Императив ответственности в технической деятельности

Этическая проблематика оценки техники является весьма многоплановой. Во-первых, это возникающие в целом ряде случаев конфликты ценностей (например, вмешательство в механизмы наследственности, трансплантация органов, несанкционированный доступ к информации конфиденциального характера при использовании новейших компьютерных и коммуникационных технологий и т.д.), предполагающие моральный выбор. Во-вторых, инженерно-техническое действие (разработка проекта, технологии и т.д.) имеет собственное этическое измерение, то есть должно анализироваться с позиций инженерной этики. В-третьих, оценка техники как научная поддержка политических решений применительно к техническому развитию выходит за рамки этики ответственности ученого или инженера, актуализируя институциональный и социальный уровни ответственности. Наконец, в-четвертых, дискуссии об ориентированной в будущее, предупреждающей и расширенной ответственности также получают свое отражение в оценке техники.

Сама этимология слова «ответственность» предполагает коммуникацию. Быть ответственным значит держать ответ за свои действия, быть в состоянии оправдать их перед собственной совестью и разумом, а также оправдать перед другими людьми, включая и будущие поколения. В самом общем плане ответственность можно охарактеризовать как моральное преломление социальной коммуникации.

Термин «ответственность» исторически происходит из области судопроизводства. В римском праве он был синонимом подсудности в том смысле, что обвиняемый в ходе процесса должен был отвечать на вопросы судьи о каких-либо своих действиях или их последствиях. Однако в моральную философию это понятие пришло сравнительно поздно, в конце 19 в. (в первую очередь здесь необходимо назвать книгу французского философа Л. Леви-Брюля «Идея ответственности»^[295]). Центральную роль в этических дискуссиях понятие ответственности начинает играть со времен М. Вебера, который в своей работе «Политика как признание и профессия» сформулировал максиму этики ответственности: «надо расплачиваться за (предвидимые) последствия своих действий»^[296]. Ответственность обусловлена властью и знанием, то есть способностью и возможностью действовать и знанием о характере и последствиях действия. С этих позиций человек, исповедующий этику ответственности (Verantwortungsethik), рассматривает предвидимые последствия как вмененные своей деятельности. В последнем заключается одно из основных отличий этики ответственности от восходящей к Канту этики убеждений (Gesinnungsethik), предполагающей действие в силу нравственных принципов и велений совести вне зависимости от возможных последствий.

Применительно к инженерно-технической деятельности трактовка ответственности в веберовском смысле означает существенный шаг вперед по сравнению с доминировавшим прежде пониманием профессионального этоса как добросовестного исполнения профессионального долга. В этом плане уже знаменитый поступок Леонардо да Винчи, утаившего чертеж аппарата для плавания под водой, можно истолковать как первое предвосхищение действия инженера с позиций моральной ответственности. Однако вплоть до 20 в. вопрос об ответственности ученых, изобретателей и инженеров за реальные или потенциальные негативные последствия технических инноваций всерьез не обсуждался. Да и в 20 в. между всеохватывающим процессом технизации и осознанием технического действия как проблемы ответственности долго сохранялся временной лаг.

В 1922 г. В. И. Вернадский писал о предстоящем перевороте в жизни человечества, который вызовет использование атомной энергии. В связи с этим Вернадский ставил вопрос об ответственности: «Сумеет ли человек воспользоваться этой силой, направить ее на добро, а не на самоуничтожение? Дорос ли он до умения использовать ту силу, которую неизбежно должна дать ему наука? Ученые не должны закрывать глаза на возможные последствия их научной работы, научного прогресса. Они должны себя чувствовать ответственными за все последствия их открытий»^[297]. В дальнейшем проблема ответственности стала ключевой для ведущих физиков мира, разрабатывавших как фундаментальную теорию, так и участвовавших в проектах применения энергии атома в военных и мирных целях.

Но подлинный всплеск интереса к проблематике ответственности в связи с технической деятельностью явился реакцией на ужасающие результаты применения новейших технологий в военных целях и на негативные последствия техногенного воздействия на окружающую среду. Свое концентрированное выражение это новое понимание нашло в Кармельской декларации «О технике и моральной ответственности» (1974), где было отмечено, что ни один аспект современной технической деятельности не может рассматриваться в качестве нейтрального с позиций морали^[298].

Одним из оснований для расширительного толкования понятия ответственности в технической деятельности стало переключение внимания от локальных проявлений технологического риска, когда актуализировалась в первую очередь правовая ответственность, к социальным и даже онтологическим (как, например, у М. Хайдеггера) последствиям тотальной технизации, осознание самого этого процесса как риска в глобальном масштабе. Наряду с опасностями, развитие науки и техники открывает также новые возможности человеческой деятельности, которые нуждаются в прояснении с позиций этики ответственности.

Почти беспредельные возможности современной техники, выразившиеся в развитии атомной энергетики, информационных технологий, новых материалов, генной инженерии и т. д., стимулировали постановку вопроса о родовой ответственности человека, когда инстанцией ответственности оказываются не только ныне живущие, но и будущие поколения^[299], а также окружающая среда. Известный философ Х. Йонас, развивая веберовскую этику ответственности и этику «благоговения перед жизнью» А. Швейцера, в связи с подобного рода вызовами технологической цивилизации пришел к выводу о необходимости новой расширительной концепции ответственности, знаменующей переход или дополнение ответственности виновного (ex post) ответственностью хранителя или опекуна (ex ante). По аналогии с кантовским категорическим императивом Йонас в своей книге «Принцип ответственности» сформулировал новый императив расширенной (бытийной) ответственности: «Поступай так, чтобы последствия твоих действий были совместимы с постоянностью подлинно человеческого бытия на Земле» (в негативной формулировке: «Поступай так, чтобы последствия твоих действий не были губительны для возможности такого бытия в будущем»)^[300].

Идеи Йонаса о родовой ответственности перед будущими поколениями и окружающей средой придали новый импульс этической дискуссии, вызвали как горячий положительный отклик, так и аргументированную критику. Часть немецких философов техники (Х. Ленк, Г. Рополь, другие участники исследовательских групп Союза немецких инженеров «Человек и техника» и «Основания оценки техники») пошли по пути дальнейшего развития идей Йонаса с позиций аналитической нормативной этики. Им оппонировали Н. Луман и его последователи^[301] (правда, для представителей этого направления дискуссия по проблемам этики и ответственности в технической деятельности имела, скорее, периферийное значение). Критике, в частности, подвергалась «эвристика страха», суть которой в трактовке Йонаса состояла в «предпочтении худших прогнозов лучшим»^[302], и вытекавшей из нее необходимости руководствоваться в отношении технических инноваций этосом самоограничения (в последнем, кстати, есть явное сходство с «этикой отказа от власти» Ж. Эллюля). По мнению критиков^[303], такая ригористическая позиция почти неизбежно приводит к отказу от действия (Quod dubitas, ne feceris! - кто сомневается, тот не делает), а в случае ориентации оценки техники на наиболее пессимистические прогнозы - к блокированию развития техники.