ГЛАВА 3. §2. Постмодернист.Монах. Юродивый

Опыт христианства многообразен и, одновременно, универсален. В нем удивительным образом сочетаются жизнь в миру и отшельничество, церковные праздники и аскетизм, упорядоченность монастырской жизни и непредсказуемость юродства. В самосознании христианства наряду с неизменными догматами возможно свободное боговдохновенное творчество, рациональные теологические построения соседствуют с мистическими откровениями, катафатическое богословие дополняется апофатическим. В христианстве сочетается целостность традиции с разнообразием конкретных форм воплощения и описания религиозного опыта.

В Священном Писании нормативная этика (10 заповедей) соседствует с парадоксальной этикой (заповеди блаженства), даже радикальными требованиями к человеку (любите врагов ваших), закон с благодатью, страх Божий с божественной любовью, гнев Божий с божественным милосердием.

В Библии и святоотеческом наследии мы можем найти основания различных форм мышления и стилей философствования. Все это дает возможность разнообразных интерпретаций и затрудняет выбор единого (единственного) подхода, если он вообще возможен. Целостность и единство Божественного бытия еще не гарантирует возможности создания абсолютной философии, некоторой системы мышления, полностью исчерпывающей высшую реальность.

Как известно, Православие на протяжении 2-х тысяч лет не выработало строгой и определенной философской системы, однозначно привязанной к догматическому учению. Что это - недостаток Православия или свобода по отношению к конкретным и ограниченным формам рационального мышления?

Пожалуй, не столько Православие нуждается в философии, сколько философия нуждается в Православии, святоотеческом наследии, уникальном опыте исихазма. Философия как умозрение не может строить сама себя из себя, она не может быть самоценной и самодостаточной. Ей требуется твердое основание, укорененность в Высшем Бытии. Все охватить философия сможет только тогда, когда сама будет в согласии с Источником всего существующего.

Православие гармонизирует все сферы человеческой жизни, исправляя и просветляя их. Ничто не может быть отринуто целиком. Все призвано ко спасению и обожению. Также это касается и философии. Она нуждается в оправдании и преображении. Ей необходима высшая санкция, чтобы в критическом запале не дойти до самоуничтожения.

В Х1Х веке на основе Священного писания возникает экзистенциальная философия (Кьеркегор) и герменевтика (Шлейермахер). Нам представляется, что и феноменология (Гуссерль, Хайдеггер) может быть истолкована в христианском контексте. Даже психоанализ имеет тесные связи с проблемами аскетического опыта, например, борьбой со страстями. Но наиболее болезненным является вопрос о постмодернизме (Делез, Деррида, Батай, Бодрийар), который имеет богоборческую форму (борьба с метафизикой и любыми абсолютами).

Постмодернизм наглядно демонстрирует исчерпанность системы классической философии и потерянность философа в многообразии методов неклассической философии. И если действительно “Бог умер” для безбожного мира, то постмодернизм - это способ философствования в ситуации богооставленности. В преследовании постмодернизмом всех и всяческих абсолютов можно усмотреть тоску по Абсолюту, в изгнании сакрального смысла - неравнодушие к нему. Постмодернизм - это тактика и стратегия поведения человека в ситуации воплотившегося абсурда, господства чудовищного, перманентной катастрофы.

Постмодернизм - это метод, не обещающий достижения цели; это вопрос, ответ на который был бы смертелен; это способ остаться живым, когда Истина невыносима. Постмодернизм - это поиск спасения в ситуации, когда уже не осталось ни веры, ни надежды, когда отнята благодать. Постмодернизм - это спонтанное самопожертвование философии; это распятие современной культуры и ее сошествие в ад. Постмодернизм - это сверх-апофатика, когда даже не произносится слово “Бог”. А симулякры - это призраки, духи, бесы, с которыми ведется невидимая брань. Их нужно распознать и разоблачить их претензии на подлинность, чтобы не принять небытие за бытие.

Постмодернизм более внимателен к нюансу, который может оказаться великим; к частностям, в которых скрывается чудо; к отражениям, в которых есть частица Фаворского Света; к мельчайшим движениям души, которые определяют последний выбор. Постмодернизм - это вслушивание в бессмысленное бормотание пустоты; это молчаливый вопль несчастного сознания; это плач и скрежет зубовный; это вопрошание о смысле абсурда; это зов в пустоту, в которой никого нет; это молчание в непрекращающейся беседе с ничто. Когда невозможно говорить, остаются два пути: быть исихастом или постмодернистом.

Ложь, изреченная постмодернизмом, есть мысль. Именно постмодернист может полушутя проговорить то, на что не решаются “серьезные” философы. Он способен случайно проболтать Великий Секрет. Небо невозможно взять штурмом, как это пыталась сделать классическая философия; многовековая осада крепости Логоса оказалась бесполезной. Теперь ясно, что Истину невозможно купить; заключить договор можно только с преисподней. Никакие моральные заслуги не являются гарантией спасения. Знание только подводит человека к последней черте, разум в бессилии останавливается перед Тайной.

Постмодернизм - это вызывающий жест в сторону Неба; это отказ от гарантий с верою в любовь; это дерзость, доходящая до смирения; это добро, притворяющееся злом; это агнец в волчьей шкуре; это громкой смех, скрывающий рыдания; это цинизм, маскирующий скромность; это оскорбление святынь с тайным желанием, что кто-нибудь их защитит; это провокация, попытка выманить божество из его укрытия; это предательство Бога с верой, что не найдется палачей; это преступление в надежде на наказание и на то, что грозный Судия явит себя.

Постмодернист по-детски наивно играет с Небом; по-женски кокетливо заигрывает с Богом. Истина открывается только в непостижимом. Чудо случается только неожиданно. Событие свершается только если сделать нечто невозможное. Поэтому постмодернист как влюбленный - забывает себя; как пьяница - с горя упивается до беспамятства; как нищий - радуется медному грошу; как скряга - собирает всякий сор; как транжира - проматывает наследство за одну ночь; как проститутка в ожидании настоящей любви - готов пойти за любым, кто позовет; как мошенник - у которого есть только один шанс обмануть; как вор - хочет украсть бесценное сокровище; как преступник - дерзает совершить непоправимое; как самоубийца - режет себя бритвой; как безумный - бросается в пропасть.

Постмодернист - это взбунтовавшийся Адам; это Ева, желающая соблазнить Дьявола и обратить его к добру; это Ной, который пытается утопиться; это жена Лота, которая все время оглядывается; это Иона, хохочущий в чреве Кита; это блудный сын, который упрямствует из последних сил; это Иаков, смеющийся над ангелом; это Иов, молящий о невыносимом страдании; это Авраам, приносящий в жертву весь мир, и чья рука не была остановлена; это Моисей, заблудившийся в пустыне; это Соломон, сошедший с ума; это Иоанн Креститель, не знающий как надо крестить; это еще не прозревший Савл; это Иоанн Богослов, пишущий порнографические романы; это Петр, радующийся своему отречению; это Иуда, желающий сораспяться с Христом; это Иисус, забывший зачем он пришел в мир. И все это потому, что сегодня в мире, достигшем предела грехопадения, иное - уже невозможно.

Постмодернизм - это философия, презирающая всякую философию; это безудержность интерпретаций, в надежде исчерпать их до конца; это мистика без сверхъестественного; это религия в отсутствие Бога; это антибогословие, которое хочет довраться до правды; это опустошение шумом, чтобы освободить место для сакрального; это оглушенность тишиной, в ожидании, когда ангелы вострубят; это бегство от божества, чтобы вовремя оказаться в точке Встречи; это праздник Апокалипсиса, который всегда с тобой; это отказ от неизбежного чуда Второго Пришествия, потому что еще не все спаслись; это преждевременное снятие печатей с Книги, потому что ожидание - невыносимо.

Постмодернизм - это опьянение возможной в будущем благодатью; это растрата еще не полученных Даров Духа Святаго; это сумасшедший дом, в котором скрывается безумие для мира сего; это невыносимая боль, превысившая меру человеческого; это болезнь философии и ей нужен Врач; это патология, когда “норм” стало слишком много; это извращение, когда все уже много раз перевернулось; это страшный танец на могиле философии; это предсмертная агония разума; это философская помойка, над которой встает видение Небесного Иерусалима; это кошмарный сон наяву, в котором прозревается Последнее Пробуждение.

Постмодернизм - это интеллектуальный пир в преддверии великого интеллектуального поста. Это книга - горькая в устах, да во чреве сладка, как мед. Это философские вериги и власяница, духовный аскетизм, доходящий до самоистязания. Это безрассудная попытка сохранить религиозную девственность в условиях всеобщей оргии. Это Вавилонская блудница, мечтающая о непорочном зачатии.

Конечно, постмодернизм - это великий соблазн, но Грехопадение совершено не им. Первородный грех вошел в человека с появлением философии, с желанием познать добро и зло. В результате современное человечество не в состоянии отличить Христа от Антихриста, но лишь постмодернизм честно признается в этом. И уже поэтому он быть может не является антихристианским. Все философские системы в той или иной степени выдают себя за Спасителя, и только постмодернизм не претендуют на эту роль. В отличие от философий-лжепророков, он не пророчествует о светлом будущем и не обещает Царствия Божия на Земле. Он признает: Аз есмь великий грешник.

Постмодернизм - это Содом и Гоморра, в которых спрятались 144 тысячи верных. Это подкоп под Вавилонскую башню. Это Ноев ковчег, где всякой дряни по паре. Это казни Египетские в ожидании Исхода. Это коллективная Голгофа. Это Армагеддон, только не ясно, где - свои, где - чужие. Это веселый Конец Света. Это радостно-страшный Суд. Это праздничное светопреставление. Это долгожданно-неожиданное Второе Пришествие. Это всеобщее воскрешение, только непонятно - в рай или в ад.

Постмодернизм - это попытка устроить скандал в доме, где нет никого в живых; это бестолковая суета в ожидании Гостя, в предчувствии Встречи. Это карнавальные похороны человека ветхого, это мучительные схватки перед родами человека нового. Это шутовская свадьба в преддверии великой Свадьбы. А Жених уже при дверях. Всего лишь несколько тысяч миль, да несколько веков отделяют нас от его сватов. То, чего так не хватает постмодернизму, - стяжание благодати Духа Святого, - уже было явлено миру в исихазме.

Постмодернизм - это жертвоприношение философии, это козел отпущения. Через крестное страдание и добровольную смерть философии в постмодернизме возможно искупление ее грехов. В нем есть некая изначальная безблагодатность, неустранимая внутренними средствами ущербность, а также неполнота, которая может (и должна) быть восполнена при обращении к духовной традиции Православия. Если постмодернизм - это богооставленность, распятие философии, то в исихазме философия может обрести Путь, Истину и Жизнь, через него открывается возможность воскрешения и “вознесения” философии.

Но это будет уже не фило-софия, а лицезрение Истины. Исихазм не есть результат теоретического исследования, но есть рассказ, повествование, весть, откровение о духовном опыте. Это скорее “литература”, чем наука; скорее поэзия, чем теория. Потому что речь идет о великой Любви.

Урок исихазма передается прямо и непосредственно от учителя (Старца) к ученику, от сердца к сердцу в тиши монастыря. Он скрыт от внешнего взора, он не прочитывается посторонним наблюдателем. Простой на первый взгляд, исихазм также непонятен, загадочен и непостижим, как и постмодернизм. Исихазм зовет туда, где невозможно находиться; передает опыт, который невозможно взять.

Постмодернизм неуловим, потому что он демонстративно нагляден, скользит по поверхности, ослепляет фейерверком смыслов, обманывает бесконечными отражениями и миражами. Постмодернизм, как сновидение, намекает, напоминает о том, в чем мы не признаемся себе; как галлюцинация, врывается в сознание и взрывает его изнутри.

Исихазм неуловим, потому что он весь в глубине, скрыт во мраке внутреннего, сокровенен в нестерпимой истине, честно предлагает непосильный крест. Исихазм - это постоянное бдение, трезвление, борьба с прелестью.

Попробуем сравнить такие разные на первый взгляд исихазм и постмодернизм:

постмодернизм	исихазм
цитирование	цитирование
цитирование всех текстов	цитирование Святых Отцов
децентрация	центрация (Христоцентризм)
рассеяние	собирание себя
широкий путь - в миру	узкий путь - монашество
широки врата - выходящие	узки врата - входящие
структура ада	структура рая
юродство	смирение
сон	бдение
опьянение	трезвление
абсурд	благодать
катастрофизм	эсхатологизм
безумие больного	безумие святого

Нужно преобразовать безумие больного в безумие святого. Как и постмодернист, святой не равен самому себе, несет внутри себя дистанцию и различие[1]. Но он в смертной плоти воплощает образ и подобие Божие. Исихаст, как Богоматерь, вынашивает в себе богочеловека. Таким образом, постмодернизм берет на себя все грехи философии, но только исихазм способен искупить их.

Также интересно сравнить между собой исихазм и юродство - две стороны христианского духовного (мистического) опыта, две тайны Православия:

юродивый	исихаст (отшельник)
сокровенен в своей откровенности (публичности)	откровенен в своей сокровенности
сокрыт в своей открытости	открыт в своей сокрытости
таинственен в явленности	явлен в таинственности
парадоксален в действиях	парадоксален в "бездействии"
прост в своей сложности	сложен в своей простоте
целостен в разнообразии	разнообразен в целостности
"импровизирует" вовне	"импровизирует" внутри
смиренен в дерзости	дерзок в смирении
раздает себя	собирает себя
разрушает себя	строит, созидает себя
провоцирует социум	провоцирует мир сей
место подвига - рынок, площадь	место подвига - пустынь

Исихаст ограничивает чувственные восприятия, чтобы остаться наедине с Абсолютом, все остальное временно выносится за скобки, чтобы потом снова включить в себя, но уже в свете новой перспективы. Юродивый впускает в себя весь мир, чтобы освятить его здесь и сейчас.

Юродивый - непредвиденный, неожиданный, ошарашивающий, провоцирующий; исихаст - невидим, непостижим. Юродивый - эсхатологичен, апокалиптичен; исихаст - при жизни становится причастным Раю, пребывает пред Богом. Юродивый указывает на Другого, невидимого Бога; исихаст воплощает Его в себе. Исихаст уходит, чтобы вернуться в силе; юродивый остается, чтобы позвать других. Юродивый превращает обыденную жизнь в мистерию; исихаст мистерию делает своей обыденной жизнью. Юродство и исихазм - две формы практического апофатического богословия. Они одинаково невозможны с точки зрения здравого смысла, так как находятся по ту сторону умопостигаемого, в пространстве богообщения.

Постмодернизм - тоже апофатика, однако негативная, мрачная в фейерверке смыслов, тоскливая в тотальном осмеянии, безысходная в переборе всех возможностей, бессильная в своей дерзости. Апофатика христианская - светлая, радостная, спасительная. И вполне возможно, что постмодернизм со своим разрушительным пафосом, как хирургический скальпель, расчищает место в больном теле философии для возвращения (второго пришествия) исцеляющей апофатики богоприсутствия.

Итак, все, что происходит с человеком в мире, - все это по поводу и вокруг одного - его отношений с Богом. Любые мысль, слово, поступок европейского человека за последние 2 тысячи лет - за или против Христа. Поэтому вся философия должна быть соотнесена с исихазмом, рассмотрена в контексте аскетического и мистического опыта Православия. Только так она может быть оправдана.

[1] См.: Горичева Т. Православие и постмодернизм. Л., 1991.