с жанром и стилем, но одновременно жанры и стили тоже взаимодействуют друг с другом. Как это получается? ью, возможный объем публикации. в я сейчас с вами показал, как формируется литературное направление. Несколько подробней остановлюсь на классицизме для удобства наблюдения. Вы знаете, что литературное направление классицизм рождается во второй половине 17 века, а потом распространяется, и уже в 18 веке захватывает всю Россию. У нас ведут споры о границах классицизма в России, но все же большинство ученых склонны считать, что в России классицизм существовал примерно с 1710-х годов по 1810-е годы, это время был господствующим литературным направлением. Я сейчас не буду говорить о исторических, философских корнях, которые породили классицизм. База классицизма просветительская, механизм мышления классицизма – рациональность, основная идея классицизма – мир можно построить, исходя из разумных установлений самого человека. Теперь смотрите: когда зарождается какой-то творческий метод, всегда начинаются поиски любимого жанра, который ему наиболее родственен. Рождение классицизма было связано с новым расцветом драматургии. Классицисты не изобретали новых жанров, они брали старый, хороший жанр, который надо просто оживить, очистить от шекспировской суматохи и перенести на рационалистические рельсы. И поэтому классицистическая драма – это драма, которая тяготеет к традициям Эсхила, Софокла. Почему взята именно драма? Потому что именно в драме происходящее, как пишет Гегель, определяется внутренним … характеров, происходящее – есть результат субъективных действий человека. Помните, мы с вами говорили, что в драме всегда герой – личность воления, таким был Эдип царь, такой была Антигона, Гамлет. Главный конфликт в драме – действие, причем действие не как физическое, а как духовное действие – выбор, выбор, как себя вести и что делать, как изменить этот мир, и человек ответственен за сделанный выбор. Это подходит классицистической концепции, надо строить мир, исходя из идей должного, я зная, какой должен быть мир, и я этот мир перестрою. Соответственно, модель, по которой выстраивается мир, рационалистическая. Покажем как получается рационалистическая модель на примере пьесы Корнеля «Сид» - столкновение чувства и долга. Обратите внимание на то, что эта диалогическая структура пьесы была усилена мощными факторами эмоционального воздействия – зрелищность, эффект непосредственного присутствия зрителя. И это все позволяет именно драму превратить в главный жанр классицизма. Взята трагедия и прежде всего высокая трагедия как противоположность ей, не бытовая, именно эти 2 жанра несут рационалистическое начало, могут соотносить поведение героя с абсолютной надличной нормой. Трагедия Расина и комедия гениального Мольера. Метод и жанр нашли друг друга. Принципы метода великолепно материализовались в модели мира, которая лежит в основе драматического жанра и определяет его сродство с методом, становится метажанровым конструктивным принципом классицизма всей системы жанров целого литературного направления классицизма. Обратите внимание на следующие вещи, во французском классицизме было два ведущих жанра – трагедия и комедия, а потом в орбиту классицизма начинают втягиваться некоторые лирические жанры, но какого типа, например, во французском классицизме басня (Лафонтен), потому что басня, как я полагаю, это совершенного особый жанр, я считаю лирико-драматическим жанром. Во всех учебниках вы читаете, что это лиро-эпическим жанром, я считаю это теоретическим заблуждением. Басня – это лирико-драматический жанр, потому что в басне всегда есть две противоборствующие стороны, между которыми идет диалог, каждая из этих сторон хочет доказать свою правоту, и реализует это в каком-то действии. Есть мораль, которая говорит, кто есть кто и кто есть что. Особенность такая: всегда есть в басне тот, кто соответствует рациональной норме и кто ей противоположен, есть положительный и есть отрицательный персонаж. В России, например, жанровая система классицизма начала формироваться с лирических жанров, тут причин несколько, одна их них такая: в Россию классицизм пришел не первым, не с трагедиями и комедиями, а лирикой и эпосом, и поэтому в России воспринимали лирические поэтические формы классицизма. Но в России выдвинулись ода, сатира, басня, псалмы – религиозные гимны, молитва. Понимаете, почему в России эти формы были характерны: в России классицизм вырастал на традиции древне-русской литературы с ее религиозно-дидактическим пафосом и с довольно большим авторитетом церковных жанров, которые вообще-то по своей структуре дидактические, поучающие – проповеди, молебен. Особенность жанров, образовали систему лирических жанров классицизма в России: они все так или иначе поддаются драматизации. В басне диалог, как мы видели, и в сатирах Кантемира тоже диалоги (диалог дурака и умного). Оду Ломоносова разбирали как пример драматизации? Ода – потенциальный диалог с адресатом – с Елизаветой Петровной. Но хитро написано, фактически это поучение. Там есть элементы поучения: первое – «царей и царств земных отрада», ты будешь молодец, если ты утвердишь мир, второе – опирайся на науку, третье – посмотри, какая у нас богатая Россия, если ты поощришь науку, то будет процветающая страна, четвертое – у тебя есть образец для подражания - Петр Первый, ты будешь великой царицей, продолжательницей дел своего отца. Я схематизировал эту ступенчатость, но там ведь так и написано.

Возьмите псалмы – это тоже потенциальный диалог, но с Богом, я обращаюсь к Богу либо с хвалой, либо с хвалой. У Ломоносова есть псалом, где он просит, чтобы Он помог ему разобраться со своими врагами.

А потом когда уже образовалась семья лирических жанров вокруг драматических, начинает втягиваться в орбиту классицизма и жанры эпические, но жанры, рассчитанные на диалог, на общение со своим читателем. У Ломоносова оды духовные парафрастические, это когда чужой текст пересказан несколько иначе, потому что Ломоносов брал псалмы из псалтыри и перелагал своим языком.

Прозаические жанры, в конце 17 века во Франции появляется очень интересная проза, которая называется дидактическая проза. Мы, к сожаленью, эту прозу практически не изучаем: книга Жана Лабрюйера «Характеры или нравы нашего века», книга Ларошфуко «Максимы» (максимы – это афористические высказывания, суждения, мудрые мысли, допустим, «мыслю, следовательно существую), мемуары Сен-Симона, «Мысли о религии и о некоторых других вопросах» Блеза Паскаля. В Библиотеке всемирной литературы отдельно есть французская проза 17 века. В России же парадоксальность мышления, неожиданные повороты мысли, аллегорические истории, мы не столько привыкли к парадоксальным суждениям, сколько либо к юмору крепкому, либо к поучениям. Но что интересно, в России появилась проза в виде журналов: «Пустомеля», «Трутень», «Живописец», «Кошелек», Крылов выпускал журнал «Почта духов», а Екатерина Вторая «Всякая всячина». Это была стилизация под журнал, там были рубрики, разделы, как положено журналу, но все было написано рукой одного человека. Но почему журнал? Потому что в журнале в журнале переписка с читателем, объявления, информация, это очень диалогичный жанр. Я даже выписал: «Некоторому судье потребен самой свежей и чистой совести…», «Втайне апробировали проект о взятии сердец штурмом. Сочинение г-на Соблазнителева». Это веселый диалог с читателем.

Правда, это небольшие жанры. появляются жанры путешествия: (Любезный читатель, позвольте ознакомить…), жанры переписки, жанры рационалистических утопий и антиутопий, например, Вольтер «Кандид, или простодушный». А позже, уже на самом излете классицизма рождается роман, но какой – нравоучительный, нравоописательный: «Пригожая повариха». Почему нравоучительный роман? – сюжет, герой, нередко прямое обращение к читателю. То есть метажанровый принцип драматизации объединяет все эти жанры в единую систему, которая и способна постигнуть и реализовать классицистическую концепцию мира и человека в достаточно большом диапазоне, в достаточно широком ареале.

Как вы видите жанровая система классицизма к концу существования начинает постепенно расшатываться. Она потом будет вступать в контакт с новыми тенденциями, которые вызревают. Это тенденции предреалистические и предромантические. Например, когда вы читаете Радищева, встает вопрос, кто он такой, одни говорят, что классицист, другие сентименталист, третьи – просветительский реализм. Он и то и другое. Он человек границы, с одной стороны, он написал сугубо дидактическую вещь, он что хотел сказать, избрал сюжет странствия, привычный, привлекательный сюжет для того, чтобы показать, так жить нельзя. Он включает фантасмагорические сны, где обдумывает, что надо делать и подсказывает, как поступать. Он не только показал романтическое столкновение между обстоятельствам жизни и волением, которое он в себе несет, но и показал не просто мысль, а страсть: «Душа моя страданиями уязвлена стала», то есть сентиментальный компонент тоже сюда входит.

Пограничные тексты всегда несут в себе начало новых методов и новых будущих направлений. Такие произведения, как радищевское, это произведение пограничное, в нем надо изучать не что больше, а что взаимодействует: классицизм с зарождающимися предромантическими и предреалистическими принципами.

Вместо с тем литературное направление обязательно имеет и свои характерные стилевые тенденции. Здесь я несколько затрудняюсь в своих рассуждениях, потому что плотно изучением стилевых систем я еще не занимался, но наметить могу. У каждого направления есть какие-то близкие ему стили. В классицизме стилевая палитра жестко нормирована. Именно на основе практики классицизма Ломоносов вывел теорию трех стилей – высокого, низкого и среднего. Вы не скажете, какие три стиля принадлежат реализму. Высоким стилем надо писать оды, трагедии, низким – басни, сатиры, средним – романы, прозаические тексты. Но я предложил бы другой взгляд на стили в классицизме, не только по уровню пафоса, но и по уровню окраски стилей. В классицизме они все дидактические, они все направлены на то, чтобы воспитывать человека, просвещать его, поучать. Они наполнены дидактическими интонациями, я считаю, которые еще от традиций древнерусской литературы. Но когда я попробовал определить, какие же эти дидактические интонации, я выделил 2: одна – это некая кажущаяся документальность, я это видел, я это наблюдал, я имею право делать выводы и поучать. Классицизм правдоподобен. Второе: своего рода высокая мифологичность – ориентация на классические модели, античную трагедию, героический эпос, вы помните, что в 18 веке были написаны огромные поэмы, у Ломоносова «Петр Великий», «Петриада». Они все писались как подражание Вергилию, великому античному эпосу. Наконец, третью стилевую тенденцию я назвал рационалистическая фантастика, когда делается допущение, согласно ему создается условный образ мира, в котором как в лаборатории можно проверить идею: «Кандид, или Простодушный» - совершенно очевидный пример. Соприкасается с этим явлением великие французские романы: «Робинзон Крузо», «Путешествие Гулливера». В «Робинзоне Крузо» сделано какое допущение, прототипом героя был матрос, который за дурное поведение высадили на острове, и он на острове прожил 4 года и почти одичал, даже почти потерял речь, он долго восстанавливался. А разве об этом написано у Дефо? У него задача – вот теперь посмотрим, как род людской, человечество становится цивилизованным, и фактически создает модель истории рода людского, он проходит фазу собирания, земледелия, рабовладения, буржуазных отношений. Когда вы читаете Свифта, там есть 2 утопических мира: один антимир – лилипуты, другой мир – великаны. Лилипуты чем занимаются – дерутся из-за того, с какого конца надо яйца ломать, с тупого или толстого – религиозные войны. Как занимают посты – умеют балансировать на канате. У великанов, когда Гулливер говорит королю великанов вам надо сделать пушки, и вы сможете захватить мир, король что сказал: «А зачем?»





Дата публикования: 2014-12-08; Прочитано: 187 | Нарушение авторского права страницы | Мы поможем в написании вашей работы!



studopedia.org - Студопедия.Орг - 2014-2024 год. Студопедия не является автором материалов, которые размещены. Но предоставляет возможность бесплатного использования (0.01 с)...