Лекция 13 6 страница

Конечно, здесь остается проблема венчания второбрачных, хотя она уже в значительной степени снята, поскольку таинство брака теперь уже не связано неразрывно с Евхаристией. Но для второбрачных составляется отдельный чин венчания. Если молитвы чинопоследования брака обычно бывают очень торжественными, ра­достными, то молитвы чина второбрачных имеют покаянный смысл. В них говорится о немощи естества и испрашивается милость и прощение у Бога. Но и то, и другое теперь как бы вне Евха­ристии, утрачена та определенность, которая существовала в древней Церкви, когда первый брак совершался как таинство, а второй брак не совершался как таинство. Теперь венчание совер­шается и там, и здесь, нет того противопоставления, нет той чистоты, той ясности в учении Церкви.

Более того: если Церкви навязано законное оформление бра­ка, то она вынуждена и снимать это законное состояние брака, благословлять разводы, что не только не свойственно ей, но и невозможно для нее, потому что здесь есть прямой запрет Христов: "Что Бог сочетал, того человек да не разлучает. Раз­воды не могут благословляться Церковью никогда, ни в каком смысле. Но если Церкви усвоено законное оформление брака, то некуда деться — браки распадаются в жизни, следовательно, то законное состояние, которое Церковью зарегистрировано, должно быть Церковью и снято. Появляются бракоразводные комиссии, бракоразводные дела, начинает действовать церковный суд, появ­ляется и специальное законодательство о том, когда допускаются и когда не допускаются разводы.

Все это совершенно чуждо природе Церкви. И в этом смысле наш 20 век, который Церковь освободил от не свойственной ей функции законной регистрации гражданских состояний, приблизил нас к древним временам и дал Церкви возможность снова понимать свою жизнь более ясно, чисто, естественно и просто. И надо сказать, что несмотря на многие и многие несовершенства нашей современной церковной жизни, разводы Церковью не благословля­ются. Вы никогда не найдете ни одной бумаги, где Московская патриархия благословляет развод. Слава Богу, этого нет.

Как же обстоит дело все-таки с разводом? Мы не можем не задать этот вопрос, так как разводов сегодня как никогда много и совершаются вторые браки и даже третьи, и венчания соверша­ются. Как же Церковь себя ведет в этом случае?

У многих впечатление такое, что сейчас Церковь вообще ни на что не смотрит и все приемлет. Но это не так или не совсем так. В действительности Церковь, как я уже говорил, всегда об­ращена к реальной жизни, она всегда стремится наличную реаль­ную жизнь возвести к жизни духовной, к Царствию Божию. Не от­менить ее, не разрушить ее, не игнорировать ее, эту жизнь, а преобразить, восстановить ее, исцелять болящего — вот задача Церковь. А разводы, которые сейчас совершаются так часто, ­это сегодняшняя реальность. Церковь их не благословляет, но если они существуют, то встает вопрос: как быть?

Для того чтобы уяснить этот вопрос, очень важно обра­титься к тому евангельскому тексту, где Господь запрещает раз­вод. Вы помните эти слова: "Что Бог сочетал, того человек да не разлучает". Но есть и продолжение: "........прелюбодеяния". То есть, иначе говоря, развод возможен, казалось бы, если со­вершилось прелюбодеяние. Но это не так, это не значит, что Христос благословляет разводиться — разводиться по существу. Само прелюбодеяние — это и есть расторжение брака. Брак как единство уже не существует, это единство разрушается грехом прелюбодеяния. Недаром этот грех приравнивается Церковью к убийству. То единство, та единая жизнь, то единое существо ­все это умерщвлено грехом прелюбодеяния, больше ничего этого нет и брака не существует. Брак был заключен, совершен таинством Церкви, благодатью Божьей, но человек его разрушил. И поскольку брака больше нет, то Церковь это принимает как факт. И Христос принимает это как факт, поэтому и говорит, что раз­вод законный является просто констатацией того факта, что бра­ка больше нет.

Подобно этому и теперь, когда совершается развод по чьей­-то вине, Церковь просто констатирует, что брака больше нет. Люди, которые получили дар супружеского единства во Христе, этот дар не сберегли, не сохранили его. Они, может быть, над ним надругались, разрушили брак, и Церковь констатирует этот грех.

Но не только этот грех совершается в жизни. Вся наша зем­ная жизнь пронизана грехом, и Церковь приходит исцелить нашу греховную жизнь. И этот грех тоже может быть исцелен, хотя бы отчасти. Поэтому Церковь, когда находит это правильным и воз­можным, благословляет вступление во второй брак. Если вы сей­час напишете в Московскую патриархию просьбу совершить церков­ный развод, потому что вы повенчались, но развелись со своим мужем или женой, то вы получите очень короткий ответ о том, что Московская патриархия благословляет вас вступить во второй брак. Ни слова о разводе там не будет, развода Церковь не бла­гословляла и не будет благословлять. Но если вы уже развелись, свою семейную жизнь разрушили и просите у Церкви благословения на заключение церковного брака, Церковь вас благословит всту­пить во второй брак церковный для того, чтобы исцелить вашу греховную жизнь, оставить вам надежду и дать возможность снова начать строительство церковной жизни.

Это, конечно, опять-таки экономия, послабление, уступка немощи человеческой. Иногда эти уступки воспринимаются нами почти как попустительство, но Церковь всегда помнит слова Христа: "Милости хочу, а не жертвы" и предпочитает чрезмерно уступить, а не проявить чрезмерную строгость, но это никак не означает, что взгляд на брак изменился. Плохо только то, что благодаря той новелле Льва VI Церковь утратила прежний образ таинства брака, и теперь совершается второе венчание подобно первому, т.е. в самом чинопоследовании брака мы часто не по­чувствуем, что Церковь не признает второго брака, как первого, не придает ему того достоинства, которое придает первому и единственному браку. Теперь мы этого не почувствуем, особенно если вступает в брак, скажем, второбрачный с девицей или нао­борот, когда ради вступающего в брак впервые венчание соверша­ется по полному чину, а не по чину для второбрачных. Тогда не видно, где епитимья, не видно, что Церковь не меняет своего отношения к браку, которое диктуется Христовым евангельским учением.

Интересно, что сам Лев VI своей жизнью как бы показал, как вредно императору вмешиваться в церковную жизнь, в церков­ное законодательство, вообще в церковные нормы. Он, желая как бы таким образом освятить государственную жизнь, воцерковить ее, желая не по разуму духовному, сам же надругался над своими церковными законами, потому что пожелал вступить в четвертый брак. А Церковь, допуская второй и — с большими оговорками ­третий брак, никогда не соглашалась никоим образом допустить четвертый брак. На это всегда существовал категорический зап­рет Церкви. Но император пожелал вступить в четвертый брак, но сам же постановил, что брак будет недействительным, если не будет повенчан, и он заставил Церковь венчать его в четвертый раз и тем самым показал, к каким последствиям привело его не­лепое законодательство, т.е. к полной девальвации церковного чина. Иными словами, он вынудил Церковь отказаться от своего учения — вот к чему привела его неразумная ревность. Если бы не его новелла, то он мог бы жениться хоть пять раз — Церк­ви до этого нет никакого дела, это его частное дело. Когда он женился в первый раз, его бы причастили, а дальше его никто бы не стал причащать, и он мог жениться и регистрировать свой брак законным образом у государства, и Церковь к нему особых претензий бы не имела, поскольку это его личное дело. А вот теперь он навязал свой грех Церкви.

Исходя из этого, очень важно отметить, что недопустимо и нелепо говорить, что невенчанный брак — это блуд. Если кто-ни­будь скажет вам такое по неразумию, то помните, что это не церковное учение. Это точка зрения, которая берет начало из этой новеллы Льва VI, которая Церковью никогда по-настоящему не была воспринята. Такого учения мы не найдем и в Св. Писании. То, что говорил Господь о браке, то, что говорил о браке ап. Павел, находится в прямом противоречии с этим учением. Цер­ковь всегда принимала брак как некое законное семейное устрое­ние жизни. Этому браку Церковь всегда воздавала должное и счи­тала этот брак вполне достойным и неукорительным способом жиз­ни. И греха в этом Церковь никогда не видела. Просто брак мо­жет быть церковным и не церковным, но это брак, а не блуд. Блуд есть сожительство вне брака, незаконное сожительство, т. е. сожительство людей, которые не желают иметь семью, не же­лают, чтобы общество воспринимало их как семью, не хотят офор­мить законно свои отношения.

Вот сейчас часто бывает так: приходят к нам молодые люди и просят их повенчать. Их спрашивают: "А вы расписались в загсе?" Они говорят: "Нет. А какое вам до этого дело? Разве это для Церкви имеет значение? Мы хотим быть повенчанными". Мы говорим, что Церкви это очень важно знать — расписались вы или нет. Они спрашивают: "А почему это так важно? Разве имеет зна­чение для Церкви печать в паспорте, запись в акте? Мы же гово­рим о таинстве венчания, о том, чтобы получить благодатную по­мощь Божию, чтобы Господь соединил нас в вечности. При чем же тут паспорт?"

Они искренне не понимают, почему мы так упорствуем, и да­же подозревают, что это советская красная Церковь, и ей не позволили никого венчать без загса, и вот попы слушаются со­ветских уполномоченных и т.д. Так бывает очень часто. Но мы остаемся твердыми и, как правило, отказываемся венчать, если пара не расписалась в загсе. И стараемся объяснить, что не са­ма по себе печать в паспорте нужна нам и не запись в загсе, и не приказ уполномоченного действует здесь — для нас важно, по­чему вы не хотите расписаться. И они, как правило, сначала молчат и уходят в сторону от этих вопросов, но в конце концов последует признание: дело в том, что жених выпивает и если я с ним распишусь, то он пропишется в моей квартире, а потом я с ним буду разводиться, потому что он пьяница, а он у меня пол-квартиры отберет. Или еще что-нибудь в этом же роде. Иначе говоря, люди не хотят расписаться потому, что они друг другу не доверяют. Потому что у них нет готовности полностью соеди­нить свои жизни — во всем. Они готовы просто так сожительство­вать, но чтобы "табачок врозь". Вот в чем дело.

Вот почему мы требуем, чтобы они расписались: узаконивая свой брак, они свидетельствуют о том, что их намерения серьез­ны, что они хотят иметь семейную жизнь, что перед обществом, перед государством они хотят быть мужем и женой и нести всю полноту ответственности за свою семейную жизнь. То есть они принимают друг друга такими, какие они есть, во всей полноте, с недостатками, и согласны нести свой крест, согласны жертво­вать всем — вот почему мы требуем законного оформления брака. И если люди не хотят этого законного оформления, тогда мы го­ворим, что они блудники и живут незаконной жизнью.

Если же они свою семейную жизнь узаконили, то это брак. Но брак этот не церковный. Если это брак не церковный и теперь кто-то из супругов поверил в Бога и пришел в Церковь — будем ли мы его причащать? Конечно, будем. Более того, мы к нему мо­жем применить слова ап. Павла о том, что если ты христианка и ходишь в церковь, а муж твой, который не является христиани­ном, позволяет тебе ходить в церковь и не требует развода, то и ты не ищи развода. Потому что кто знает: может быть, ты при­ведешь своего мужа в Церковь. Эти слова ап. Павла вполне действенны в этом случае. И, конечно, мы в таком случае не бу­дем вменять такой брак в грех женщине и говорить, что она блудница, потому что живет в невенчанном браке. Как она может быть повенчана, если муж ее неверующий? И ничто не препятству­ет таким людям причащаться Св. Христовых Таин.

Более того: очень часто, когда во время поста встают раз­ные проблемы, приходится идти на всякие послабления, потому что невозможно в семье такой сложной устроить во всей полноте церковную жизнь. Но ради доброго намерения, доброго подвига ­ведь женщина обратилась к вере, — ради этого вполне возможны разные послабления. Другое дело, если православная христианка возьмет и выйдет замуж за неверующего человека или некрещено­го, бывает даже за мусульманина. Вот здесь во всей строгости может быть применен закон Церкви, который написан в правилах апостольских, т.е. в самых древних правилах: в этом случае женщина должна быть пожизненно отлучена от Церкви как изменив­шая Богу, изменившая Церкви. И не потому, что она стала блуд­ницей, а потому, что она имела полноту церковной жизни и про­меняла ее на жизнь не церковную. Она знала о том, что такое церковный брак, она была призвана к этой чистой, полной, бла­годатной жизни. И променяла ее на жизнь не полную, не благо­датную, не праведную. Не может быть церковного брака с неверу­ющим человеком. Она это знала и захотела такой неправедной жизни, она отказалась от своего призвания, от жизни со Христом отказалась ради того, чтобы удовлетворить своим чувствам, сво­им пристрастиям. Это воспринимается Церковью как предательст­во, и в древности Церковь была здесь неумолимо строга. Вот та­ких по строгости закона не полагается причащать.

В наше время, правда, и здесь священники действуют по принципу: милости хочу, а не жертвы. И здесь проявляется снисхождение, но это уже дело совести священника, и никакие каноны не могут его оправдать. Конечно, церковного брака здесь уже нет. Хотя бывают, по милости Божией, удивительные случаи, когда и здесь любовь каким-то образом с помощью Божией тор­жествует и постепенно какими-то неведомыми путями Промысл Бо­жий приводит второго супруга в Церковь и впоследствии можно бывает этот брак воцерковить.

Таким образом, брак православного христианина с нехристи­анином Церковью всегда воспринимался как тяжкий грех, как из­мена Церкви. И, конечно, это ничем нельзя оправдать и никак нельзя смягчить церковную норму. Хотя опять-таки бывают случаи каких-то исключений, и исключений этих отрицать нельзя, потому что благодать Божия выше закона. Поэтому священник может иног­да взять на себя какое-то экстраординарное действие, противо­речащее букве закона, но воспринимаемое им как следование воле Божией, если он чувствует со всей ответственностью, что может здесь дерзать и отвечать перед Богом за свое дерзновение.

Очень существенно для понимания таинства брака понять те ограничения, которые полагались Церковью еще в посланиях апостола Павла на священнослужителей для принятия сана. Если идеальные нормы христианской жизни очень часто не достигаются в жизни мирской, то, конечно, для священнослужителей Церковь эти нормы оставляет в силе и требует, чтобы для священников осуществлялся тот идеал, который следует из Евангелия. Поэтому для священнослужителей Церковь оставляет требование абсолютной моногамии, т.е. в священники может быть рукоположен только тот, кто имеет вступает в брак только один раз и женится на девице. Всякое другое понимание личной жизни Церковью счита­ется препятствием для принятия сана. Здесь должна быть соблю­дена абсолютная чистота, и до сих пор, слава Богу, наша русская православная Церковь отрицает второбрачие духовенства, т. е. священник не может быть рукоположен, если он второбрачен, а если он овдовел, то он не может жениться второй раз.

Очень характерно здесь то, что Церковь в древности та­инство крещения принимала как смерть для прежней жизни и рож­дение в жизнь новую. Поэтому все, что было до крещения, счита­ется как бы не бывшим. И если священник теперешний был, ска­жем, до крещения женат, а потом развелся, то его вступление в брак в крещенном состоянии не считается вторым браком, а счи­тается первым браком. Здесь нет препятствия для принятия сана, потому что все, что было до крещения, не является препятствием.

Строгость этой нормы особенно видна в такой коллизии. Если, например, жена священника изменила ему и священник ее простит и примет, то тогда он запрещается в служении по кано­ну, т.е. не имеет права служить. И поскольку прелюбодеяние ­это смертный грех, который считается Церковью концом брачной жизни, он должен с ней развестись, если желает служить дальше. Потому что смертный грех не может быть терпим среди священни­ков. Он должен развестись и больше не жениться — либо оста­ваться вдовым, либо принимать монашество, но вступить во вто­рой раз в брак он не может и остаться с этой женой тоже не мо­жет.

Здесь вы видите строгость, с которой Церковь проводит свое учение на протяжении уже 2 000 лет. Именно в русской пра­вославной Церкви эти нормы продолжают жить и действовать, и из них видна идеальная церковная позиция, идеальное учение о сущ­ности брака.

Для того чтобы те запреты, о которых я говорил, были для вас более ощутимыми, скажу еще об отношении Церкви к смешанным бракам. Так называются браки между православными и инославны­ми. Например, между православной или католиком, католичкой и протестантом. Вам, наверное, известно, что Святейший Синод (не спешите меня поправить: именно Святейший, а не Священный; до революции, когда не было Патриарха, Синод назывался Святейшим) в России, где бытовали и даже, может быть, в особой степени те византийские нормы, когда император считал себя вправе весьма серьезно вмешиваться в церковную жизнь (так называемый цезаро­папизм), — в России Святейший Синод в угоду царской власти шел на весьма серьезные компромиссы. В частности, смешанные браки допускались Святейшим Синодом. И трудно было их не допускать, потому что русские императоры, как известно, постоянно брали себе жен из немецких протестантских семей. Если не сами импе­раторы, то их родственники ближайшие. В царской фамилии эти браки практиковались постоянно, и не допустить их Святейшему Синоду было чрезвычайно трудно. Поэтому они допускались, и бо­лее того, допускалось венчание.

Конечно, это венчание не было тем таинством брака, кото­рое совершалось в древней Церкви, потому что оно отделено от Евхаристии. Может быть, поэтому Святейший Синод относился к этому более легко, хотя, может быть, даже не все митрополиты были в курсе такого учения о браке. Богословское учение о бра­ке в 19 веке было очень немощным, слабым и не проясняло такого церковного отношения к браку, о котором я говорю сейчас. Но тем не менее митрополиты, движимые необходимостью компромисса, допускали венчание — но и только. Конечно, никто не причащал протестантов Св. Христовых Таин. Брак этот был, конечно, с точ­ки зрения церковной не было таинством в полном смысле слова. Естественно, что таинство и не могло совершаться в полном смысле слова над тем, кто не был членом Церкви.

С точки зрения древней Церкви такие смешанные браки не­возможны. Именно в силу того, что таинство брака есть дар единства в едином Теле Христовом, — с этой точки зрения брак невозможен как таинство вне этого единства. И древние Соборы — Лаодикийский, Карфагенский, Халкидонский — определяют, что по­добные браки, заключенные по гражданскому закону, должны быть в Церкви расторгнуты как условие для принятия церковного та­инства. То есть не только не могут быть приняты, но даже к Ча­ше Христовой не допускается тот, кто допустил такой смешанный брак — по древним законам.

Это весьма важный момент. Можно легко перепутать, и такая путаница очень часто имеет место. Можно спросить: вы же только что говорили, что можно причащать женщину, которая замужем за неверующим, а если она замужем за католиком, то ее уже нельзя причащать. Где же логика? Логика здесь есть, и притом самая железная. Дело не в том, в каком отношении к Церкви или в ка­ком инославии находятся супруги, а в том, с каким сердечным устроением человек вступал в брак и подходит к Св. Чаше. Если человек, будучи неверующим женился или женщина вышла замуж за неверующего, а потом обратилась к вере, т.е. от неверия идет к вере, к Церкви, то никто ей в этом не препятствует. Это пох­вально, и никто не видит здесь греха. Она выходила замуж за неверующего, потому что не могла выйти за верующего, будучи сама неверующей. Теперь она поверила, и брак их воспринимается как брак, и теперь есть надежда, что муж ее воцерковится и брак освятится. Здесь нет препятствий для ее причащения.

Другое дело, когда человек, имевший полноту церковной жизни, от нее отказывается и уходит из Церкви для того, чтобы устроить свою жизнь по похотям этого мира. Здесь противополож­ная направленность, противоположная тенденция: не к Церкви че­ловек идет, а от Церкви, не ко Христу, а от Христа. И коль скоро он повернул от Христа, мгновенно закрываются царские двери от него и к Чаше он, конечно, не допускается. В его жиз­ни нет той направленности, того стремления, которое диктует всегда любовь. Он не к Богу стремится, а к удовлетворению сво­их чувств, своих эмоций, к устроению своей земной жизни. Не любовь к Богу, ко Христу, к Церкви является законом его жизни, а его собственные чувства, его влюбленность, его земные планы и т.д. Тогда нет ему пути к Чаше Христовой, тогда он является предателем, изменником. Таковой отлучается от Церкви.

Но эта древняя строгость была утрачена в русской Церкви императорского периода, и, разрешая венчать смешанные браки, Церковь не отлучала от причастия православную половину. И надо подчеркнуть, что в жизни бывают исключения, и в церковной жиз­ни тоже — и очень часто. Такие исключения могут диктоваться особенным Промыслом Божьим.

В качестве примера такого исключения я приведу вам брак великого князя Сергея Александровича с великой княгиней Елиза­ветой Федоровной, который был заключен, когда она была про­тестанткой, и по действующему законодательству Святейшего Си­нода они были повенчаны. С точки зрения древней Церкви это полнейший абсурд: они были повенчаны в православной церкви и в протестантской кирхе. Дважды были повенчаны. Конечно, если бы о таком сказать древнему канонисту или епископу 8 века, то он, наверное, сказал бы, что это не только абсурд, но и свято­татство. Тем не менее это имело место.

Более того. Они прожили семь лет, и Сергей Александрович никогда не оказывал никакого давления на свою супругу и не требовал, чтобы она приняла православие. Но через семь лет она пожелала принять православие, а потом овдовела, приняла тайное монашество, стала подвижницей, а потом приняла мученическую смерть за Христа и теперь канонизировала у нас как преподобномученица, великая святая.

Так что в последние времена буква церковных канонов не всегда соблюдается, не всегда исключение из правил бывает ги­бельным. Поэтому не следует только одним канонам усваивать спасительное значение — жизнь церковная шире канонов. Но в то же время нельзя умалить значение канона в Церкви, эти каноны недаром называются святыми. Они выражают церковное сознание, и изучая каноны, нужно всегда уметь почувствовать дух учения

Церкви и этому духу следовать. Букве канона мы часто следовать не можем, лучше даже сказать так, что нет, вероятно, в истории Церкви ни одного канона, который бы не нарушался. Каноны писа­лись на текущий момент, и Церковь сама очень часто их меняла. Но дух этих канонов всегда оставался одним и тем же, и этот-то дух мы должны постигать и быть ему верными.

Надо сказать, что Церковь, даже потеряв тот замечательный образ таинства брака, который был с первых времен христианства и до 9 века употребляем, т.е. когда брак заключался в Евха­ристии, Церковь все-таки не забыла этого своего учения о том, что полнота этого таинства требует единства в едином Теле Христовом, т.е. требует соединения у Чаши Христовой. И когда таинство брака было секуляризованное, т. е. выделено из литур­гии, и заменилось чинопоследованием венчания, тогда еще долгое время на престоле поставлялась Чаша с запасными Св. Дарами, и древнее чинопоследование брака (13, 14 и даже до 15 века) сох­раняет следы причащения брачующихся запасными Св. Дарами. В чи­нопоследование брака входили такие возгласы, как "Преждеосвя­щенная Святая Святым!" или молитва "Чашу спасения приму", т.е. чтение таких молитв, которые известны по литургии Прежде­освященных Даров. Таким образом Церковь старалась сохранить, удержать древнее понимание таинства брака. И в наше время сле­дует всячески стремиться к тому, чтобы таинству брака вернуть эту древнюю евхаристическую полноту, евхаристическую природу.

Мы стараемся теперь, когда приходят к нам и просят нас о венчании члены Церкви, известные нам по церковной жизни люди, объяснить, что венчание обязательно должно быть с литургией, и зовем их к причастию в день венчания. К сожалению, пока мы еще не смогли вернуться к древнему чину. Нужно было бы, конечно, чтобы к Чаше они приступали в своих брачных нарядах, чтобы все знали, что они сегодня венчаются. И я думаю, что со временем можно будет поставить вопрос о том, чтобы соединить венчание с литургией. Не ликвидируя, конечно, чин венчания, но объединяя его с литургией, подобно тому, как мы можем сейчас вернуться к крещальной литургии. Святейший Патриарх Алексий сейчас бла­гословил нас совершать крещальную литургию, то есть чин креще­ния соединить с литургией. Думаю, что позднее можно будет сое­динить и чин венчания с литургией, вернув таинству брака тем самым церковную полноту. Но на это, конечно, требуется ка­кое-то время, хотя я думаю, что это обязательно придет. И та­инство брака, которое будет совершаться должным образом, будет восприниматься всей Церковью и брачующимися так, как должно. Они почувствуют тот великий благодатный дар, который дается им и дает им начало новой жизни. Конечно, и сами браки от этого станут другими, они обретут благодатную природу.

*****************************************

23.03.94.