ГЛАВА 1.§ 2. Специфика маргинальной антропологии

В конце XIX века, вместе с критикой оснований европейской цивилизации (Ницше, Шпенглер), стал появляться интерес к другим способам бытия человека. Первоначально интеллектуальной смелости хватило на экзотическую мифологию, философию и искусство стран Востока и примитивных народов, затем пошла мода на медитацию и наркотики, восточный секс и боевые искусства. Тут и подоспела неклассическая европейская философия с ее новыми подходами к старым проблемам и специфическим выбором феноменов человеческого бытия для своего анализа (язык, текст, понимание, сексуальность, телесность, извращение, сумасшествие, преступление), что потребовало и соответствующей методологии (лингвистический анализ, герменевтика, психоанализ, феноменология, экзистенциализм, структурализм, постмодернизм).

Таким образом, произошел некоторый сдвиг от попыток классической антропологии свести сущность человека к одному основному принципу или субстанции (обычно - разуму), к неклассическим представлениям о сложности и многообразии феноменов человеческого бытия и невыразимости (неуловимости, парадоксальности) природы человека. Показателен особый интерес к измененным состояниям сознания, экстремальным и пограничным ситуациям, телесным практикам, радикальному опыту, всему тому, что может обнаружить предел возможностей, показать масштаб человеческого в человеке, указать на нечто Иное, быть местом встречи с принципиально Другим. Можно попытаться выделить нечто общее в философии Древнего Востока и направлениях современной западной философии, то, что можно было бы назвать “маргинальной антропологией”.

Обозначим некоторые подходы, которые могут быть положены в основу методологии изучения специфических феноменов человеческого бытия. Исследование в маргинальной антропологии может осуществляться в двух направлениях: во-первых - это пристальное рассмотрение феноменов обыденного бытия (сон, еда, любовь, опьянение, игра, праздник, драка), в глубине которых обнаруживается нетривиальное содержание, не схватываемое рациональным мышлением, проявляются древние архетипы и символы, просвечивают фундаментальные основания бытия, отражается сакральное начало; во-вторых - в центре внимания оказывается специфический и даже уникальный опыт, который переживается лишь в экстремальных и пограничных ситуациях (таких, как рождение и смерть, болезнь и катастрофа, смех и плач, восторг и ужас, боль и удовольствие, гениальность и сумасшествие, самоубийство и преступление), и его главными чертами являются неповторимость и необратимость.

Итак, одним из принципов маргинальной антропологии можно считать последовательный поиск фундаментальных оснований каждого человеческого поступка, обнаружение в любом феномене человеческого бытия архаических элементов и структур, глубинных архетипов, магических и мистических систем, первичных телесных практик и экстатических трансов. Не только в сновидениях или действиях сумасшедших, но и в самых привычных и обыденных ситуациях можно обнаружить универсальные мифологические сюжеты, следы нечеловеческих сил и стихий, присутствие Божества и близость небытия.

В таких сферах современной жизни, как экономика и политика, право и реклама, наука и образование, спорт и война, дипломатия и разведка проявляются формы и структуры древних обрядов перехода и ритуалов посвящения, жертвоприношения и колдовства, знаки подчинения и жесты бунта. Не смотря на несколько веков секуляризации, и сегодня каждый человек вынужден занять фундаментальную позицию в мире и определиться в своем отношении к священному и чудовищному, выбрать для себя онтологическую перспективу - к спасению или погибели. В процессе секуляризации человек не только замахнулся на бытие Божественное, но и лишился основания собственного бытия. Произошла деонтологизация человека и для восстановления собственного онтологического статуса, для возвращения ценности индивидуальному и коллективному существованию необходима ресакрализация всех сфер человеческой жизни как последняя возможность вернуться в дом бытия.

Все феномены человеческого бытия можно условно разделить на две группы: в первую войдут те формы и способы жизнедеятельности, которые поддаются нашему контролю, расчету и управлению (или мы думаем, что поддаются). Сюда попадают труд, деньги и карьера (экономика), суд и наказание (право), власть и слава (политика), воспитание и образование (наука), здоровье и долголетие (медицина). Предполагается, что в каждой такой сфере деятельности есть свои имманентные законы, познав которые, можно эффективно решать стоящие перед нами задачи и достигать поставленные цели. Даже если это так, то область действия этих законов весьма ограничена и решение фундаментальных проблем жизни и смерти остается за пределами власти человека.

В другую группу войдут феномены, не поддающиеся контролю, расчету и управлению, которые всегда единичны и неповторимы: это детство и любовь, сновидение и опьянение, страх и боль, смех и плач, игра и праздник, встреча и прощание, гениальность и сумасшествие, подвиг и преступление, болезнь и смерть. Это то, что нельзя купить или передать по наследству, нельзя гарантировать и от чего невозможно застраховаться. Это то, что в равной мере доступно (или недоступно) всем людям, независимо от их богатства и социального положения, нации и способностей. Эти феномены на грани греха и святости, катастрофы и чуда, они дают подлинное наслаждение или страдание, за ними следует счастье или несчастье, спасение или гибель.

Хотя мы все равны в возможности пережить экстремальный опыт, только немногие добровольно решаются на такой шаг, пытаясь избежать своей судьбы. Страшно расставаться с утешительными иллюзиями, жутко покидать свой уютный мирок. Однако все подлинное и по-настоящему ценное, то, что способно навсегда насытить нашу жажду Истины и Совершенства, может произойти только на пределе человеческих возможностей, по ту сторону норм и правил, за границами контролируемой реальности.

Эти События разрывают поток нашей обыденной жизни, провоцируют экзистенциальную ситуацию, взрывают всю устоявшуюся иерархию ценностей и отношений и забрасывают нас в иное пространство и время (сакральное?), в другое бытие (сверх-бытие или в ничто?). Здесь уже не действует закон причин и следствий, не действительна привычная логика, не поможет жизненный опыт и здравый смысл. Остается только опасность и надежда, риск выбора и жестокость расплаты, судьба и промысел Божий, стояние пред лицом Неведомого и невозможность удержаться на краю бездны. К этому невозможно подготовиться, нельзя научить, только можно рискнуть сделать шаг навстречу, безусловно и безоговорочно принять трансцендентное, нечто такое, что заведомо травмирует психику и трансформирует личность. Только так можно услышать зов и бросить вызов, принести жертву и принять дар, испытать падение или вознесение.

Эта ситуация неповторима и необратима как смерть, но тем большую ценность для личности может иметь жестокий опыт переживания подобных состояний, обещающий освобождение или спасение. Такие феномены и представляют особый интерес для маргинальной антропологии, хотя вряд ли поддаются собственно научному анализу и требуют особого подхода и специфических методов, которые можно обнаружить в различных школах восточной философии и современной неклассической философии, а также в духовной традиции христианской церкви.

Еще один принцип маргинальной антропологии - это внимание ко всему уникальному, специфическому, единственному. Нет случайных и бессмысленных событий. Если некий, пусть даже единичный факт (например, необыкновенная красота или страшное уродство, гениальность или злодейство) имел место хотя бы однажды, значит в Человеке, в его бытии есть нечто такое, что позволяет этому случиться, допускающее такую возможность, и даже гарантирующее его воплощение.

Человек выражает себя целиком даже в самом незначительном действии, жесте, слове. Любой поступок не просто имеет практическое или символическое значение, но представляет собой некую самостоятельную реальность, онтологический факт, нерасчленяемую целостность и поэтому имеет бесконечную ценность. Не только выдающиеся события, но и любой частный факт человеческой жизни должен быть описан в терминах фундаментальной онтологии.

Наиболее интересны противоположные феномены (рождение и смерть, милосердие и жестокость, любовь и ненависть, верность и предательство, самопожертвование и терроризм). Чем дальше они отстоят друг от друга, тем больший потенциал возникает в зазоре между ними; чем больше между ними различие, тем более широкое поле человеческих возможностей открывается; чем больший масштаб они задают, тем больше говорят о загадке человека. Особое внимание необходимо уделить парадоксальным явлениям (например, самоубийству, самопожертвованию, мазохизму), имеющим противоречие в своем бытии. В них сталкиваются жизнь и смерть, победа и поражение, удовольствие и страдание, в их основании просвечивает тайна, которая может показать себя в событии абсолютно невозможном - чуде.

Особенно бросается в глаза двойственность обыденного сознания и общественного мнения в отношении феноменов маргинальной антропологии. В отличие от традиционных обществ, где подобный опыт находится в центре внимания соответствующей религиозной системы и мистической практики, на Западе эти феномены вытесняются на обочину не только общественной жизни, но и личного сознания. Они вызывают подсознательный страх и сознательное осуждение, официальный запрет или косвенные репрессии.

С другой стороны - они притягивают внимание, вызывают интерес, привлекают и приманивают своей остротой и таинственностью, обещанием чего-то нового и необыкновенного. Поэтому распространяется алкоголизм и проституция, преступность и терроризм, экзотические секты и молодежные группировки. Зазор между официальным отношением (то есть самосознанием) и смутным тяготением (подсознанием) к таким феноменам только усугубляет разрыв внутреннего мира современного европейского человека.

Поэтому одним из критериев выбора предмета изучения для маргинальной антропологии может являться следующая закономерность. Сразу бросается в глаза традиционное равнодушие либо опасливое умолчание некоторого явления со стороны “научного мышления”, и одновременно пристальный интерес к нему со стороны всех религиозных систем, мистических и магических практик и молодежных групп. Это относится к обнаженному телу, сексу, сну, гипнозу, наркотикам, посту, аскезе, самоистязаниям, молитве, жертвоприношению, безумию, драке, самоубийству, т.е. ко всем неуловимым переходным процессам или предельным и критическим ситуациям, методам трансформации личности, в отличие от обычных устойчивых состояний человека в обыденной жизни.

Также весьма показательно, что, несмотря на единодушное внимание мировых религий и магии к феноменам маргинальной антропологии, обнаруживается принципиальное различие в подходах и оценке подобных явлений. Ценность того или иного феномена может (и должна) радикально различаться с точек зрения монотеистической религии и магической практики. Тот мистический контекст жертвенной устремленности личности к трансцендентному, абсолютному, совершенному, который в идеале характерен для развитых религий, противостоит корыстному поиску силы, власти, могущества и благополучия для себя или своего рода в язычестве.

Обращает на себя внимание настороженное отношение со стороны церкви к некоторым феноменам маргинальной антропологии в их крайнем проявлении (например, к самовнушению, экзальтации и экстазу, общению с духами, самоистязаниям и самоубийству), и одновременно особый интерес к ним со стороны различных сект и ересей. Нам представляется, что подобная сдержанность официальной религии является естественным итогом двухтысячелетнего духовного опыта и необходимым средством регуляции религиозной жизни. Это позволяет оградить церковь от людей случайных или больных, склонных к авантюризму или тщеславию. Такие люди и становятся в первую очередь адептами экзотических сект и новомодных учений. Однако сами маргинальные феномены человеческого бытия неизбежно находятся в центре внимания всех религий, поскольку позволяют прикоснуться к нечеловеческому (сверхчеловеческому или дочеловеческому) бытию.

Ереси и секты спекулируют на каком-либо одном элементе радикального опыта, подчиняя ему весь образ жизни адептов; акцентируя их высокое предназначение и особую избранность, подчиняют их жесткой властной структуре. И хотя личность адепта, несомненно, подвергается некоторой трансформации, мало вероятно, что происходит реальное освобождение или преображение. Слишком уж похожи методы и средства различных сект и групп психотренинга, несмотря на их столь различные названия и декларации. Слишком тесно их деятельность связана с бизнесом. Если же и происходит соприкосновение с миром сверхъестественного, то вряд ли адепт будет иметь дело с теми самыми силами, которые были ему обещаны. Поэтому после психологических упражнений адепты часто становятся клиентами психиатров.

Целостный и гармоничный подход ко всем фундаментальным проблемам человеческого бытия предлагают мировые религии: Христианство, Буддизм, Ислам. На наш взгляд, именно христианская (в особенности - Православная) церковь, несмотря на все сложности исторического и духовного порядка, позволяет современному человеку реально пережить радикальный опыт и наиболее адекватно ассимилировать его в свою духовную практику.

Опыт христианства многообразен и, одновременно, универсален. В нем удивительным образом сочетаются жизнь в миру и отшельничество, церковные праздники и аскетизм, упорядоченность монастырской жизни и непредсказуемость юродства. В самосознании христианства наряду с неизменными догматами возможно свободное боговдохновенное творчество, рациональные теологические построения соседствуют с мистическими откровениями, катафатическое богословие дополняется апофатическим.

В христианстве сочетается целостность традиции с разнообразием конкретных форм воплощения и описания религиозного опыта. Поэтому радикальный личный опыт (спонтанный и опасный) вписывается в широкий контекст христианской традиции, опирается на преемственность духовных практик и корректируется опытными наставниками и может послужить толчком не к иллюзорной, а к действительной трансформации личности, стать шагом к реальному преображению или спасению. Таким образом, христианство задает масштаб человеческого в человеке и соотносит его со сверхчеловеческой перспективой, с возможностью преображения и спасения, с надеждой на обожение как на радикальную трансформацию всей человеческой природы.