Глава 11. Земский собор 1598 г. диционном помещении Боярской думы во дворце, имели полномочия для ру­ководства избирательным собором

диционном помещении Боярской думы во дворце, имели полномочия для ру­ководства избирательным собором. Но их не поддержали добрая половина «младших» бояр и руководство церк­ви. По донесениям литовской развед­ки, на стороне Годуновых выступи­ли также стрелецкие командиры и «чернь» ⁶⁰. Стрелецкие войска несли охрану Кремля, и их поддержка име­ла весьма существенное значение для годуновского собора. Раскол в верхах создал новую ситуацию в столице. Противоборствующие партии были вынуждены искать поддержку у той самой «черни», которая в обычной ситуации не могла участвовать в цар­ском избрании.

Для думы едва ли не основная трудность состояла в том, что «вели­кие» бояре, решительно отказавшиеся признать права Бориса на трон, ни­как не могли преодолеть собственные разногласия. Братья Романовы, хотя и унаследовали от отца популярность имени, не смогли сплотить оппози­цию. Проект учреждения в стране боярского правления свидетельство­вал о том, что ни Романовы, ни Мсти­славский не собрали в думе большин­ства голосов. Отклонение популяр­ных кандидатов и разногласия обрек­ли думу на бессилие.

Боярскому руководству не уда­лось заручиться поддержкой столич­ного населения. Годуновский собор действовал более успешно. 20 февра­ля его руководители организовали шествие к Борису и Александре в Новодевичий монастырь. Годунов благосклонно выслушал речи собор­ных чинов, но на предложение занять трон ответил отказом. Со слезами на глазах правитель клялся, что никогда не мыслил посягнуть на «превысочай-

ший царский чин». Мотивы отказа Бориса от короны можно понять. Он хотел покончить с клеветой насчет цареубийства. Чтобы вернее достичь этой цели, Борис распустил слух о своем скором пострижении в монахи. Под влиянием умелой агитации на­строение столицы стало меняться.

Патриарх и члены собора поста­рались использовать наметившийся успех. Они с удвоенной энергией взя­лись за подготовку новой манифеста­ции. Церковь пустила в ход весь свой авторитет. По распоряжению патри­арха столичные церкви открыли двери перед прихожанами с вечера 20 фев­раля до утра следующего дня. Ноч­ное богослужение привлекло множе­ство народа. Наутро духовенство вынесло из храмов самые почитаемые иконы и со всей «святостью» двину­лось крестным ходом в Новодеви­чий ⁶¹. Расчет оказался правильным. Приверженцам Бориса удалось ув­лечь за собой внушительную толпу.

После смерти Бориса недоброже­латели, пытаясь очернить его избира­тельную кампанию, утверждали, буд­то годуновская администрация на­сильно согнала народ на Новодевичье поле и специально назначенные при­ставы следили за тем, чтобы он с великим усердием вопил и «слезы то­чил», а уклонявшихся били по шее. Все эти меры, по словам летописца, были призваны поколебать правед­ную старицу Александру, отказав­шую брату в благословении⁶². Пос­леднее замечание обнаруживает и малую осведомленность, и полное пренебрежение к истине автора пам­флета на Бориса.

Очевидец событий дьяк Иван Ти­мофеев, отнюдь не принадлежавший к числу его почитателей, ни словом

Глава 11. Земский собор 1598 г.

не упомянул о штрафах и приста­вах ⁶³. Зато он видел, как Борис, вый­дя на паперть, обернул шею тканым платком и подал знак, что скорее уда­вится, чем согласится принять коро­ну. Этот жест, замечает дьяк, произ­вел большое впечатление на толпу. Тимофеев запомнил на всю жизнь оглушительные крики народа, при­ветствовавшего правителя. Дьяк от­метил, что более всех старались «се­редине люди и меньшие», кричавшие «нелепо с воплем многим... не в чин»⁶⁴. Борис смог наконец пожать плоды многодневных усилий. Общий клич создавал видимость всенародного из­брания. Поначалу казавшийся непре­клонным, правитель расчетливо выж­дал минуту и великодушно объявил толпе о своем согласии принять коро­ну. Не теряя времени, патриарх повел правителя в ближайший монастыр­ский собор и нарек его на царство.

Самое раннее по времени описание наречения Бориса на царство содер­жится в патриаршей грамоте от 15 марта и наказе Посольского приказа от 16—17 марта 1598 г. Авторы этих документов стремились обосновать тезис о преемственности передачи власти. Согласно посольскому наказу, старица Ирина благословила брата «по приказу» царя Федора. В патри­аршей грамоте этот недостоверный штрих отсутствует. По свидетельству Иова, царица от своего имени повеле­ла брату «быти на своих государст­вах». Обе версии акцентировали вни­мание на соборном характере избра­ния. Иов подчеркивал, что в «моле­нии» царицы участвовали священный собор, «боляре», «христолюбивое во­инство» и «всенародное множество». Посольские дьяки утверждали, что Борис принял корону по прошению

патриарха и всего священного вселен­ского собора и «за многими прозбами бояр, и окольничих, и князей, и вое­вод, и дворян, и приказных людей, всяких служилых людей всех городов Московского государства и всего на­рода христианского множества лю­дей» ⁶⁵.

Поздние летописцы сохранили предание о том, что во время шествия в Новодевичий монастырь перегово­ры с Борисом вели соборные чины. Церковники первыми высказали мне­ние в пользу избрания Бориса и при­грозили, что затворят церкви и поло­жат свои посохи, если их ходатайство будет отклонено. Их поддержали боя­ре, заявившие: «А мы именоватися бояры не станем», т. е. не будем уп­равлять государством, если Борис не примет корону. Последними высказа­лись дворяне. Они заявили, что в случае отказа Бориса от короны они перестанут служить и биться с непри­ятелями «и в земле будет кровопро­литие». Летописные известия позво­лили В. И. Буганову и В. И. Корец-кому высказать предположение, что избирательный Земский собор про­должал свою деятельность во время манифестации на Новодевичьем по­ле ⁶⁶. Если это предположение спра­ведливо, то тогда следует признать, что избирательный годуновский собор приобрел характер подлинно Земско­го собора, широко представлявшего различные слои столичного населе­ния, или «земщины».

Манифестация 21 февраля сыгра­ла важную роль в ходе избиратель­ной борьбы. Вероятность введения в стране боярского правления умень­шилась, тогда как позиции привер­женцев Годунова окрепли. Чтобы сломить сопротивление знати, прави-

Глава 11. Земский собор 1598 г.

тель должен был искать непосредст­венной поддержки у столичного по­садского населения. Однако одолеть бояр было не так-то легко.

26 февраля правитель покинул свое убежище и отправился в Моск­ву. Столица была готова к торжест­венному приему. Народ встречал Бо­риса на поле за стенами города. Те, кто был победнее, несли хлеб и соль. Бояре и купцы явились с золочеными кубками, соболями и другими дороги­ми подарками, подобающими «царско­му величеству». Правитель отказался принять дары, кроме хлеба с солью, и милостиво позвал всех к царскому столу. В Кремле патриарх проводил Годунова в Успенский собор и там благословил его «на царство». По за­мыслу сторонников Бориса служба в соборе должна была окончательно утвердить его на троне. Присутство­вавшие «здравствовали» правителя на «скифетроцарствия превзятии». Однако к концу дня стало ясно, что торжественная церемония не достиг­ла цели. Годунов долго совещался с патриархом с глазу на глаз, после чего объявил о намерении предаться посту и вернулся из Кремля в Ново­девичий. Согласно версии майской грамоты, Борис покинул Кремль под предлогом, что его сестра «бысть в велицей болезни» ⁶⁷.

Поздний редактор вычеркнул ссыл­ку на болезнь и внес в текст исправ­ление, из которого следовало, что Го­дунов ездил к сестре до беседы с пат­риархом и, таким образом, его отъезд в Новодевичий был заранее согласо­ван с инокиней-царицей. После воз­вращения в Кремль ничто, казалось бы, не мешало Борису немедленно въехать в царский дворец. Редактор 1599 г. именно так и попытался изо-

бразить дело. Он внес в текст ут­вержденной грамоты указание на то, что в свой февральский приезд Борис «иде в свои царские палаты». В более достоверном отчете майской редакции грамоты ничего подобного не было ⁶⁸. Вместо переселения в Кремлевский дворец правитель вторично удалился в Новодевичий. Постигшая его не­удача может иметь лишь одно объяс­нение: очевидно, новый царь не мог утвердиться на троне без присяги в Боярской думе. После «наречения» в Успенском соборе Годунов ждал верноподданнического ходатайства со стороны официального руководства думы, но его, судя по всему, не после­довало.

В начале марта 1598 г. патриарх вновь созвал соборные чины на своем подворье. Майская утвержденная гра­мота сообщала, что на мартовском совещании Иов обратился с речью «к боляром, и дворяном, и приказным людем», а затем «ко всему сигкли­ту — боляром, и окольничим, и кня­зем, и воеводам, и дворяном, и вы­борным, и лучшим детем боярским». Позднего редактора этот рассказ не удовлетворил. Он попытался предста­вить дело так, будто мартовское со­вещание, как и февральское, имело более широкий круг представитель­ства. С этой целью он дополнил текст майской грамоты указанием на то, что патриарх держал речь «ко всем бояром, и дворяном, и приказным и служилым людем, и гостем»⁶⁹. Так одним росчерком пера редактор 1599 г. сделал московских гостей — представителей третьего сословия — участниками мартовского собора.

Опираясь на постановление мар­товского собора, патриарх 15 марта направил провинциальным епископам