Глава 11. Земский собор 1598 г. оправдать как чрезмерное расшире­ние духовного собора, так и отсутст­вие на нем некоторых видных иерар­хов — архиепископа Гермогена и его главных

оправдать как чрезмерное расшире­ние духовного собора, так и отсутст­вие на нем некоторых видных иерар­хов — архиепископа Гермогена и его главных архимандритов — казанского и свияжского. В официальной иерар­хии Гермоген считался третьим ли­цом после патриарха, а его архиманд­риты числились в списке десяти главных настоятелей России. Чтобы объяснить их отсутствие в майском списке, редакторы пояснили, что ка­занские церковники в то время были заняты «великими церковными по­требами и земскими делами» и по­этому не смогли явиться в столицу для царского избрания⁸⁷. Оправда­ния патриаршей канцелярии никого не могли убедить. Более того, они с полной очевидностью доказывали, что патриарх в течение длительного времени не допускал Гермогена и его людей в столицу. Недостаточно авто­ритетный Иов, полностью подчинив­ший церковь видам правителя, опа­сался, что Гермоген, человек непре­клонный и влиятельный, возглавит оппозицию против Годунова.

В обычных условиях власти ни­когда не собирали Священный собор и думу в полном составе, а довольст­вовались созывом особо доверенных лиц и тех, кто оказывался под рукой в столице. Точно так же не все участ­ники соборов собственноручно скреп­ляли соборные постановления. Одна­ко царское избрание было делом экстраординарным, и поэтому власти собрали под списком из 115 лиц 126 подписей. Списочный состав «вселенского» собора заметно расхо­дился с подписями. Заверка утверж­денной грамоты растянулась на мно­го месяцев. Только этим можно объ­яснить, что документ подписали два

игумена псковского Святогорского монастыря (старый игумен Исайя, названный в списке, и его преемник игумен Игнатий), а также два игу­мена новгородского Вяжецкого мона­стыря (игумен Закхея и «новой игу­мен Закхей»). Разумеется, смена властей в далеких монастырях не могла произойти мгновенно.

Провинциальные церковники за­веряли утвержденную грамоту по мере приезда в Москву. Со столич­ным духовенством дело обстояло ина­че. Казалось бы, нет ничего проще, как собрать подписи старцев, нахо­дившихся под рукой, даже в самом Кремле. На деле подписи и в этом случае расходились со списочным составом. Вряд ли эти расхождения были случайными, как может пока­заться на первый взгляд. Притч Ус­пенского собора, верный патриарху Иову, участвовал в многократных це­ремониях наречения Бориса на цар­ство. Не удивительно, что пятеро главных священников собора попали в списки и приложили руку к грамо­те. Зато семейный храм царя Федо­ра, Благовещенье, был представлен в списке только двумя иерархами, причем ни один из них не поставил своей подписи под грамотой. Благо­вещенский протопоп обычно исполнял роль царского духовника. Отсутствие его подписи трудно объяснить. Из десяти столичных протопопов четверо не подписали майскую грамоту. В ряде случаев руки приложили не те лица, которые были поименованы в перечне.

На основании приписки к тексту утвержденной грамоты можно заклю­чить, что в июле патриаршая канце­лярия вернулась к проекту подписа­ния документа светскими чинами.