I. Понятие патристики. Краткий обзор патриотической традиции. 3 страница

60 АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ И ПАТРИСТИКА

of Alexandria's Ethics. R., 1961; Idem. Clement of Alexandria: A Study in Christian Platonism and Gnosticism. Oxf., 1971; Jaeger W. Early Christianity and Greek Paideia. Camb. (Mass.) 1961; JungkuntzR. P. Christian Approval of Epicureanism, - ChurchHist 31, 3, 1962, p. 279-293; Idem. Fathers, Heretics and Epicureans, - JEH 17, 1966, p. 3-10; Dehnhard H. Das Problem der Abhängigkeit des Basilius von Plotin. Quellenuntersuchungen zu seinen Schriften De Spiritu Sancto. В., 1964; Ivanka von E. Plato Christianus: Übernahme und Umgestaltung des Piatonismus durch die Väter. Einsiedeln, 1964 (1990); Dodds E. R. Pagan and Christian in an Age of Anxiety. Camb., 1965 (рус. пер.: Доддс Э. Р. Язычник и христианин в смутное время. СПб., 2003); Hadot P. Porphyre et Victorinus. P., 1968; Dörrie H. Was ist «spätantiker Piatonismus»? Überlegungen zur Grenzziehung zwischen Piatonismus und Christentum, - Theologische Rundschau 36, 1971, S. 285-302 (= Platonica minora. Münch., 1976, S. 508-523); Idem. Die andere Theologie, - Th&Ph 56, 1981, S. 1^-6; Bruns J. E. Philo Christianus: the Debris of a Legend, -HThR 66, 1973, l,p. 141-145; JolyR. Christianisme et philosophic Etudes sur Justin et les Apologistes grecs du deuxième siècle. Brux., 1973; Timothy H. B. The early Christian apologists and Greek philosophy. Assen, 1973; Meijering E. P. Wie platoni-sierten Christen? Zur Grenzziehung zwischen Piatonismus, kirchlichem Credo und patristi-scher Theologie, - FC/zr 28, 1, 1974, p. \5-2%;Idem. Orthodoxy and Platonism in Athanasius: Synthesis or Antithesis. Leiden, 1974; Maas W. Unveränderlichkeit Gottes. Zum Verhältnis von griechisch-philosophischer und christlicher Gotteslehre. Münch. u. a., 1974; Madec G. Saint Ambroise et la philosophie. P. 1974; Idem. Saint Augustin et la philosophie. P., 1996; Moreschini C. Il platonismo christiano di Gregorio Nazianzeno, - ASNP III, 4, 1974, p. 1347-1392; Clark E. A. Clement's use of Aristotle: the Aristotelian Contribution to Clement of Alexandria's refutation of Gnosticism. N. Y., 1977; Early Christian Literature and the Classical Intellectual Tradition. Ed. W. R. Schoedel, R. L. Wilken. P., 1979; Armstrong A. H. Plotinian and Christian Studies. L. 1979; Idem. Hellenic and Christian Studies. L., 1990; Osborn E. The Beginning of Christian Philosophy. Camb., 1981; Neoplatonism and Early Christian Thought. Essays in honour of A. H. Armstrong. Ed. by H. J. Blumenthal and R. A. Markus. L., 1981; Neoplatonism and Christian Thought. Ed. by D. J. O'Meara. N. Y., 1982; ChadwickH. Early Christian Thought and the Classical Tradition. Oxf., 1982; Pannenberg W. The Appropriation of the Philosophical Concept of God as a Dogmatic Problem of Early Christian Theology, -Basic Questions in Theology. Vol. 2. Philad., 1983, p. 119-183; Wyrwa D. Das christliche Piatonaneignung in den Stromateis des Clemens von Alexandrien. В.; Ν. Υ, 1983; Berchman R. From Philo to Origen: Middle Platonism in Transition. Chico, California. 1984; Whittaker J. Studies in Platonism and Patristic Thought. L., 1984; De Vogel С. J. Platonism and Christianity: A Mere Antagonism or a Profound Common Ground? - VChr 39, 1, 1985, p. 1-62; Rist J. M. Platonism and its Christian Heritage. L., 1985; Pépin J. De la philosophie ancienne à la théologie patristique. L., 1986; Frohnhofen H. Apatheia tou theou: über die Affektlosigkeit Gottes in der griechischen Antike und bei den griechischsprachigen Kirchenvätern bis zu Gregorios Thaumaturgos. N. Y, 1987; JaguA. La Morale d'Epictète et le christianisme, - ANRWII36. 3, 1989, p. 2164-2199; Runia D. T. Festugière Revisited: Aristotle in the Greek Patres, - VChr 43, 1989, p. 1-34; Colish M. L. The Stoic Tradition from Antiquity to the Early Middle Ages. Vol. 2. Stoicism in Christian Latin Thought through the Sixth Century. Leiden, 1990²; Ferguson J., HershbellJ. P. Epicureanism under Roman Empire, -ANRW II, 36, 4, 1990, p. 2257-2327; Pilhofer P. Presbuteron kreitton: Das Alterbeweis der jüdischen und christlichen Apologeten und seine Vorgeschichte. Tüb., 1990; From Augustine to Eriugena. Essays on Neoplatonism and Christianity in Honor of J. O'Meara. Ed. by F. X. Martin and J. A. Richmond. Wash., 1991; Dillon J. The Golden Chain. Studies in the Development of Platonism and Chrisitanity. Aldsh., 1991; Idem. The Great Tradition. Further Studies in the Development of Platonism and Early Christianity. Aldsh., 1997; Jones H. The Epicurean Tradition. L., 1992²; Pelikan J. Christianity and Classical Culture: The Metamorphosis of Natural Theology in the Christian Encounter with Hellenism. Yale UnPr., 1993; Peroli E. II Platonismo e l'antropologia filosofica di Gregorio di Nissa. Con particolare riferimento agli influssi di Platone, Plotino e Porfirio. Mil., 1993; Stead С G. Philosophy in Christian Antiquity. Camb., 1994; Idem. Doctrine and Philosophy in Early Christianity. Aldsh., 2000; Carabine D. The Unknown God. Negative Theology in the Platonic Tradition: Plato to Eriugena. Louvain, 1995; Ridings D. The Attic Moses: The Dependency Theme in Some Early Christian Writers. Göteb., 1995; Beierwaltes W. Agostino e il neoplatonismo cristiano. Mil., 1995; Idem. Piatonismus im Christentum. Fr./M., 1998;

АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ И ПАТРИСТИКА 61

Possekel U. Evidence of Greek Philosophical Concepts in the Writings of Ephrem the Syrian. Louvain, 2000; Gavriliuk P. The Suffering of the Impassible God: The Dialectics of Patristic Thought. Oxf., 2004.

III. Античные философы о христианстве. В рамках античной традиции какой-либо существенный интерес к христианскому мировоззрению практически не проявляется вплоть до 2-й пол. 2 в. н. э. (хотя имеются основания предполагать знакомство школьной философии уже с апостольской проповедью, ср. известное место из Деян. 17:17-34, в котором упоминаются «СТОИКИ И эпикурейцы» (τίνες 8ε και των ''Επικούρειων και Στοϊκών φιλοσόφων), слушавшие проповедь ап. Павла в афинской синагоге и задававшие ему вопросы.

Римские писатели 1-й пол. 2 в. видят в новой религии не более чем «суеверие» (superstitio, Suet. Nero, 16, 2; Plin. Jun. Ер. 10, 96, 8; Tac. Ann. 15, 44). Тацит (Ibid.) упрекает христиан в сектантской замкнутости, приписывая им «ненависть к человеческому роду» (ср. Целъс). Это обвинение усугублялось слухами о «фиестовых пирах» (Θυεστεια δείπνα) и «эдиповых связях» (Οιδιπόδειοι μίξεις) (ср. Ath. Leg. 3, 1; Eus. Hist. Eccl. V 1, 14), якобы имевших место на тайных собраниях христиан (наряду с поклонением ослу или богу с ослиной головой - напр., Tert. Apol. 16). В частности, обвинения сексуального плана фигурировали в не дошедшей до нас речи Марка Корнелия Фронтона, знаменитого ритора и учителя имп. Марка Аврелия (ср. Min. Fei. Oct. 9 и 31). Возможно, что на схожее представление о моральной развращенности христиан опирался и Апулей в «Метаморфозах» (9, 14), создавая образ порочной жены пекаря, являвшейся при этом последовательницей некоего монотеистического культа.

Не менее распространенным было обвинение христиан в атеизме (ср., напр., Ath. Leg. 3-30), исходившее в т. ч. и из философских кругов, как показывает пример киника Кресцента, чей конфликт с Юстином Мучеником в Риме (Just. 2 Apol. 3; Tatian. 19; Eus. Hist. Eccl. IV 16), возможно, способствовал мученической гибели последнего (ок. 165). С этой точки зрения христиан могли ставить в один ряд с эпикурейцами, как поступал маг и прорицатель Александр из Абонотиха (Luc. Alex. 25 и 38). Допускают также, что Апулей в «Апологии» (Apol. 56, 3-7), говоря о пренебрежении своего оппонента Эмилиана к традиционной религии, намекает на его христианство.

В то же время уже Лукиан, описывая христианскую общину, обманутую киником-шарлатаном Перегрином (Peregr. 11—13, 16), хотя и видит в христианах всего лишь доверчивых простаков, дает им более привлекательную моральную характеристику, свидетельствуя об их активной взаимопомощи и бесстрашии перед смертью. Также Гален в известном фрагменте из комментария на Платона, который цитирует арабский историк 14 в. Абульфеда (Hist. AnteisL, p. 109 Fleischer) и кроме него ряд арабских и сирийских авторов, обращает внимание на соответствие христианского аскетизма и стойкости перед лицом смерти традиционному идеалу философского поведения. Это обстоятельство могло породить сомнения в обоснованности слухов о христианской аморальности (ср. Just. 2 Apol. 12,1). С другой стороны, в стойкости христиан усматривали тот недостаток, что она не базируется на разумном суждении. Так, Эпиктет заявляет, что бесстрашие «галилеян» основывается исключительно на обычае или привычке (Diss. 4, 7, 6: ύπο εθους), а Марк Аврелий видит в их готовности к смерти «голую воинственность» (Marc Aur. XI, 3: φιλήν

62 АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ И ПАТРИСТИКА

παράταξιν - пер. А. К. Гаврилова; упоминание христиан в этом месте может быть позднейшей глоссой). Тот же Гален распространяет упрек в отсутствии рациональной обоснованности уже на все христианское учение, впрочем не особенно отчетливо различая христиан и иудеев, но обозначая их в совокупности как «последователей Моисея и Христа» (Puls. 2,4; 3, 3).

Начиная со 2-й пол. 2 в. в античной философской традиции появляется ряд специальных антихристианских сочинений, свидетельствующих о том, что христианство уже воспринимается как феномен, заслуживающий серьезной и подробной критики. Исходит эта критика прежде всего от представителей наиболее жизнеспособной на тот момент платонической традиции - Целъса, Порфирия и имп. Юлиана. Плотин, почти не реагировавший на протоортодоксальное учение (но ср. возможные намеки на него в Enn. Ill 6, 6. 72; VI 8, 7 11-15 и др.), написал целый трактат против христианских гностиков (ср. Porph. V. Plot. 16), посвященный критике гностического ми-роотрицания (Enn. II 9). Минуций Феликс в диалоге «Октавий» дает образец критики христианства с позиций популярного скептицизма (Oct. 5-13), вкладывая ее в уста некоего Цецилия. Стандартные антихристианские аргументы (нетрадиционность и антисоциальный характер христианства, невозможность радикальных изменений в миропорядке) соседствуют здесь с указанием на недоступность религиозных предметов для человеческого познания и полемикой против учения о провидении.

Лактанций (Div. inst. 5, 2) упоминает двух критиков христианства, выступавших при дворе имп. Диоклетиана в нач. 4 в. накануне масштабного гонения. Один из них, автор антихристианского трактата в 3-х кн., характеризуется Лактанцием как мнимый философ, сочетающий богатство и роскошь с показным аскетизмом, - высказывалась гипотеза, что речь идет о Порфирии (см. Beatrice 1993, Schott 2005). Другим был губернатор Вифинии Гиерокл (ср. Lact. De mort. pers. 16), написавший сочинение «Правдолюбивое слово», известное также благодаря опровержению Евсевия Кесарийского («Против Гиерокла»). По мнению Евсевия, единственный оригинальный аргумент Гиерокла заключался в сопоставлении чудес Иисуса Христа и Аполлония Тианского, на основе которого делался вывод, что эллины в отличие от христиан поступают более разумно, не усматривая в способности творить чудеса доказательство божественности Аполлония (Eus. С. Hier. 2; ср. Lact. Div. inst. 5,3). Не исключено также, что 18 аргументов Прокла в защиту вечности мира, цитируемые Иоанном Филопоном в трактате «О вечности мира против Прокла», были направлены против христианского креационизма.

Имели место и отдельные положительные реакции нате или иные аспекты христианства. В частности, самого Иисуса Христа могли рассматривать не только как мага и шарлатана (ср. Цельс), но и как великого мудреца и «божественного мужа». Если верить Элию Лампридию, в личном храме имп. Александра Севера были изображения Орфея, Аполлония Тианского, Христа и Авраама (SHA Alex. Sev. 29, 2). В «Письме Мары бар Серапиона» (сирийский текст, датируемый 1-3 вв.) Христос ставится в один ряд с Сократом и Пифагором. Даже Порфирии считал Христа благочестивым человеком, после смерти обретшим бессмертие и блаженство (Eus. Dem. Εν. 3, 7, 1-2; Aug. Civ. D. XIX 23). Bo 2 в. Нумений Апамейский, как следует из приписываемого ему знаменитого высказывания: «Кто такой Платон, как не Моисей, говорящий по-аттически?» (fr. 8 Des Places = Eus. Pr. Εν. ΧΙ 10, 14), - разде-

АНТИЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ И ПАТРИСТИКА 63

лял «теорию заимствования» иудейских и христианских апологетов. Ориген сообщает, что в 3-й книге трактата «О благе» Нумений аллегорически интерпретировал некую историю о Христе, правда не называя его по имени (fr. 10 Des Places = Orig. С. Cels. IV 51). Ок. 300 Александр Ликопольский рассматривает христианство как «простую философию», благотворно воздействующую на нравственность обычных людей, хотя и не сопоставимую с философским богопознанием (De plac. manich. 1).

Положительную реакцию платоников вызывало христианское учение о Логосе, и в частности начало евангелия от Иоанна. Амелий одобрительно цитировал этот текст, находя в нем аналогию с учением Гераклита (apud Eus. Рг. Εν. XI 19, 1-^t). Августин упоминает некоего платоника, заявлявшего, что первые слова этого евангелия надо написать золотыми буквами во всех храмах (Civ. D. X 29). Некоторые ученые полагают, что комментатор «Тимея» Калкидий был христианином. Во всяком случае, он цитирует как саму книгу Бытия, так и комментарий Оригена на нее (In Tim. 219; 276-278). Обсуждается также вопрос, не повлияла ли христианская теология на учение о демиурге неоплатоника Гиерокла (напр., Kobusch 1976 - за, Hadot 1979 -против; Theiler 1966 указывает параллели между Гиероклом и Оригеном, возводя их к Аммонию Саккасу).

Лит.: Sprengung M. Galen on the Christians, - АЛЬ 21, 1917, 1, p. 94-109; De Labriolle P. La réaction païenne. Etude sur la polémique antichrétienne du I au VI siècle. P., 1934 (1948²); Nestle W. Die Haupteinwände des Antiken Denkens gegen das Christentum, - Archiv für Religionswissenschaft 73, 1941-42, S. 51-100 (repr. in: Christentum und Antike Gesellschaft. Hrsg. von J. Martin, B. Quint. Darmst., 1990. S. 17-80); Walzer R. Galen on Jews and Christians. L., 1949; Betz H. D. Lukian von Samosata und das Christentum, - NovTest 3, 1959, p. 226-237; Idem. Lukian von Samosata und das Neue Testament. Religionsgeschichtliche und paränetische Parallelen. В., 1961; The Conflict between Paganism and Christianity in the Fourth Century. Ed. A. Momigliano. Oxf., 1963; Theiler W. Ammonios, der Lehrer des Origenes, - Forschungen zum Neuplatonismus. В., 1966, S. 1-45; Simon M. Apulée et le christianisme, - Mélanges d'histoire des religions offerts à H. Ch. Puech. P., 1974. p. 299-305; Dörrie H. Une exégèse néoplatonicienne du prologue de l'Evangile selon Jean (Amélius chez Eusèbe, Pr. Ev. XI, 19, 1-4), - Platonica minora. Münch., 1976, S. 491-507; Kobusch T. Studien zur Philosophie des Hierocles von Alexandria. Untersuchungen zum christlichen Neuplatonismus. Münch., 1976; Hadot I. Ist die Lehre des Hierocles vom Demiurgen christlich beeinflusst? - Kerygma und Logos (FS für Carl Andresen). Hrsg. von A. M. Ritter. Gott., 1979. S. 258-271; Smith M Jesus the Magician. Ν. Υ., 1978; Meredith A. Porphyry and Julian Against the Christians, - ANRW II, 23, 2, 1980, p. 1119—1149; Benko S. Pagan Criticism of Christianity During the First Two Centuries A. D., - Ibid, S. 1055-1118; Idem. Pagan Rome and the Early Christians. Bloomington, IN., 1984; Malherbe A. Justin and Crescens, - Christian Teaching: Studies in Honor of LeMoine. Ed. by G. Lewis and E. Ferguson. Abilene, 1981, p. 312-327; Wilken R. L. The Christians as the Romans saw them. N. Hav.; L., 1984 (2003²); Beatrice P. F. Antistes Philosophiae. Ein Christenfeindlicher Propagandist am Hofe Diokletians nach dem Zeugniss des Laktanz, - Augustinianum 33, 1993, S. 1-47; Schmidt V. Reaktionen auf das Christentum in den Metamorhosen des Apuleius, - VChr 51, 1997, p. 51-71; Hunink V. Apuleius, Pudentilla and Christianity, - VChr 54, 2000, p. 80-94; Schott J. M. Porphyry on Christians and Others: «Barbarian Wisdom», Identity Politics and Anti-Christian Polemics on the Eve of the Great Persecution, - JECS 13, 2005, 3, p. 277-314; см. тж. лит. к ст. Целъс, Порфирий, Юлиан.

А. В. СЕРЕГИН

АВГУСТИН АВРЕЛИЙ (Aurelius Augustinus) (13.11.354, Тагаста, совр. Сук-Арас, Алжир - 28.08.430, Гиппон, совр. Аннаба, Алжир), крупнейший представитель латинской патристики, сыгравший важную роль в истории европейской философии, в т. ч. и как транслятор античного философского наследия. Многоплановое в жанровом отношении наследие Α., одно из самых обширных в истории патристики (ок. 100 трактатов, ок. 300 писем и более 800 проповедей), сравнительно хорошо сохранилось и небезынтересно в доксографическом отношении. Некоторые важнейшие трактаты писались с перерывами многие годы, напр. «О христианской науке» (396-426), «О Троице» (399^419). «Пересмотры» в 2-х кн. (426/7) - критический обзор собственных сочинений - имеют особое значение для оценки интеллектуальной эволюции А.

Биография и творчество Августина в связи с его интеллектуальной эволюцией. В творчестве А. можно выделить 3 основных периода. Для 1-го периода (386-395) характерны сильное влияние античной (преим. неоплатонической) догматики, отвлеченная рассудочность и высокий статус рационального: философские «диалоги», цикл антиманихейских трактатов и др. 2-й период (395-410) отмечен преобладанием экзегетических трудов и религиозно-церковной проблематики: «О кн. Бытия», цикл толкований к посланиям ап. Павла, ряд моральных трактатов и «Исповедь», подводящая первые итоги духовного развития Α.; антиманихейские трактаты уступают место антидонатистским. В 3-й период (410-430) преобладают труды по эсхатологии и проблеме предопределения: цикл антипелагианских трактатов и во многом итоговое и ценное в доксографическом отношении сочинение «О Граде Божьем».

Важнейшие (хотя и весьма отрывочные) сведения о детстве и молодости, а также о первых этапах интеллектуальной эволюции А. содержатся в «Исповеди». Дополнительным источником служат другие сочинения А. и жизнеописание, составленное учеником А. Поссидием. А. родился в небогатой семье. Мать, Моника, была ревностной христианкой и впоследствии стала для А. образцом духовного совершенства. Отец, Патриций, член муниципального совета Тагасты, принял крещение незадолго до смерти (Conf. IX 9, 22). Закончив начальную школу в Тагасте, А. изучал риторику в Мадавре (365-366), а затем в Карфагене (с 370), где впоследствии преподавал риторику (374-383) (VI 7, 11; VII 7, 12). В 372 А. познакомился с диалогом Цицерона «Гортензий» (III 4, 7-8), почувствовал интерес к поискам мудрости и с тех пор воспринимал античные философские традиции сквозь призму сочинений Цицерона (в одних только ранних трактатах и диалогах А. свыше 30 упоминаний о Цицероне и свыше 50 реминисценций и под-

АВГУСТИН 65

ражаний). Приблизительно в то же время началось почти 10-летнее увлечение манихейством (IV 1, 1; 4, 7), которое, впрочем, не мешало знакомству с философией и свободными науками. В 374 А. прочитал «Категории» Аристотеля (IV 16, 28; вероятно, в латинском переводе Мария Викторина), и уже начал собирать материалы для соч. «О грамматике», «О риторике», «О диалектике», «О музыке» и «Об учителе»; по-видимому, в 381 он закончил свое первое соч. - «О прекрасном и соответственном» (утрачено). В начале 380-х годов А. близок к идейному разрыву с манихеями.

В 383 А. переехал в Рим, начал преподавать риторику и пережил кратковременное увлечение академическим скептицизмом (Conf. V 14, 25; De ut. cred. 8, 20). Осенью 384 A. получил должность придворного ритора в Медиолане, познакомился с еп. Амвросием и в 385 прослушал цикл его проповедей, в которых звучали заметные платонические мотивы. Возможно, именно эти проповеди привели А. к убеждению, что существует философия, превосходящая скептицизм (и тем более манихейство) и более согласная с христианством. В начале лета 386 в руки А. попадают «libri platonicorum», переведенные с греческого Марием Викторином (Conf. VII 9, 13 ел.; VIII 2, 3). На основании текстов А. невозможно определить, что именно он прочитал, - только трактаты Плотина, только трактаты Порфирия или несколько трактатов Плотина и Порфирия (согласно различным гипотезам). Однако несомненно, что в его сознании произошел еще один переворот: по словам Α., он нашел в этих книгах то же самое, что в Библии, только изложенное другими словами, и уяснил, что существует Истина, постигаемая умом через мир сотворенный (VII 9, 13-14; 10, 16). С этого времени «платонизм» (который А. воспринимал как контаминацию учений Платона и неоплатоников) прочно занимает первое место в иерархии философских предпочтений А. (ср. С. Acad. Ill 17, 37 ел.).

Осень 386 и начало зимы 387 А. провел в Кассициаке (возм., Кассаго ди Брианца) в обществе друзей и учеников. Здесь написаны первые из его сохранившихся сочинений: «Против академиков» (3 кн.; критика скептицизма в связи с обоснованием принципиальной возможности познания), «О блаженной жизни», «О порядке» (2 кн.), «Монологи» (2 кн.). По возвращении в Медиолан А. работал над соч. «О бессмертии души» (возможно, под влиянием соч. Порфирия). К 387, вероятно, относятся сочинения о «свободных науках»: наброски трактатов «О грамматике», «О риторике» и начало трактата «О музыке». В апреле 387 А. был крещен еп. Амвросием; с осени 387 по осень 388 жил в Риме, готовясь к возвращению в Африку. За этот год был написан трактат «О количестве души», в основном завершен трактат «О музыке» (6 кн.) и начат трактат «О свободном решении».

По возвращении в Тагасту (кон. 388) А. создал небольшую монашескую общину, где жил вместе с друзьями. В это время начат трактат «О 83-х различных вопросах» (закончен ок. 396), включающий отмеченный несомненным платоническим влиянием «вопрос 46: Об идеях», и написан диалог «Об учителе» (воображаемая беседа с сыном Адеодатом о богопознании). Относящийся к 389-391 трактат «Об истинной религии» в своей онтологической части, возможно, опирается на Порфирия. В начале 390-х работал также над 2—3 кн. трактата «О свободном решении» (закончен в Гиппоне, после 395), в котором выстроил основанную на теодицее рационалистическую этику долга, во многом напоминавшую стоическую. В эти и после-

66 АВГУСТИН

дующие годы написан цикл трактатов, содержащих критику манихейско-го дуализма («О кн. Бытия против манихеев», «О двух душах», «Против Фортуната», «Против Фауста», «О природе блага» и др.).

В 391 А. был рукоположен в священники г. Гиппон-Регий, а с 395 до конца жизни состоял местным епископом. В 396 он начал трактат «О христианской науке» (христианская герменевтика, риторика и этические вопросы). В нем А. пользуется тремя концептуальными парами терминов: modus inveniendi / modus proferendi (риторика), res / signum (лингвистика и герменевтика; возможно, под влиянием семантической теории стоиков), uti / frui (этика). К 397-401 относится «Исповедь» (13 кн.), затрагивающая целый ряд теоретических проблем (психологическая интроспекция, память, время и др.). Цикл трактатов против схизматиков-донатистов, начатый в конце 390-х, не связан с философской проблематикой, за исключением трактата «Против Крескония» (405) (грамматик Кресконий пытался перенести полемику в область диалектики). Принципиально важен для творчества А. трактат «О Троице» (15 кн.; ок. 399 - ок. 422): 1 часть (кн. I—VII) посвящена обоснованию тринитарной догмы, соотношению категорий essentia / substantia / persona и проблеме принципиальной применимости категорий для описания божественной сущности; 2 часть (кн. VIII-XV), отмеченная неоплатоническими мотивами, трактует о корреляции тринитарных структур на уровне божественного бытия и индивидуального человеческого сознания.

С начала 410-х А. уделяет много сил полемике с пелагианами и создает цикл трактатов («О вере и делах», «О природе и благодати», «О благодати и свободном решении», «Против Юлиана» и др.), в которых полностью порывает с этическим рационализмом и развивает концепцию абсолютного божественного предопределения, типологически подобного тотальному стоическому детерминизму. Параллельно в 412 А. начинает работу над итоговым и во многих отношениях самым значительным своим сочинением «О Граде Божьем» (22 кн.; закончено в 427). Основную тему (эсхатологическое соотношение «Града Божьего» и «Града земного») А. предваряет критикой языческой философии, включающей в себя историко-философский экскурс с обзором и оценками отдельных направлений (кн. VI-X).

Августин и античная философия. А. обладал достаточно широкими познаниями в области истории античной философии. Посредственно владея греческим, грекоязычных авторов он знал преимущественно по латинским переводам, пересказам и упоминаниям у других латинских авторов (Варрона, Цицерона, Сенеки и др.) и латиноязычным учебникам и компендиумам. Однако это не помешало ему выстроить собственную историко-философскую концепцию. Основной критерий развития философии и оценки значения отдельных школ - степень похожести или непохожести на платонизм (платоники «ближе всех к нам» - Civ. D. VIII 5, ср. VIII 12) в понимании теологии, или науки о божестве (VIII 1). Греческих натурфилософов А. делил на две группы - италийскую (Пифагор и его последователи) и ионийскую (Фалес, Анаксимандр, Анаксимен, Анаксагор, Диоген Аполлонийский и др.), - считал предварительной фазой развития философии на пути к учению о созерцании истинного блага, которое начинается с Сократа (VIII 3). Его последователи, Платон и платоники (под которыми А. фактически понимает неоплатоников), принципиально превосходят всю предшествующую и современную им философию благодаря учению о единой «идеальной»

АВГУСТИН 67

первооснове бытия, творения и истины (VIII 5). Это обстоятельство побуждает А. повторить высказанное задолго до него предположение, что данное учение, максимально близкое к христианству, было заимствовано греками у иудеев (VIII 11). Лучшим образцом теокосмогонических умозрений для А. является многократно им цитируемый «Тимей» Платона (известный ему, вероятно, в латинском переводе Калкидия). Плотина А. считает великим преемником Платона, возродившим и лучше всех понявшим его философию (С. Acad. Ill 18; Civ. D. IX 10). Основательнее всего А. знал, вероятно, сочинения Порфирия, которого называет «ученейшим философом», хоть он и был врагом христиан (Civ. D. XIX 22). В учении Порфирия А. в числе прочего отмечает 1) отказ от метемпсихоза (X 30), 2) утверждение, что подлинное просветление возможно лишь путем приобщения к божественному уму (X 28), и 3) в целом попытку скорректировать учение Платона в направлении, сближающем его с христианством. Однако и платоники все же не достигли уровня истинной христианской теологии, поскольку сохранили многобожие; в связи с этим А. обстоятельно критикует теургию Порфирия (X 1 ел.). К стоикам А. относится с меньшей симпатией. «Апатичный» стоический мудрец представляется ему нежизнеспособной и вредной абстракцией, совершенно чуждой христианскому идеалу «любви» (XIV 6; 8-9 и др.). Вместе с тем стоический детерминизм и провиденциализм, отвечавший умонастроению А. в поздний период творчества, находит его одобрение (V 8-9). А. полностью поддерживает стоиков в критике эпикурейского гедонизма (V 20, ср. С. Acad. Ill 18), но отвергает гносеологический сенсуализм, присущий обеим этим школам (VIII7), а также атомистику эпикурейцев (VIII5; XI 5). Безусловно неприемлемы для А. «бесстыдство» киников (XIV 20) и любой вид скептицизма (хотя он и отдал ему кратковременную дань).

Доксографическое значение А. уступает его познаниям. Из его сочинений (преимущественно из трактата «О Граде Божьем») заимствуются несколько фрагментов досократиков - Лина (DK2a All), Фалеса (11 А 17), Анаксагора (60 А 10), Диогена Аполлонийского (64 А 8), - десяток с небольшим фрагментов ранних стоиков, три текста, относящихся к Посидонию. Вместе с тем, А. - ценный источник для реконструкции содержания трактата Порфирия «Об исхождении души», а также обширного трактата Варрона «Божественные древности».

Учение Августина органично соединяет высокую теологию Востока с углубленным вниманием Запада к психологии и антропологии. Один из крупнейших представителей платонизирующей христианской мысли, А. со своим небывалым доселе интересом к человеческой личности и человеческой истории выступает родоначальником европейского «субъектоцен-трического» и исторического сознания. Далекий от строгого систематизма, он объединяет в идее христианского индивидуума четыре основные группы проблем: онтотеологию, психологическую антропогносеологию, моральную психологию и, наконец, их мистико-эсхатологическую проекцию — историческую теоантропологию «Града»; их внешним обрамлением служат экзегетика и герменевтика.