Глава 65. Серсея

В последнюю ночь заключения королеве не спалось. Стоило закрыть глаза, как воображение рисовало картины того, что ожидало её завтра.

«У меня будет охрана, – успокаивала она себя. – Они не подпустят ко мне толпу. Никому не позволят ко мне притронуться». По крайней мере, это его воробейство ей обещал.

Но всё равно было страшно. В день отплытия Мирцеллы в Дорн, в дни голодных мятежей, золотые плащи стояли вдоль всего пути следования процессии, однако это не помешало толпе прорвать их ряды, разорвать в клочья старого жирного верховного септона и раз пятьдесят изнасиловать Лоллис Стокворт. Если даже это невзрачное, безмозглое, да ещё и полностью одетое существо вызвало похоть у этих животных, то как же они возжелают королеву?

Серсея металась по камере, как львица в клетке. Совсем как те львы – наследие времён её деда – что жили в глубинах Кастерли Рок, когда она была ребёнком. Серсея с Джейме подначивали друг друга залезть к ним в клетку. Однажды она даже осмелилась просунуть руку между прутьями и коснуться одного огромного рыжевато-бурого зверя. Серсея всегда была смелее брата. Лев повернул голову и посмотрел на неё большущими золотыми глазами. А потом лизнул ей пальцы. Язык у него был шершавым как щётка, но она всё равно не убирала руку, пока Джейме, схватив её за плечи, не оттащил от клетки.

– Твой черёд, – заявила она ему после. – Дёрни его за гриву, если не слабо.

«Он так и не дёрнул. Это я должна была родиться мужчиной, а не он».

Босая и дрожащая от холода, она мерила шагами камеру, завернувшись в тонкое одеяло. Скорее бы утро. К вечеру всё закончится. «Небольшая прогулка – и я дома, с Томменом, в моих покоях в крепости Мейегора». Дядя сказал, что другого пути к спасению нет. Но так ли это? Она доверяла дяде не больше, чем этому верховному септону. «Я всё ещё вправе отказаться. Можно настаивать на своей невиновности и поставить всё на суд».

Но нельзя позволить Вере судить себя, как собиралась сделать Маргери Тирелл. Может розочке это и сослужит хорошую службу, но у Серсеи мало друзей среди септ и воробьёв из окружения нового верховного септона. Вся её надежда – на суд поединком, а для этого ей позарез нужен защитник.

«Если бы только Джейме не потерял руку …»

Но что толку думать об этом? У Джейме больше нет правой руки, да и сам он пропал, исчез где-то в речных землях вместе с этой бабой, Бриенной. Королеве нужно найти другого защитника, иначе по сравнению со всем остальным сегодняшнее испытание покажется ей цветочками. Враги обвиняют её в измене. Надо добраться до Томмена во что бы то ни стало. «Он любит меня. Он не откажет родной матери. Джофф был упрямым и непредсказуемым, но Томмен – милый малыш, хороший маленький король. Он сделает так, как ему скажут». Оставшись взаперти, она погибнет, а единственный путь попасть в Красный Замок – согласиться на шествие. Верховный септон был непоколебим, а сир Киван сказал, что и пальцем его не тронет.

– Сегодня со мной ничего не случится, – произнесла вслух Серсея, когда первые лучи солнца коснулись её окна. – Пострадает лишь моя гордость.

Пустые слова.

«Может, Джейме ещё приедет». Она представила, как тот скачет в утреннем тумане в сверкающих в лучах восходящего солнца доспехах. «Джейме, если ты когда-нибудь любил меня …»

Утром за ней явились тюремщицы. Процессию возглавляли септы Юнелла, Моэлла и Сколерия. За ними следовали четыре послушницы и две одетые в серые одежды молчаливые сестры, неожиданное появление которых напугало королеву. «Зачем они здесь? Я умру?» Молчаливые сёстры приходили к умершим.

– Верховный септон обещал, что мне не причинят вреда.

– Так и будет.

Септа Юнелла поманила послушниц. Они принесли щелочное мыло, таз тёплой воды, ножницы и длинную бритву. При виде стали кожа Серсеи покрылась мурашками. «Они хотят меня обрить. Венец моих унижений, как будто всего остального мало». Но её мольбы им не дождаться. «Я Серсея из Дома Ланнистеров, львица Утёса, полноправная королева Семи Королевств, законная дочь Тайвина Ланнистера. А волосы отрастут».

– Приступайте, – сказала она.

Старшая из молчаливых сестёр взяла ножницы. Наверняка, ей это не в новинку: члены их ордена часто приводили в порядок тела убитой знати, прежде чем вернуть останки близким. В том числе они подравнивали бороды и стригли волосы. Первым делом женщина обкорнала королеву. Серсея сидела, не шелохнувшись, под мерное чиканье ножниц, неподвижная, как каменное изваяние. Волосы золотым потоком струились на пол. У неё не было возможности нормально ухаживать за ними в камере, но даже спутанные и грязные они сияли на солнце. «Моя корона, – подумалось королеве. – Они уже забрали у меня другую корону, а теперь крадут и эту». Когда локоны и кудри ворохом легли у ног Серсеи, одна из послушниц намылила ей голову, а молчаливая сестра сбрила остатки волос.

Серсея надеялась, что это всё. Но нет.

– Снимите одежду, ваше величество, – скомандовала септа Юнелла.

– Здесь? – спросила королева. – Зачем?

– Мы должны остричь вас полностью.

«Остричь, – подумала она, – как овцу». Серсея рывком стянула рубашку через голову и швырнула на пол.

– Делайте, что требуется.

Всё повторилось: мыло, тёплая вода и бритва. Они начали с подмышек, потом – ноги, и в самом конце – покрытый тонким золотистым пушком лобок. Пока молчаливая сестра, примостившись на четвереньках, брила королеву между ног, Серсея вспоминала, как Джейме много раз стоял на коленях в той же самой позе и целовал внутреннюю поверхность её бёдер, и как это её возбуждало. Его поцелуи всегда были горячи, бритва же – холодна, как лёд.

Когда всё закончилось, на свете не осталось женщины более нагой и беззащитной. «Ни волоска не оставили: вдруг укроюсь за ним?» У неё вырвался горький смешок.

– Вашему величеству весело? – спросила септа Сколерия.

– Нет, септа, – ответила Серсея.

«Но придёт день, когда тебе вырвут язык раскалёнными щипцами – вот тогда я от души повеселюсь».

Одна из послушниц принесла ей рясу – мягкое белое одеяние септ, чтобы уберечь взоры верующих от вида обнажённой плоти, пока Серсея будет спускаться по лестнице и идти по храму. «Спасите нас Семеро, какие лицемеры!»

– Мне дадут сандалии? – спросила она. – На улицах грязно.

– Не грязнее ваших грехов, – сказала септа Моэлла. – По приказу его святейшества вы должны предстать в том виде, в каком вас создали боги. На вас были сандалии, когда вы появились из чрева матери?

– Нет, септа, – пришлось ответить Серсее.

– Вот и ответ на ваш вопрос.

Зазвонил колокол. Долгое заточение королевы подходило к концу. В одеянии септы было уютно и тепло, и Серсея плотнее закуталась в мягкую ткань.

– Пойдёмте, – сказала она.

На другом конце города её ждёт сын. Чем быстрее она выйдет, тем скорее с ним увидится.

Они начали спускаться к выходу. Грубо отёсанные каменные ступени царапали голые ступни Серсеи Ланнистер. Она прибыла в септу Бейелора по-королевски – в носилках, а покидала лысой и босой. «И всё же я ухожу. Остальное неважно».

На башне звонили колокола, созывая горожан стать свидетелями её позора. Великая септа была полна верующих, пришедших на заутреннюю службу. Молитвы эхом отдавались под куполом, но стоило появиться процессии с королевой, как неожиданно воцарилась тишина. Серсея шла вдоль центрального прохода, мимо того места, где после убийства был выставлен гроб её отца, и тысяча глаз неотрывно следила за каждым её шагом. Не глядя по сторонам, она быстро шла мимо. Босые ноги шлёпали по холодному мраморному полу. Взгляды были почти осязаемы. И казалось, что Семеро тоже смотрят на неё из-за своих алтарей.

В Чертоге Лампад Серсею ожидала дюжина Сынов Воина. С их плеч ниспадали радужные плащи, а венчающие большие шлемы кристаллы хрусталя мерцали в свете лампад. Посеребрённые доспехи были начищены до зеркального блеска, но она знала, что под панцирем все они носят власяницу. На каплевидных щитах красовался один и тот же знак – сверкающий во мраке хрустальный меч, древний символ тех, кого в народе прозвали Мечами.

Капитан преклонил колено.

– Может, ваше величество помнит меня. Я сир Теодан Истинный, его святейшество поручил мне командование вашим эскортом. Мы с братьями проследим, чтобы с вами ничего не случилось по пути через город.

Серсея окинула взглядом лица стоявших за ним людей. А вот и он – Лансель, её двоюродный брат, сын сира Кивана, тот самый, что когда-то клялся ей в любви, до того как решил, что богов любит больше. «Мой родич и мой предатель». Она ему этого не забудет.

– Встаньте, сир Теодан. Я готова.

Рыцарь поднялся, повернулся и поднял руку. Двое его людей шагнули к высоким дверям и распахнули их настежь. Серсея вышла наружу, щурясь от яркого света, как крот, вылезший из своей норы.

Резкий ветер раздувал подол её рясы и хлопал им по ногам. Утренний воздух был полон старой доброй вони Королевской Гавани. Серсея вдохнула запахи кислого вина, свежего хлеба, гнилой рыбы, ночных испражнений, дыма, пота и лошадиной мочи. И ни один цветок никогда ещё не пах слаще. Пока Сыны Воина строились вокруг, Серсея замерла наверху мраморных ступеней септы Бейелора, съёжившись в своём одеянии.

Вдруг её пронзила мысль, что она уже стояла на этом самом месте – в тот день, когда лорд Эддард Старк лишился головы. «Этого не должно было случиться. Джофф должен был пощадить его и сослать на Стену». Лордом Винтерфелла стал бы старший сын Старка, а Санса осталась бы при дворе заложницей. Варис с Мизинцем проработали все условия, а Нед Старк, проглотив свою драгоценную честь, признался в измене, чтобы спасти пустую головёнку своей дочурки. «Я подобрала бы Сансе хорошую партию. Из Ланнистеров. Не Джоффа, конечно, но Лансель мог бы сгодиться, или кто-то из его младших братьев». Петир Бейлиш, помнится, предложил сам взять её в жёны, но это, конечно, было невозможно. Он слишком низкого происхождения. «Если бы только Джофф сделал, как ему сказали, то Винтерфелл никогда бы не начал войны, а отец разобрался бы с братьями Роберта».

Вместо этого Джофф отдал приказ отрубить Старку голову, а лорд Слинт и сир Илин Пейн тут же его выполнили. «Это произошло прямо здесь», – вспомнила королева, глядя на то самое место. Горячая кровь ещё бежала по ступеням, когда Янос Слинт поднял за волосы голову Неда Старка, и путь назад был отрезан.

Воспоминания казались такими далёкими. Джоффри умер, как и все сыновья Старка. Даже её отец погиб. А она снова стоит на ступенях Великой Септы. Только сейчас толпа пялится на неё, а не на Эддарда Старка.

На широкой вымощенной мрамором площади внизу собралась толпа не меньше, чем в день казни Старка. Глаза, глаза повсюду. Мужчин и женщин, казалось, было поровну. У некоторых на плечах дети. Попрошайки и воришки, торгаши и трактирщики, кожевники и конюхи, лицедеи и уличные шлюшки – вся эта мразь пришла поглазеть на унижение королевы. А между ними мелькали чумазые небритые Нищие Братья, вооружённые топорами и копьями и облачённые кто в потрескавшуюся кожу, кто в помятые доспехи, кто в ржавые кольчуги, поверх которых белели груботканые туники с изображением семиконечной звезды. Армия оборванцев его воробейства.

Где-то в глубине души она всё ещё ждала, что Джейме появится и спасёт её от унижения. Но брата нигде не было видно, как и её дяди. Ничего удивительного – в их последнюю встречу сир Киван предельно ясно объяснил свою позицию. Её позор не должен запятнать честь Кастерли Рок. Сегодня Львы не будут её сопровождать. Это испытание для неё и только для неё.

Справа от Серсеи расположилась септа Юнелла, слева – Моэлла, а позади – Сколерия. Если королева попытается сбежать или начнёт сопротивляться, то три старые карги затащат её обратно в храм, и в этот раз ей оттуда уже не выйти.

Серсея вскинула голову. За площадью, за морем грязных лиц, жадных глаз и разинутых ртов, вдали, на другом краю города, возвышался Великий холм Эйегона. Укрепления и башни Красного Замка рдели румянцем в лучах восходящего солнца. «Не так уж и далеко». Стоит ей войти в ворота замка, и худшее останется позади. Она снова окажется рядом с сыном. У неё будет защитник для суда поединком. Дядя пообещал. «Томмен ждёт меня. Мой маленький король. Я смогу. Я должна».

Септа Юнелла шагнула вперёд.

– Пред вами грешница, – провозгласила она. – Серсея из Дома Ланнистеров, вдовствующая королева, мать его величества короля Томмена, вдова его величества короля Роберта, повинная в вопиющем прелюбодеянии и лжи.

Септа Моэлла встала по правую руку от королевы.

– Эта грешница покаялась и молила об отпущении грехов и прощении. Его святейшество потребовал, чтобы в доказательство своего покаяния, она оставила свою гордость и притворство и предстала перед добрыми жителями этого города в том виде, в котором создали её боги.

Завершила речь септа Сколерия.

– Эта грешница, чьи тайны и секреты теперь вышли на свет божий, со смиренным сердцем сегодня пройдёт перед вами во искупление своих грехов нагая пред взором богов и людей.

Серсее был год, когда умер её дед. Вступив в права лорда, её отец первым делом изгнал из Кастерли Рок алчную любовницу-простолюдинку своего отца. С неё сорвали шелка и бархат, на которые был так щедр лорд Титос, и драгоценности, на которые та сама наложила руку. А затем отправили по улицам Ланниспорта голышом, чтобы запад увидел, что она на самом деле из себя представляет.

Серсея была тогда слишком мала, чтобы помнить этот спектакль, но много раз слышала эту историю от прачек и стражников, которые видели всё своими глазами. Они вспоминали, как та баба рыдала и умоляла о снисхождении, как изо всех сил цеплялась за свои одежды, когда ей приказали раздеться, и как тщетно пыталась прикрыть руками грудь и срамное место, пока ковыляла нагая и босая по улицам в своё изгнание.

– Надменная гордячка, вот кем она была до того, – сказал как-то один стражник. – Так вознеслась, будто забыла, из какой грязи вылезла. Но как только её раздели, оказалось, что это обычная шлюха.

Если сир Киван и его воробейство считают, что она поведёт себя также, то серьёзно заблуждаются. В её жилах течёт кровь лорда Тайвина. «Я – львица. Я не унижусь перед ними».

Королева стянула одеяние через голову.

Она обнажилась одним спокойным неторопливым движением, как будто раздевалась в собственных покоях перед тем, как принять ванну, и на неё смотрели только её служанки. Под порывом пронизывающего ветра Серсею пробрала дрожь, и королева с трудом удержалась, чтобы не прикрыться руками подобно дедовой шлюхе. Пальцы сжались в кулаки, ногти впились в ладони. Отовсюду за ней следили жадные взгляды. Но что они видят? «Я – красавица», – напомнила себе Серсея. Сколько раз Джейме это повторял? Даже Роберт это признавал, когда, напившись в стельку, приходил к ней в постель исполнять супружеский долг.

«Хотя на Неда Старка они смотрели точно также».

Нужно идти. Обнажённая, обритая, босая Серсея начала медленно спускаться по широким мраморным ступеням. Руки и ноги покрылись гусиной кожей, но она шла с высоко поднятой головой, как и подобает королеве. Сопровождающие окружили её со всех сторон: впереди Нищие Братья, расталкивая людей, расчищали путь сквозь толпу, слева и справа от королевы шагали Мечи, а сзади шли септы Юнелла, Сколерия и Моэлла, сопровождаемые послушницами в белом.

– Шлюха! – заорал кто-то.

Женский голос. Женщины всегда более жестоки по отношению к другой женщине.

Серсея не обратила на это внимания. «Это не последнее оскорбление. Будут ещё, и похуже. Для этих отбросов нет большей радости, чем позубоскалить над теми, кто стоит выше них». Раз нельзя заткнуть им рты, то надо делать вид, что не слышишь и не видишь. Лучше не отводить глаз от виднеющегося вдали Великого холма Эйегона, от сверкающих башен Красного Замка. Там её ждёт спасение, если дядя выполнит свою часть сделки.

«Он хотел этого. Он и его воробейство. И розочка тоже, не сомневаюсь. Я согрешила и обязана искупить вину, мой позор должен видеть весь город до последнего попрошайки. Они думают, что это сломит меня, станет моим концом, но они ошибаются».

Септа Юнелла и септа Моэлла шли рядом с королевой, а септа Сколерия семенила следом, звоня в колокольчик.

– Позор! – выкрикивала старая грымза. – Позор грешнице, позор, позор!

Откуда-то справа к ней присоединился голос мальчишки из пекарни:

– Пирожки с мясом, три пенса, горячие пирожки!

Мрамор под ногами был холодным и скользким, и приходилось ступать осторожно, чтобы не упасть. Процессия миновала безмятежно возвышавшегося на своём постаменте Бейелора Благословенного, чьё лицо воплощало саму доброту. По его виду и не скажешь, каким дураком он был. Династия Таргариенов породила королей и хороших, и плохих, но ни одного не любили так, как Бейелора – мягкосердечного набожного короля-септона, одинаково сильно любившего простолюдинов и богов, но посадившего под замок собственных сестёр. Удивительно, как его статуя не рассыпалась в прах при виде голой груди Серсеи. Тирион говаривал, что король Бейелор ужасно боялся собственного члена. Однажды он изгнал из Королевской Гавани всех шлюх, и когда тех выталкивали за городские ворота, он молился за этих женщин, боясь при этом поднять на них глаза.

– Потаскуха! – Снова женский голос.

Что-то прилетело из толпы. Какой-то гнилой овощ, коричневый и склизкий. Он просвистел у неё над головой и шлёпнулся у ног одного из Нищих Братьев.

«Я не боюсь. Я – львица». Серсея шла дальше.

– Горячие пирожки! – кричал мальчишка. – Тут горячие пирожки!

– Позор, позор, позор грешнице, позор, позор! – завывала септа Сколерия, названивая в колокольчик.

Нищие Братья шагали впереди и расчищали узкий проход, щитами расталкивая людей в стороны. Серсея следовала за ними, не опуская головы и глядя вдаль. С каждым шагом Красный Замок всё ближе. С каждым шагом всё ближе её сын и спасение.

Казалось, они шли по площади целую вечность. Но, наконец, мрамор сменился булыжной мостовой, по обе стороны которой возвышались торговые лавки, конюшни и дома, и начался спуск с холма Висеньи.

Здесь шествие замедлилось. Улица была крутой и узкой, а толпа напирала со всех сторон. Нищие Братья отгоняли людей с дороги, пытаясь отодвинуть их в сторону, но отступать было особо некуда и те, кто стоял в последних рядах, толкали толпу обратно. Серсея пыталась идти с высоко поднятой головой, но в результате наступила на что-то скользкое и влажное, и упала бы, не подхвати её под руку септа Юнелла.

– Вашему величеству стоит смотреть под ноги.

Серсея выдернула руку.

– Хорошо, септа, – покорно произнесла она, хотя от злости ей хотелось плюнуть той в лицо.

Королева шла, облачённая лишь в собственную гордость и покрывшуюся мурашками кожу. Она искала глазами Красный Замок, но высокие деревянные здания со всех сторон загораживали обзор.

– Позор, позор! – вещала септа Сколерия, а её колокольчик всё позвякивал.

Серсея попыталась ускорить шаг, но тут же уткнулась в украшенные звёздами туники, так что пришлось снова замедлиться. Прямо посреди дороги какой-то мужик продавал с тележки нанизанное на палочки жареное мясо, и пока Нищие Братья прогоняли его с пути, процессия остановилась. Мясо подозрительно смахивало на крысятину, но шедший от него запах аппетитно щекотал ноздри, и, когда путь снова расчистился, половина зевак расходились в сторону с палочками в руках, жуя на ходу.

– Не хотите попробовать, ваше величество? – крикнул здоровенный детина с огромным пузом, поросячьими глазками и чёрной нечёсаной бородой, напомнившей Серсее о Роберте. Когда она с отвращением отвернулась, мужчина швырнул в неё палочку с мясом. Та попала ей в ногу и, отскочив, упала на дорогу, но на бедре Серсеи остался кроваво-жирный след от недожаренного мяса.

Крики теперь казались громче, чем на площади, наверное, потому, что толпа стала гораздо ближе. Чаще всего доносились «шлюха» и «грешница», но кричали и «братова подстилка», и «сука», и «изменница». Время от времени раздавались возгласы в честь Станниса или Маргери. Мостовая была грязной, а проход – таким узким, что Серсея даже не могла обойти лужи. «От промокших ног пока никто не умер», – успокаивала она себя. Хотелось верить, что лужи остались после дождя, хотя это вполне могло быть и лошадиной мочой.

Из окон и с балконов тоже кидались всякой дрянью: летели полусгнившие фрукты и тухлые яйца, которые, разбиваясь о мостовую, источали серное зловоние, лилось пиво. Потом кто-то швырнул через головы Нищих Братьев и Сынов Воина дохлую кошку. От удара о землю тушка лопнула, забрызгав голени Серсеи внутренностями и личинками.

Она шла дальше. «Я слепа и глуха, а они – жалкие черви», – говорила она себе.

– Позор, позор! – пели септы.

– Каштаны, горячие жареные каштаны! – кричал уличный торговец.

– Королева-шлюха! – торжественно провозгласил пьяница с балкона и с издёвкой поднял кружку:

– Да здравствуют королевские сиськи!

«Слова – это ветер. Они не могут меня ранить».

На полпути с холма Висеньи Серсея поскользнулась на каких-то нечистотах и в первый раз упала, разбив колено до крови. Септа Юнелла помогла ей подняться. По толпе покатился нестройный хохот, какой-то мужик предложил облобызать ей колено, чтобы не болело. Серсея оглянулась. На вершине холма всё ещё виднелись огромный купол и семь кристальных башен Великой Септы Бейелора.

«Неужели я так мало прошла?»

Но хуже всего было то, что она больше не видела Красного Замка.

«Где же он? Где?..»

– Ваше величество. – К ней подошёл капитан, чьё имя Серсея позабыла – Надо идти. Толпа становится неуправляемой.

«Именно так, – подумала она. – Неуправляемой».

– Я не боюсь…

– И зря.

Он схватил её за руку и потянул за собой. Опираясь на него, Серсея шла вниз, пошатываясь и вздрагивая на каждом шагу. Спуск казался бесконечным. «Это Джейме должен вести меня». Он бы вытащил свой золотой меч и прорубил путь прямо через толпу, вырезая глаза каждому, кто посмел бы взглянуть на неё.

Дорога была скользкой, неровной, покрытой трещинами и слишком грубой для её нежных ног. Она наступила пяткой на что-то острое – то ли камень, то ли осколок стекла – и вскрикнула от боли.

– Я же просила дать мне сандалии, – рявкнула Серсея септе Юнелле. – Уж обувь-то вы могли бы мне дать!

Рыцарь снова резко дёрнул её за руку, как какую-то служанку. «Он что, забыл, кто я?» Она – королева Вестероса. Он не имеет права лапать её своими грязными руками.

У подножия холма спуск стал более пологим, а улица расширилась. На вершине холма Эйегона вновь показался Красный Замок, сверкающий багрянцем в лучах утреннего солнца. «Нужно идти дальше». Она вырвалась из крепкой хватки сира Теодана.

– Не надо меня тащить, сир.

Пошатываясь, она двинулась вперёд, оставляя на камнях кровавые следы.

Она шла через грязь и навоз, окровавленная, замёрзшая, хромающая. Вокруг гудели голоса.

– У моей жены сиськи получше будут! – выкрикнул какой-то мужик.

Возница, которому приказали убрать с дороги фургон, осыпал проклятиями Нищих Братьев.

– Позор, позор, позор грешнице, – бубнили септы.

– Смотрите сюда! – закричала из окна борделя шлюха, задирая юбки для мужчин на улице. – Здесь побывало в два раза меньше хренов, чем у неё!

И всё звонили, звонили колокола.

– Это не королева, – сказал какой-то мальчишка. – Это какая-то старая кошёлка, как моя мать.

«Вот моя расплата, – подумала Серсея. – Я тяжко согрешила – и это моё искупление. Скоро всё закончится, останется позади, и можно будет об этом забыть».

Ей начали мерещиться знакомые лица. Лысый мужчина с пышными бакенбардами неодобрительно глядел вниз из окна, хмурясь в точности, как её отец, и на мгновение так сильно напомнил ей лорда Тайвина, что она споткнулась. Возле фонтана сидела промокшая от брызг девушка и обвиняюще смотрела на Серсею глазами Мелары Хезерспун. Она видела Неда Старка вместе с маленькой Сансой с её рыжевато-каштановыми волосами и лохматую серую собаку, наверное, её волка. Каждый пробирающийся через толпу ребёнок превращался в братца Тириона, насмехающегося над ней в точности так, как он смеялся, когда умер Джоффри. А вот и сам Джофф, её сын, её первенец, её прекрасный мальчик с золотыми кудрями и милой улыбкой. Какие у него красивые губы, какой он…

Тут она упала во второй раз.

Когда ей помогли подняться на ноги, Серсея дрожала, как лист на ветру.

– Пожалуйста, – взмолилась она. – Матерь, будь милосердна. Я же покаялась.

– Да, покаялись, – согласилась септа Моэлла. – А это – ваше искупление.

– Осталось немного, – сказала септа Юнелла. – Видите? – она показала рукой. – Всего-то подняться на холм.

«Подняться на холм. Всего-то». Это действительно было так. Они стояли у подножия Великого холма Эйегона, и прямо над ними возвышался замок.

– Шлюха! – заорал кто-то.

– Братова подстилка! – присоединился ещё один голос. – Дрянь!

– Не хотите отсосать, ваше величество? – Мужик в мясницком фартуке, ухмыляясь, вытащил из штанов член.

Ничего, она почти что дома.

Начался подъём.

Именно здесь насмешки и оскорбления стали самыми жестокими. Путь процессии не проходил через Блошиный Конец, поэтому его обитатели, чтобы насладиться зрелищем, устроились внизу на склонах Великого холма Эйегона. Лица, злобно взирающие на королеву из-за щитов и копий Нищих Братьев, казались безобразными, чудовищными, жуткими. Под ногами повсюду сновали свиньи и голые дети. В толпе, как тараканы, кишели нищие калеки и карманники. Серсея видела человека с острозаточенными зубами, старух с зобами размером с голову, шлюху, вокруг плеч и груди которой обвилась огромная полосатая змея, мужчину с открытыми язвами на щеках и на лбу, из которых сочился серый гной. Все эти люди ухмылялись, облизывались и улюлюкали, пока она, тяжело дыша на подъёме, ковыляла мимо. Некоторые выкрикивали ей непристойные предложения, другие оскорбляли.

«Слова – это ветер, – думала Серсея. – Слова не могут меня ранить. Я – прекрасна, я самая прекрасная женщина во всём Вестеросе. Так говорит Джейме, а он никогда бы мне не солгал. Даже Роберт, тот самый Роберт, который никогда меня не любил, даже он видел, что я красавица, и хотел меня».

Но чувствовала себя Серсея совсем иначе: старой, потасканной, грязной и безобразной. На животе остались растяжки от вынашивания детей, грудь была уже не такая упругая, как в молодости. Сейчас её не поддерживало платье, и она обвисла. «Не надо было делать этого. Я была их королевой, но теперь они все увидели. Все, все увидели… Я не должна была этого допускать». В платье и короне она была королевой. Голая, окровавленная, хромающая, она была всего лишь женщиной, не так уж сильно отличающейся от их жён, больше похожая на их матерей, чем на хорошеньких молоденьких дочек-девственниц. «Что я натворила?!»

Глаза защипало и заволокло пеленой. Нельзя плакать. Не надо. Только не перед этими червями. Серсея вытерла глаза тыльной стороной ладони. От сильного порыва холодного ветра она задрожала, как осиновый лист.

Вдруг посреди толпы она увидела ту старую ведьму с обвисшими сиськами и покрытой бородавками зеленоватой кожей. Как и все остальные, та пялилась на Серсею, и её жёлтые гноящиеся глазки светились злобой.

– Быть тебе королевой, – прошипела она, – пока не придёт другая, моложе и красивее. Она свергнет тебя и отнимет всё, что тебе дорого.

И тут слёзы хлынули неудержимым потоком. Они жгли щёки, как кислота. Серсея вскрикнула, одной рукой прикрыла грудь, а другой промежность, и бросилась бежать. Она неловко карабкалась вверх по склону, проталкиваясь вперёд мимо ряда Нищих Братьев, пригнувшись к земле и расставив ноги. Через какое-то время она споткнулась и упала, поднялась и через десяток ярдов упала вновь. После этого она помнила только, что ползла, карабкалась вверх на карачках, будто собака, а жители Королевской Гавани расступались перед ней, хохотали, свистели и хлопали в ладоши.

Потом толпа вдруг поредела и исчезла. Перед ней возникли ворота замка и линия копейщиков в алых плащах и позолоченных полушлемах. Послышался знакомый резкий голос дяди, сердито отдающего распоряжения. По бокам мелькнули белоснежные плащи и молочного цвета доспехи – сир Борос Блаунт и сир Меррин Трант кинулись к ней.

– Мой сын! – закричала она. – Где он? Где Томмен?!

– Не здесь. Ни один сын не должен видеть позора своей матери, – резко ответил сир Киван. – Прикройте её.

Джослин склонилась к королеве и накинула ей на плечи чистое мягкое покрывало из зелёной шерсти, чтобы скрыть её наготу. Вдруг их накрыла большая, заслонившая солнце тень. Серсея почувствовала, как сзади её коснулась холодная сталь, и огромные руки в латных перчатках подняли её в воздух как пушинку, как она когда-то поднимала маленького Джоффри. У неё закружилась голова. «Великан, – подумала она, пока тот, широко шагая, нёс её к караульной. Говорят, в богом забытой глуши за Стеной ещё водятся великаны. – Но это же просто сказки. Может, это сон?»

Но нет. Её спаситель был настоящим. Восьми, если не выше, футов роста, с толстыми, как стволы деревьев, ногами, с грудной клеткой, которой позавидовала бы тягловая лошадь, и плечами, которые сделали бы честь и быку. На нём красовалась позолоченная кольчуга и покрытые белой эмалью доспехи, сверкающие как девичьи грёзы. Лицо скрывал большой шлем. С его гребня ниспадало семь шёлковых плюмажей, окрашенных в радужные цвета Веры. Пара золотых семиконечных звёзд скрепляла развевающийся на ветру плащ.

«Белый плащ».

Сир Киван выполнил свою часть сделки. Томмен, её дорогой малыш, дал её защитнику место в Королевской Гвардии.

Серсея не заметила, как появился Квиберн, но внезапно тот оказался рядом, еле поспевая за широкими шагами её чемпиона.

– Ваше величество, – сказал он. – Как хорошо, что вы снова с нами. Позвольте представить вам нового члена Королевской Гвардии. Это сир Роберт Сильный.

– Сир Роберт, – прошептала Серсея, когда они входили в замок.

– Позволю себе добавить, ваше величество, сир Роберт принёс святой обет молчания, – сказал Квиберн. – Он поклялся, что не вымолвит ни слова до тех пор, пока жив хоть один враг вашего величества, а зло не изгнано из королевства.

«Отлично, – подумала Серсея Ланнистер. – Просто отлично!».