Макроструктурыи макроправила Т. ван Дейка 1 страница

Профессор Амстердамского университета Т. ван Дейк занимает особое место в современной лингвистике текста. Необходимо сказать, что первоначально он в большей степени занимался изучением семантических аспектов литературного языка, вопросами французской стилистики и поэтики, не­жели проблемами когнитивной лингвистики.³ В конце 60-х годов на него сильное влияние оказали французские ученые Р. Барт и А. Греймас. Однако идеи семантического струк­турализма недолго занимали его внимание, гораздо более интересными оказались когнитивные аспекты языка.

Наиболее стимулирующим для Т, ван Дейка стало со­трудничество с американским психологом Уолтером Кин-чем — автором известных работ по психологии памяти (Дейк, Кинч 1988: 153-211; 1989: 41-67).

Перед тем как перейти к изложению взглядов Т. ваН Дейка на устройство дискурса (текста), необходимо сделать несколько предварительных замечаний.

Макроструктуры, по мнению Т. ван Дейка, обладают семантической природой; они дают представление о сущест­вовании глобальной содержательной взаимосвязи текста. Об­щее содержание текста на более высоком уровне формируется из содержаний отдельных пропозиций. Несколько пропози-

Подробнее о научном творчестве Т. ван Дейка ом. (Караулов, Петров 1989: 5-11),

ций могут образовывать содержательное единство на более высоком (глобальном) уровне.

Как известно, пропозиция — это «обозначенное в речи действительное или возможное положение дел; стабильный семантический компонент предложения (высказывания), спо­собный получать истинностное значение » (Васильева, Вино­градов, Шахнарович 199S: 95). Пропозиция является семан­тическим инвариантом, общим для всех членов модальной и коммуникативной парадигм предложений и производных от них конструкций (номинализаций) (Лингвистический эн­циклопедический словарь 1990: 401). Сопоставим, например, следующие предложения: (63а) Я знаю, что завтра в Эр­митаже открывается выставка немецкой живописи. (636) Я сомневаюсь, что завтра в Эрмитаже откроется выстав­ка немецкой живописи. (63в) Я хочу спросить Вас, не открывается ли завтра в Эрмитаже выставка немецкой живописи? (63г) Было бы замечательно, если бы завтра в Эрмитаже открылась выставка немецкой живописи. Этот список можно было бы продолжить, однако ограничимся этими примерами. Во всех приведенных выше предложениях коммуникативная установка говорящего каждый раз различ­на: утверждение (63а), сомнение (636), вопрос (63в), поже­лание (63г). Наряду с этим переменным компонентом во всех рассматриваемых предложениях имеется стабильное семан­тическое ядро 4завтра — в Эрмитаже — открываться — выставка немецкой живописи», обозначающее действитель­ное или возможное положение дел. Именно это семантичес­кое ядро именуется термином «пропозиция».

Т. ван Дейк предлагает использовать свою модель для объяснения процессов, связанных с восприятием дискурса, причем для него понятие дискурса шире понятия текста. Под дискурсом голландский ученый понимает «сложное единство языковой формы, значения и действия, которое могло бы быть наилучшим образом охарактеризовано с по­мощью понятия коммуникативного события или коммуни­кативного акта» (Дейк 1989: 121-122). Свою точку зрения он мотивирует следующим образом: «Преимущество такого понимания состоит в том, что дискурс, нарушая интуитивные или лингвистические подходы к его определению, не огра-

ничивается рамками конкретного языкового высказывания, то есть рамками текста или самого диалога. Анализ разговора со всей очевидностью подтверждает это: говорящий и слу­шающий, их личностные и социальные характеристики, дру­гие аспекты социальной ситуации несомненно относятся к данному событию. В этом смысле беседа, собрание, слушание дела в суде, урок в классе — все они могут быть названы сложными коммуникативными событиями. Такие события можно далее расчленить на более мелкие коммуникативные акты, такие, как история в разговоре, иск адвоката в суде, объяснение учителем урока в классе. Некоторые из этих явлений, например рассказы или дискуссии, могут проявлять качества, которые характерны для коммуникативных актов в другом социальном окружении* (там же: 122).

Макроструктуры Т. ван Дейка имеют скорее когнитив­ную, чем семантическую природу. Кстати сказать, на это обстоятельство ученые уже обращали свое внимание. Это наблюдение подтверждается, например, тем, что в экспери­ментах на воспроизведение текста были выявлены всевоз­можные модификации исходного текста: 1) свертывание, ко­торое состояло либо в полной утрате элемента, либо в час­тичной потере информации; 2) изменение содержания эле­мента, состоявшее либо в перифразе, либо в изменении информации вплоть до противоположной; 3) развертывание, при котором вводятся либо новые характеристики места, времени действия и героев, либо сами герои (Мурзин, Штерн 1991: 108). Такие модификации возможны только при на­личии общего фонда знаний, содержащихся в долговремен­ной памяти человека.

Формально макроструктуры Т. ван Дейка ничем не от­личаются от микроструктур — и те, и другие состоят из последовательности пропозиций. Таким образом, макрострук­туры, по Т. ван Дейку, — это относительное понятие, это структура более высокого порядка (глобальная структура) по отношению к специальным структурам более низкого уровня, В тексте обнаруживаются различные уровни макро­структуры. Не только текст как, целое обладает макро­структурой, но и отдельные части текста также могут обла­дать ею,

Приведем схему Т. ван Дейка, иллюстрирующую иерар­хию макроструктур текста (рис. 5).

«-I

Рис, 5. Иерархия макроструктур В концепции Т. ваи Дейка,

На каждом уровне, обозначенном более высоким индек­сом, располагаются макроструктуры, охватывающие^ ряд про­позиций вплоть до самого высокого уровня (от М до М)• Если текст состоит из одного предложения, то микроуровень одновременно является макроуровнем {п = 0).

Основной вопрос, который возникает при знакомстве с макроструктурами Т. ван Дейка, заключается в том, чтобы определить пути выявления макроструктур в тексте, для этого можно применить так называемые макроправила, кото­рые, по мнению Т. ван Дейка, являются правилами, опооре-дующими связи между микро- и макроструктурами. 1. ван Дейк называет их также «правилами семантической транс­формации» (Dijk 1980: 43). Эти макроправила когнитивно мотивированы, потому.что, по словам Т. ван Дейка, они являются «реконструкцией частя нашей языковой способнос­ти, с помощью которой отдельные содержания мы ^oö*^e*^H" няем в содержательные единства более высокого порядка» (Ibid.; 44).

Т. ван Дейк выделяет следующие макроправила: пер­вое — опущение (Auslassen); второе — селектация (Selek­tieren); третье — обобщение (Generalisieren); четвертое — построение (Konstruieren).

Первое правило гласит, что нерелевантная, несущест­венная информация может' быть опущена. Другими словами, из последовательности пропозиций необходимо опустить те пропозиции, которые не служат условиями интерпретации (например, пресуппозицией по отношению к другой пропо­зиции в данной последовательности): (64а) Ein Mädchen mit einem gelben Kleid lief vorbei 'Мимо пробежала девушка в желтом платье' (64b) Ein Mädchen lief vorbei 'Мимо пробе-жала девушка*. (64с) Sie trug ein Kleid 'На ней было платье'. (64d) Das Kleid war gelb 'Платье было желтое'.

Если пропозиции (64с) и (64d) для интерпретации по­следующего текста являются несущественными, то их можно опустить, потому что в семантическую структуру более вы­сокого порядка (т. е. макроструктуру) войдет только пропо-зиция (64Ь). В процессе когнитивной обработки текста такие секундарные пропозиции действительно забываются быстрее, чем главные.

Согласно второму правилу опускаются также пропо-зиции, которые являются условием, следствием или состав-ными частями пропозиций. На основании нашего жизненного опыта мы способны дополнять информацию недостающими Деталями, и нам совсем не нужно эксплицировать всю цепь высказываний полностью. Из приведенной ниже последова­тельности пропозиций можно выпустить избыточную инфор­мацию и представить сообщение оптимальным образом (см. пропозицию d): (65a) Peter lief zu seinem Auto 'Петер побежал к своей машине'. (65b) Er stieg ein 'Он сел в нее'. (65с) Er fuhr nach Frankfurt Юн поехал во Франкфурт'. (65d) Peter Tuftr mit dem Auto nach Frankfurt. 'Петер поехал на машине во Франкфурт'.

В примере (65) избыточной является также информация типа Peter kam in Frankfurt an" (Петер прибыл во Франк­фурт), так как, по словам Т. ван Дейка, «само собой разу­меется, что тот, кто куда-то уезжает, должен куда-то при­ехать». Однако последнее утверждение является спорным:

прибытию в конечный пункт путешествия могут воспрепят­ствовать непредвиденные обстоятельства, например, авария, несчастный случай и т. п. Нельзя исключить, в частности, такое продолжение: "Aber er ist niemals angekommen" (Ho он там никогда не появился).

Согласно третьему правилу, концепты, содержащие конститутивные признаки референта, также могут быть опу­щены и заменены суперконцептами. Другими словами, по­следовательность пропозиций можно заменить на пропози­цию, являющуюся общей пропозицией для каждого члена данной последовательности: (66а) Eine Puppe lag auf dem Boden 'Кукла лежала на полу'. (66Ъ) Eine Holzeisenbahn lag auf dem Boden 'Деревянная железная дорога лежала на по-лу'. (66с) Bausteine lagen auf dem Boden 'Кубики лежали на полу'. (66d) Spielzeug lag auf dem Boden 'Игрушки лежали на полу'.

Важность четвертого правила, по Т. ван Дейку, про­истекает из того, что из эксплицитных и имплицитных пропозиций текста образуется так называемая рамочная про­позиция, содержащая какую-либо тему, например, «поездка на поезде» (Zugreise): (67a) Ich ging гит Bahnhof 'Я пошел на вокзал'. (67b) Ick kaufte eine Fahrharte 'Я купил билет'. (67с) Ich lief zum Bahnsteig 'Я побежал на перрон'. (67d) Ich stieg in den Zug ein 'Я сел в поезд'. (67е) Der Zug fuhr ab 'Поезд тронулся'. (67f) Ich nahm den Zug 'Я поехал на поезде'.

По мнению Т. ван Дейка, принцип семантической им­пликации, на котором основываются макроправила, можно использовать как в одном, так и в другом направлении. Если мы получаем информацию типа "Ich ging zum Bahnhof und fuhr nach Paris" (Я пошел на вокзал и поехал в Па-риж), то обычно мы знаем, что некто сел в поезд на Париж, хотя этого и нет в переданной информации.

Понятие макроструктуры все чаще применяется в лин­гвистическом анализе текста, причем нередко исследователи вкладывают в него иной, чем у Т. ван Дейка, смысл. Так, для Ф. Зиммлера макроструктуры являются неотъемлемой частью внутреннего строения текстов. Это выходящие за пре­делы предложения языковые образования, обладающие по

отношению к другим подобным или иерархически меньшим единицам (например, типам предложений) различительной функцией. Вместе с другими единицами эти языковые об­разования составляют еще большие языковые единства, а именно типы текстов, причем в зависимости от выбранного средства коммуникации они могут обладать различными аудитивными и / или визуальными формами реализации. Макроструктуры обладают своим собственным строением, они по-разному сочетаются в различных экземплярах и типах текстов (Simmler 1996: 612). Таким образом, понятие мак­роструктуры может быть использовано при выявлении ти­пологических признаков текста.

Глава 16 ТЕОРИЯ АРГУМЕНТАЦИИ

Каждый языковой элемент является очень

сложным и чувствительным инструментом,

на котором играет тот, кто пользуется языком

Ролъв Блакар

1, Новый этап развития риторики

Во второй половине XX в. наметился значительный рост интереса к античному риторическому наследию. Современное развитие идей античных риторов носит название неоритори-ческой теории аргументации или просто теории аргумен­тации (иногда это направление называют неориторикой). В настоящее время изучение аргументации превратилось в самостоятельную область исследований,

В формировании основных идей новой теории аргумен­тации важную роль сыграли работы X. Перельмана, С. Тул-мина, Г. Джонстона, Ф. ван Еемерена, Р. Гроотендорста и др. Среди отечественных, авторов в первую очередь следует назвать книгу А. А. Ивина «Основы теории аргументации*, являющуюся первым российским учебником по данной дис­циплине. Возрастание роли риторики в нашей жиани обу­словливается не только благодаря появлению новых типов социальных отношений в обществе, но и благодаря станов­лению новых типов коммуникации.

Основополагающие работы С. Тулмина и X. Перельмана в области неориторики появились в конце 50-х годов. Их

классические труды долгое время доминировали в научной литературе. Они оба пытались разработать альтернативу фор­мальной логике и найти метод, который более всего подходит к анализу обычной аргументации. В качестве модели они использовали рациональные процедуры юридической аргу­ментации. Однако, по мнению некоторых современных ав­торов, С. Тулмин и X. Перельман не сумели создать цельной теории аргументации, в которой воедино были бы представ­лены логический и языковой аспекты, хотя и внесли зна­чительный вклад в новое направление риторики (Еемерен, Гроотендорст 1992: 9-10).

В немецкой лингвистике основу зарождающейся теории аргументации заложила книга-эссе X. Вайнриха -«Лингвис­тика лжи* (Weinrieh 1966; Вайнрих 1987: 44-87), написан­ная в 1964-1965 гг. в рамках конкурса научных работ на тему «Может ли язык скрывать мысли?*, организованного Немецкой академией языка и литературы (Язык и модели­рование... 1987; 442). Немецкий ученый так писал о про­блеме истины и лжи в языке: «Язык должен делать мысли очевидными, а не скрывать их. Знаковая функция языка оказывается в опасности. Это — самая простая функция языка, но именно поэтому и самая основная. Ложь —■ ее извращение. Однако люди устроены так, что языковые знаки используются ими во имя добра и в то же время во имя зла» (Вайнрих 1987: 48).

Предметом современной теории аргументации является изучение многообразных дискурсивных приемов, которые позволяют автору (оратору, говорящему) усиливать или из­менять степень своего влияния на мнение аудитории. При этом конечная цель аргументации состоит в том, чтобы аудитория приняла положения, выдвигаемые автором (ора­тором, говорящим) (Ивин 1997: 4). Такая целевая установка аргументации полностью отвечает пониманию диалектиче­ских суждений Аристотелем и тем самым продолжает тра­диции античной риторики.

Аргументацию невозможно ограничить рамками тради­ционных языковых единиц. Ученые, занимающиеся пробле­мами аргументации, обязательно указывают на это обстоя­тельство. Их высказывания легко встраиваются в концепцию

текстолингвистического описания. Так, слова X. Вайнриха о том, что «мы говорим не отдельными словами, а предло­жениями или текстами» (Вайнрих 1987: 48), встают в общий ряд основных положений лингвистики текста. Известная формула новой риторики Г. Д. Лассвелла ъкто сказал что каким образом кому с каким эффектом* (Who Says What In Which Channel To Whom With What Effect) (Lasswell 1948: 37) — цит. по (Kalverkämper 1981: 69), впоследствии успешно применялась не только в лингвистической прагма­тике, но и в лингвистике текста.'

Итак, целевая установка аргументации на принятие ауди­торией стороны оратора исключает такие понятия, как «ис­тина» и «ложь*, «добро* и «зло» из основного понятийного инвентаря теории аргументации. В этой связи А. А. Ивин пишет: «Аргументы могут приводиться не только в поддерж­ку тезисов, представляющихся истинными, но и в поддержку заведомо ложных или неопределенных тезисов. Аргументи­рованно отстаиваться могут не только добро и справедли­вость, но и то, что кажется или впоследствии окажется злом» (Ивин 1997: 4).

Понятие истины всегда считалось одним из главных операционных понятий в лингвистике (см., например, работы по семантике предложения). В то же самое время намеренная ложь стала объектом пристального внимания лингвистов сравнительно недавно, причем значительный вклад в изуче­ние этой проблемы внесли работы, проводимые в русле теории аргументации. Д. Волинджер заявляет: «Как только знаки были полностью отделены от обозначаемых ими ве-Щей, человек получил возможность указывать на нечто не­существующее или даже противоположное тому, на что из­начально предназначены указывать знаки. У шутника, ко­торый переворачивает стрелки-указатели на улице с одно­сторонним движением, несомненно, имелся пещерный со­брат. Это не значит, что хитрость и обман не присущи Животным, но что отличает человеческую ложь, так это ее способность к совершенствованию и оттачиванию методов. Достаточно сделать из утвердительного предложения отрица­тельное, как истина обернется обманом; достаточно изменить

интонацию — и высказывание, несущее в себе сомнение, станет самым безапеляционным» (Болинджер 1987: 34).

Столкновения мнений на поле аргументации могут при­обретать ожесточенный характер. «СПОР — ЭТО ВОЙНА* (ARGUMENT IS WAR) — к такому выводу приходят Дж. Лакофф и М. Джонсон (1987: 127). Они полагают: ■«Важно отдавать себе отчет в том, что мы не просто говорим о спорах в терминах боевых действий. Мы действительно можем побеждать или проигрывать в споре. Мы восприни­маем лицо, с которым спорим, как противника. Мы атакуем его позиции и защищаем свои собственные. Мы захватываем территорию и теряем ее. Мы разрабатываем и используем стратегии. Если мы убеждены, что позицию нельзя защи­тить, мы можем ее оставить и выбрать новое направление наступления» (там же: 127-128). К этому можно добавить, что выигрывает сражение в аргументации, как правило, тот, кто лучше знает теорию.

2. Модель теории аргументации С. Тулмина

Видным теоретиком теории аргументации является Сти­вен Тулмин (Toulmin 1958; 1975). Для него аргументация предстает в виде живого организма, в котором есть своя анатомия и своя физиология. Когда аргументация развора­чивается во всех деталях, то она может занимать несколько страниц (в письменном виде) или продолжаться четверть часа (в устном виде). За это время или на атом пространстве возникают основные этапы, характеризующие движение ар­гументации от начальных формулировок нерешенной пробле­мы до заключительного вывода. Каждый из этих этапов занимает несколько минут или нескольких разделов. Вместе они составляют самые важные «анатомические* части аргу­ментации, так сказать, ее «органы*. Однако если опустить­ся на уровень отдельных предложений, то внутри каждо­го раздела можно обнаружить более тонкую, «физиологи­ческую» структуру. Именно к этому уровню применимо понятие логической формы, и именно здесь можно подтвер-

дить или опровергнуть действенность аргументации (Toulmin 1975: 86).

В книге «Использование аргументов» (The Uses of Ar­gument) С. Тулмин предлагает модель, отражающую струк­туру аргументов. Его модель — это описание процедурной формы аргументов, которая, по С. Тулмину, независима от предмета спора. Аргументационная модель С. Тулмина (рис. 6) является попыткой представления общей структуры умозаключения, лежащей в основе множества случаев аргу­ментации.

(A) data			modifier	(C) claim
i
	(В) warrant
	i	h.
	(c) rebuttal
	(b) backing

Рис. 6. Аргументационная модель С. Тулмина. data — посылка, исходные данные; warrant — правила ло­гического вывода; Ъас1нп£ — поддеряска; modifier — модифика­тор; rebuttal — исключение; claim — вывод.

Позиция A (data) охватывает исходные данные (посыл­ки), из которых на основе общих правил умозаключения (позиция В) делается вывод (позиция С). На пути от исход­ных данных (А) до вывода (С) предусмотрена еще одна позиция (с), учитывающая возможность исключительных об­стоятельств, которые могут поставить под сомнение (или вообще отменить) значимость вывода (С). Существование этой позиции влечет за собой признание того факта, что вывод сам по себе может быть только «обусловленным выводом» — независимо от того, заполнена или нет позиция (с) в кон­кретном акте аргументации. Именно этим объясняется на­личие в схеме на пути от (А) до (В) модификатора (modifier), который в языке получает свое вербальное выражение в виде таких модальных слов или выражений, как может быть,

вероятно, очевидно; кажется, что..,, можно предположить, что..., я думаю и т. п.

Нагляднее всего действие схемы С. Тулмина можно про­демонстрировать на конкретном примере: (68а) Мать говорит отцу: «Мне кажется, у Анны неприятности в школе. Она в последнее время возвращается домой в плохом, настро­ении». Модель С, Тулмина позволяет выявить скрытые сто­роны речевой коммуникации. В приведенном выше примере связь двух предложений в реплике отца обеспечивается за­меной имени Анна на местоимение она, а также использо­ванием лексики из одного тематического круга (фрейма, сценария) — «школа» и «возвращение из школы». Однако дополнительным объединяющим фактором является то об­стоятельство, что оба предложения (высказывания) могут интерпретироваться как составные части не полностью вер­бализованного акта коммуникации.

Восстановим полную схему вербализации: (686) В по­следнее время Анна возвращается домой в плохом настро­ении. Обычно плохое настроение связано с какими-либо не­приятностями в жизни. Так как Анна возвращается долой из школы, то источник неприятностей может находиться там. В школе с ребенком могут произойти самые разные вещи, в том числе и неприятные. Поэтому можно предпо­ложить, что плохое настроение Анны связано со школой.

Заполнение всех приведенных выше позиций приводит к следующей интерпретации примера (рис. 7 на с. 275).

Целенаправленность процесса умозаключения в модели С. Тулмина не обязательно совпадает с линейной последова­тельностью отдельных составных частей в рамках речевой аргументации. Для обиходных текстов является обычным случаем, когда некоторые исходные данные и факты (пози­ция А) подаются вслед за утверждением или констатацией (позиция С), как это. было в рассматриваемом примере. Возможно также то, что «исключительные обстоятельства» могут быть представлены «задним числом», будучи иници­ированы, например, при помощи переспроса.

Позиции (В),и (Ь) обычно не получают вербального выражения, эти знания принадлежат к прагматическим пре­суппозициям речевой коммуникации. Эти позиции получают

(A)data В последнее время Анна возвращается домой в плохом настроении

modifier

Мне кажется,

(С) claim

У Анны неприятности в школе

(В) warrant

Плохое настро­ение человека всегда связано с неприятностями в жизни;

(с) rebuttel

Разве что с ней что-нибудь случается по дороге домой

(b) backing

Анна

возвращается из школы, а там тоже случаются неприятности

Рис, 7. Дейотвие аргументационной модели С. Тулмина.

вербальное выражение только в необходимых случаях (при непонимании или при желании подчеркнуть именно это обстоятельство). Рассмотренный нами пример приобретает в этом случае следующий вид: (68в) Кажется, у Анны, непри­ятности в школе (=С). Дело в том, что в последнее время она возвращается домой в плохом настроении (=А), а плохое настроение человека всегда связано с неприятностями в жизни (В). Школа занимает огромное место в жизни ре­бенка, и неприятности могут исходить именно оттуда (=Ь). Разве что с ней что-нибудь случается по дороге дотй (=с). Ни в чем нельзя бить уверенным до конца (=модифи-капгор).

Модель С. Тулмина помогает установить содержательные взаимосвязи между отдельными высказываниями. Возника­ющая когнитивная структура, как сетка, накладывается на существующие грамматические зависимости между текето-

выми элементами и способствует укреплению связности и цельности текста. Такое понимание логических взаимосвязей в тексте похоже на трактовку макроструктур Т. ван Дейком. И в том, и в другом случае в основе наблюдаемых законо­мерностей скрываются когнитивные процессы.

3. Неориторика X. Перельмана

Профессор Брюссельского университета Хайм Перельман по праву считается одним из создателей неориторики. Его работы, посвященные решению различных юридических про­блем, привели к выработке основ новой риторики как «ло­гики неформального суждения* (Perelman 1971: 145-149; 1977; 1980).

В своем подходе к новой риторике X. Перельман оттал­кивается от идей Аристотеля о существовании двух типов умозаключений — аналитического и диалектического. Обыч­ная схема аналитического умозаключения такова: если все А суть В, а все В суть С, то все А суть С. Эта схема имеет чисто формальную природу, потому что она выполняется независимо от содержания элементов А, В и О. Кроме того, в ней устанавливается жесткое отношение между истинно­стью посылок и истинностью заключения: последнее не мо­жет быть верно, если посылки ложные.

Другая картина складывается, по мнению X. Перельма­на, когда мы имеем дело с диалектическими рассуждениями. Последние являются таковыми (и это признается еще со времен Аристотеля), когда посылки приняты большинством мнений, т. е. когда они правдоподобны, но не обязательно¹ истинны. Другими словами, диалектические умозаключения исходят из посылок, принятых большинством, и имеют це­лью убедить аудиторию в необходимости принять то или иное решение, разделить ту или иную точку зрения. Итак, суждения аналитического характера направлены на выявле­ние истины, диалектические суждения — на формирование мнения (Безменова 1991: 46-47).

Таким образом, в основе теории аргументации лежит убеждение, а ее предметом является изучение многочислен­ных дискурсивных (т. е. посредством рассуждений) приемов, позволяющих говорящему (оратору) влиять на аудиторию. А. А. Ивин пишет в этой связи: «Истина и добро могут быть промежуточными целями аргументации, но конечной ее задачей всегда является убеждение аудитории в справед­ливости предлагаемого ее вниманию положения, склонение ее к принятию этого положения и, возможно, к действию, предполагаемому им» (Ивин 1997: 4).

Многие идеи X. Перельмана изложены в книге «Новая риторика. Трактат об аргументации»■, написанной в соавтор­стве с Люси Олбрехт-Тытека (Perelman, Olbrecht-Tyteca 1958). В этой работе представлена одна из возможных концепций теории аргументации, описывающей приемы словесного воз­действия на аудиторию.

Основными типами аргументов признаются: 1) квазило­гические аргументы, 2) аргументы, базирующиеся на струк­туре реальности, и 3) аргументы, способствующие образова­нию этой структуры.¹

Квазилогическими называются аргументы, приближен­ные к формальным доказательствам, т. е, аргументы логи­ческой или математической природы. Квазилогический ар­гумент отличается от формального вывода тем, что он воегда предполагает «молчаливое согласие» аудитории о неформаль­ными посылками, которые единственно обеспечивают его применение. Среди квазиаргументов в теории аргументации выделяются: противопоставление и несовместимость, иден­тичность, дефиниция, тавтология, правило взаимности, пере­ходности, включение и разделение.