Сферы приложения государственной собственности

В широком смысле госсектор — это все сферы приложения госсобственности, т. е. области применения принадлежащих государству натуральных и денежных средств. Понимаемый в этом широком смысле госсектор подразделяется на ряд компонентов.

1. Государственные издержки надстройки. Они представляют собой ту сфе­ру госбюджетных расходов, которая возникла вместе с государством и будет су­ществовать до тех пор, пока оно есть. Относящиеся к ним затраты обеспечивают функционирование и развитие институтов всех ветвей государственной и местной власти. О них коротко была сказано в гл. 1. Мы не станем подробно анализиро­вать этот компонент госсектора, поскольку детали его устройства в большей мере являются предметом политологии, нежели политэкономии. Напомним лишь, что в

Экономикс результаты этого компонента называют общественными благами, ибо частный сектор их вообще не создает.

2. Государственные закупки ресурсов и продуктов. Они расширяют за счет госбюджета емкость рынка, в том числе для частного сектора, и регулируют его, одновременно обеспечивая государственное снабжение сферы создания общественных и квазиобщественных благ. Об этом компоненте госсектора речь уже шла в гл. 9.

3. Государственные трансферты. Они представлены:

во-первых, пенсиями и пособиями безработным, сиротам, неполным и много­детным семьям, инвалидам и другим категориям малоимущих и социально неза­щищенных (чтобы смягчить неравенство в доходах, порождаемое рынком);

во-вторых, дотациями и субсидиями фирмам, в том числе негосударственным (для поддержания их конкурентоспособности, в особенности, в отношениях с ино­странными поставщиками). Об этом компоненте госсектора также говорилось в гл. 9 и будет сказано в последующих главах.

4. Государственное производство квазиобщественных благ. Оно выражается
в создании государственных учреждений фундаментальной науки, образования,
культуры, классического искусства, здравоохранения, жилищно-коммунального
хозяйства, общественного транспорта, связи и др. для нормального обеспечения их
услугами значительной части населения и повышения его уровня жизни.

Как отмечалось, квазиобщественные блага обладают существенными выгода­ми перелива, т. е. большими положительными побочными эффектами. Но рынок производит их только для тех, кто способен уплатить рыночную цену. Поэтому для остальных (не имеющих достаточных доходов) они должны создаваться за счет государства, если оно заботится о материальном и духовном благосостоянии сво­их граждан и о конкурентоспособности национальной экономики, требующей квали­фицированной рабочей силы и соответственно государственных вложений в чело­веческий капитал. Конечно, в развитых странах, где платежеспособность значитель­ной части населения высока, госсобственность в этой сфере может сокращаться (хотя это сомнительно). Но для стран с огромной бедностью (если они стремятся вырваться из ее пут) становиться на этот путь недопустимо.

5. Государственное участие в отраслях с сильной рыночной властью моно­
полий и олигополии. Оно необходимо для того, чтобы ограничить или остановить
коммерческие формы господства на рынке, так как они более меркантильны и
эгоистичны, нежели государственные. Кроме того, крупные хозяйственные единицы,
если они коммерчески монополизированы, превращаются часто из флагманов НТП
в ареалы технологического застоя. Именно госсобственность на активы олигополис-
тических структур способна вывести их из инновационного упадка на базе госу­
дарственного финансирования нововведений, когда нет возможности создать на их
рынке конкурентную среду, в том числе посредством разукрупнения и расширения
импорта, не подавляющего национальных производителей. Такая среда и такое
разукрупнение отнюдь не всегда возможны технологически, что и предопределяет

i необходимость госсобственности, в особенности в производственной инфраструк-

туре: железнодорожный транспорт, связь общего пользования, энергетика и др.

6. Государственная собственность в финансовой сфере. Она зачастую требу­
ется не только в силу монополизации банковского и страхового дела, но также по
причине более интенсивных хищнических проявлений в этой сфере, где спекуля­
тивные тенденции сравнительно более распространены. Национализация крупных
банков и страховых компаний вносит в их деятельность больше надежности и
социальной ориентированности, хотя часто сопровождается снижением гибкости
их конъюнктурного поведения.

27*

7. Государственное землевладение. Оно целесообразно прежде всего потому, что природные ресурсы (в отличие от искусственных средств производства) в каждый данный момент количественно фиксированы, а следовательно, их предло­жение не зависит от спроса на них, значит, не может регулироваться рынком в смысле полного вовлечения в хозяйственный оборот для решения, допустим, такой острой проблемы, как продовольственная. Помимо этого, эффективный контроль за землепользованием способен повысить отдачу природных ресурсов и рациональ­ную природоохранную деятельность. Наконец, как признают К. Макконнелл и С. Брю, «если исходить из того, что земля является бесплатным даром природы и не требует никаких затрат на ее производство, то почему следует платить ренту тем, кто волей истории или по наследству оказался собственником земли? Социа­листы давно утверждают, что всякая земельная рента — незаработанный доход. Поэтому, заявляют они, землю следует национализировать — передать в собствен­ность государству — с тем, чтобы любые платежи за ее пользование могли бы быть использованы государством в целях улучшения благосостояния всего населе­ния, а не собственников земли, которые находятся в меньшинстве»'. Что касается купли-продажи этой основы национального богатства, то Л.Н. Толстой назвал такую процедуру самым большим свинством человечества.

Перечисленные сферы приложения госсобственности экономически целесооб­разны и социально прагматичны. При охвате их госсектором достигается извест­ная нейтрализация стихии и безудержной погони за наживой (характерных рын­ку), обеспечивается некоторое выравнивание доходов без дестимулирующей урав­ниловки, вводятся механизмы относительной общественной справедливости и за­щиты малоимущих, регулируются определенным образом циклические колебания капиталистической экономики. Выход госсектора за пределы этих сфер может ока­заться нерациональным. По крайней мере, его вторжение в отрасли с конкурент­ной средой (в область мелкого и среднего бизнеса) в виде национализации соот­ветствующих мощностей скорее всего вызовет такую централизацию, регламента­цию и бюрократизацию хозяйственной деятельности, которые подавят инициативу и предприимчивость. В таких отраслях должны доминировать единоличные вла­дения, кооперативы, партнерства и корпорации. Государство может и здесь быть участником хозяйственных обществ, что определяется конкретными обстоятель­ствами. Кстати, в крупных корпорациях централизация, регламентация и бюрокра­тизация не меньше, чем в государственных ведомствах; следовательно, их национа­лизация, в этом плане, не ухудшает экономическую активность.

Вообще, госсектор можно расчленить на два подсектора, каждый из которых объединяет ряд из вышеназванных компонентов госсобственности.

Во-первых, выделяется так называемая бюджетная сфера, в которой государ­ство опосредует перераспределение доходов, взимая обязательные платежи (нало­ги) и направляя эти поступления на финансирование различных программ в со­ответствии с целями политики.

Во-вторых, во всех странах, хотя и в разных масштабах, действует госсектор в узком смысле, т. е. совокупность предприятий, организаций и учреждений, принад­лежащих государству на правах собственности и производящих на условиях хоз­расчета или бюджетного финансирования определенные ресурсы и продукты.

Эти два государственных подсектора тесно переплетаются между собой. По­этому их вычленение достаточно условно. Тем не менее, при характеристике госу­дарственного вмешательства в экономику их важно различать.

¹ Макконнелл К.Р., Брю Л.С. Экономикс: Принципы, проблемы и политика. — Т. 2. — С. 171.

1.3. Изменения масштабов госсектора

Госсектор, как отмечалось, существует со времен возникновения государства. Но его масштабы изменялись. В широком историческом контексте наблюдается тенденция расширения госсектора.

Особенно наглядно эта тенденция просматривается в отношении бюджетной сферы. В XX в. она значительно возросла, в особенности со времен Великой депрессии 1929—1933 гг. (если говорить о развитых странах). Например, в США за 1929 — 1988 гг. государственные трансферты увеличивались с 3,7 млрд до 586 млрд дол., а госрасходы на закупку ресурсов и продукции — с 9,0 млрд до 964 млрд дол. Все это потребовало повышения налогообложения. К концу 80-х годов налоги состави­ли в США примерно 30% национального продукта, в Германии — 37, в Великобри­тании — 39, во Франции — 45, в Норвегии — 46, в Швеции — 51%.

Государственный сектор экономики, представленный предприятиями, функцио­нирующими на основе государственной собственности, имеет место во всех стра­нах. В развитых государствах, например, доля государственной собственности ко­леблется от 8 до 40%. В них государственный сектор возник, с одной стороны, в результате национализации путем выкупа государством у их бывших собственни­ков соответствующего имущества, а с другой — посредством создания определен­ных хозяйственных структур за счет средств госбюджета. В таких странах, как Великобритания, Франция, Италия, в государственный сектор до последнего вре­мени входили не только отдельные предприятия и банки, но и целые отрасли производственной инфраструктуры — добывающей промышленности, энергетики, транспорта и связи, национализированные после Второй мировой войны, а также значительная часть социальной инфраструктуры, в том числе предприятия комму­нального хозяйства, жилье, учреждения образования и здравоохранения.

Вместе с тем госсобственность в развитых странах выступала в государствен­но-бюрократической и государственно-олигархической формах, что дестимулиро-вало работников госсектора и детерминировало недостаточную эффективность хозяйственной деятельности в его рамках. Это вызывало все возрастающую крити­ку государственного сектора и обусловило развертывание процесса реприватиза-ции [от лат. privatus — частный, неофициальный], который получил особенно ши­рокий размах в 80-е годы.

Например, в Великобритании за 1979—1989 гг. выручка от продажи активов государственных предприятий составила 28 млрд фунтов стерлингов. Поскольку приватизация осуществлялась путем продажи акций, в том числе работникам при­ватизируемых предприятий, то за указанный период число акционеров в данной стране увеличилось с 7 до 25% взрослого населения и достигло 11 млн человек. Одновременно свыше 1,1 млн семей выкупили у государства жилье, в результате чего в 1989 г. уже 65% общего числа (или 20 млн семей) стали владельцами жилья непосредственно или по закладной.

В нашей стране, как и в других государствах бывшего «соцлагеря», государ­ственная собственность носила тотальный характер. Причем она выступала в ве­домственно-бюрократической форме, не подконтрольной народу, хотя ее и называ­ли общенародной. Соответственно этому предприятия, за которыми была закреп­лена государственная собственность, представляли собой не народные, а сугубо казенные хозяйственные звенья. Имущественно они были целиком отчуждены не только от народа, но и от тех работников, какие на них непосредственно трудились. Хозяйственная деятельность казенных предприятий полностью задавалась дирек­тивным планом:

движением выделяемых ресурсов через фондирование снабжения;

определением объемов и номенклатуры производимой продукции;

направлением сбыта продукции;

ценообразованием, устанавливаемым на основе волюнтаристских решений бюро­кратического аппарата;

образованием фондов экономического стимулирования (фонда развития про­изводства, фонда социально-культурных мероприятий и жилищного строитель­ства, фонда материального поощрения) и фонда заработной платы.

Все эти фонды не могли реализовать экономические интересы трудового кол­лектива и отдельных работников, ибо их формирование хотя и зависело от выпол­нения плановых показателей, но осуществлялось от достигнутого, ориентируя на экстенсивный рост (на вал), не говоря уже об уравнительном распределении внут­ри предприятий, которое обставлялось множеством директивных ограничений (по­толков) в индивидуальной заработной плате. Ясно, что такие хозяйственные звенья могли функционировать только под силовым административным давлением и только в затратном режиме. Не случайно, когда иссяк энтузиазм и рухнула система страха, основанная на государственном терроре, экономика сразу же вошла в поло­су так называемого застоя, точнее — всеобщего кризиса.

Пытаясь вывести народное хозяйство из стагнации и проведя предварительно так называемые крупномасштабные эксперименты, с 1988 г. в нашей стране начали переводить предприятия на условия самофинансирования, т. е. на такой режим, при котором они должны были (хотя и не без вмешательства министерств) отвечать не только за окупаемость текущих затрат, но и за окупаемость своих капитальных вложений. Для этого несколько расширили их свободу в вопросах образования фондов развития производства и фондов оплаты труда, не меняя при этом отноше­ния владения, что привело к массовой перекачке (несмотря на сопротивление ведом­ственных структур) хозяйственного дохода предприятий в их фонды оплаты труда, в результате чего стал стремительно возрастать разрыв между динамикой денеж­ных доходов населения и динамикой товарной массы на рынке. Вследствие этого произошел всплеск открытой и особенно подавленной инфляции, обусловленный главным образом тем, что наемные работники, не будучи владельцами предприятий, стремились только к увеличению своих текущих доходов, не заботясь о развитии производства. Ведомственно-бюрократический аппарат как распорядитель государ­ственного имущества не мог и даже не очень стремился ослабить эту тенденцию.

Главная причина этого состояла в том, что расширение хозяйственной самостоя­тельности трудовых коллективов и, в особенности, администрации госпредприя­тий не только не сопровождалось необходимым усилением их ответственности за результаты деятельности (как это характерно, например, для Китая), напротив, усиливалось параллельным подрывом контроля, в частности ликвидацией инсти­тута народного контроля. Поэтому казенная собственность превратилась не в госу­дарственно-демократическую, а в государственно-олигархическую, где место все­властной олигархии захватила партийная, государственная и хозяйственная но­менклатура, быстро усвоившая приемы демагогии по поводу «рыночной дороги к храму». Именно она навязала идею о том, что в условиях экономической свободы предприятий способен направить их доходы на накопление (расширение, реконструк­цию и техническое перевооружение производства) лишь негосударственный вла­делец, ибо только он имущественно заинтересован в поддержании и усилении конкурентоспособности своей хозяйственной деятельности. Осознание этого при­вело к выводу о неизбежности разгосударствления и приватизации в качестве обязательного компонента действительно радикальной экономической реформы.

Такая, с позволения сказать, реформа свершилась, разрушив не столько казен­ные устои хозяйственной жизни, сколько экономику и социальные достижения СССР и само союзное государство. Поэтому правомерно определение этого явле­ния как процесса «великой криминальной революции». В самом деле, если еще в конце 80-х годов в СССР в госсобственности находилось около 90% средств про­изводства, а остальные 10% — в колхозно-кооперативной (в личном подсобном хозяйстве граждан были лишь мелкие орудия труда), то уже в 1998 г. почти 80% предприятий промышленности и строительства СНГ оказалось в негосударствен­ном секторе. Такой черный передел госимущества произошел впервые в истории. Попробуем подробнее рассмотреть данный процесс на примере Украины.