Лекция 19 5 страница

В другом месте (12:1-31) он говорит: "Не хочу оставить вас, братия, в неведении и о дарах духовных. Знаете, что когда вы были язычниками, то ходили к безгласным идолам, так, как бы вели вас. Потому сказываю вам, что никто, говорящий Духом Бо­жиим, не произнесет анафемы на Иисуса, и никто не может наз­вать Иисуса Господом, как только Духом Святым. Дары различны, но Дух один и тот же; и служения различны, а Господь один и тот же; и действия различны, а Бог один и тот же, производящий все во всех. Но каждому дается проявление Духа на пользу. Од­ному дается Духом слово мудрости, другому слово знания, тем же Духом; иному вера, тем же Духом; иному дары исцелений, тем же Духом; иному чудотворения, иному пророчество, иному различение духов, иному разные языки, иному истолкование языков. Все же сие производит один и тот же Дух, разделяя каждому особо, как Ему угодно. Ибо, как тело одно, но имеет многие члены, и все члены одного тела, хотя их и много, составляют одно тело, ­так и Христос. Ибо все мы одним Духом крестились в одно тело, Иудеи или Еллины, рабы или свободные, и все напоены одним Ду­хом. Телор же не из одного члена, но из многих. Если нога ска­жет: я не принадлежу к телу, потому что я не рука, то неужели она потому не принадлежит к телу? И если ухо скажет: я не при­надлежу к телу, потому что я не глаз, то неужели оно потому не принадлежит к телу? Если все тело глаз, то где слух? Если все слух, то где обоняние? Но Бог расположил члены, каждый в составе тела, как Ему было угодно. А если бы все были один член, то где было бы тело? Но теперь членов много, а тело од­но. Не может глаз сказать руке: ты мне не надобна; или также голова ногам:вы мне не нужны. Напротив, члены тела, которые кажутся слабейшими, гораздо нужнее, и которые нам кажутся ме­нее благородными в теле, о тех более прилагаем попечения; и неблагообразные наши более благовидно покрываются, а благооб­разные наши не имеют в том нужды. Но Бог соразмерил тело, вну­шив о менее совершенном большее попечение, дабы не было разде­ления в теле, а все члены одинаково заботились друг о друге. Посему, страдает ли один член, страдают с ним все члены; сла­вится ли один член, с ним радуются все члены. И вы — тело Христово, а порознь — члены. И иных Бог поставил в Церкви, во-первых, Апостолами, во-вторых, пророками, в-третьих, учителями; далее, иным дал силы чудодейственные, также дары исцеле­ний, вспоможения, управления, разные языки. Все ли Апостолы? Все ли пророки? Все ли учители? Все ли чудотворцы? Все ли име­ют дары исцелений? Все ли говорят языками? Все ли истолковате­ли? Ревнуйте о дарах больших, и я покажу вам путь еще пре­восходнейший".

Эта длинная цитата дает нам ясное представление о том, как еще в апостольское время понималась церковная жизнь. В ней было множество разных служений, и у апостола мы находим учение о природе этих служений. Все они имеют основание в Духе Свя­том, в благодати Божией, они являются как бы харизмой, особым благодатным даром, который дается этому данному члену Церкви.

Мы говорили о том, что жизнь первохристиан была харизматичной. Не было еще Писания, Евангелия и апостольских посла­ний. Сначала было только устное предание. Но и оно не было столь богатым, как теперь, потому что прошло еще очень мало исторического времени, было мало опыта. Христиан было не так много, многие стороны жизни, многие исторические коллизии еще не были испытаны. Не было богословской науки, не всегда можно было спросить у более опытного человека, как поступить. Но в Церкви действовала благодать Св.Духа очевидно, видимым обра­зом, т.к. каждый христианин чувствовал совершенно несомненно действие этой благодати. И ап.Павел изображал это так. Лука пишет об ап.Павле: мы двинулись в такую-то страну, и Дух Свя­той не пошел с нами. Тогда мы вернулись и пошли в другую сто­рону, и Дух Святой пошел с нами. Для них былол очевидно, когда они пребывают в Духе Святом. И если в Духе Святом, значит все правильно, все хорошо. Если нет — так жить не годится, что-то не так, Богу что-то не угодно и нужно искать угодное Богу нап­равление жизни.

Это замечательным образом созвучно словам прп.Серафима, сказанным Мотовилову в беседе о смысле и цели христианской жизни: "Если вы, выше боголюбие, в Духе Святом, то нечего беспокоиться, значит все хорошо. А если почему-либо вы чувствуете, что Дух Святый оставил вас, значит что-то вы не так делали, значит вы погрешили и надо молиться и вопрошать Господа: в чем я согрешил? И каяться в этом, и добиваться про­щения, пока Господь Дух Святой снова не придет к вам".

Это учение прп.Серафима через 18 веков совершенно тож­дественно тому, что мы находим в Св.Писании. Настоящий опыт жизни в Боге всегда один и тот же. И именно такая жизнь явля­ется нормой, она должна существовать в Церкви. Это жизнь свя­тая, праведная, благодатная. Но хотя и в наше время есть такие святые люди, живущие благодатью Божией, знающие волю Божию, тем не менее мы вынуждены признать, что в истории чем дальше, тем сильнее совершается отход от такой жизни. И масса людей, которые называли и называют себя христианами, как правило, та­кой жизни не знают. Они не умеют различать волю Божию и ощу­щать благодать Св.Духа в своем сердце. Они просто не умеют жить в Боге, жить благодатной жизнью. И если случится человеку когда-нибудь в жизни испытать такое благодатное присутствие, то он уже этому бесконечно радуется и запоминает это как самый счастливый момент своей жизни, как момент особенной милости Божией. Потому что, как правило, вся его жизнь проходит иначе, она бывает безблагодатной. Почему? Потому что нет той люб­ви, нет той веры, нет того усердия, как говорил сам прп.Сера­фим, которое былол у первохристиан. Нет того самоотвержения, того целомудрия, той чистоты, нет желания жить в Боге — тако­го, как говорили святые, огнепального желания, т.е. такого желания, которое возжигает сердце огнем. Желания жить с Богом, Богу отдать всю свою жизнь. Такого желания нет у громадной массы людей, называющих себя христианами. Поэтому совершенно утерян тот строй жизни, который был характерен для первох­ристиан.

Харизматическая жизнь. Следовательно, и дары были тоже харизматическими, так они и называются. Как они выглядели? Мы можем теперь только предполагать, только попытаться предста­вить себе, какою была эта жизнь. По-видимому, это было так: христианин, поверив в Бога, принимал Св.Крещение и уподоблялся какого-то благодатного дара. И он этот дар чувствовал в себе, этот дар его призывал к служению, побуждал его служить Церкви. Мы знаем, как апостолы, когда благодать Св.Духа в Пятидесятни­цу сошла на них, тут же вышли на кровлю и стали проповедовать на разных языках, так что каждый пришедший в Иудею на праздник слышал свой язык. Это было чудо, дивное зрелище, когда 12 апостолов одновременно говорили на 12 языках об одном и том же. Это чудо было столь поразительным, что множество людей ре­шили креститься и пришли к апостолам с верой.

Такой дар языков, описанный в Деяниях, является редчай­шим, особенным даром, известным только в апостольское время. Вероятно, бывали такие чудесные дары и потом, но они никогда не бывали такими массовыми, такими систематическими служения­ми, как это было в первое. Тогда дар языков был очень хорошо известен христианам. Правда, мы находим уже в Посланиях ап.Павла мы находим несколько иное описание этого дара. Там рассказывается о том, что человек чувствует в себе благодать и начинает говорить на каком-то языке, совершенно ему непонят­ном, на каком-то таинственном языке. Очевидно, что это про­исходит от благодатного действия Божия, от какого-то благодат­ного восторга. Тем не менее этот дар внушает ап.Павлу некое сомнение, и он даже говорит, что лучше пять слов сказать на понятном языке, чем множество слов на никому не понятном. А если уж что-то говорить таким непонятным образом, то пусть найдется пророк, который будет истолковывать эти откровения, сможет их донести до окружающих. Но снова ап.Павел подчеркива­ет, что предпочтительнее другие дары, которые будут служить Церкви более определенным образом. Не просто будут восторгом и выражением этого восторга, каких-то озарений, а будут полезны­ми всей Церкви. Он уже тогда испытывает некоторые опасения. Были другие дары — пророческие, когда в собрании церковном кто-нибудь один, а может быть, не один, вдруг ощущал присутствие некоего откроевния, ему сообщалось некоторое зна­ние. Он выходил на середину и говорил: так мне говорит Господь, будет то-то и то-то. В Деяниях описан такой случай, когда вышел такой человек, взял пояс ап.Павла и сказал: так говорит Дух Святой — человек, которому принадлежит этот пояс, будет связан в Иерусалиме. И связал этот пояс. Так это и прои­зошло: ап.Павел был арестован. Такие пророческие дары тоже бы­ли очень распространены. Были также дары чудотворений, дары исцелений, дары назидательного слова, проповеди, дар учи­тельства. Все это особым образом украшало и отличало жизнь первохристиан.

Но весьма скоро появляется нечто другое. Апостолы уходят из этого мира, на их место становятся епископы. И с первох­ристианских времен мы находим уже практику архиерейского поставления на церковное служение. Требуется архиерейское бла­гословение и поставление (как впоследствии стали называть ­хиротесия), т.е. некоторое рукоположение не на священническое, диаконское или епископское служение, но на какие-то меньшие степени церковных служений. Появились рукоположения во чтеца, певца; рукополагали диаконисс, получали благословение дидаска­лы (церковные учителя). И всякое служение в Церкви должно было быть с благословения епископского — харизматический способ жизни уходил из Церкви. Уменьшалась ревность христиан, их способность жить детски-благодатной жизнью и появлялась опасность, что вместо явного благодатного состояния появился некая прелесть и люди будут говорить, что они чувствуют что-то или слышат от Бога, а на самом деле они этого не слышат, и это буедт обман, прелесть. Чтобы избежать такого самообмана, тако­го прельщения, приходится ввести церковную дисциплину, прихо­дится сказать: без благословения и поставления архиерейского никто пусть не дерзает ничего делать в Церкви и выдавать себя за кого-либо. Это вынужденная мера, она сохранилась в Церкви на все последующие века.

Но служения церковные остались. Правда, они стали немного меняться. Если в первое время мы находим такой распространен­ный дар — дар языков (по-гречески голосолалия), то постепенно этот дар уходит, мы не видим упоминаний о нем в последующие времена. Весьма редким даром делается и дар пророческий или дар чудотворений, исцелений. Эти дары теперь усваиваются как бы нами и Церковью не всем христианам, а святым людям и дела­ются как бы характерным отличием святых людей, угодников Божи­их. И Церковь как бы проникается таким критерием, что обыцчные христиане не могут творить таких чудес, они даются только в от­вет на праведную, святую жизнь и характерны именно для святых.

Зато появляется и растет служение церковное, которое вызвано к жизни ростом Церкви — служение диаконисс. Служение диа­конов очень быстро развивается в Церкви, причем не в нашем по­нимании как помощников при служении, а служения общественные, благотворительные, милосердные. Конечно, церковные служения развиваются, потому что в Церковь приходит все больше и больше людей, среди них много больных, престарелых, есть сироты, ин­валиды, бедные люди или многодетные, которым требуется помощь: детей нужно учить, воспитывать. Поэтому развиваются диакони­ческие служения.

Первые века знают много замечательных диаконисс, многие из них причислены к лику святых. Диакониссы не могут исполнять диаконское служение при богослужении, и это название вовсе не означает, что в первые века были священницы или диакониссы как младшие священницы. Они были помощницами епископов и пресвите­ров в общественном служении благотворительном, милосердном служении: они ходили по тюрьмам, по больницам, помогали в Церкви при крещении, помогали содержать в порядке храмы, помо­гали кормить бедных или тех, кто храму служил. Собственно,это было все то, что сохранилось и в нашей церковной жизни, только тогда это было более развито, чем теперь. По мере хода времени развивается богослужение, потому развиваются и потребности церковной службы. В церкви нужно много читать, много петь, со временем появляются иконописцы, необходимо шить, вышивать об­лачение. Все это требует многих трудов. Отсюда появляются и чины поставления в чтеца, певца.

Всякое служение церковное было, конечно, тоже избранием. Никогда в Церкви не было такого порядка, что тот, кто послужил Церкви, тот Церковь облагодетельствовал и поэтому ему Церковь должна заплатить или очень его благодарить. Наоборот: всегда считалось служение Церкви даром Божиим. Если тебя избрали на служение церковное, то, значит, ты получил дар от Бога и должен благодарить Бога за это служение. Так было в отношении высших священных степеней, так было и в отношении низших сте­пеней церковного служения. Это было избранничество, и если ты получил его, ты должен благодарить Бога и служить Церкви бескорыстно — без тщеславия, без честолюбия, без всякого карь­еризма. Ты должен радоваться, что можешь внести свою лепту в жизнь церковную и послужить Богу.

Здесь мы находим резкое отличие нашей сегодняшней жизни от жизни древних христиан, уже не харизматиков первого века, но тех чтецов, певцов, диаконисс, которые в первые и последую­щие века христианства полагали свою жизнь на служение Богу. Тогда у каждой церковной общины было множество своих забот: были свои больные, устраивались собственные богадельни. Был обычай строить больницы при храмах, потом он ушел и возродился в более позднее время в другом виде, когда храмы стали строить при больницах. А в древности больницы строились при храмах, потому что вокруг храмов шла вся жизнь.

Естественно, что в общине каждый имел свое место и свое служение — так же как и в теле человека все имеет свой смысл, свое назначение и свое служение. Нет бессмысленных частей или членов тела. Так и в теле церковном каждый имел свое место и служение, свое назначение. В наше время стало по-другому: в истории укоренилась плачевная картина, когда резко отличаются клирики и причетники (так называются те, кто должен петь, чи­тать, стоять за ящиком или убирать храм — причт церковный) от прихожан — тех, кто живет вокруг храма и приходит в храм, что­бы что-то получить от Церкви: исповедаться, причаститься, креститься, венчаться, отпеваться, отслужить молебен. Одним словом, что-то заказать и получить, а исполнять это будут причетники. То есть 4возникают о 0тношения такие, как в некоем мага­зине духовных нужд. Подобно тому, как мы (доведем пример до 4крайности, чтобы он стал очевидным), когда нам нужно что-то в магазине, приходим туда и знаем, что есть сотрудники магазина, есть другие люди, и это люди совсем разные. Мне нужно, я пойду спрошу у сотрудника в магазине, что где продается, сколько стоит, попрошу упаковать что-то. Заплатил и ушел оттуда.

Подобное отношение к храмовой жизни в значительной степени уже давно в истории делается доминирующим. Более того, теряется вообще память даже о том, что были отношения другие, что когда-то были общины, что Церковь вообще есть община, есть Тело Христово. Конечно, в богословии это сохранилось и в семинарии мы учились и учим тому, что Церковь есть мистическое Тело Христово. То есть мы, кто причащается Св.Христовых Таин, одного Тела и Крови Христовых, мы соединяемся в одно тело. Это всегда осознавалось и так было, и действительно телом таким Церковь оставалась. Но это часто бывало похоже на тело человека, лежащего в тяжелейшем инсульте. Действительно, это одно тело, в котором еще кровь как-то по жилам течет, но только ни рукой, ни ногой, ни языком, ни головой это тело не владеет, они ему не служат, а являются тяжелым привеском, нагрузкой, и нужно, чтобы кто-то приходил и поворачивал это тело, чтобы у него пролежней не было.

К сожалению, наша церковная жизнь стала похожа на такого вот больного человека, который утратил способность ходить, что-то слышать ушами, видеть глазами, говорить языком. Все в нем истлело, осталось только последнее дыхание жизни и кровь еще движется по жизни. На такого полумертвеца очень часто походит современная Церковь в ее земном смысле. Не подумайте, что я хочу умалить Церковь Христову, она всегда тождественна сама себе, всегда непорочна и совершенна. Но в каком смысле? В смысле духовном, в смысле вечном, в смысле своей полноты. В богословии мы имеем такое разделение: Церковь воинствующая, земная, и Церковь торжествующая, небесная. Это разделение несколько условно и я его не очень люблю, потому что оно упрощает картину, но все-таки мы часто говорим о земной жизни

Церкви и о Церкви Царства Небесного. Я, конечно, имею в виду только земную жизнь Церкви, которая может быть и бывает в истории ущербной. И все это как раз и проявляется в упадке церковных служений, хотя, конечно, не только здесь. Но более всего именно здесь.

Как уже говорилось, мы находим постоянный упадок в совер­шении таинств, в совершении пастырского служения. Но, может быть, самое разительное падение церковной жизни видно именно в забвении, каком-то полном омертвении церковного служения. Где теперь диакониссы, кто о них помнит? Их просто нет. На протя­жении второй половины 20 века или, может быть, всего 20 века, богословы взывают о том, чтобы возродить диаконисс, но этого не происходит. А кто теперь где-либо видел поставленных чтецов или певцов? Не находим мы этого. Мы видим теперь, что епископ рукополагает в чтеца только лишь непосредственно перед хирото­нией в диаконы. Почему? Потому что не находим мы таких чтецов, которые действительно готовы принять это как свое церковное служение. Ведь оно ко многому обязывает. После такой хиротесии уже нельзя было жениться. Так где же эти люди, которые решили посвятить себя служению чтеца? Таких людей мы не видим. Тем более не видим мы таких певцов. Но видим обратное: на правом клиросе у нас стоят сплошь и рядом неверующие люди, иногда некрещеные, иногда мусульмане и поют "Иже херувимы" просто по­тому, что у них есть голос, слух и музыкальное образование и они хотят заработать. До недавнего времени это был неплохой способ заработать. А во время шестопсалмия можно выйти поку­рить.

Это все, к сожалению, наши будни, наша сегодняшняя цер­ковная жизнь. Сейчас, когда наступило некоторое отдохновение, что ли, историческое, кажется, что все-таки есть настоящие певцы и хоры. Да, сейчас благодатный момент: денег стало мало в Церкви и певцы дорогостоящие реже могут найти такой клирос, где получат нужную зарплату. Это очень хорошо, и я очень рад и желаю, чтобы не осталось ни одного правого хора в нашей Церк­ви, который вот таким образом живет. Потому что на правом хоре даже узаконено было, что певцов приводит регент, священник да­же не знает, кто сегодня поет литургию или какой там встал грешник или не грешник. Произносится во время литургии:"Огла­шеннии, изыдите!", но никому из правого хора не приходит в го­лову выйти, потому что он не верит в Бога. Не просто оглашен­ный, а некрещеный и не собирающийся креститься.

Я еще помню таких певчих, которые говорили: "Мы доброе дело делаем, мы попов раздаиваем". Значит, у Церкви деньги от­нимаем. Такие хулиганы еще недавно пели у нас на клиросе.

Скажу еще и о другом. Церковь в древности знала служение ктитора, т.е. попечителя о храме. И поэтому у нас ретивые диа­коны в 20 веке очень часто поминали ктитора такого-то, хотя ктитор в эти давно уже не существуют, а существуют старосты, которые в течение многих десятилетий засылались исполкомами или уполномоченными с целью грабить Церковь. Не быть попечите­лем, а просто воровать у Церкви и отдавать эти деньги в райком партии, в исполком. Так что наши храмы московские, как это ни парадоксально, по существу говоря, содержали райкомы и испол­комы. Зарплата у них была не очень большая, поэтому они, зная, что в Церкви есть касса "левая", государством не охваченная, запускали в эту кассу руку. Люди церковные несли в храм денеж­ки, думая, что они на Церковь их несут, а райкомы, исполкомы и их уполномоченные выгребали оттуда все дотла, так что у Церкви часто не оставалось денег ни на что, кроме зарплаты и средств, чтобы прокормить тех, кто обед варил. А если ты делал ремонт в храме, потому что крыша прохудилась, то нужно было обязательно пойти и нанять таких рабочих, которых даст опять же исполком. И они продиктуют, сколько рабочих взять и сколько им запла­тить. И мы платили им деньги, а потом говорили: "А теперь вы уйдите, а мы все сделаем сами". Такие времена были еще недавно.

Так что церковные служения не только потерялись, но каким-то сатанинским образом извратились, сменились на что-то противоположное. Те, кого называли ктиторами, стали самыми страшными разбойниками, от которых священники не знали куда деваться и как их изжить. Вместо певчих, которые должны были совершать вместе со священником Божественную литургию, появи­лись певцы правохорные, которые не дают возможности молиться, потому что устраивают какую-то свою оперу и ведут себя совер­шенно непотребно. И так далее. А все настоящее, положительное было запрещено — учить детей, оказывать благотворительную по­мощь. Еще недавно по советским законам Церковь не имела права никому ничем помогать. Никакая благотворительность церковная не была возможна, она была запрещена и уголовно наказуема. Так же, как уголовным преступлением считалось обучать детей рели­гии. Если возьмешь и будешь учить двоих-троих детей, то от двух до трех лет тюрьмы полагалось за это. Это еще совсем не­давно было, хотя вы уже, наверное, этого не помните. В 80-е годы все это еще было, хотя и с меньшей остротой, чем в 50-60-е годы. В 80-е годы, когда мы делали детский хор, спевки проводились то на одной, то на другой квартире, потому что это было серьезной опасностью.

Служения утратились, но это случилось не сразу. Еще до революции что-то можно было делать и что-то Церковь делала, но настолько уже был потерян дух церковного служения, что все это постепенно как бы атрофировалось. Именно поэтому и стал возмо­жен такой переворот — атеизм советский, революция, гонения на Церковь. Потому что Церковь как бы в паралич попала, ее жизнь стала нездоровой, ненормальной. Как всякая болезнь, это состо­яние имело свой кризис. Обычно болезнь развивается, человеку становится все хуже, а потом наступает момент, когда он или выздоравливает, или умирает. Скажем, гангрена: человеку нужно отрезать ногу, и он выздоровеет. Нечто подобное случилось и с нами: Церковь испытала страшное гонение, оно по существу при­вело к тому, что многие как бы мертвые члены Церкви отпали. Здоровых членов убили, а мертвые просто отпали, испугавшись. И Церковь в значительной степени освободилась от огромного бал­ласта номинальных христиан, которые вовсе Церкви служить не хотели, которые никогда себя не мыслили настоящими членами Церкви, а были всего-навсего прихожанами по традиции — и все. вот сейчас, если мы хотим, чтобы Церковь жила, чтобы действительно возрождалась церковная жизнь...(пропуск в за­писи), потому что если Церковь не встанет на ноги, России не будет больше.