Глава 2. Предпринимательская деятельность в средние века (XIV - XVII). 7 страница

С 1715 года, по мере утихания войны, Петр обращается к гражданским делам, интересуется проблемами финансовой по­литики и экономики. В это время появляется много финансо­вых проектов. Купцы были недовольны тем, что царь разрешил торговать всем (и дворянам), и предлагали ограничить торговлю казенными товарами. Люберас пишет для Петра рассуждения в духе меркантилизма Кольбера: в основе хозяйственной жизни должно лежать развитие частной и свободной торговли и про­мышленности, народное богатство увеличивается в зависимости от увеличения золота и серебра в стране, которое зависит от сокращения ввоза иностранной продукции. Не следует также торговать сырьем.

С 1717 года Петр осуществляет поданную ему идею о введении "поголовщины" - подушного налога. Царю стали поступать проекты: как лучше брать этот налог и следить за его сбором. К 1719 году стали поголовно переписывать крестьян, но без посылки солдат дело не обошлось. К 1727 году была закончена эта работа, но уже к 1724 году было определено число плательщиков - 5,5 млн. человек. Введенный при этом Петром налог повышал в три раза размер подати. Подушная подать учитывала, как и раньше, умерших и беглых как полноценных налогоплательщиков. И все равно четверть налогов не набира­ли, что задерживало всякие платежи. Из-за этого матросы, на­пример, собирались грабить богатых. Из собранных доходов 66 % тратилось на армию, 13 % на государственный аппарат.

Преобразования Петра в области торговли и промышленно­сти тоже были достаточно противоречивы. Основное противо­речие заключалось в несовпадении провозглашенных целей и используемых средств, а также и полученных результатов. Пре­образователю было ясно, что без купцов и предпринимателей и создаваемого ими богатства никакие проблемы в стране не мо­гут быть решены. Поэтому указы Петра касались этой сферы довольно часто. В 1703 году создана первая в России биржа (купеческое собрание) в Петербурге. Казенные полотняные заводы в Москве были переданы в частные руки - Туркину, Цынбалыцикову и другим, вышел указ об организации торгово-промышленных компаний (1712 г.), устроены железоделатель­ные заводы Демидовым на реке Тагиле (1716 г.). В 1719 году учреждены Берг- и Мануфактур-коллегии и принят их регла­мент; в этом же году сокращены казенные и торговые монопо­лии. Принят указ о разрешении купцам наравне с дворянами покупать к заводам крестьян, об освобождении заводчиков от градских служб (1721 г.). И, наконец, в 1722 году - учреждение гильдии купцов. Меры эти были своевременными, например, давно уже русские торговые люди признавались, что им трудно тягаться с иностранными купцами, так как те торгуют сообща. Теперь Петр предписывал: "Купцам торговать так же, как тор­гуют в других государствах купцы, компаниями, иметь о том всем купцам между собою с общего совета установление, как пристойно бы было к распространению торгов их. Повсюду преобразователь будет требовать деятельности сообща, коллеги­альной формы, вследствие понимания, что причина болезни - в разрозненности действий, а средство к исцелению - деятель­ность сообща и деятельность самостоятельная. "Чтобы собрать эту рассеянную храмину" купечества, по выражению Петра, он учредил в Петербурге Главный магистрат, имевший коллеги­альное устройство, президентом был избран князь Трубецкой, вице-президентом - московский купец Исаев. Все горожане были разделены на три части, гильдии. Гильдии выбирают старшин, решающих все дела. Должны они были и принуждать к работе ленивых и гуляк. Воспользовались ли купцы новым положением? Воевод заменили магистраты, а дела шли так же, сильные отнимали у слабых. Многие купцы разошлись по другим сословиям, такого обмана не было и в XVII веке. Так, сам Петр I считал возможным "заимствовать", в случае необхо­димости, у купцов деньги, вводя выгодные для себя постанов­ления, или без них - эти меры подрывали торговлю. Царю с горечью доносили: "Купечества весьма мало, и можно сказать, что уже нет, ибо все торги отняты у купцов, и торгуют высокие персоны, и их люди, и крестьяне". "Извольте, ваше величество, вопросить новых всероссийских купцов, то есть князя Меньшикова, сибирского губернатора князя Гагарина и им подроб­ных, могут ли они прокормить многое число разоренных через отнятие торгов?" Препятствовали также торговле недостаток капиталов, неумение соединяться в компании, отношение воо­руженного сословия к невооруженному (считавшемуся вторым сортом), взяточничество, казнокрадство, плохие дороги. Россия с плохими дорогами скорее разделяла Европу и Азию, чем со­единяла. Осенью 1722 года голландский резидент ехал из Мо­сквы в Петербург пять недель из-за грязи и поломанных мос­тов. Во время Петра I в городах жило всего 3 % населения.

Что касается общих перемен в промышленности, то петров­ское государство часто создавало фабрики и передавало затем в частные руки, давало льготы людям, организующим фабрики, кредиты, становясь в положение банкира крупной промышлен­ности, и тем приобретало право строго следить за деятельно­стью компании. Это вмешательство в частное предпринима­тельство оно считало не только правом, но и обязанностью. Ни одно переустройство, даже самое мелочное, не могло быть сде­лано без соответствующего донесения в Мануфактур-коллегию. От фабрикантов требовалось ежегодно доставлять в Мануфактур-коллегию образцы своих изделий, затем правительство устанав­ливало вид, форму, цены на те товары, которые поставлялись в казну и запрещались к продаже в розницу. Правительство удо­стаивало наградить исправных фабрикантов и подвергало стро­гим взысканиям нерадивых. Особенно большими размерами и многолюдством отличались казенные горные заводы. К девяти пермским заводам было приписано 25 тысяч крестьян. Для управления пермскими и уральскими заводами был построен город, названный в честь царицы Екатеринбургом.

Из частных фабрик обширностью отличалась суконная фаб­рика Щеголина "со товарищи" в Москве, имевшая 130 станов и750 рабочих, на Казанской суконной фабрике Микряева работало 740 человек, на шелковых фабриках Евреинова - до 1500 человек. Это все были московские купцы - члены гостинной и суконной сотен. На фабрике, например, Тамсена при неплохом устройстве рабочие получали столько, сколько получают арестанты. Работа­ли там девушки и женщины, отданные на фабрику в наказание, некоторые насовсем, с вырванными ноздрями. Чистая прибыль фабриканта составляла 30 %.

С 1721 года фабриканты могли покупать деревни, а с 1736 года фабрикант становится для рабочих официальным судьей. Крепостные рабочие иногда получали только корм и одежду. Плата на казенных фабриках (из-за льгот) в целом бы­ла выше, чем на частных. Товары фабрик были низки качеством, а цену имели вдвое выше, чем иностранные. Чтобы отечественные товары имели сбыт, Петр стал накладывать вы­сокие пошлины на иноземные товары. Но после смерти царя купцы стали жаловаться, что нет выгодных импортных товаров, поэтому пошлину снизили с 75 % от стоимости товара до 15 %. С 1716- 17 гг. усиленно раздаются разрешения на устройство частных фабрик.

Все это сложное экономическое хозяйство, подчиненное го­сударству, нуждалось в управлении, поэтому необходимо неко­торое отступление от вопроса о деятельности Петра в области промышленности и представление роли управленческих орга­нов торговлей и промышленностью - Коммерц-коллегии. Пер­вые сведения о петровских коллегиях относятся к 1715 году. Но уже в 1712 году из иноземцев и московских знатных купцов был создан Коллегиум по исправлению торгового дела. Его задачей было увеличение внешнеторгового оборота, соблюдение российских интересов, пресечение "непотребностей, которые купечество портят". Пока на первый план выдвигалась идея привлечения иностранных купцов, а о защите интересов рус­ских говорилось вскользь. Еще предлагалось, как, например, в Швеции, пошлин внутри государства не платить, а только в портах, как приезжим, так и местным. Но это означало недобор налогов, поэтому правительство на это не согласилось, и соот­ветствующая таможенная реформа прошла только к середине XVIII века, когда дворянство втянулось в торговлю.

С 1715 года необходимость создания коллегий была твердо осознана Петром. При их создании были трудности со служащими. В Коммерц-коллегии, например, было 29 человек (14 иностранцев и 15 русских), причем русские получали жало­ванье вдвое меньше иностранцев.

Примечательными и даже характерными людьми для управ­ленческого аппарата были служащие Коммерц-коллегии - бра­тья Соловьевы, бывшие дворовые люди А. Д. Меньшикова. В начале XVIII века они вели торговлю казенными товарами, Дмитрий - в Архангельске, а Осип - в Амстердаме. В 1712 году Д. Соловьев был привлечен к организации Коммерц-коллегиума, а в следующем году ему была отдана вся казенная за­граничная морская торговля. Но уже в 1713 году началось след­ствие по обвинению братьев Соловьевых в нанесении ущерба казне "за преступление его величества указов и за кражу по­шлин и за подложные торги". Они были арестованы и за­ключены в тюрьму. В 1719 году Канцелярия конфискации за­нималась продажей отписанного в казну их движимого имущества, завершая цикл, в начале которого - кражи из каз­ны, а в конце - возвращение украденного в казну. Это бес­смысленный круговорот, так как он идет практически без при­ращения богатства. Но и будучи под следствием Соловьевы не прерывали службы по коммерческим делам. Только в 1721 году Петр приказал освободить Соловьевых с тем, чтобы они отра­ботали свою вину. Но полную отставку они получили только в 1738 году.

Деятельность коллегии в 20-е годы была подчинена главной цели - накоплению денежных богатств. Строго регламенти­рующей была и деятельность коллегий по промышленности. В начале 30-х годов, изыскивая возможность экономии на содер­жании государственного аппарата, Коммерц-коллегию объеди­нили с Берг-коллегией и Мануфактур-коллегией, тем самым подчинив промышленность не только государству, но и торгов­ле. Управление коллегиями еще раньше было подчинено дво­рянству, в указе 1724 г. запрещалось определять в секретари лиц "не из шляхетства", участие купцов допускалось лишь в виде консультаций. "Купцы-чиновники" (Исаев, Евреинов) были исключением. Как видно, управляли промышленностью, объективно не заинтересованные в ее развитии люди, а даже самые достойные представители третьего сословия от управле­ния сферой предпринимательства были устранены.

При оценке промышленной деятельности Петра в качестве достижения называют обычно создание (даже скачок) черной и цветной металлургии. При нем было построено 11 заводов на Урале, а также в других местах (тульские, липецкие, олонецкие и др.)- Но Россия, конвульсивно вырвавшаяся при Петре на I место по уровню черной металлургии, потом резко и чем даль­ше, тем больше отстает от всех без исключения стран Запада. Причина этого явления в том, что монопольное положение уральской промышленности, огромные запасы топлива, богат­ства российских недр, государственные заказы и дотации - все это не создавало как у уральских заводчиков, так и у руководи­телей казенных заводов, стимула к отказу от экстенсивного крепостного труда и примитивной техники. Уральская метал­лургия не создала прогрессивных элементов в феодальной эко­номике. Наоборот, был создан исторический уникум - про­мышленность на крепостном труде, крепостная фабрика закрепилась на два века. Этим дворянство подпитало свои уга­сающие силы еще на двести лет. Промышленность на Западе толкала феодализм к могиле, а крепостная промышленность укрепляла его. Европейские заводчики под угрозой гибели в конкурентной борьбе тратили прибыль на расширенное вос­производство и техническое переоборудование заводов. Так, в ходе промышленной революции в Англии, имевшей своим следствием широкое применение машин, английская метал­лургия с 1770 года по 1800 год скачкообразно расширила свою продукцию почти в 5 раз, в то время когда в России она не дос­тигла в этот период даже удвоения. Уральская промышленность родилась с монополией на рабский труд, на леса и недра, с за­щитой от конкурентов. На расширение производства тратилась ничтожная часть прибыли, проще было взять денег у казны. Технические изобретения и усовершенствования уральских умельцев, как правило, не получали применения на производ­стве, а наличие на отдельных заводах наряду с водяными двига­телями паровых машин не меняло общего характера уральской промышленности. Крепостная промышленность давала мизер­ный рост производительности труда. Затраты труда на одну ус­ловную тонну чугуна в допетровские времена (1660 г.) состав­ляли 183 часа, в 1723 году - 161 час, то есть за 63 года они уменьшились всего на 6,3 %. Отсюда и загнивание уральской металлургии, и ее исключительный паразитизм, который кра­сочно описан Д. Маминым-Сибиряком и вина за который воз­ложена исключительно на "богатых". При росте производства металлов их потребление увеличивалось незначительно. Стало больше только пушек и ружей. Металл вывозили за границу, чтобы покупать для знати предметы роскоши. А крестьяне по-прежнему имели примитивные орудия труда, пахали деревян­ной сохой.

Развитие производительных сил становится даже опасным, если оно не формирует соответствующих производственных от­ношений. Несмотря на проведенные Петром преобразования, буржуазия в XVIII веке не принимала заметного участия в обще­ственных движениях, она оказалась обиженной просительницей реформ. Купеческий капитал был таким защитником самодержа­вия, что поддерживал его в не урезанном виде даже тогда, когда неизбежность перемен поняла большая часть дворянства. Преоб­разования Петра в жизнь проводило чиновничество. Бюрократия на Западе была орудием в руках буржуазии против феодалов, бю­рократия в России подавляла имеющиеся ростки капитализма. Крепостное хозяйство не испытывало потребностей в грамотных и умных людях, поэтому неграмотными были не только крестья­не, но и поголовно купцы. В целом это определяло не движение вперед, а регресс. Французский историк Левек замечал: "Петр еще больше увеличил рабство русских, требуя, чтобы они стали похожими на свободных людей". Это поэт Вяземский подсказал Пушкину идею о том, что Петр вовсе не повел Россию вперед, а вздернул ее на дыбы.

Эпоха Петра объективно была временем жестокого удуше­ния ростков подлинного промышленного подъема, мешала оформлению буржуазии. Многим наблюдателям казалось, что длительное гниение России в послепетровскую эпоху объясня­ется лишь неспособностью его наследников продолжить дело Петра. При анализе событий, как видно, дело обстоит несколь­ко иначе. Личные таланты Петра, его энергия и жажда деятель­ности, умение учитывать горький опыт объективно вели к уси­лению и оживлению отмирающих клеток государства, к колоссальному ослаблению экономически прогрессивных сил. Прекращение реформ произошло и из-за непоследовательности действий царя: и за торговлю, и за промышленность и за другие дела Петр брался наскоком, с середины и конца, поддаваясь и временным настроениям.

Резкую оценку результатов петровских преобразований дал В. О. Ключевский в небольшой рукописной работе. Он считает, что реформа Петра пошла вся на пользу государству в самом узком смысле правительства. Она создала армию, флот, кото­рые усилили в народе страх, не подняв в нем чувство нацио­нального достоинства. Мотовскими ссудами из палочных сбо­ров с полуголого и полуголодного плательщика она выкормила десятка полтора крупных капиталистов, фабрикантов и за­водчиков, ставивших в казну по воровским подрядным ценам пушки, ружья, солдатское сукно, парусинное полотно и образо­вавших первые кадры русской плутократии. Эта реформа ничего не дала народу - никаких новых жизненных средств, никаких живительных возбуждений. Из-под петровского молота он вышел таким же невежественным и вялым, каким был пре­жде, только значительно беднее и развитее прежнего. Корен­ные области государства, наиболее устоявшиеся экономически, стали малолюдными от бесконечных рекрутских наборов, от нарядов на постройку и утрамбовку человеческими костями трясинного петербургского болота и от массовых набегов на недосягаемые для бритого чиновного сыщика места.

Значительная масса нового труда, внесенного в народнохо­зяйственный оборот новоказенными фабриками, заводами, мастерскими, пропала бесследно для народного благосостояния, так как плоды этого промышленного подъема поглощены были бездонной пропастью казны, дырявыми демидовскими карма­нами и походными помещичьими расходами. Народ не только не стал богаче прежнего, он стал еще безгласнее, чем был пре­жде. Прежде хоть купцы на Земском соборе или в совещатель­ной комиссии заявляли царю или его боярину о своих нуждах, о народном разорении, о глупостях правительства.

Таким образом, петровские преобразования привели: 1) к реанимации крепостнических отношений, что во многом предопределило мучительно затяжной процесс их последующей ликвидации; 2) к усилению самодержавия, процессу, обратному тому, что происходил в Европе; 3) к созданию бюрократии, ко­торая становится проводником монаршей воли, сплачиваясь общим источником средств к существованию - государевым жалованьем. Самодержавное государство выступало как само­стоятельная политическая сила, которая выше всего ставила свой собственный интерес, а прочие интересы учитывала лишь постольку, поскольку они не противоречили его целям. Гово­рить о главенстве в то время "торгового капитала" на том осно­вании, что царь покровительствовал купечеству, не представля­ется возможным. До Петра Великого Московское государство было слабосильной полуазиатской державой, державшейся за слабосильный народ. После Петра оно стало могущественной европейской империей, покоившейся на обнищавшем, безглас­ном, порабощенном народе. Многие граждане, не желая пла­тить налогов, не занимались никакими промыслами и жили бедно, разгульно, пьяно, воруя и разбойничая; "магистрат предлагал присматривать за такими "тунеядцами" и понуждать заниматься ремеслами.

Основной признак варварства есть лень, стремление самим не делать ничего или делать как можно меньше и пользоваться плодами чужого труда, заставлять другого трудиться на себя. Приобретя добычу, варвар предается бездействию и вследствие того коснеет умственно и нравственно, личное развитие пре­кращается, чужое добро впрок не идет, варвар живет до тех пор, пока нужда не заставит напасть его снова - непроизводительно для него чужое добро. Особенно нравятся ему пленные, рабы, чтобы заставить их работать на себя. Общество выходит из со­стояния варварства, когда является и усиливается потребность в честном и свободном труде, стремление жить своим трудом, общество богатеет и крепчает, рабство, естественно, исчезает, как помеха труду, помеха развитию, преуспеянию. Тем общест­во совершеннее, развитее, чем сильнее в нем стремление к тру­ду; тем оно слабее, чем более между его членами стремления жить на чужой счет. Россия не была варварским государством, но есть в ней эти черты: плохое состояние сельского народона­селения, бедность городов, отсутствие промышленности, не­значительность торговли, сильное холопство, привычка силь­ного человека окружать себя толпою слуг, стремление обманным.путем взять за свой труд больше, чем он стоит, взя­точничество, стремление перейти из промышленного сословия в приказные люди, чтоб жить с меньшим трудом за чужой счет. В огромной стране люди больше всего страдали от тесноты и пожаров, с ней связанных.

Нравственные последствия этих процессов (деспотизм пра­вительства, деградация общества) всегда были в центре внима­ния иностранцев, писавших о русском "национальном характе­ре". Всеобщность рабства в империи иностранцы называли крепостным правом: зависимость дворян от императора, кре­стьян от дворян ("все классы одинаково находятся в рабстве, а не в подданстве"). "Как персы в описании Ксенофонта, русские научились подчиняться до того, как им это прикажут". Именно окончательное закрепление такого режима и ставилось в вину Петру Великому.

Рассмотренные выше самые общие направления петровских реформ не вина, а трагедия России и русского народа, и важно усмотреть в них не серию краткосрочных актов, закончившихся смертью преобразователя, а фермент постоянных перемен, путь, предначертанный для России. Причины движения по та­кому пути лежат в древней истории России. Древний мир дал два течения общественному развитию: 1) античный мир через Афины и Рим направлял отважный ум человеческий на изучение наличного, наблюдаемого мира, получался человек-мыслитель и делец, таким путем пошла Европа; 2) восточно-христианская цивилизация через Византию толкала пугливую людскую совесть к созерцательному культу загробной жизни. Народ понес свой заработок в церковь, особенно в монастырь, как откуп от ада, и тем расслабил свою трудовую энергию. Мис­тически-фаталистический тип характера принадлежит России.

Среди правящего класса, боярства и дворянства, кормив­шегося за счет народа под предлогом внешней его защиты и внутреннего упорядочения, среди хищного и невежественного монашества и столь же невежественного, но забитого белого духовенства, среди сельского простонародья, кое-как работав­шего, чтобы только прокормиться и избыть податного правежа, не было класса, достаточно независимого и организованного, воспитанного в чувстве права и собственного достоинства и солидарного в интересах с народом, не нашлось ни одной об­щественной силы - ни духовной, вроде западноевропейских университетов, ни экономической, похожей на тамошние го­родские общины.

Верховная власть, сперва рассыпанная среди княжьей ме­люзги удельных времен, а потом скомканная всеми правдами и неправдами в руках московского государя и всея Руси, не встречая сдерживания ни в рыхлой общественной среде, ни в собственном притупленном общественном сознании, все пухла и расширялась как пустой пузырь, надуваемый воздухом и, на­конец, раздулась до потери чувства меры и предела. Враги с Востока и Запада были единственными возбудителями кое-какой нравственной энергии в этой покати-шаром стране.

Западноевропейская культура несла к нам знания: опыт, энергию, предприимчивость, житейские удобства, легкие нравы, новые увеселения. В русском обществе она не нашла клас­са, готового к ее восприятию. Поэтому она пала новой государ­ственной повинностью на общество: государство извлекало из западного опыта только элементы обороны и казенного обога­щения, а не суть его. Такое отношение легло в основу петров­ской реформы и до сих пор служит нездоровой почвой нашей жизни. Заимствуя, таким образом, сначала из западной культу­ры преимущественно полезное, мы потом стали хватать только приятное.

Замедлили развитие России, кроме выбора византийского пути, и другие известные причины - иго, географический фак­тор и т. д. На публичных чтениях о Петре Великом в 1872 году С. М. Соловьев вводит для России термин "страна запоздав­шего развития". И если при Владимире Крестителе и Ярославе Мудром запоздание было не таким заметным, то ко времени Петра, по описанным уже причинам, оно составляло уже около двух веков. Россия к этому времени потеряла историческое время и истощила силы. В XVII, а тем более в XVIII веке, раз­витие экономических связей, географические открытия, созда­ние новых средств связи и технических связей объединяют мир в единую систему, каждый элемент которой зависит от других. В этих условиях отставание в темпах развития оборачивается угрозой суверенитету государства. Организация передовых, в данном случае европейских, стран становится моделью жела­тельного переустройства для других. Но в Западной Европе этот процесс рационализации и модернизации шел века эволюци­онным путем, где каждый последующий шаг был логичным, более или менее, продолжением предыдущего. Для России та­кого исторического времени отпущено не было. Поэтому к началу XVIII века у Петра Великого не оставалось выбора. Вер­нее, выбор был, но выбирать приходилось из двух зол: либо превращение во второстепенную державу, слаборазвитую, ско­рее всего распадающуюся страну даже не на окраине, а на за­дворках Европы, либо использование иной, чем в развитых странах, революционной модели рационализации и модерниза­ции. Сущность петровских реформ состояла в том, что они представляли собой классический пример радикальных преоб­разований, которые нужны обществу в принципе и даже суще­ствуют в зародышевом состоянии, но они проводятся государ­ством сверху, без участия, при сопротивлении широких слоев общества. Переход жизни общества от традиционного к рацио­нальному происходит настолько резко, что возможен только при наличии особого типа руководителя, выступившего с программой реформ. В условиях утраты прежнего образа жизни, понятий, идеалов только вера в харизматического (обладающего особым даром) руководителя, позволяет обществу не прийти к состоянию всеобщего хаоса. При этом еще сохраняются живые и активные силы, заинтересованные в сохранении старого по­рядка или не могущие морально примириться с его уничтожением. Петру I в целом удалось найти верный путь ук­репления и расширения государства через усвоение достижений ушедшей вперед Европы. Он замыслил создать рациональное государство, в котором использовались бы хорошо продуман­ные законы, обеспечивающие бесперебойное функционирова­ние всего механизма управления и ограждающие население от произвола чиновников. На практике же этот идеал оказался утопией, он привел к созданию полицейского государства по образцу (но не по сути) западноевропейских абсолюстических монархий. При отсутствии каких-либо инструментов социаль­ного контроля государство было ничем не связано в ходе осу­ществления реформ. Идеальные прожекты приобретают харак­тер принудительных по отношению к обществу мероприятий, ломают старую жизнь, ничего не давая взамен. Это порождает социальный протест и закладывает основы контрреформ, кото­рые снова отбрасывают страну назад.

И еще некоторые моменты, касающиеся реформирования России Петром и относящиеся к истории предпринимательства, хотелось бы отметить. Петра I многие воспринимали как за­падника. Но его западничество являлось относительным и не­сло в себе отпечаток реальных российских условий "прифрон­тового государства". Еще Н. Г. Чернышевский отмечал, что венценосному реформатору были нужны главным образом только военные учреждения Запада. Все остальное было взято мимоходом и произвело слабое, а иногда и отрицательное влияние на российскую жизнь. И это не случайно. Эконо­мическая жизнь, нравы, традиции - очень малоподвижный элемент, особенно в традиционных обществах. Политические же и связанные с ними военные сферы более подвижны и не­устойчивы. Именно их и можно было реально изменить в России, так как они более опосредованно касались жизни общества и были подвластны воле преобразователя. Громадная энергия Петра была направлена на то, что сейчас называют военно-промышленным комплексом. Для этой цели выписыва­лись образцы оружия и специалисты, суконные фабриканты и "шлесарные мастера", создавались полотняное, канатное, ко­жевенное производство, металлургия, швейные предприятия, чтобы не покупать "мундиру заморского". Импортированные акционерные общества - "компании" - становились частью государственной системы. В результате возникла своеобразная общественная организация, определившая российскую историю на многие века. Речь идет о модели империи добуржуазного типа, которая вынуждена существовать и соперничать с более развитыми модернизирующимися государствами. Отсюда такие ее черты: 1) выборочное заимствование главным образом в во­енных целях, технологии и организационного опыта у передо­вых стран в обмен на сырье и сырьевые продукты; 2) ужесточение эксплуатации собственного народа добуржуазными методами; 3) прогрессирующая централизация и бюро­кратизация управления, отчасти использующая европейские методы рационально-бюрократического манипулирования. Гер­цен как-то сказал о петровских преобразованиях, что Петр к азиатскому туловищу приделал европейские руки. Эта противо­речивость российской имперской модели была источником как ее силы, так и слабости. Силы - так как военное ведомство бы­ло предметом неусыпных забот и новаций, использовался весь западный опыт. Слабости - так как основа жизни оставалась азиатской. Более того, модернизации военных структур соот­ветствовала обратная тенденция - ужесточение архаичных форм жизни и эксплуатации людей. В таких условиях непомерного перенапряжения, серьезных противоречиях и перекосах система нуждалась в периодических обновлениях или перестройках. Петровские преобразования были лишь первыми на этом пути. Религия объективно закрепляла такой порядок: пассивность граждан, с одной стороны, и бессмысленный бунт доведенных до отчаяния людей - с другой.

После ухода бескорыстного деспота Петра к власти приходят люди, которым удобна созданная управленческая система. При всей кажущейся бессмысленности послепетровского периода (1725 - 1761 гг.), когда наследники и вельможи ослабляли друг друга и налаженную Петром бюрократическую машину, про­изошла метаморфоза российского общества. По мнению некото­рых историков, реформы только и начинаются со смертью ре­форматора. При внешнем отходе от преобразований Петра и как бы переходе к периоду контрреформ, черты созданной им систе­мы сохранялись и развивались. Получил все права и блага новый господствующий класс - дворяне, крестьяне закрепощались дальше, усиливалась роль гвардии, совершенствовались бюрокра­тическая машина и военное ведомство, вступал в конфликты с властью разбуженный к жизни народ. И самое трагичное было в том, что при всех жертвах и страданиях российского народа жизнь основной массы людей менялась очень мало, и в основ­ном в сторону ухудшения. Ключевский определил это состояние страны следующим образом: закон жизни отсталых государств среди опередивших их - нужда реформ назревает раньше, чем общество созревает для реформ. Необходимость ускоренного движения вдогонку ведет к перениманию чужого наскоро.