Лекция 13 2 страница

Поэтому креститься в тот момент, в то время было психоло­гически очень трудно, почти невозможно. Это было большим под­вигом. В последующее время, когда христианство стало распрост­раняться и вроде бы стало креститься легче, стало уже много христиан и благодатные дары их были очевидны, в это время на­чинаются страшные гонения. И новокрещенный очень часто тут же бывает отведен на площадь и подвергается пыткам и казни. Так что креститься очень часто означало — подвергнуться мучениям и лютой смерти. Для того чтобы креститься, надо было иметь реши­мость за Христа умереть прямо вот теперь.

Из многочисленных мученических жизнеописаний мы знаем, как бывало: воины, призванные для того, чтобы казнить и пытать христиан, вдруг сами объявляли себя христианами и тут же ста­новилиь в ряды мучеников, даже не успев покреститься. И тут же подвергались пыткам и казни за то, что они себя только объяви­ли христианами. И таких случаев было очень много.

Но это означало, что принятие веры православной христи­анской требовало всегда очень большого подвига, оно никогда не могло совершиться формально. И, конечно, христиане не могли подвергать такой участи детей, которые не имеют сил для того, чтобы исповедовать свою веру перед лицом гонителей, которые не могут сознательно идти на смерть. У детей, конечно, восприятие совершенно иное, но и у христиан тогда не было мысли, что нек­рещеный ребенок обязательно погибнет, если он не крещен. Поэ­тому весьма поздняя интерпретация крещения, тоже, конечно, ма­гического происхождения, была совершенно для христиан непонят­ной и чуждой. Естественно, что обречен на гибель тот, кто соз­нательно отрицает крещение, кто противится Богу. А ребенок, который просто не сознает всего, за это не может быть наказан. Поэтому крещение младенцев вовсе не воспринималось как нечто обязательное. Не было трагедией, если младенец не будет кре­щен, и не считалось, что он обречен на гибель. Не в этом дело. Очень скоро крестить младенцев начали. Почему? Не потому, что боялись их гибели, если они не покрестятся. А потому, что появились христианские семьи. И вот такая семья, скажем, роди­тели и старшие дети, живет полноценной церковной, литурги­ческой жизнью, т.е. часто причащается, молится Богу, является членом общины, живет в полноте благодатных даров, и вдруг рож­дается младенец и оказывается выключенным из этой жизни, он не может жить вместе со всей своей семьей.

Вот это, конечно, чрезвычайно неестественная ситуация. Младенец, который имеет ангельскую душу, он-то как раз и лишен полноты благодатной жизни, которую имеет вся семья. Это совер­шенно противоестественная ситуация и поставила вопрос о креще­нии младенцев. То, что баптисты этого не чувствуют, не сознают и в их семьях живут некрещеные дети, указывает только на то, что они не знают благодатной жизни. Если бы они знали благо­датную жизнь, то, конечно, и они не могли бы вынести, что у родителей это есть, а у детей нет. Именно потому, что и у ро­дителей ее нет, потому они и спокойно всё это переживают. А древние христиане жили настоящей благодатной жизнью, т.е. они жили в Духе Святом. Это была жизнь, как мы говорили, харизма­тическая, постоянное присутствие благодати Божией ощущалось каждым христианином, и младенец, лишенный этой благодати, ­это было непредставимо.

Тогда Церковь решила, что можно крестить младенцев, можно дать им благодатную жизнь, но тогда, когда она им гарантирова­на. Когда ребенок рождается в христианской церковной семье и будет воспитан в вере, будет часто причащаться, будет жить благодатной жизнью. И без того, чтобы убедиться в такой гаран­тии, Церковь не довольствовалась, скажем, просьбами родителей, а требовала как бы еще одного независимого свидетеля, на кото­рого возлагала ответственность за обеспечение церковной жизни младенца. Восприемник, крестный — это и есть такой человек, который берет на себя ответственность и перед Церковью обязу­ется, что ребенок будет жить церковной жизнью.

Одновременно он за младенца произносит крещальные обеты и исповедание веры, тем самым как бы принимая на себя обяза­тельство воспитать младенца так, чтобы он, возрастая, подтвер­дил эти обеты и это исповедание веры. Здесь нужно отметить, что роль воспреемника-крестного у младенца совершенно иная, чем у взрослого. Восприемник, или крестный, взрослого человека ни за что особенно не отвечает. Он является просто помощником. Вся ответственность лежит на самом крещаемом, который созна­тельно приходит в Церковь к Св. Крещению, сам отрекается от зла, соединяется со Христом, исповедует веру, сам выбирает свой путь, и восприемник просто помогает ему. А у младенца это не так. Без восприемника вполне можно крестить взрослого чело­века, хотя лучше, если будет помощник. Но младенца крестить без восприемника нельзя, здесь совсем другая мера ответствен­ности. И когда у нас это все забыто и младенцев крестят без всякого осознания ответственности, когда крестными становятся люди не церковные, которым вообще это все невдомек, которые сами не то что Символа веры не знают, но не причащаются, не молятся, а становятся кумовьями, празднуют, выпивают...

На таком уровне совершение крещения — это просто страшно, это трагедия, и каждый, кто так приходит к крещению, не должен удивляться, когда младенцы вырастают преступниками, или боль­ными, или сумасшед­шими — это вполне естественно. Потому что в начале их жизни совершилось нечто страшное — профанация вели­чайшего таинства, попра­ние благодати Святаго Духа.

Лекция 14

Сегодня мы начинаем изучать последование святого креще­ния. В прошлый раз мы закончили чин оглашения. В древности чин оглашения совершался отдельно от крещения, поэтому чин креще­ния был гораздо короче и совершался совершенно самостоятельно. Теперь это не так. Теперь, как правило, оглашают и крестят подряд, так что под крещением, которое совершается теперь как треба, подразумевается сразу и оглашение, и крещение. Этим чин немного удлиняется и, конечно, комкается.

В требнике последование святого крещения начинается таким предисловием: "Входит священник и облачается в священническую одежду белую и нарукавницы....отходит к купели и кадит окрест и отдав кадильницу, поклоняется. Также глаголет диакон: "Бла­гослови, владыко". Священник же возгласно: "Благословенно царство Отца и Сына и Святаго Духа ныне и присно и во веки ве­ков".

Этот возглас начальный взят из чина литургии. Позднее мы узнаем, что еще только одно таинство начинается таким возг­ласом — таинство брака, чинопоследование брака. Сам по себе этот возглас указывает, во-первых, на значение совершаемого таинства. А оно имеет величайшее значение. А во-вторых, что еще более важно, указывает на то, что это таинство связано с литургией особенно тесно. Потом мы увидим, что оно совершалось просто как бы в составе литургии. Раньше крещение, как и дру­гие таинства, были укоренены в литургии. Это не значит, что они не могли совершаться отдельно, но, как правило, Церковь мыслила таинства именно в составе литургии.

Конечно, это имеет для нас очень большое значение, потому что означает, что таинство крещения имеет всю полноту, всю особенную красоту и значимость, особенную благодатность, кото­рую мы совсем теперь не чувствуем, когда крещение совершается где-то в углу храма, поспешно, как какая-то платная треба. Мы не понимаем, что здесь имеет место величайшее событие — рожде­ние новых чад Церкви, что это действительно праздник всей Церкви. Это есть событие, которое невозможно оценить и описать, это как раз то, что свидетельствует о жизни Церкви: Церковь рождает новых чад своих. Подобно тому, как рождается в семье младенец, и это всегда бывает величайшим, огромнейшим событием в жизни семьи, вообще во всей ее истории. Точно так же и здесь: рождение новых чад церковных есть большой празд­ник, и такое рождение должно совершаться всей полнотой Церкви. Вот такая полнота, такое величие достигаются, конечно, во вре­мя литургии. Поэтому в древности и совершалось крещение в чине литургии.

После литургийного возгласа следует мирная ектения, кото­рая бывает в начале всякого большого богослужебного чина. Но после прошений обычных, как во всякой мирной ектении, следуют прошения особенные (текст молитвы). Эти прошения известны нам из чина великого водоосвящения, которое совершается в день Бо­гоявления, и относятся они к освящению воды. А дальше снова идут необычные прошения, которые уже относятся к крещаемым (текст молитвы). Среди этих прошений я прошу вас обратить вни­мание на одно, очень важное для нас прошение: "О еже быти ему...". Что это значит? Почему в чине крещения говорится о том, чтобы ему, крещаемому, как бы приобщиться смерти перед крещением Христу, Богу нашему. Здесь мы имеем как раз указание на тот величайший смысл крещения, о котором мы говорили: крещение есть таинство умирания, сораспятия Христу, таинство смерти для жизни прежней и воскресения в жизнь новую, в жизнь вечную.

Это есть именно рождение водой и Духом и в то же время смерть и воскресение. И сам обряд крещения, который является погружением в воду, имеет, конечно, специальный смысл. Если у ветхозаветных евреев, у Иоанна Крестителя крещение в воде оз­начало омовение, символизировало духовное очищение, то здесь мы находим нечто большее. В соответствии с этим прошением мы понимаем под погружением в воду не просто омовение водой, но как бы погребение в недрах, а восхождение из воды символизиру­ет воскресение из гроба, воскресение из мертвых. Как всегда, форма, обряд являются символом духовного содержания таинства.

Это очень важно понять. Тогда мы будем понимать и то, почему православная Церковь придает такое большое значение имен­но погружательному крещению. Многажды раз в истории приходи­лось отстаивать это погружательное крещение. И в древности бы­ла борьба за это, и в средние века перед католиками православ­ная Церковь отстаивала это крещение через погружение, потому что католики давно уже крестят обливанием. И в наше время, когда по не зависящим от нас причинам русская Церковь перешла на обливание взрослых людей, все-таки оказалось, что ревность к сохранению таинства у нас не исчезла. И как только была дана свобода, во многих храмах нашей Церкви стали строить баптисте­рии, чтобы восстановить нужную форму крещения — крещение пог­ружательное.

Заодно скажу сразу же: некоторые беспокоятся, что креще­ние обливательное не такое благодатное, не такое полное. И не нужно ли креститься заново тем, кто крещен был через облива­ние? Ответ на это однозначный: креститься заново не нужно, и крещение через обливание тоже является благодатным и полным. Но форма здесь ущербна. Святые обряды здесь как бы умаляются. В какой степени? Приведу вам интересный древний опыт. В древ­ности бывали случаи, когда человек, желая креститься, принять христианскую веру, откладывал это крещение на самый конец жиз­ни, потому что крещение было опасным: если ты крестился, то после этого можно было ожидать пыток и смерти, казни от языч­ников во времена гонений. И многие боялись креститься, хотя верили и желали присоединиться к Церкви и умереть крещеными.

Бывало так, что лишь на одре болезни или на смертном одре они призывали священника, чтобы принять святое крещение. Естественно, лежачего больного не погрузишь в воду, тем более что баптистериев тогда тоже не было, и на водоем его тоже не повезешь креститься. И приходилось пользоваться обливанием. Такие обливанцы тогда назывались иначе — клиниками. Отсюда, между прочим, и пошло название наших клиник. То есть, крещение больных называлось клиникой. Конечно, это крещение признава­лось полным, идентичным обычному крещению. Но вместе с тем бы­ло введено ограничение, совершенно неожиданное. Если такой клиник после крещения выздоравливал, он не мог быть рукополо­жен в священный сан. Почему? Не потому, что крещение было не­полным, а потому, что вера у него была слабая. Если он не крестился до тех пор, пока смерть к нему не подошла, а раньше боялся, значит священником он быть не может. Не крещение у не­го было недостаточным, а вера его была недостаточной.

Таким образом, нынешнее обливательное крещение, которое никак не свидетельствует о недостатке веры, а свидетельствует о недостатке баптистериев, никаких ограничений на нас не нак­ладывает, но оно является ущербным по форме, в нем как бы утрачивается красота этого замечательного, чудного обряда креще­ния. А поскольку мы люди с вами плотяные, поскольку мы не име­ем, к сожалению, достаточного духовного зрения, то очень часто, комкая обряд, теряя значимость формы, мы гораздо меньше можем усвоить в духовном содержании таинства. Чем менее вели­чествен, чем менее красив, прекрасен обряд, тем труднее нам проникнуть в суть совершаемого события. И вот поэтому, конеч­но, следует везде и всюду, как всегда учила Церковь, стараться восстановить древний, освященный веками обряд крещения.

А теперь я возвращаюсь к последовательности крещального чина. После того как диакон скажет мирную ектению (а если диа­кона нет, то сам священник), обычно следует возглас: "Яко по­добает Тебе всякая слава, честь и поклонение Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков. Аминь". Мирная ектения всегда заканчивается таким образом. Но здесь такого возгласа нет. Недавно решил я с одним опытным регентом об этом поговорить и удивился. Регент этот очень давно регентует и хо­рошо знает службу, но тем не менее полагал, что этот возглас относится к самой ектении. Но это не так. На самом деле на ли­тургии во время произнесения ектении священник читает молитву. И возглас является одновременно окончанием молитвы. Молитва читается тайно, в алтаре, а возглас, как всегда, говорится громко. То есть возглас связан не только с ектенией, но и с молитвой.

И вот здесь возгласа нет потому, что молитва здесь совер­шенно другая. Не та, которая бывает на литургии, а совершенно иная. Я вам сейчас ее прочитаю, а вы постарайтесь быть внима­тельными. Молитва эта читается тайно, хотя все другие молитвы из чина крещения читаются вслух (текст молитвы).

После этого священник громко возглашает: ".............." Этот возглас произносится трижды. Он напоминает нам опять-таки о чине великого освящения воды на праздник Богоявления. Но мо­литва, которую я прочитал, не имеет аналога в богослужении, кроме одного случая — во время пения Херувимской песни священ­ник читает такую же молитву. Не именно эту, другую, но такого же смысла: молитву о себе самом, в которой он просит Господа простить его грехи и соделать его, недостойного и немощного, сильным, укрепить его Своей благодатью и через него совершить страшное и славное чудо — чудо рождения нового члена Церкви.

Эта умилительнейшая, трогательная, возвышенная молитва показывает отношение Православной Церкви к таинству крещения и вообще ко всякому таинству. Если вы помните, всякое магическое отношение подразумевает договор: ты мне — я тебе. Не важно, что и как я сделаю, важно, чтобы я произнес некую договорную формулу, и дальше все должно исполниться независимо от того, что у меня на сердце, чисто я живу или нет, грешен я или нет, достойный я или нет человек. Поскольку произнесен какой-то текст, пусть даже бессмысленный заговор, набор слогов ка­ких-нибудь, тарабарщина, то автоматически должно все совер­шиться и исполниться. Это магическое действование, если оно основано на таком принципе.

В христианстве, в православной вере этого быть не может. Тут все зависит от веры, от любви, от устроения сердца челове­ка. Поэтому-то здесь и молится священник, чтобы Господь его, недостойного, принял в смирении, очистил бы его сердце, дал бы ему веры, молитвы, укрепил бы его благодатной Своей силой, соделал бы его, недостойного и немощного, орудием Своего изво­ления, Своего творческого действия. Эта молитва в себе как бы являет учение о природе таинства. После того как священник таким образом приготовится, он приступает к дальнейшему чину освящения воды. Дальше читается молитва (текст молитвы): "...и освяти воду сию". Я думаю, эта молитва вам знакома. Недавно она громко читалась в храме при великом освящении воды на Богоявлении. Эта молитва полностью взята из того чина. Возглас "..." тоже повторяется трижды, как и в том чине.

И дальше продолжение (текст молитвы): "...да сокрушатся...вся супротивные силы". Этого уже в чине освящения воды нет. Такое действие происходит трижды, и мы опять возвращаемся к тому, о чем говорили в прошлый раз: опять священник дует на воду и благословляет ее трижды рукой. Затем идет молитва, ко­торой тоже нет в чине освящения воды на Богоявлении: "...вкупе с... Твоим Отцем и пресвятым и благим Твоим Духом, ныне и присно и во веки веков. Аминь".

Эта длинная молитва имеет в себе как бы две части, и вто­рая часть — это молитва о том, чтобы крещаемый здесь сподо­бился обновлению и освящению, чтобы он стал общником воскресе­ния: "..." (текст молитвы). "Общником воскресения будет" — то же самое, что было в особо прочитанном мною прошении мирной ектении, та же самая мысль. А в начале этой молитвы содержится несколько иная мысль, которая требует, мне кажется, специаль­ного объяснения потому именно, что, как показывает печальный опыт, эта мысль бывает непонятной даже священникам. Они счита­ют ее архаизмом, пережитком язычества, потому что здесь гово­рится: "..." (текст молитвы). Молимся о том, чтобы в воде не было темного демона, чтобы не сошел лукавый дух вместе с кре­щающимся в воду, чтобы всякие неявленные воздушные привидения от нее отступили. То есть, как бы явные пережитки темного вре­мени, когда боялись каждого сучка и каждой былинки и всюду ме­рещились темные силы, от которых надо было оберегаться, охра­няться. Это в магизме, в колдовстве очень часто встречается. Такие вот "рудименты" языческого прошлого как бы проникли в эту молитву.

Думаю, что Церковь наша иначе мыслила, когда молитва эта составлялась. Что здесь имеется в виду? Вспомните о совсем другом моменте в жизни нашей Церкви. Вспомните, как в Еванге­лии в описании Тайной Вечери говорится о том, как Христос, преломив, давал хлеб апостолам и дал кусок хлеба и Иуде Иска­риотскому. И дальше в Евангелии сказано: "И по хлебе вниде в него сатана". И он, взяв этот хлеб и потребив его, пошел в Си­недрион и сказал: "Что вы дадите мне, и я предам Его?".

То есть даже рядом со Христом, даже принимая из рук Христа хлеб, который не был еще евхаристией, как некоторые ду­мают, но во всяком случае был не простым хлебом, это было осо­бенное благословение Божие, это уже как бы прообразовало, го­товило евхаристию. Я подчеркну этот момент. Есть разные толко­вания. Некоторые думают, что этот хлеб был хлебом причащения на Тайной Вечери, а по другим толкованиям это было не так, по­тому что пасхальный хлеб давался несколько раз. И вот евха­ристическим хлебом был последний опреснок. А сначала это был простой хлеб. Но все равно, даже если Иуда и не причастился Тела Христова, а просто хлеб получил, то это тоже было необыч­ным, потому что от Христа он получил хлеб, как и все апостолы.

И тем не менее здесь, рядом со Христом, в этой Сионской горнице, все же смог войти в него сатана. Подобно этому, мы знаем, можно и причаститься Тела и Крови Христовым в осуждение себе. Подобно этому и всякое таинство может быть нам в осужде­ние. Всякая святыня, всякое благодатное действие Божие может быть нам во спасение, а может быть в осуждение. И если в осуж­дение, то, конечно, это и означает, что может войти в нас злая темная сила и мы не освятимся, а станем еще большими причаст­никами греха.

Значит ли это, что сама по себе святыня может действовать пагубным образом для нас? То есть значит ли это, что всякая святыня может нас освящать, а может и сгубить? Конечно, нет. Благодатное действие Божие направлено всегда к нашему спасению и освящению. Но если мы принимаем этот благодатный дар Божий без благоговения, без веры, без любви, без смирения, без бла­годарности, то тогда наше сердце оказывается неспособным вместить в себя благодать Божию, тогда совершается нами ко­щунство, и это кощунство — неправильное наше отношение к свя­тыне, к благодатному Божиему дару — оно-то и губит нас, оно и делается условием того, что может войти в нас сатана и злая сила. Наше сердце, которое попирает святыню, естественным об­разом делается обиталищем демона.

Таким образом, и крещальная купель тоже может быть для нас местом рождения духовного, а может быть и местом, где мы получим осуждение сугубое. Можно креститься тоже себе в суд и осуждение, как можно причаститься и исповедаться в осуждение себе. Может и здесь тоже войти в нас сатана, может и здесь оказаться, что наше сердце не способно принять благодатный Бо­жий дар, но сделается открытым для злой, темной силы.

И вот молитва, которую мы читали, говорит именно об этом. Дело ведь не в том, что как язычники охраняются, оберегаются от всяких стихийных сил и окружающие предметов, дело в том, что мы молимся о том: "Молим Тебе Господи, да отступит от нас всевоздушное привидение, да не утаится в воде сей демон темный". Видите: пусть от нас отступит всякая злая сила, чтобы не получилось так, что в этой воде, к которой мы не сумеем правильно приблизиться, мы были осуждены; чтобы неблагоговей­ное наше отношение к ней соделало нас причастниками темной си­лы. Опять-таки это противоположно магизму, ибо речь идет о на­шем сердечном устроении.

Эта молитва имеет очень большое значение для нас. И как пагубно то, что во время нашего богослужения вообще, и в част­ности во время крещения, мы так мало понимаем, так мало участ­вуем в этих молитвах. Мы не молимся об этом, мы не слышим го­лоса Церкви, мы не стараемся действительно устроить свое серд­це так, как учит нас Церковь. Поэтому так часто и бывает, что­ человек, крестившись, уходит из Церкви навсегда. Это бывает теперь очень часто, когда крещение совершается неблагоговейно и самим священником, и тем, кто приходит ко крещению.

Но вот после того, как молитва прочитана, священник гово­рит: "Мир всем. Главы ваша Господеви преклоните". И дальше ска­зано: "И дунет трижды..." (текст молитвы).

Следует сказать, что помазание елеем — это очень древний чин. Как мы увидим дальше, помазание совершается не один раз в чине крещения. Вернее, в чине крещения один раз, а есть еще другой чин. Так вот, освятив таким образом елей и возг­ласив: "Вонмем", священник начинает петь трижды "Аллилуиа", и с ним поют все. Священник берет этот елей и совершает три крест­ных знамения в воде этим елеем, как бы помазывает этим елеем воду. Обычно это делалось перстами, теперь кисточкой мы берем елей и делаем крест на воде"....Всякого идущего в мир ныне и присно и во веки веков. Аминь". И приносится крещаемый. "Священник же вземлет от елея... и творит крестообразно на челе и в персях и на междорамии, глаголя: "Помазуется раб Божий (имя рек) елеем радования во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь." И назнаменует его перси и междорамие..., глаголя: "Во исцеление души и тела"..."(молит­ва до конца).

Что значит "междорамие"? Это спина между лопатками. Те­перь, ко сожалению, при крещении обычно не помазывают как по­лагается: лоб, грудь справа и слева, спину, уши, руки и ноги. Такой помазанный оглашенный полностью готов к совершению кре­щения. Теперь священник "крещает его, право его держа зряща на восток и глаголя: "Крещается раб Божий (имя рек) во имя Отца, аминь; и Сына, аминь; и Святаго Духа, аминь".....низводя его и изводя". Это значит, что священник берет младенца, если это младенец, или взрослого за руку и лицом на восток (с младенца­ми это редко получается, обычно младенца лицом к себе держит священник) и погружает в воду трижды: "Крещается раб Бо­жий, скажем, Иоанн во имя Отца, аминь (погружает крещаемого и поднимает над водой или выводит из воды), и Сына, аминь (то же самое), и Святаго Духа, аминь".

Эту тайносовершительную формулу следует вам всем хорошо знать, хотя мы говорили много раз о православном отношении к тайносовершительным формулам. Почему надо ее знать? Потому что крещение — это единственное таинство, которое может совершить всякий христианин, а не только священник. В некоторых особен­ных случаях и приходится иногда это таинство совершать. Напри­мер, раньше повивальных бабок учили совершать крещение. Если рождается младенец очень слабенький и видно, что он может уме­реть сразу же, то такая воспреемница тут же младенца крестила сама. Для этого надо иметь самую простую чистую воду (с ней ничего не надо делать) и в этой воде таким образом окрестить: "Крещается раб Божий... во имя Отца, аминь; и Сына, аминь; и Святаго Духа, аминь". Такое крещение считается полным и не повторяется. Если такое крещение совершено православным христианином или христианкой, то его священник повторять уже не будет.

Что можно сказать об этой формуле? Это называется креще­ние во имя Святой Троицы, и оно признано Вселенским Собором единственно правильным. Если кто-то крещен во имя одного лица Св.Троицы, то это будет неправославное крещение. Предположим, получится так, что священник устал и почему-либо скажет: "Во имя Отца, аминь; и Сына, аминь", а "во имя Святаго Духа, аминь" не скажет. Что тогда будет? По католическому учению крещение недействительно, потому что формула нарушена. Но по православному учению, конечно, такое крещение будет вполне правомерно и ничего страшного не произойдет. Дело не в том, чтобы сказать волшебное "аминь", а в том, чтобы крестить во имя Св.Троицы и трижды погрузить в воду. Конечно, чтобы не бы­ло искушений, нужно говорить все правильно, так, как написано в требнике, но не нужно придавать магического значения разным формулам, потому что это грех. Нужно к этим формулам от­носиться с уважением, это формула, которая поставлена Цер­ковью, Церковью же утверждена и имеет большое значение. Но не сакраментальное, не магическое значение. Поэтому если вдруг окажется, что какой-то батюшка перепутал, как это иногда быва­ет, то не нужно ужасаться и думать, что теперь крещение не­действительно. Это не так. Но самим, конечно, нужно всегда стараться все делать правильно, как это предписывается Цер­ковью.

Если мы начнем произвольно нарушать сначала одно, потом другое, третье, то от чина ничего не останется и наступит хаос. А то, что благословляется Церковью — святые, каноны, обря­ды, — все это освящено многовековым опытом, традицией церков­ной, разумом церковным, и для нас это свято. Но нужно понимать это не в смысле магического значения, а в смысле почитания церковного обряда.

Возвращаюсь к крещению, совершаемому не священником, ска­жу, что после чина крещения в требнике содержится сокращенный чин крещения страха ради смертного, который может служить и сам священник. И мне приходилось совершать такой чин, когда действительно есть угроза смерти и длинный чин вычитывать нельзя. Тогда берется простая вода, читается одна молитва, ко­торая приводится в требнике, и священник совершает крещение. И такое крещение тоже будет действительным.

Если же крестит мирянин, то никаких молитв он не читает, потому что молитва эта предписывается священнику. Он просто крестит, погружая в воду с верой во имя Отцы и Сына и Святаго Духа, произнося крещальную формулу, и такое крещение тоже бу­дет действительным.

Нужно ли его потом восполнять? Если мы возьмем "Настоль­ную книгу для священнослужителей", скажем, Булгакова или ка­кую-то другую (их было несколько), то мы найдем разное отноше­ние к этому вопросу. Есть мнение, что нужно восполнять. То есть если повивальная бабка крестила младенца и он выжил, то нужно принести ребенка в церковь и священник должен прочитать все то, чего она не прочитала, задним числом. Но такая рев­ность о полноте чина вполне делает честь любому старообрядцу, но она вполне бессмысленна. Мы же признаем крещение, оно уже совершилось, так какой же смысл читать молитвы, в которых просят совершить это крещение? Зачем освящать воду, в которой мы не будем заново крестить? Это, конечно, усердие чрезмерное. Поэтому такое восполнение не обязательно, в нем нет нужды, прочитывать молитвы задним числом совершенно не обязательно. Это примерно то же, как некоторые священники рекомендуют про­читать последование ко святому причащению после причастия, если ты не успел это сделать до причастия. Это все равно что сначала пообедать, а потом сварить суп.

Так же и здесь. Можно прочитать другие молитвы, благо­дарственные, например, или благодарственный акафист, но зачем же читать то, что лишается смысла?

Но восполнить тем не менее такое крещение необходимо, и вот почему. После того как крещен младенец или взрослый, чита­ется псалом 31: "Блажени имже оставишася беззакония и ихже прикрышася греси. Блажен муж, емуже не вменит Господь греха, ниже есть во устех его лесть. Яко умолчат, обветшаша кости моя, от еже звати ми весь день. Яко день и нощь отяготе на мне рука Твоя, возвратихся на страсть, егда унзе ми терн. Беззако­ние мое познах и греха моего не покрых, рех: исповем на мя беззаконие мое Господеви, и Ты оставил еси нечестие сердца мо­его...".

Весь этот псалом имеет хвалебное, благодарственное звуча­ние и должен был бы читаться трижды. Это показывает, что кре­щение совершалось неторопливо и, очень может быть, было много людей, которые крестились. Во время этого крещения, пока свя­щенник крестит, вероятно, читали этот псалом, даже не читали, а пели. После чтения этого псалма священник облачает новокре­щенного со словами: "Облачается раб Божий (имя рек) в ризу правды, во имя Отцы и Сына и Святаго Духа. Аминь". И поется тропарь: "Ризу мне подаждь светлу...".

Священник облачает новокрещенного в "светлую ризу" — белую крестильную рубаху, в которой затем новокрещенный остается до конца чина, а раньше оставался и дальше. Эта одежда тоже символична — она символизирует чистоту, которую приобрел кре­щаемый. По церковной традиции, по древней вере в таинстве Св. Крещения человеку прощаются все его грехи, какие бы он ни совершил, все его проступки, все то, что он сделал в жизни плохого, — все это как бы ни во что вменяется. Все это отныне забыто Богом и должно быть забыто людьми. Он родился заново, а для прежней жизни умер. Это единственная и великая возможность помолиться и начать жизнь заново.